Опилки

Работаю я в департаменте бензопил и стружки государственной корпорации «Российские пилорамы». Как пел Вася Обломов, работа не фонтан, но, в целом, не хуже и не лучше многих других, тем более, что кофе-машина в кабинете есть, в компании присутствуют отдельные адекватные люди, да и бары достойные рядом с офисом в наличии имеются. Правда, цены в них кусаются, но разве счастье имеет стоимость? Ведь, как не крути, именно счастье мы покупаем в барах, пусть всего лишь его маленький кусочек и весьма ненадолго. Года три назад назначили нам нового начальника нашего департамента Майкла Понторезовича Откатчикова. Он сразу решил себя поставить.  

– Я покажу вам всем кузькину мать! – Майкл прямо так и сказал всем нам, собравшимся в его кабинете.  

Я, было, обрадовался: думаю, ну хоть немного американцем побуду, которым Хрущёв обещал показать кузькину мать. Но на самом деле Майкл ничего, кроме запонок Дюпон и часов Ролекс, собравшимся не показал. Хотя, с другой стороны, мне вот сразу стало ясно, что Откатчиков на своем месте. Потому что пилить он нас всех начал с такой силой, с какой злая жена не пилит мужа, а стружку так вообще с нас снимал такую, какую Папе Карло и не удавалось снять с Буратино. Как следует из названия нашей компании, занимаемся мы пилением. И еще рубкой заодно. А ведь, как известно, если лес рубят, то щепки летят, а, если его пилят, то, соответственно, летят опилки.  

Из-за них, опилок, и случился тот самый сыр-бор, о котором я хочу рассказать. Есть у нас в компании департамент товаров, услуг и продаж. Сокращенно – ТУП. И навострился этот ТУП опилки продавать налево-направо. А вопрос заключался вот в чем. Лес мы рубим-пилим государственный, и он у нас весь учтен: план вырубки леса в гектарах, план спиливания деревьев в штуках, план продаж этого самого леса, всякая там финансовая отчетность в рублях, ну, заодно, и в долларах для всяких там инвесторов иностранных. Сметы разные, согласования, разрешения и прочая исходно-разрешительная документации. В общем, всё очень и очень серьезно. Но все эти планы, сметы, разрешения и так далее касаются исключительно леса, то бишь деревьев. А вот про опилки вообще нигде и ничего не сказано, вроде бы их и совсем нет. А они же есть, да еще и появляются в огромных количествах! Целыми тоннами. Или килотоннами? Нет, в килотоннах вроде бы бомбы все же, а бомбы у военных, а мы гражданские, хоть и со 100 % участием государства, значит в тоннах.  

На этой почве возник спор у нашего департамента с ТУПом на предмет легитимности продаж опилок. Мы им говорим, что, дескать, без всех этих планов, смет и утверждения со стороны Минбубла их нельзя продавать, да, и вообще, опилки – они государственные. А они нам как кот Матроскин в мультике про Простоквашино, гнут свою линию:  

– Корова, то бишь деревья, они – да, государственные, а теленок, то бишь опилки – наши, потому что мы в доверительное управление у Рослесхоза лес брали без всяких опилок, в передаточном акте указаны одни лишь деревья и ничего кроме них, а про опилки в акте нет ни слова, значит, за деревья мы должны отчитываться, а за опилки – нет, а потому, что с ними хотим, то и делаем!  

А хотят они опилки продавать налево-направо. Я удивлялся поначалу, кому и зачем эти опилки могут быть нужны, пока мне один коллега из ТУПа за кружечкой пива не разъяснил. Оказывается, опилки подсыпают в почву садоводы-любители, чтобы клубника крупной росла, агрохолдинги покупают для скота как подстилку. А еще опилки используют как сырье для кошачьих туалетов, из них прессуют брикеты, которыми потом топят камины. В общем, опилки очень нужная вещь в хозяйстве и могут пригодиться где угодно. Сформировался устойчивый рынок опилок, на котором, как известно, спрос порождает предложение.  

Спор наш был давним: он еще до Майкла начался и тихонько тлел, временами выплёскиваясь протуберанцами на различных там совещаниях и планёрках. И вот приходит в наш департамент на согласование договор на продажу двадцати тонн опилок. Я, как обычно, пишу отказ, мол, не вправе наша корпорация вот так, с бухты-барахты, продавать опилки. Майкл вроде бы сначала согласился с моей позицией, поддержал отказ. А потом на него ТУПицы да и прочие насели:  

– У нас план продаж не выполняется, доходная часть бюджета трещит по швам! – говорят.  

– А ты, Майкл, нам палки в колеса ставишь! Мы – говорят – жаловаться на тебя будем!  

В общем, Майкл и струхнул. Вызывает меня и начинает мне мозг компостировать на предмет того, что, может, все же я погорячился, и каким-то образом все же можно эти злосчастные опилки продать?  

Неделю он меня шпынял этим. Я ему уже и до римского права дошел, лекцию про плоды и прочие узуфрукты ему прочитал, чтоб доказать свою правоту. А он одно твердит:  

– Плохо, очень плохо! Идите и ещё подумайте!  

Видимо его так воспитательница в детском саду шпыняла, когда он в штанишки писался, вот у него на всю жизнь в памяти и осталась эта фраза.  

А я в молодости рассказ про Сталина и Рокоссовского читал, в котором Рокоссовский на своем стоял, споря со Сталиным. И настоял в итоге. И сильно рассказ мне этот в душу запал. Майкл конечно, ни разу не Сталин, да и я на Рокоссовского не особо похож, но решил я на своем стоять. Рокоссовский, кстати, один из немногих, кого Сталин по имени-отчеству называл, это я уже потом в мемуарах чьих-то вычитал.  

А закончилось все вот как. Вызывает он меня в очередной раз и начинает компостировать мне мозг:  

– Андрей, Вы же понимаете, что мы должны принять взвешенное и обоснованное управленческое решение!!!  

Тут я подумал, что лично я грамм сто коньяка на грудь принять могу. Если хорошего, так и сто пятьдесят вполне. А в хорошей компании, да еще под закуску, то и все двести пятьдесят! А пока я всё это думаю, он продолжает:  

– Андрей, Вы же понимаете, что все наши замечания оцениваться весьма критически, и потому они должны быть безупречными как... – тут Майкл запнулся.  

– Как Ваши запонки! –хотелось ему подсказать, но я почему-то постеснялся это сделать, а вслух сказал:  

– А вот вице-президент по нравам и праву Карл Адольфович считает, что плодами вещи вправе распоряжаться только её собственник! А отчуждение, то бишь продажа, это самое что ни есть распоряжение вещью!  

Майкл от услышанного аж взревел от услышанного.  

– Андрей! – заорал он. – Так что же это, выходит, есть позиция вышестоящего руководителя, а Вы про нее молчали! И есть подписанный им документ?!  

Я отвечаю:  

– Есть!  

Его аж от радости чуть инфаркт не хватил.  

– Плохо, очень плохо! – хотя фраза прозвучала уже как-то ласково.  

И еще ласковее говорит мне:  

– Принесите-ка мне этот документ, подписанный самим Карлом Адольфовичем!  

Ну мне нетрудно, принес ему эту писанину. Ну он тут же ТУП и отшил, прикрывшись ей.  

– Мы не вправе распоряжаться государственным имуществом без согласия на то собственника! – гремел его голос в телефонную трубку.  

– Мы не можем продавать опилки! – чеканя каждое слово, резолютировал Майкл и сделал мне жест:  

– Мол, проваливай!  

Ну, я не гордый, вышел из его кабинета и думаю:  

– А всё же кое-какие опилки мы продавать можем! Те, которые у Майкла в голове!