Песня козодоя

Ну и что что один? Одному даже лучше – никто не подведёт, не разочарует, не предаст. Опять же переживать ни о ком не надо, оглядываться, как он там, живой ли? Мне ведь главное задержать. Любым способом. Любым.  

Тёмная лента всадников орды втягивалась в долину. Они не торопились. Зачем? Сопротивляться-то уже всё равно некому. Яркие ленты и разноцветные флажки на копьях змеились по ветру, превращая войско кочевников, для тех, кто смотрел на них сверху, в безобидное лоскутное одеяло. Целый лес из пик устремлялся к небу. Красивое зрелище, завораживающее. Смертельно красивое для того против кого это оружие опустится.  

Кочевников было много, очень много. Я никогда не видел столько людей в одном месте. Впрочем, людей ли? Епископ на вчерашней проповеди говорил, что враг телом и духом есть сатана из гиенны огненной изрыгнутый. Так ли это? Я видел их близко. Руки, ноги – всё на месте. Одна голова, ни хвоста, ни копыт. Коренастые, узкоглазые, смуглые. Ну, так что ж? На рынке в День Пречистой девы мы и не таких купцов видали. Даже угольно-чёрных, с головы до пят. Кровь у них такая же, как и у нас – красная. Вон, до сих пор несколько капель на кинжале осталось.  

Что-то я не о том. Надо собраться и сделать, как задумали. Задержать противника до того момента как Гуиллом-кузнец с сыном, заряды уложат и обрушат горловину Алого утёса. По плану это должно заблокировать основную массу кочевников в бухте и похоронить выбравшихся в долину под обломками скал и земли. Лишь бы у них всё сладилось, как надо. Порох торопыг не любит, он их на тот свет в разобранном виде отправляет.  

Констанция так плакала, провожая меня и Себастьяна. Товарищ даже пошутил, что родного брата ей меньше жалко, чем будущего жениха. Любимая совершила немыслимое, при всех, во дворе крепости, поцеловала его в щёку. Дерзко, не боясь осуждения. Барон нахмурился, сдвинул кустистые брови, но ничего не сказал. Наверное, подумал, что дочь видит его в последний раз. Может и не вернётся. А щека, между прочим, до сих пор горела от прикосновения её прекрасных губ.  

Барон как в воду глядел. Кочевники это тебе не честные рыцари. Сначала измотали отряд, заставив погоняться за собой по долине, а потом проредили его точными попаданиями лучников. И так раз за разом, как только мы пытались к ним приблизиться. Лишь когда нас осталось чуть больше двух десятков, сошлись противники в «честной» схватке. Да что толку? Один я из неё невредимым и вышел. Повезло? Не знаю.  

Оруженосец Анри, за моей спиной захлёбываясь кровью, отходил в лучший из миров, а чуть дальше, раскинув руки на земле, лежал Себастьян, брат Констанции. Лицо его словно резко похудело, черты обострились и в сочетании с молочной белизной, и соломенными волосами выглядело жутко.  

Отец моей невесты? Барон получил стрелу в забрало почти в самом начале боя. Даже не успел показать свою доблесть и умения. А ведь ловок был с мечом. Не раз видел, как он со своими воинами во дворе рубился. Парни от него в ссадинах и синяках уползали. Покойся с миром.  

Чёртовы ганзейцы и почему именно на их кораблях приплыли кочевники? Продались? Испугались? Неважно. Главное тянуть время пока земля за моей спиной не вздыбится, хороня планы захватчиков под тоннами грунта и камня.  

Сняв шлем с головы, я подставил мокрые волосы прохладному ветру. Как же хорошо! Какой ясный день, какое голубое небо.  

Хотел отшвырнуть в сторону бесполезную железку, несостоявшегося тестя-то она не защитила, но в последний момент передумал и повесил шлем на пояс, пропустив через глазное отверстие кожаную петельку. Вдруг сгодится ещё. Да и алая лента, повязанная на навершии, любимой, тоже много значила.  

Я покрепче сжал рукоять своего меча в ножнах и широкими шагами пошёл навстречу рядам кочевников.  

Всадники остановили лошадей и удивлённо уставились на меня. Задние ряды напирали на передние, а я всё двигался, вперёд погромыхивая доспехами и улыбаясь многоликой орде. Моя скромная персона не представляла для них угрозы, поэтому они не атаковали, даже наоборот, стали расступаться, пропуская в бухту. Они смеялись, похлопывая себя по бокам и показывая на меня плётками и пальцами. Плевать, только бы не двигались к городу.  

Мне было всё тяжелее и тяжелее спускаться по тропе, и дело было не в покрытых пластинами сапогах. Я просто понимал, что это моя последняя прогулка. А умирать чертовски не хотелось. Хотелось жить, любить, воспитывать детей, да мало ли ещё чего!  

Два десятка огромных кораблей выплеснули на сушу содержимое своих трюмов. Теперь все кочевники ступили на песок изрытый копытами мохноногих скакунов.  

Меня встречали. Высокий всадник в тёмно-синих доспехах и остроконечном шлеме с позолотой, в окружении толстомордых телохранителей, прогарцевав передо мной, остановил скакуна. О, что это была за лошадь. Совсем не похожая на приземистых лошадок других кочевников. Статное, грациозное животное с длинными ногами и умными глазами. Настоящий боевой товарищ и друг. Стоила целое состояние.  

– Парламентёр? – спросил он, выплюнув слова между плотно сжатых губ.  

– Что-то вроде того, – ответил я, чувствуя, как потеет ладонь на рукояти отцовского меча.  

Эх, папа, знал бы ты, как сложится судьба твоего сына. Куда уж твоим редким рейдам на соседей и охотой за разбойниками! Твой сорванец единственный выживший рыцарь, последняя надежда города и жалкий трус у которого поджилки трясутся, и улыбка от страха превратилась в гримасу. Смерть при падении с лошади после чрезмерного распития в компании боевых товарищей, сейчас мне уже не кажется такой уж глупой.  

– Не понял?! Тогда кто ты?  

– Я Кристофер Ренард – десятник городской стражи. Возможно, скоро стану помощником сотника. Кхм, хотя чего это я? Сотник то мёртв.  

Вот вечно на меня болтовня от волнения нападает.  

С ухмылкой взглянув на своих многочисленных воинов, всё плотнее обступавших меня, полководец произнёс:  

– Командиры и отцы города струсили и послали ко мне простого десятника?  

Я промолчал. Главное что я здесь и в меру своих скромных сил сумел остановить продвижение врага к городу. Кочевники всегда идут в бой возглавляемые полководцами. Такая традиция. Пока он болтает со мной, орда ожидает приказаний.  

– Что за город впереди?  

– Благословенный Ардо-Добелен. Мы называем его Венцом монарха.  

– У вас здесь есть король?  

– Нет. Король далеко отсюда, но город и крепость располагаются на вершине горы, словно корона на голове монарха.  

– Глупые выдумки. И совсем даже не похоже, – сказал Полководец, некоторое время он прищурив и без того узкие глаза, рассматривал мой родной город. – Что тебя просили передать мне?  

Я сделал вид, как будто не услышал вопроса и тут же об этом пожалел. Позади кто-то ударил меня по затылку, да так сильно, что я рухнул на колени, и всё содержимое желудка выплеснулось на песок.  

Ахаха! Ахаха! – гоготала толпа кочевников.  

Одно ленивое движение всадника в синих доспехах и вокруг наступила мёртвая тишина. Только иногда было слышно позвякивание сбруи и нетерпеливое пофыркивание коней застоявшихся в трюмах деревянных гигантов медленно ползущих по воде.  

– Какие же вы тут все слабаки, – скривив рот, от чего жёсткие усики над верхней губой встопорщились, произнёс Полководец – Разве вы воины?! Нет, рабы. Скоро всё тут станет нашим!  

Кочевники радостно загукали и заверещали вскинув вверх сабли и палаши.  

Я сплюнул густую, кислую слюну и встал на ноги. Тонкая струйка тёплой крови уже проникла мне за шиворот и медленно ползла между лопаток.  

– Ещё посмотрим.  

Лошадь полководца заржала и ринулась на меня. Оступившись, я упал на спину, а перед носом моим мелькали копыта животного. В последний момент всадник в синем остановил скакуна.  

– Чего тут смотреть? Ты уже передо мной на коленях, червь!  

Новый взрыв смеха.  

Я, не торопясь снова поднялся с земли, и тщательно растягивая время начал отряхиваться.  

– А что это за огромная башня на утёсе? Удовлетвори моё любопытство и может быть, я сохраню тебе жизнь, – сказал Полководец, уперев кулак в бедро.  

– Это башня Одноглазого барона.  

– Одноглазого? И чем же прославился ваш нойон? Потерял глаз в пьяной драке? Только на это вы и годитесь.  

На этот раз окружавшие их кочевники молчали, а вот телохранители на своих плоских широких лицах изобразили что-то вроде забавного хрюканья.  

– Нет. Семьдесят лет назад дед нашего барона потеряв семью, отбивался в этой башне от дюжины врагов. Получил несколько ранений, но одержал победу.  

– Да, неужели? А потом?  

– А потом, он поднялся на верхушку башни и вместе с телом жены сбросился вниз.  

– Он что идиот?  

– Нет, просто не смог жить без любимой.  

– Победил врагов и не устроил пир, а убил себя. Глупец. Взял бы себе другую жену. Молодую красивую. Если одной мало взял бы двух, трёх.  

– Ему была нужна одна, – пояснил я, заметив отсутствие ножен и меча на поясе. – Но она умерла.  

Трагическую историю старого барона знали все в городе и не только. Сюда даже приезжали чудаки из других провинций государства, приносили цветы. Впрочем, сейчас чудаками они мне не казались. Старая башня же, как минимум втрое в высоту превышала самое высокое строение Ардо-Добелена. Даже не понятно было, как она ещё не упала. Накренилась, покосилась, но устояла. Как живое свидетельство существование настоящей любви и доблести.  

– Там кто-то живёт сейчас?  

– Нет. Только семейка козодоев. Говорят, барон был большим оригиналом и разводил их.  

– Коза… коздо? Кого?  

– Это птичка такая. Вы не знаете…  

– Арвай, добавь-ка ему ещё.  

Новый удар швырнул меня на колени. В голове зашумело и вдруг резкий, пронзительный звук горлового пения заставил всех кочевников как по команде, задрать головы. Оно то нарастало, то становилось тише. Звук жил своей жизнью и закручивался в оцарапывающие слух, трели. В долине была великолепная акустика, об этом знали все местные, правда источнику звука находиться нужно было в районе башни Одноглазого барона. Пришельцы об этом конечно не были осведомлены и выпучили глаза от удивления.  

– Что это за противный звук?! – капризно прикрыл уши Полководец.  

– Это та самая птичка поёт.  

– Какая ещё птичка?!  

– Козодой!  

Последнее слово я почти прокричал. Рванув шлем с пояса, я набросил его на голову и на корточках метнулся между ног лошадей в сторону берега. Шаг, другой, третий, длинный прыжок, уворачиваюсь от взмахнувшего саблей кочевника в шлеме с серебряными крыльями и…  

Позади земля вздрогнула, грохот ударил по ушам, и что-то накрыло меня, вырвав сознание из тела.  

* * *  

– Ну, мы же договорились, что сигналом будет крик козодоя!  

Я словно вынырнул на поверхность воды. Звуки, запахи, ощущения вернулись ко мне так же внезапно, как и пропали совсем недавно. Глаза открыть пока не получалось, но слышал я всё великолепно. Разговаривали двое – Гуиллом и его сын Фабиан.  

– Отец, я кричал, кричал! Но никто меня не услышал.  

– Почему? – удивлённо проворчал кузнец.  

– Ну, может я встал не туда. Или кочевников было слишком много, и они шумели, – оправдывался паренёк.  

– Ну не знаю. Чуть десятника не угробили. Всё же было…  

– Да замолчите вы, наконец! – громко и пронзительно прервала спор моя Констанция.  

Только сейчас я понял, что живой. От радости распахнул глаза и тут же пожалел об этом, скривившись от резкой боли.  

– Кристофер ты очнулся? – любимая прижалась головой к моей груди и заплакала.  

Словно стадо бегемотов Гуиллом и Фабиан подбежали к моей кровати и склонились надо мной. Господи как же они были похожи. Здоровенные, рыжие, с красными лицами и руками похожими на стволы кулеврин. Как же я рад был их видеть.  

– Десятник ты прости нас дураков! Прости, что не предупредили тебя, – смущённо комкая в руках шляпу, сказал кузнец. – Времени на закладку понадобилось немного больше, а потом ещё сынок мой тупица, то ли кричал не так, то ли ещё чего…  

Только сейчас понял, где нахожусь. Я лежал на кровати, стоявшей в спальне Констанции. В комнате было светло от многочисленных свечей и факелов, немного душно, пахло полынью и лавандой. Справа, на столике лежал мой шлем, серьёзно помятый, но сохранивший форму. Голова была плотно забинтована и затылочную часть пекло болью.  

Кузнец поймал мой взгляд.  

– Её милость здорово с лентой то придумали. Если бы не она, мы бы вас не выкопали. Просто бы не нашли. Минута, другая и задохнулись насмерть.  

– А что с кочевниками? – разлепив губы, произнёс я. Короткая фраза далась с большим трудом. Меня даже прошиб пот.  

– А нет их больше ваше благородие. Всех перебило, – радостно встрял Фабиан. – Утёс то на части от нашего взрыва раскололся. Всех передавило, засыпало. А тех, что ближе к воде были, башней Одноглазого барона накрыло. Да так удачно. В лепёшку.  

Констанция держала меня за руку. Я ощущал её запах, любовался тёмными кудрявыми волосами, и это наполняло всё моё тело счастьем. Готов был бежать, лететь, совершать глупости. Не сразу конечно. Вот только полежу немного.  

– Десятник так ты нас простишь?  

Кузнец и его сын виновато уставились на меня словно набедокурившие мальчишки.  

– За что?  

– Ну, я же говорю. За то, что мы тебя не предупредили. Сигнала – крика козодоя не было. То есть был, наверное, но ты его не услышал.  

Я удивлённо уставился на невесту. Даже заплаканная, с опухшими веками и красным носом она была чудо как хороша.  

– Я не пойму о чём они говорят.  

– Вы договорились, что как только взрывчатка будет заложена и шнур подожжён, Фабиан, изобразит крик козодоя, и ты попытаешься найти укрытие, правильно? – медленно и четко проговаривая слова, произнесла Констанция.  

– Да, кивнул я.  

– Взрывчатку заложили, шнур подожгли, но крика ты не услышал. Кочевников было слишком много, да ещё лошади и ветер с моря, в общем…  

– Но я услышал пение козодоя.  

Любимая моя удивлённо замолчала, а кузнец с сыном многозначительно переглянулись. Хорошо хоть пальцем у виска не покрутили.  

– Не понял, – прохрипел кузнец откашлявшись.  

– Секунд за пять-шесть. До детонации.  

– Нет, этого быть не может, десятник. Мы за пару минут до взрыва уже покинули утёс, а иначе здесь бы с тобой беседы не вели. И так еле-еле ноги унесли.  

Фабиан громко высморкался в грязный платок, а затем тихо, но так, что услышал каждый, спросил:  

– А кто же тогда кричал?  

Превозмогая слабость и боль, взорвавшуюся в голове, я приподнялся на постели и в волнении забормотал:  

– И как я не сообразил. Звук был слишком громкий, слишком. Все монголы его услышали. Нет, не реально. А башня, почему она упала? Она же располагается на самом краю утеса, на гранитном основании? Неужели его тоже смело взрывом?  

Почесав макушку, Гуиллом хмыкнул и ответил:  

– Так вот и мы тоже додумкать не можем. Гранит целехонек, остался, а башня свалилась на кочевников, да так точно.  

– Может её взрывом подбросило? – смешно сморщил курносый нос покрытый веснушками Фабиан.  

– Не мели ерунды малой! – отвесил сыну подзатыльник отец. – Где это ты видел, чтобы башни подпрыгивали.  

Вытянув руку, я дрожащими пальцами, превозмогая тошноту, повернул стоящий на столике шлем к себе. Вмятина была только одна, но такая чудная… на месте правого глаза.  

Холодный пот выступил на лбу. Как всегда бывает от страха или когда сталкиваешься с чем-то непонятным и возможно опасным. Я нашёл взглядом васильковые глаза любимой, и крепко сжав её руку спросил:  

– А какого глаза не было у твоего прадеда?  

(черновик)