Запах

Этот странный аромат повсюду. Запах, который я не забуду никогда. Истекая кровью, и еле сдерживаясь, чтобы не потерять сознание, поднимаю пистолет и нажимаю на спусковой крючок. Курок с зажатым в нем куском кремня медленно движется вперед, огнивная пластинка высекает искру, порох на полке весело вспыхивает, но… выстрела не происходит. Чёрт! Тень, скорее даже огромное пятно угольно-чёрной тьмы, стремительно неслась на меня и от осознания того, что это последнее мгновение жизни, мурашки пробежали по спине.  

– Ваше Благородие, Ваше Благородие мы приехали!  

С трудом избавляясь от липких тенёт кошмара, я потянулся и зевнул. Кожаный салон, запах пота, пыли и грязи. Наверняка, но я его не чувствую. После сильного удара по голове обоняние оставило меня. А ведь я всегда так им гордился. Помню в детстве, бился об заклад с товарищами, что определю без ошибки в каком доме нашей улицы, что готовят на ужин. И ведь всегда выигрывал.  

Выглянув из экипажа, по привычке, прикрыл рукой глаза от яркого света. Кто бы мог подумать ещё три года назад, что улицы Новгорода будут освещаться так ярко, а фонарщики с неистовым рвением следить за каждой газовой свечой под стеклянным колпаком. Прогресс!  

Карета остановилась на мосту, и прохладный ветерок заставил меня застегнуть мундир на все пуговицы. Рука слушалась меня уже заметно лучше, а ведь коновалы хотели её отрезать. Вот так и доверяй современной медицине. Был бы сейчас на службе не следователь Тайной канцелярии Тяпкин, а следователь Культяпкин.  

– А, поручик, милости просим в нашу тёплую компанию, – укутавшись в плащ, старший инспектор Хлебников замер напротив меня. – Мы тут вас уже полночи дожидаемся.  

Надвинув треуголку на глаза, я быстрым шагом направился в сторону столпившихся за мостом людей. Слабый аромат гари, перегара, застоявшейся воды и капель от сердца. Однозначно, но не для меня.  

– Не моя вина, Всеволод Витальевич. Приехал к вам сразу, как только сообщили. Было дело в области, мерзкое. Ефрейтор еле-еле меня разыскал. Что тут у вас?  

Приноровившись к моему быстрому шагу, старший инспектор доложил:  

– Труп девушки. Вытащили из воды. Восемнадцать – двадцать лет. Судя по платью из мещан. Пока не опознали. Следов разложения ещё не имеется. Скорее всего, убита вчера ранним утром, либо ночью. Вода-то холодная.  

Перепрыгнув через лужу на мостовой, я повернулся к Хлебникову и поймав его взгляд спросил:  

– Причину смерти, почему не указали?  

Сдвинув брови, старый сыщик, посмотрев на меня своим фирменным пристальным «говори немедленно, иначе пеняй на себя» и сказал:  

– Именно из-за этого Кирилл Карлович вас и вызвали. Вот это было вплетено в косички на висках жертвы.  

Всеволод Витальевич раскрыл ладонь, на которой лежали две ярко-жёлтые ленты. Честное слово, лучше бы он в меня кинжал всадил.  

Я вздрогнул. Не смог сдержаться. В правом виске кольнуло, волна тошноты поднялась к горлу, захотелось срочно присесть. Тряпка! Соберись немедленно! Справившись с накатившей слабостью, я кашлянул в кулак и почти спокойно произнёс:  

– Язычник вернулся.  

– Хм, думал вы отреагируете куда более эмоционально, – сдвинув седые брови, произнёс сыщик. – Я не знаю. Ленты выплел специально, чтобы понятые и господа корреспонденты панику не подняли. Мало ли чего. Он же вроде как пойман. И казнён.  

– А я говорил.  

– А я помню, – очень тихо произнёс старший инспектор. – Вы были правы Кирилл Карлович. А мы нет.  

– Эксперт прибыл?  

– Димитракиса разбудили, едет.  

Уже окончательно придя в себя, я сунул руки в карманы и кивнул Хлебникову, давая понять, что вопросов больше нет.  

– Хорошо. Оставьте меня и уберите зевак, осмотрю тело.  

– Конечно. Как пожелаете, господин поручик, – сказал сыщик, направляясь к галдевшим горожанам. – Так попрошу тишины, пожалуйста! Работает Тайная канцелярия!  

Ощутив спиной внезапно сгустившееся позади абсолютное безмолвие, я спустился по серым гранитным ступеням к воде.  

Бедная и за что только тебе это? Некоторое время, я просто молча стоял возле трупа девушки с распущенными волосами. Она была молода и красива. Впрочем, Язычник всегда выбирал именно таких. Я тщательно осмотрел тело, а затем в голове привычно закрутились шестеренки, помогавшие мне собрать все части мозаики в единое целое. В такие минуты я напоминал соляной столб. Взгляд затуманен, ничего вокруг не слышу, не вижу. Это было полезно для дела и к подобным выкрутасам сознания, я уже привык. Начальство тоже. Главное чтобы преступники были пойманы. Один умный человек, встретившийся мне на войне, называл это состояние «пятиминуткой ясности» и утверждал, что это дар. Я не против.  

Так, тело чисто вымыто, побрито. Ногти на руках и ногах подстрижены. Может, конечно, девчонка была аккуратистка, но судя по прошлым случаям, Язычник, всегда сам их стриг. Видимых телесных повреждений не имеется. Жертва сопротивление не оказывала. За ухом еле заметный след от укола. Дежавю. Если бы не предыдущие жертвы может и не нашли бы способ убийства. Так, что ещё? Ленты всегда вплетались именно на висках. Цвет тоже жёлтый, оттенок шафрановый. Глаза без признаков кровоизлияния. Во рту всё на месте. Уши проколоты, но серёжек нет. Возможно, стали трофеем маньяка. Это в его стиле. Что с профиль жертвы? Девушка полностью соответствует его вкусам метр шестьдесят, среднее телосложение, грудь маленькая, шатенка, ближе к русому, волосы длинные. Кожа чистая, ухоженная. Не бродяжка. Я просто был уверен, что это жертва Язычника, и он вернулся.  

– Кирилл Карлович, Димитрикис приехал, – осторожно коснулся меня рукой за локоть Хлебников. Мои чудачества он знал. Работали не в первый раз.  

– Да, да, конечно, пусть осматривает тело. Я своё любопытство удовлетворил.  

К нам, от замерших в оцеплении стражников, направился долговязый пожилой человек в старомодном цилиндре, тёмно-синем плаще и с неизменным саквояжем в руке. Он слегка прихрамывал, опираясь на изящную трость.  

– Здравствуйте Зинон Ефремович, как ваши дела? – поприветствовал я заслуженного эксперта, приложив палец к треуголке.  

– Дела молодой человек плохо. Пожилые люди ночью должны спать, а не болтаться по холодной улице рассматривая тела мёртвых девушек.  

– Тут не поспоришь.  

Ещё немного поворчав, грек спустился по ступеням к телу. А старший инспектор, в это время, подвёл ко мне жилистого, скуластого мужичка в потёртом кителе и дырявой треуголке.  

– Это лодочник, который нашёл тело. Думал тебе захочется с ним поговорить.  

Мужичок, увидев мои серебряные погончики, вытянулся по струнке. Сразу видно, бывший военный.  

– Как зовут?  

– Ромашёв я, господин поручик. Макар Ромашёв. Лодочник. Артель наша на Майской находится дом 3.  

– Воевал?  

– Так точно Ваше Благородие. В 1759 мой Третий Гренадерский Стамбул брал, то есть теперь то Константинополь. Награды имею. Уволен по ранению. Картечью малость зацепило.  

Орёл! В глазах огонь вспыхнул, как только заговорили про военную службу.  

– Я тоже Стамбул брал, Семёновский полк. Ваши ребята нам очень тогда помогли. Буквально жизнь спасли. Семнадцатого, когда нас янычары на Дворцовой площади зажали.  

– А тож, как без ентого. Рады стараться.  

Ну что ж, доверие установлено. Солдат солдата не обманет. Или всё-таки…  

– Расскажи, как тело нашёл?  

– Чудно. Без пятнадцати десять, когда совсем стемнело, отогнал лодки на пристань. Проплывал здесь, тела не было. Вот те крест. Пока там побалакал с ребятами, пока лодку просмолил… в общем назад поплыл примерно во втором часу ночи.  

– И что?  

– Тело девчонки уже плавало в воде. Я её достал, думал она живая. Глаза такие ясные были. Однако мертвяков насмотрелся, понял, что ошибся. Увидел ленты у неё в волосах и посчитал, что нужно доложить.  

Говорит спокойно. Подробно, но без лишних деталей. Поза расслаблена, лишних телодвижений нет. Глазками туда-сюда не водит. Не врёт.  

– Всё? Больше нечего добавить? – спросил я, склонившись над гренадёром. – На берегу никого не видел? Может карета или люди?  

– Никак нет. Да и пару часов девчонка точно в воде пролежала. Да, там ещё какая-то тряпка была, – спохватился ветеран. – Когда я тело вытаскивал, она в воду упала.  

– Тряпка? Что за тряпка? – насторожился Хлебников словно сторожевой пёс.  

– Да не знаю. Обыкновенная. Вроде чистая. На платок похожа.  

– Поищем! – бросил старший инспектор и направился к солдатам ночной стражи, на ходу раздавая команды.  

– Неужели он вернулся? – неожиданно спросил лодочник с беспокойством в голосе. – В позапрошлом годе дюжину душ жизни лишил.  

– Сказать мне братец тебе нечего, – скрипнув зубами сквозь плотно сжатые губы процедил я. – Будем работать.  

– А в газетах писали, его повесили.  

– Писали. В газетах врать не будут.  

Ромашев расплылся в ехидной всепонимающей улыбке.  

– Болтать не будешь?  

– Никак нет Ваше Благородие, я с понятием. Если, что, знаете с кого спросить. С лентами-то девчонку никто не видел. Инспектор быстро сообразил, как лучше всё устроить.  

– Молодец. Держи!  

Ловко поймав брошенный мной серебреный рублёвик, ветеран, отдал мне честь и скрылся среди людей.  

Обдумывая слова лодочника, я сжимал и разжимал кисть больной руки, когда ко мне снова подошёл Хлебников.  

– А может подражатель? – шмыгнув носом, спросил он.  

– Вряд ли.  

– Ты же его Кирилл Карлович тогда почти взял.  

– Почти не считается Всеволод Витальевич. Он оказался сильнее. Чуть не убил меня, сам знаешь. Рука вон до сих пор плохо слушается и обоняние пропало.  

– Я в больничке тебя видел. В гроб краше кладут, – легонько похлопал меня рукой по плечу собеседник. – Голова замотана, рука тоже.  

Та схватка в темноте заброшенного склада снится мне каждую ночь. Будь она проклята. Почувствовав, как во мне поднимается волна раздражения, я попытался поскорее закончить неприятный разговор.  

– Чем он мне руку рассёк так и не понял. Как живой остался тоже. Очнулся в больнице. О пожаре вообще ничего не знаю.  

Наблюдая за манипуляциями эксперта, раскрывшего свой бездонный саквояж, старший инспектор спросил:  

– Почему ты был уверен, что убийца не Зиновьев? Он же бандит со стажем.  

– Вот именно, что бандит. Уголовник. Очень практичный и хитрый. А здесь, что? В чём умысел и выгода? Это страсть? Больная психика. Ты же Балагана задерживал и не раз. Разве он сумасшедший?  

– Нормальный человек не станет другому глаза выкалывать, – поднял палец вверх сыщик. – Но, в общем, ты прав. Не маньяк он, это точно. Но верёвку заслужил.  

– И я о том же.  

Что мелькнуло в предрассветной мгле на воде. Совсем рядом с берегом.  

– Тряпку нашли?  

– Пока нет. Вон мои «гондольеры» плавают.  

Я бросился к набережной, уже чётко видя плывущее по воде нечто. Схватившись рукой за швартовочное кольцо в стене, резко наклонился к воде и… вытащил из реки мокрый платок.  

– Достал! – показал я находку старшему инспектору, и неловко поставив ногу на мокрый камень поскользнулся. Ох! Больная рука упёрлась в стену, но ладонь не вовремя свело судорогой, она соскользнула, и я рухнул на гранитные ступени, ударившись при падении головой. * * *  

– Очнулся. Ну что ж вы так Кирилл Карлович? Осторожно надо.  

В лицо мне совали ватку с чем-то жгуче острым, от чего у меня сразу хлынули из глаз слёзы.  

– Поручик вы как? Дался вам этот платок. Ничего в нём особенного нет. Мы проверили. Полгривенника за штуку в любой лавке.  

СТОП! Что?! Я чувствую запах? Мокрая мостовая, грязная вода Волхова, конский пот, чеснок… обоняние вернулось. Ура! Так поспокойнее! Я что-то упустил. Будто знакомый аромат.  

– Вам лучше? Голову я осмотрел всё в порядке, – сказал склонившийся надо мной Димитракис, блеснув стёклышком пенсне.  

– Да всё нормально. Отлично. Как же я неловко упал…  

– Так можно и убиться молодой человек, – добавил грек, надевая на голову свой цилиндр.  

– Вы осмотрели тело? – превозмогая головную боль я сел.  

– Да осмотрел. Его уже забрали и увезли в морг. До пяти вечера вскрытие сделаю, а пока отдыхать.  

Прямо при мне Димитракис достал круглую склянку и, откупорив крышку, мазанул по содержимому большим пальцем. Убрав баночку в карман, он размазал белую массу по рукам. Меня прямо пот прошиб, и волосы на затылке встали дыбом.  

– А чем это вы руки намазали Зинон Ефремович? – полюбопытствовал я, стараясь унять сердцебиение.  

– Антибактериальный крем моего собственного изготовления. Основной элемент дёготь, а чтобы сбить его запах, нотка цитруса. Аромат странный, но зато посторонних не раздражает и микробы убивает. Вы же знаете, какая у меня работа.  

– А ну да, ну да. Конечно.  

– Ну, всё можно по домам, – сказал Хлебников, поднимая меня на ноги. – В полдень к тебя на Софийскую с докладом. Мои орлы все обходы до этого времени сделают. Может и жертву опознаем. Ты точно в порядке?  

– В порядке. Не беспокойся. Договорились, – сказал я, провожая взглядом Димитракиса споро хромавшего к мосту. – А посыльный, которого ты за греком посылал, на месте происшествия бывал?  

– Здесь?  

– Да.  

– Нет, конечно. Я его ещё из управления послал за Зиноном Ефимовичем. Знал, что тело вытащили, но не знал чьё. А что?  

Интересно, а откуда же тогда грек узнал, что едет на тело девушки? – подумал я, поднимая воротник.  

– Да ничего. Просто проведи со своими беседу, чтобы не болтали лишний раз.  

– Не беспокойтесь Кирилл Карлович, уже. До встречи.  

* * *  

Не привлекая внимания посторонних, я взял извозчика и проследовал за каретой эксперта. Его то везли домой на служебной с белыми орлами.  

Зачем за ним увязался спросите вы? Ну, так запах крема доктора, это тоже часть моего кошмара. И перепутать этот аромат, я не смог бы никогда.  

Так, что я о нём знал? Димитракис работал в полиции давно. Пришёл ещё до меня. Человек не военный, гражданский. Вроде бы бывший врач, но давно не практикует. В Россию Зинон Ефимович приехал после того как Стамбул снова стал христианским, а на престол в союзном балканском государстве взошёл сын императора Константин. Константин в Константинополе. Звучит? Ставшая регентом при ребёнке Екатерина II греков очень жаловала, предоставляла им многочисленные льготы и свободу перемещения не только по своей новой стране, но и по российской империи. Неужели он?  

До дома грек не доехал. Вышел из кареты на Оловянке и направился в сторону трущоб. Я тоже приказал извозчику остановится и пошёл пешком. Сумерки всё ещё царствовали на улицах города, и рассвет робко-робко расцвечивал небо на востоке красками. Зато какими! Ах, какие у нас закаты и рассветы. Как я скучал по ним в военных походах, на чужбине.  

Ну, сколько можно? Неблагополучный район мы уже прошли. Хотя как неблагополучный? Это раньше здесь были трущобы, бардак и преступность, а после того как император Павел издал закон «о порядке и устройстве органов внутренних дел», всё изменилось. К новомодному термину полиция мы ещё не привыкли, но городская стража была разделена на «дневную» и «ночную». Пост сдал, пост принял. Розыском уголовников стал заниматься специальный департамент, а делами серьёзными, Тайная канцелярия. За восемь лет душегубов повывели изрядно.  

Мокрая извёстка, костёр, тухлая рыба, свежескошенная трава! Как же здорово! С большим удовольствием я наслаждался вернувшимся ко мне обонянием. Рад был даже не слишком приятным запахам, которых здесь поверьте, хватало с избытком.  

И куда же вы идёте Зинон Ефимович? Тут же уже приличных домов-то не осталось. Так, а это кто ещё? Остановившись за рекламной тумбой, я увидел, что навстречу греку, из подворотни, вышли двое мужчин несущих какой-то длинный свёрток. Сотню метров они прошли, двигаясь друг за другом, а потом скрылись в старом особняке с потрескавшимися статуями львов у входа. Теперь, по крайней мере, понятно, почему полтора года назад он так просто со мной справился. Их было трое. Я глупец угодил в обыкновенную засаду. Обидно, теряю уважение к себе.  

С рекламного плаката на тумбе на меня глазел одним глазом (извиняюсь за каламбур) адмирал Нельсон, призывая молодых людей вступать в российский военный флот. Вот же сукин сын. В Англии его считали предателем, а у нас героем. Нашёл себе новую Родину сам и в ус не дует. Впрочем, матушка Россия всегда давала приют неординарным личностям не русскими по крови, но русскими внутри.  

Только сейчас я сообразил, что оказался около старого дома графа Сдобова, местной легенде. Того самого который попал в немилость к императору Павлу I в самом начале его правления. Старый болтун, на балу, под пьяную лавочку, заявил, что отрёкшаяся в пользу сына Екатерина II со страной куда лучше управлялась и даже турок к ногтю прижала. Нет, никто конечно зарвавшегося аристократа арестовывать не стал, в кандалы не заковывал, однако высший свет в общении ему отказал, а родственнички Сдобова от него, старого дурня, отказались. Ну, кому было нужно жертвовать ради него карьерой и благополучием? В конце концов, граф умер в одиночестве превратившись в отшельника, а дом его почему-то так и стоял заброшенным, словно чумной барак. Никто не вступил в наследство, не хотел ворошить эту старую историю.  

Достав из ножен на поясе отцовский кортик, неизменно сопровождавший меня на трёх войнах и в целой куче потасовок, я прижался к входной двери.  

Закрыто! Но у чего я хотел? Придётся поискать другой вход. Осторожно переступая через разбросанный вокруг хлам – старые вещи, битое стекло и ещё что-то неопозноваемое, я разглядел на третьем этаже открытое окно. Точнее окна там просто не было. Забраться наверх труда не составило. Лепнина, украшения на стенах сделали это лёгкой прогулкой.  

– Хозяин, она кажется приходит в себя! – услышал я сверху юркнув в окно.  

– Этого нам не надо. Сейчас сделаю лапочке укольчик.  

Как можно тише и быстрее, я поднялся по каменной лестнице на последний этаж. Когда-то здесь был небольшой, изящный танцевальный зал, но сейчас это было просто грязное помещение заставленное десятком шкафов, каких-то ящиков, стопками книг, и другой громоздкой ерундой.  

Спрятавшись за одним из ящиков, я внимательно наблюдал за тремя мужчинами возле раскрытого окна. Они склонились над лежащей на столе девушкой в зелёном платье с вьющимися светлыми волосами. Совсем ещё ребёнок. Ну, нет, ждать я не могу.  

Встав в полный рост, сделал несколько шагов к преступникам. Героем себя не воображал. Понимал, что снова совершаю глупость.  

– Зинин Ефимович вы больны.  

Пособники грека – конопатый паренёк в коричневом котелке и кожаной жилетке и коренастый мужчина с неухоженной бородой и брутальным подбородком с ямочкой, вздрогнули. Язычник, а это был именно он, даже ухом не повёл. Иезуитская ухмылка появилась на его лице.  

Я сделал ещё несколько шагов и замер на месте.  

– Все мы молодой человек больны в той или иной мере. Абсолютно психически здоровых людей не бывает, – мягко произнёс грек, беря в руку трость. – У всех у нас свои тараканы. Дело только в том маленькие они или большие! Язычник вырвал из трости клинок и сделал резкий выпад в мою сторону. Как-то быстро закончился разговор.  

Металл просвистел рядом с моим горлом, буквально чудом мне удалось увернуться. Одновременно паренёк в коричневом котелке и жилетке кинулся на меня с ножом. Нормальным таким ножом, больше похожим на тесак.  

Ну, это не серьёзно, детские игры. Я же в штыковую ходил, в рукопашную. Я таких атак не боюсь. Встав так чтобы нападающий оказался между мной и греком, я увернулся от тесака раз, другой, третий, а затем сделал шаг в бок и вонзил кортик парню под рёбра слева. Тот рухнул даже не успев охнуть. Плохо только то, что я остался без оружия, рука снова меня неожиданно подвела, и пальцы свело судорогой.  

Язычник это заметил и кивнул подручному. Они напали одновременно, бородатый размахнулся цепью намотанной на кулак и запустил мне её в голову, а Язычник сделал новый выпад мне в грудь. И где же прихрамывающий старичок? Да Зинону Ефимовичу в пору в театре играть.  

Ших!  

Хватит с меня сегодня ударов по голове. Я сделал единственное, что меня могло спасти. Что? Плашмя рухнул на пол, застонав от боли, а затем перекатился к подручному грека под ноги. Недолго думая, я снизу ударил его кулаком в промежность и когда тот, ойкнув, уронил цепь и сел на корточки, вторым коротким, но мощным ударом расплющил ему кадык. Глаза вылезли из орбит преступника, по щекам потекли слёзы, и вот он уже катается по доскам рядом со мной.  

Вжик!  

Боль настигла меня внезапно и я сразу почувствовал как сапог мой наполняется кровью.  

Вщух!  

И второй удар достал меня, вспоров мне серебреный погончик с плеча.  

Надо же, скачет передо мной как мальчик. Что ж, мерзавец, у меня для тебя есть сюрприз. Только для тебя. Давно дожидается.  

Толкнув под ноги маньяку уже затихшего бородача, я сначала встал на колено, а потом поднялся на ноги.  

– Тихо! Тихо! Давайте поговорим! – добавив в голос отчаяния, я поднял руки вверх показывая, что не вооружён, а значит потенциально не опасен.  

Замахнувшийся Язычник замер. И снова эта улыбка. Сколько раньше с ним работал, а её не замечал.  

– О чём вы хотите поговорить? – сделал шаг назад грек, вытянув перед собой клинок.  

Это уже почти диалог. Поддерживаем его, и может быть сегодня, ещё вернёмся домой. Я заметил, что маньяк даже не задохнулся. Здоровье у него конечно конское. Да и навыки оборотня на должном уровне. Понятно теперь как ему удавалось от нас уходить, оставлять стерильными места происшествий. Да он и с работой сыщиков знаком. И почему только я раньше об этом не подумал?  

– Перед смертью, я хочу узнать, зачем вы это делаете.  

– Как в детективах? Разговорить злодея в финале, да?  

– Ну, а почему нет. Я ранен, безоружен. Может вам легче станет?  

Маньяк сделал вид, что опустил клинок вниз, а потом резко поднял его, целясь мне остриём в живот.  

Я был готов к этому. Резко взмахнув рукой, почувствовал в своей ладони рукоятку маленького пистолетика, который я заказал у изобретателя Ивана Кулибина (так же как и хитрое устройство, выбрасывающее оружие из рукава и крепившееся на предплечье) недавно переехавшего к нам из Нижнего.  

Бабах!  

– Аааа! Пуля разбила узкую полоску металла и угодила в плечо грека, опрокинув его на пол. Отбросив сломанный клинок в сторону, тот попытался отползти от меня, оставляя на полу кровавый след. Крови почему-то было много, наверное, пуля повредила какую-то вену или… ну что там ещё может быть.  

– Зачем я это делал? Да потому что они были слишком красивыми для этого мира. Грязного, злобного и глупого. Всё просто! – громким лихорадочным шёпотом произнёс Язычник.  

Я следовал за ним, не упуская ничего из виду. Жаль, что не могу снова выстрелить, сделал бы это с огромным удовольствием. Сколько жертв, лжи и фальши. Это должно было произойти ещё полтора года назад.  

– Вас повесят, – сказал я, вытаскивая из груди помощника маньяка отцовский кортик.  

– Серьёзно? Кто вам поверит, вы же собственноручно перебили всех свидетелей?  

– Девушка жива.  

– Она ничего не видела. Совсем ничего.  

Грек ударил кулаком по полу и каким-то чудом ему в руку прыгнул кремневый пистолет. Однако выстрела не последовало. Я спрятался за шкафом с мензурками и колбами, а он старательно целился и продолжал ворчать.  

– Я пристрелю тебя гадкий мальчишка. Мне не удалось убить тебя в прошлый раз, но я исправлю это. Если бы ты тогда при падении не уронил лампу, и она не упала бы на первый этаж здания, если бы не вспыхнул пожар…  

– Слишком много если.  

– Заткнись и слушай.  

Но я не последовал совету. Моё обоняние почувствовало запах из детства. Не слишком приятный, но многообещающий. Взглянув на полку, я увидел на стеклянной тарелочки горку карбида. Вот так подарок, осталось найти только воду.  

–… и кто тебя звал! – продолжал разглагольствовать грек пока я обшаривал всё вокруг в поисках необходимого для взрыва ингредиента.  

Долго искать не пришлось. Вода на полке была, ну или какая-то другая прозрачная жидкость в большой колбе. Я щедро высыпал туда весь карбид, а затем плотно заткнул отверстие в склянке пробкой лежавшей рядом. Взболтав всё это, закричал прерывая речь маньяка:  

– Предлагаю сдаваться Димитракис. Считаю до трёх!  

Колба в моей руке опасно нагрелась.  

– Один! Два!  

На три, я выглянул из-за шкафа и метнул в доктора кортик. Я никогда не был в этом мастером, поэтому и в этот раз не попал. Смысл был в другом, отвлечь грека.  

Кортик стукнулся рукояткой о стену рядом с Язычником и упал к нему под ноги. Тот, взглянув на него, расхохотался, чуть опустив руку с пистолетом.  

– Идиот. Ты идиот. Выкинул последнее оружие. Выпотрошу тебя мальчишка!  

– Ловите! – закричал я и, обжигая пальцы, кинул в руки маньяку колбу с карбидом и водой.  

Язычник поймал её второй рукой (реакция что надо) и непонимающе уставился на меня. И тут раздался взрыв.  

Бупс!!  

Колба громко лопнула. Осколки попали в лицо и руки грека, а тело его охватило пламя. Страшно закричав, он заметался по комнате.  

Ну, уж нет, на этот раз не уйдёшь! Я перевернул шкаф, преградив ему дорогу к лестнице и тогда Язычник, в отчаянии, выпрыгнул в окно, оставляя за собой след из чёрного дыма. Раздался противный звук падения, и крик резко прекратился.  

– Нет, там точно была не вода, – подумал я, выглядывая вниз с четвертого этажа.  

Димитракис распластавшись на мостовой, догорал кучкой бесполезного тряпья. Чувствовал ли я радость? Нет. Но облегчение определённо.  

Вынув из кармана свисток, выдул из него длинную пронзительную трель. Кто-то всё равно услышит и придёт на помощь. Даже здесь стража должна патрулировать.  

Девушка на столе зашевелилась и испуганно открыла глаза.  

– Где это я? Кто вы?  

А она была прехорошенькая. Большие зелёные глаза с огромными ресницами, пухлые губы, точёная фигурка… По привычке приложив пальцы к голове в приветствии, я вытянувшись щёлкнул каблуками.  

– Не извольте беспокоиться юная леди. Скоро всё разрешится наилучшим образом. Следователь Тайной Канцелярии Тяпкин Кирилл Карлович, к вашим услугам.  

На лестнице раздались шаги, на улице засвистели полицейские свистки.