Джентльмен из Альметьевска

ДЖЕНТЛЬМЕН ИЗ АЛЬМЕТЬЕВСКА  

Не буду утверждать, что наша институтская группа была дружна до не могу, как говорится «не разлей вода», что мы, как в лубочных советских фильмах про сознательную молодежь, тяну-щуюся к свету знаний, замерев, внимали на лекциях откровениям преподавателей, а после пар дружно, как говорили в старину, всей гурьбой, шли в кинотеатр, гулять в парк или заниматься ка-кими-нибудь общественно-полезными делами. Нет. Но и собранием отдельных, занятых только собой асоциальных индивидуумов нас тоже было не назвать. Мы были обычными. Нормальными. Собравшимися со всех концов громадной страны. И несмотря на то, что публика подобралась раз-новозрастная и разночинная – кто-то уже успел отслужить действительную службу в несокруши-мой и легендарной и несколько лет проработать на производстве, а кто-то только-только окончил школу. Кто-то приехал за знаниями за несколько тысяч километров, а кто-то жил на соседней с институтом улице  

Тем не менее, мы все были довольно близки, не было у нас ни мажоров, ни отъявленных дебилов. Конечно, вчерашним школьникам, только-только сдавшим выпускные экзамены, учиться было значительно легче, чем парням, за годы службы в армии и работы успевшим основательно подрастерять полученные в школе знания. Или, как Джалилову Олегу, невысокому, подвижному, как ртуть парню с чеканным, как на медалях, профилем римских патрициев, приехавшему из Ан-дижана, четверть учебного времени проведшему не за партой, а на хлопковых полях, до изнемо-жения работая на сборе стратегического сырья, как его тогда называли – белого золота. Но, о нем позже. Олег еще появится в моем повествовании, сыграв в нем важную роль.  

Собирались мы довольно часто. То в женском общежитии, которое располагалось в сосед-нем с учебным корпусом здании, то в мужском на улице Бутлерова, до которого надо было доби-раться на автобусе сто восьмого маршрута минут сорок, то просто на лавочке в сквере. Благо в те времена еще не было этих пуританских правил со стыдливым прятанием алкоголя в бумажный пакет. Выпивали вкусно, открыто, не таясь. И не у кого это не вызывало никаких отрицательных эмоций. К пьяным вообще в Союзе относились снисходительно и с лаской – всегда разбудят в электричке, или зимой наденут шапку – чтобы не дай Бог не замерз. Этот сто восьмой автобус-ный маршрут был кошмарным сном водителей автопарка – никто из его молодых веселых пасса-жиров, студентов знаменитой «керосинки» никогда не платил за проезд, это считалось просто не-приличным.  

Мы не употребляли тогда крепких горячительных напитков – водка и коньяк были дороги и невкусны. Предпочитали портвейн, сортов которого в ту пору было великое множество – это и «Агдам», и «777», и «Кавказ», многие другие. Для девочек покупались «Изабелла», «Токайсокое», «Арбатское». На закуску обычно покупалась трехлитровая стеклянная банка маринованных огур-цов размером и формой напоминающих фаллосы чернокожих звезд порнофильмов и кабачковая икра, тоже в стеклянной банке. Буханка черного хлеба за 18 копеек завершала праздничное меню.  

Обязательными были сборища, как минимум, два раза в год – демонстрации седьмого но-ября и первого мая. Что и кому мы демонстрировали, нам, конечно, было не известно и, честно говоря, не интересно, но отмечали мы эти праздники регулярно и очень весело. И плевать нам бы-ло, что там служило поводом для этого. Мы уже не очень верили в прописные коммунистические идеалы, призывы и лозунги, в отличие от материальных благ, льющиеся полным потоком с экра-нов телевизоров и динамиков радиоприемников. Во всю ходили анекдоты про Чапаева, Штрилица, выживающего из ума Брежнева и престарелое политбюро.  

И тем не менее, мне знакомо чувство, которое захватывает тебя в присутствии восторжен-ной толпы. Дело в том, что наша Альма матер расположена на Ленинском проспекте, трассе, ве-дущей от правительственного аэродрома Внуково-2 прямо в Кремль. И нас регулярно выводили на встречу и приветствие какого-нибудь князька недоразвитой страны, выбравшей социалистический путь «развития» сразу после того, как они слезли с пальмы и приехавшего в Москву клянчить деньги у старшего брата.  

В тот день, когда это произошло в первый раз, комсорг нашей группы Ленка Старшинова объявила нам:  

– Сегодня в двенадцать часов выходим на Ленинский встречать высокопоставленного гостя. Наш участок между столбами семьдесят семь и семьдесят восемь. Флажки и плакаты получим на козырьке.  

Козырьком назывался балкон, нависающий над фойе при входе в основное здание институ-та. Там традиционно проходили все комсомольские сборища, а в августе месяце каждого года располагалась приемная комиссия.  

Получив реквизит, мы в означенное время выдвинулись к нашим столбам, номера на кото-рых предусмотрительно были обозначены красной масляной краской. В ожидании кортежа, мы шутили, смеялись, вытягивая шеи всматривались вдаль – когда же появятся машины? Ленинский проспект как минимум час был уже перекрыт для движения любого, даже общественного, не го-воря уже о личном, транспорта в обе стороны. Всем было глубоко наплевать и на гостя, и на мест-ных шишек, приехавших его встречать и вообще на все. Мы с нетерпением ждали, когда вся эта чушь закончится, мы сбегаем в соседний магазин «Олень» за горячительным и закуской и отме-тим приезд очередного лумумбы.  

И вдруг, непонятно что и каким образом, но в воздухе что-то изменилось. Еще ничего не было видно и слышно, но что-то явно уже было не так, как пять минут назад. Откуда-то издалека, из-за холмистого перелома дороги донесся еле различимый звук, еще не понятный и слабый. Но звук силился, рос, это было подобно приближению поезда. Гул все сильнее и сильнее. Уже видна возникшая вдоль обеих сторон проспекта волна из вздымавшихся вверх рук людей, похожая на ту, что организовывают сейчас на стадионах футбольные болельщики. Показался кортеж черных ма-шин, несущихся в сопровождении мотоциклистов с включенными красно-синими мигалками. Они все ближе, звук все громче, он растет и ширится. Длинный кортеж черных, как стая ворон, машин проносится мимо, а я, вдруг, ощущаю себя орущим во все горло что-то неразборчивое и дебильновосторженное. Стадное чувство. Устыдившись, захлопываю разинутую в дурацком крике пасть и поглядываю по сторонам – не видел ли кто моего позора? Но нет. Вокруг такие же бес-смысленные глаза, разинутые в приветственном крике рты. Ну, ладно. Проехали и хорошо. Здрав-ствуй, «Олень», здравствуй, Веселье!  

Бытовое положение мое в институте было в некотором смысле уникальным. С одной сто-роны, я считался москвичом и место в общежитии мне было не положено несмотря на то, что каждый день на дорогу из подмосковного Калининграда, нынешнего Королева, до института на Ленинском проспекте шестьдесят пять я тратил более двух часов в один конец. Тем не менее, мне, как члену комитета комсомола факультета, ответственного за культурно-массовую работу, выде-лили койку в мужском общежитии на упомянутой здесь уже улице Бутлерова. Более того, мне еще посчастливилось получить место в блоке на пять человек, состоявшем из двух комнат и са-нузла, койку в двушке. И соседом моим стал тот самый Олег Джалилов, парень из Андижана. Не буду описывать всех его достоинств, скажу лишь, что это был простой, открытый, честный па-рень. Про таких говорят – я бы пошел с ним в разведку.  

Итак, к сути.  

Как-то в преддверии выходных Олег говорит:  

– Надумал я угостить наших настоящим узбекским пловом. Ты когда-нибудь пробовал настоящий плов?  

– Ну, мама готовила. – Как умственно отсталый промямлил я.  

– Мама. Ты еще бабушку вспомни. Настоящий плов готовят только мужчины. – С совре-менной точки зрения это прозвучало тогда несколько сексистски. Но я с ним согласен. Когда муж-чина готовит плов, феминистки могут нервно курить в сторонке. – Ты знаешь, что настоящим пловом можно объестся до смерти? – Между тем продолжал Олег. – Ты ешь и ешь. И не можешь остановиться.  

– Врешь. – Подзадорил я его.  

– Что врешь? Что врешь? – Завелся сосед. – Короче. Собираешь наших, покупаете бухло, а с меня казан плова.  

– Договорились.  

Вечером назначенного дня в тесной комнатенке общаги собралось человек десять-двенадцать, все, кто смог. Плов действительно оказался замечательным и громадный казан опу-стел минут за пятнадцать. Потом были еще возлияния, разговоры, возлияния, песни под гитару, и опять возлияния. Наконец, когда совсем уже стемнело начались танцы. Свет не включали. Прозву-чал пошлый лозунг – Темнота – друг молодежи! На том и порешили.  

Под завывания модного тогда Демиса Руссоса на тесном свободном пятачке между койками топтались пары. Рядом со мной в томном танце слились Фарит Ахметов, пожилой уже по нашим меркам мужик из Альметьевска – тогда ему уже было лет двадцать восемь и томная Эрика Боргер, корнями из поволжских немцев. Что-то не совсем обычное в их танце привлекло мое внимание, я еще не понимал, что? Но Фарит явно увлекал свою визави ближе к окну, аккуратно, но настойчи-во распихивая танцующих. Я услышал, что он каким-то сдавленным голосом говорит Эрике:  

– Очень душно. Надо открыть окно.  

Подойдя к окну, он открыл узкую фрамугу, на мгновение отвернулся от Эрики, произвел какие-то действия, вернулся в исходное положение и продолжил беседу. Мне стало интересно, и я увлек свою напарницу по танцу поближе к ним. Через несколько секунд Фарид повторил свои странные манипуляции. Мы с партнершей приблизились на максимально близкое расстояние. Те-перь мне все хорошо было видно.  

Не знаю, можно ли действительно объестся пловом до смерти или до несварения, или не-умеренное употребление горячительных напитков подействовало на Фарита, а скорее всего, то и другое вместе, но в самый патетический момент танца ему стало, скажу мягко – нехорошо. И вот ведь сила духа и характера – он не стал прерывать танца, не ушел, извинившись перед партнер-шей, в ванную комнату. Нет. Он, как ни в чем не бывало продолжил танец, более того, он практи-чески не прервал светской беседы. Он просто открыл фрамугу. И… Нет, конечно, он не позволил себе пошлого извержения в окно. Нет. Как вы могли подумать такое?  

Процесс происходил следующим образом. Фарит, на мгновение прервав милую беседу с ничего не подозревавшей Эрикой, отвернулся, наблевал порцию ровно в свою ладошку, стреми-тельно выбросил результат в открытую фрамугу, и вернулся к прерванной беседе. Через пять се-кунд процесс повторился. Я с ужасом и искренним уважением наблюдал эту сцену. Никогда до, и никогда после мне не приходилось наблюдать дискретный процесс рвоты.  

Вот, что значит настоящий джентльмен. Пригласив даму на танец, он ни при каких обстоя-тельствах не может прервать его. Это выше его сил. Даже ценой страданий. Джентльмен одинаков – что в Лондоне, что в Альметьевске!  

Карловы Вары  

Март 2024