Перевод. Икбал Фарук и сокровища короны

– Икбал, будь добр, пойди и посмотри, кто стучит в дверь так рано! – крикнул отец из гостиной. Он только проснулся и уселся в своей пижаме на кожаный диван в комнате.  

Я побежал в коридор и открыл дверь, дядя Рафик, без всякого «здравствуйте» прошел мимо меня в гостиную, к отцу.  

– О нет, только не ты, Рафик, – вздохнул отец. – Сегодня воскресенье, это мой единственный выходной, и у меня нет денег, чтоб занять тебе.  

– Помолчи, Назим, и только посмотри эту рекламу Сафари-парка, – пропыхтел дядя и ошарашенно уставился на пижаму отца с вышитыми на ней индийским и датским флагами.  

Папа взял рекламу и внимательно посмотрел на нее.  

– Да, это прекрасно, Рафик. Милые фотографии жирафов и носорогов и очаровательных детей, которые кормят коз. Да, насколько я могу понять, это турецкие горные козы, – сказал папа, приняв умный вид.  

– Есть что-то особенное, что мы должны тут увидеть, дядя? – спросил я с любопытством.  

– Икбал, ты просто луч света в этой семье, почти, как я, – ответил он. – Просто всмотритесь внимательнее в этих обезьян и слонов на фотографиях. Это настоящие индийские обезьяны и слоны, только посмотрите!  

Он яростно тыкал в фотографии, и мы долго смотрели на животных, не замечая в них ничего необычного. Даже мать поднялась, когда услышала, как дядя Рафик говорит об индийских обезьянах и слонах.  

– Хм, Рафик, что с ними? – нетерпеливо спросила она.  

– Их так жалко, разве ты не видишь? Вот сравни их с другими животными и посмотри, какие эти обезьяны и слоны.  

– Рафик, черт возьми! Ты ожидал, что они будут позировать и улыбаться фотографу? Это, вообще-то, животные, мы говорим о животных, ты, глупый сын осла! – сказал отец.  

– Посмотри получше, Назим. Это так, и, если вы мне не верите, позвоните одному из моих друзей. Его зовут Лайон Рокки, и он защитник животных и...  

– Это довольно забавное имя. Звучит как будто он фанат Брондбю, – вмешался Тарик.  

– Да, ты прав, но он из Голландии, а их всех там так называют. Так вот, он работает в Сафари-парке и сказал мне, что обезьяны и слоны грустят. Поэтому я подумал, что мы должны сходить туда и поговорить с ними по-индийски, и тогда к ним снова вернется хорошее настроение. Они просто страдают вдали от дома.  

Рафик сел на кожаный диван и откинулся на спинку.  

Мама встала и смеясь пошла на кухню. Папа вдруг показался усталым, и я был уверен, что он ляжет сейчас спать. Но я сильно ошибся.  

– Хм, может, ты и прав, Рафик, на этот раз. Наш долг как индийцев помочь этим бедным индийским животным.  

Папа подскочил на диване, указал на дверь и закричал:  

– Тогда скорее! Тарик, убедись, что мы знаем где это, Икбал, ты наполняешь термосы кофе. А как насчет, Назрин и Фатимы, возьмем их с собой?  

– Если мы хотим пойти и поговорить с кучей индийских родственников, чтоб напомнить им дом? – крикнула мама с кухни. – Ну, даже не знаю. Что скажешь, Фатима, поедешь тоже?  

– Брр, ну, не то, чтоб я горела желанием, я уверена, что обезьяны будут в восторге от папы и дяди Рафика, – сказала Фатима, вместе с мамой они прыснули от смеха, да так, что слезы брызнули из глаз.  

– Да, да, видно, вам этого не понять, – ответил отец, став обидчивым, планируя большую спасательную операцию печальных животных в Сафари-парке.  

– А как насчет Диндуа, он поедет? – спросил дядя.  

– Нет, – сказал я. – Он ночевал у Леликс и Силле и только едет домой.  

По пути вниз, на лестнице, мы встретили сына нашего соседа, Кассыма.  

– О, ребята, а куда это вы, братцы, в такое время, когда еще мозг спит?  

– Привет, Кассым, мой брат по джунглям, это очень важное дело. Мы отправляемся на самое трудное сафари и спасем кучу диких слонов и обезьян из Индии, – ответил я.  

– О, а что случилось, что-то серьезное, могу я присоединиться к вам или как-то помочь?  

Мы посмотрели на папу, который подозрительно посмотрел на Кассыма.  

– Хм, хорошо, но никаких попыток пронести крокодила или кобру домой, ясно, Кассым? Почему-то датчанам это не нравится.  

– Хорошо, мужик, уваааажуха. Крутяк, большой папаня, замутим сейчас. Давайте крутанемся.  

– О чем ты говоришь, ради всего святого, Кассым? – спросил отец.  

– О, я просто рад, что еду с вами.  

– Тогда говори на датском языке, а не на том странном «большой папаня»- языке. Как ты считаешь, что датчане думают, когда они это слышат? Ты никогда не устроишься на работу. И сними все эти твои золотые цепочки, если едешь с нами. Ты похож на человека, который скоро докатится до татуировки!  

– Но это же мои блинь-блинь.  

– Плинь-плинь, фигнь-фигнь. С этого момента ты говоришь на датском, договорились, Кассым?  

– Хорошо, мужик!  

Мы влезли все впятером в старую Мазду 1986 года, и погнали по Блэгэрдсгаде в Сафари-парк. Папа был в отличном настроении и дал по газам, когда мы выехали на автостраду. Он орал старые индийские песни во все горло, хотя на этот раз он посмеивался над дядей Рафиком, и когда не мог вспомнить индийский текст, он придумывал новые слова:  

– Рафик, ты молодец. Всегда любому делу венец. Но у тебя есть печка или ты клоун со свечкой. Траляляля, ура. Рафик любит деньги, мы знаем хорошо. Ты хитренький воришка и ловкий плутишка. Траляляля, ура. Рафик, все идут за тобой, потому что у тебя свой… о… крутой пес, которого зовут ээ… Курнос. Траляляля, ура.  

Самое странное, что дядя сидел и орал эти песни тоже, не понимая, что они про него. После километров асфальта и нескольких индийских песен с датскими словами мы, наконец, прибыли в Сафари-парк.  

– Дядя, а этот голландский анималист, Лайон Рок, тоже приедет? – спросил я, когда мы подъехали ко входу.  

– О да, его зовут Лайон Рокки, и он голландский ветеринар-эксперт. Но он только что отправил смс, написал, что, к сожалению, он сегодня болен, поэтому не сможет приехать.  

– Дядя, но у тебя нет мобильного телефона после того, как телефонная компания заблокировала твою карточку, а полиция конфисковала ее, – напомнил Тарик.  

– Это была ошибка, Тарик, и я не был в этом виноват. Потому что я не наговаривал по телефону 225 000 крон и... о... я... у меня есть... ээ... дополнительный телефон во внутреннем кармане и...  

– Рафик, если это один из твоих фокусов, то я могу сказать тебе, что ты отвратительный китайский козел, я лично посажу тебя на первый самолет в Пакистан.  

– Но мы из Индии, Назим!  

– Рафик! – воскликнул папа.  

– Замолчи, Назим. Я клянусь бородкой деда, что на этот раз все будет хорошо.  

– Надеюсь, что так, потому что у деда не было бороды, – сказал отец, пристально глядя на дядю. Мы ехали, пока не увидели слонов, и они выглядели достаточно хорошо. По крайней мере, они выглядели как индийские слоны. Отец вышел из машины, как важный человек, и огляделся, прежде чем подошел к слонам. Мы пошли за ним так быстро, как только могли.  

– Халлоу, вы здесь смотритель животных?  

– О да, – сказал мужчина, в зеленом костюме, на котором была большая черная надпись «смотритель».  

– Да, а это индийские слоны, здесь, в парке, и, как индийцы, мы ясно видим, что они грустные. На самом деле это очень плохо. Мы называем их «хати» на индийском языке. Да, это значит, слон, мой добрый друг. Только посмотрите на них. Они не улыбаются, и это невыносимо!  

– Но ведь, это не...  

– Никаких «но ведь», мы из индийского министерства слонов и получили самые строгие приказы от высшего полицейского управления Индии и из полиции Беллахей, позаботиться об этом. Потому что индийским слонам это надоело, – сказал дядя самым важным голосом.  

– Но ведь… – снова сказал смотритель, но было уже слишком поздно, потому что дядя и отец уже направлялись быстрым и решительным шагом в сторону слонов.  

– О, простите, господин инспектор, – сказал смотритель, щелкнув каблуками и быстро поклонился. – Я не знал, что вы приедете в парк проверять слонов.  

– Это очень круто, мужик. Они, чёрт возьми, купились, – присвистнул Кассым, который подошел вместе со мной и Тариком.  

– О, вы бы хотели пройти прямо в слоновник? – спросил смотритель, гремя ключами.  

– НЕТ, НЕТ! – закричали отец и дядя одновременно.  

– Мы думаем, что мы лучше останемся тут и поговорим с ними, – объяснил отец. А потом отец и дядя начали кричать на слонов на индийском языке, смотрителя это очень впечатлило. Другие посетители были не так впечатлены, и когда они спросили нас, что происходит, мы сказали, что мы итальянские школьники, и не знаем двух сумасшедших из индийского министерства слонов.  

– Ну, вот, мы закончили и посмотрите, как они счастливы, вот, уже улыбаются, – сказал папа с гордостью смотрителю.  

– Да, я вижу, и я так благодарен за вашу помощь, но я действительно не знал, что наши тайские слоны понимают индийцев, – сказал смотритель.  

– Что? – переспросил отец. – Разве это не индийские слоны?  

– Нет, господин инспектор, это тайские слоны. Мы много обменивались с другими зоологическими садами в Дании, поэтому наши индийские слоны переехали в Ютландию, но я вижу, да, что теперь им намного веселее.  

Отец взял дядю под руку и быстро повел к машине. Мы уже все сидели на заднем сиденье. Я должен признаться, что немного беспокоился за дядю Рафика, потому что папа просто сидел и смотрел в лобовое стекло.  

– Я не могу больше, я просто не могу! Что я сделал в своей прошлой жизни такого, что в этой у меня такой дурак-брат? Я видел турецких цыплят с большим мозгом, чем у тебя, Рафик, но почему я должен страдать от этого? Почему? – вздохнул отец, возведя глаза к небу.  

Он завел машину и поехал к выезду.  

– Стойте! – крикнул Тарик, когда мы проезжали мимо обезьян. – Тут написано, что тут есть индийские обезьяны!  

Папа остановился, и его настроение мгновенно изменилось с плохого на хорошее.  

– Давайте заедем и поговорим с ними по-индийски, – обрадовался он возможности, наконец, сделать доброе дело.  

– Ну, как мы к ним попадем? – спросил я и указал на знак, где было написано, что ни в коем случае нельзя открывать окна или двери, когда вы въезжаете в обезьянник.  

– Просто не трогайте детенышей, потому что они могут быть больны. У меня когда-то был дядя в Индии, который коснулся обезьяны и чем-то заразился. Так что не трогайте! – сказал отец.  

Мы медленно въехали в обезьянник, это были огромные заросли размером с большой жилой район. Здесь не было домов, но было много деревьев и обезьян. Я должен признать, что обезьяны были такими грустными, что, возможно, это была хорошая идея, что дядя убедил нас поговорить с ними по-индийски. В обезьяннике дядя Рафик немного опустил окно, чтобы высунуть губы. То же самое сделал отец, и так они ехали, торча губами из окон и говорили на индийском с обезьянами.  

– Что-то они не отвечают, – сказал дядя, через некоторое время, немного разочарованный.  

– Возможно, они из Таиланда, – сказал Кассым и вжался в заднее сиденье, хихикая.  

– Или возможно, мы просто выкинем тебя отсюда, – парировал папа.  

Кассым не сказал больше ни слова, пока мы были в обезьяннике.  

– Я немного опущу окно, еще, чтобы лучше было слышно, – сказал дядя.  

Я не знаю, что именно произошло и как, но следующее, что я увидел, это дядя, свесившийся из окна машины, орущий на обезьян на индийском. С крыши внезапно свесили головы две обезьяны.  

– Брр! Не трогайте этих обезьян, они выглядят больными! – крикнул отец. Он кричал и кричал, и махал термосом, чтобы согнать обезьян, но вместо этого он ударил дядю прямо по шее.  

– Ау! Черт побери! – закричал дядя, обезьяны так испугались, что кинулись в машину. Мы дурачились на заднем сиденье, вопя во все горло, и, возможно, другие обезьяны подумали, что в машине есть плененные обезьяны, поэтому они начать прыгать в окно одна за другой. Вскоре в машине было, по меньшей мере, двадцать пять обезьян. Нам пришлось бежать из Мазды и бежать, как сумасшедшим, а на ногах у нас висели обезьяны, которые орали, когда мы наступали им на хвосты. Посетители в автомобилях не верили своим глазам.  

– Какого черта вы делаете? Вы не умеете читать на датском, черт возьми? – кричал смотритель, когда мы, наконец, выбрались за забор.  

– Ну, мой брат сказал, что если мы поговорим на индийском с обезьянами, то…  

– Если вы говорили с ними по-исландски, какого черта вам понадобилось вылезать из машины?  

– Но индийские обезьяны не понимают исландского, – перебил его Рафик.  

– Вон из моего парка! Недоразумения! Вот отсюда! – взревел смотритель. Он немного покраснел, так что его было долго очень хорошо видно, когда пятеро его коллег увели его, а он все еще махал руками и ногами, как кукла на веревочках.  

Потом работники парка пригнали нашу машину, и мы поехали домой. Это была очень долгая поездка, потому что обезьяны не только все разломали внутри машины, они все испачкали, и воняло обезьяним дерьмом. Нам пришлось открыть все окна, хотя начался дождь. Когда мы наконец приехали в Норребро, мы не только воняли обезьяним дерьмом, еще и промокли, и дрожали от холода. Отец припарковал машину на Блэгэрдсгаде и сразу пошел с Тариком домой. Он ничего не сказал, и я был уверен, что он отправится прямо в постель.  

– Ну, братцы, спасибо за сегодня, – сказал, наконец, Кассым. Он постоял немного и заглянул в машину, где все было разломано и испачкано, и залито дождем. Он посмотрел на дядю Рафика, как будто хотел что-то сказать, но я, честно говоря, не думал, что он решится. Потом принюхался к себе, строя какие-то дикие гримасы.  

– Ну, увидимся, дядя, – сказал я и собирался выйти из машины, когда Рафик остановил меня.  

– Эй, Икбал, мы все еще лучшие друзья, не так ли?  

– Ну, да, насколько я знаю...  

– Тогда я тебе кое-что скажу, но это будет между тобой и мной, ладно?  

– Но, дядя, это...  

– Ты вникни, Икбал. – проникновенно сказал дядя, – только послушай: я сегодня утром прочитал в «Голубой газете», что эти странные обезьяны продаются за огромные деньги, а я случайно сделал небольшую ловушку, которую я взял с собой. Да, какое совпадение, а? И знаешь, в чем дело, одна обезьянка попала в ловушку. И раз она уже здесь, жаль не продать ее, да?  

Дядя улыбался во весь рот, так, что усы топорщились.  

– Это очень плохо, дядя! Выходит, поездка не имела ничего общего с грустными слонами и обезьянами, и ты это знал! Все это было только для того, чтобы украсть обезьяну!  

– Нет, Икбал все не так, но, послушай, теперь надо от нее избавиться. Ты просто поспрашивай людей в этом районе, вдруг кто-то хочет купить настоящую индийскую обезьяну всего за десять тысяч крон. И не забудь сказать, что она с родословной, ошейником и все такое. И просто скажи, что это законно.  

– Честно, дядя, это невозможно. Я не могу даже получить сто крон с продавца кебабов.  

– О, ты действительно думаешь, что он заинтересован в том, чтобы купить обезьяну на мясо? – спросил испуганный дядя.  

– За что ты не можешь получить сто крон с продавца кебабов? – это был Диндуа, который шел с Леликсом и сунул голову в окно.  

– Дядя продает обезьяну продавцу кебабов.  

– Ох, ну вы даете, – сказал он и исчез так же быстро, как появился.  

– Договорились, Икбал?  

– Я, вероятно, спрошу, но ты должен забрать эту обезьяну из машины, прежде чем папа найдет ее. А то, ты же знаешь, он разозлится и отправит тебя первым самолетом в Пакистан.  

– Назим будет счастлив, когда узнает, что мы заработали немного денег для семьи, – сказал дядя довольно.  

– Значит, я могу ему сказать, что ты украл обезьяну?  

– Ты с ума сошел, Икбал? Нужно подождать два-три года, прежде чем рассказать ему.  

Я вышел из машины и вошел в подъезд, по дороге в квартиру я столкнулся с мистером Катанга, который живет ниже.  

– Эй, дружище, Икбал! Что ты делаешь, и почему от тебя пахнет обезьяним дерьмом?  

– Привет, мистер Катанга, да, мы только что были в Сафари-парке, а ты действительно чувствуешь, что это дерьмо обезьяны?  

– О да, чувак. Я из Африки, чувак. Я мистер Африка, и я знаю разницу между просто дерьмом и дерьмом обезьяны, дружище.  

– Ну, увидимся, мистер Катанга. Я сейчас должен идти, а тебя не интересует покупка индийской обезьяны с родословной, законно?  

Катанга посмотрел на меня и выглядел настолько удивленным, что странная самокрутка, которую он всегда держал во рту, выпала.  

– Икбал, чувак, дружище, если я захочу обезьяну, я вернусь в Африку и куплю африканскую обезьяну, а не индийскую, и откуда у тебя обезьяна?  

– Это не у меня, у моего дяди есть обезьяна, или он меня имел в виду.  

Я пробежал лестницу, чтобы Катанга не смог сказать что-то еще. Когда я открыл дверь, я услышал голос матери:  

– В ванную! И только посмейте войти в комнату, от вас троих совершенно отвратительно пахнет!  

Так моя мама хотела сказать, что от нас пахнет обезьяним дерьмом.