Письмо

Письмо.  

Здравствуй, Патрик.  

Если ты читаешь это письмо, вероятно, меня уже нет. Но я все же пишу тебе «здравствуй», потому что это последний наш с тобой разговор, и я хочу быть с тобой в этот миг.  

Ты часто задавал мне много вопросов, но я никогда не была до конца откровенна с тобой. Что ж, мое тело покоится под двумя фунтами земли, но частица моего сердца навсегда должна остаться с тобой. Не думай, что я сентиментальна. Скорее всего, прочитав это, ты возненавидишь меня, и горькая обида до конца твоих дней будет точить изнутри.  

Патрик, ты всегда знал, что был взять под опеку много лет назад, но всегда спрашивал почему так и не родила собственного ребенка. Ты правда хочешь знать ответ? Не хотела детей, не хотела замуж, но под давлением произошло то, что произошло. Моя мать не могла дождаться появления малыша, но, когда я привела в ее дом пятилетнего ребенка, она лишь молча приняла тебя. Прости, что она так и не смирилась с твоим появлением. С другой стороны, так было даже лучше – ты был только моим.  

Ты рос у меня на глазах, я учила тебя всему, что знала, любила и оберегала. Но прости меня за то, что так и не смогла стать для тебя матерью. Ты был, извини за сравнение, как котенок или щенок. Мы берем их в свой дом, любим и заботимся о них, но при этом мы ведь не их родители, верно? Ты для меня стал другом, учеником, о котором нужно заботиться и учить. Но в этом ли заключается суть материнства? Не знаю, я сознательно отказалась от этой роли.  

Ты спрашивал стал ли ты для меня разочарованием? Нет, конечно. И не мог им стать, ведь ты никогда не был моим. В тебе могут разочаровываться все: жена, друзья, твоя мать, которая еще в родильной палате подписала отказ. Глядя на тебя, вижу результаты кропотливого труда. Каждое твое слово, поступок, каждая мысль – это именно то, что хотела видеть в своем ребенке. Я всегда боялась появление собственного малыша, потому что страшилась боли, которой он мне причинит колким словом или косым взглядом. Конечно, ты припомнишь моменты, когда и сам бывало грубил, но это лишь заставляло меня совершенствовать себя как педагога. Прости, что был для меня ребенком-экспериментом.  

Мой дорогой мальчик, помнишь, ты спрашивал зачем я храню пряди своих волос? Сейчас они напоминают мне о молодости. Я смотрю на этот густой каштановый цвет и упиваюсь моментами жизни. Сожги их, когда похоронишь меня. Каждый волосок пропитан моими воспоминаниями, но ведь меня уже нет.  

У моего адвоката возьми деньги. Я скопила их на скромные похороны. Мне, знаешь ли, все равно каким будет мое последнее пристанище, а тебя не хочу обременять тратами. Не знаю, что ты напишешь на моем надгробии… просто сожги пряди. Вычеркни меня из памяти и продолжи жить. Все что можно, было сделано. Как учитель я дала тебе все.  

Знаешь, одиночество никогда не покидало меня. Я всегда знала, что рано или поздно ты меня покинешь. Так и произошло. Но это не сделало мне больно. Если бы ты ушел, ушел навсегда в эту суровую жизнь и никогда бы не возвращался… О, Патрик! Зачем ты вернулся? Зачем приходил ко мне? Я отпустила тебя в жизнь, дала крылья. Лети, лети, мальчик мой.  

Я умираю. Умираю с тяжелым сердцем. Видеть тебя здесь, в этой могильно холодной больнице, нет сил. Те крепишься, но я вижу твою боль. Слышу горечь в твоем голосе, вижу застывшие слезы. Почему ты не дашь мне уйти спокойно? Ты жесток, мой дорогой. Хотя бы напоследок, не кори себя и не плачь. Скоро моя боль утихнет, и я покину тебя.  

Успокой мой прах на холме. Твоя, Кэтрин.  

* * *  

По небу разлились теплые красные и оранжевые оттенки. Легкий ветер дул в спины уходящим. Около простого надгробия остался лишь мужчина средних лет. В руках он держал прядь каштановых волос. Ветерок сдувал слезы с его глаз, но он продолжал смотреть немигающим взглядом на серый камень, где было большими буквами написано: «Мама».