Бессмертие

Эдвард ценил в жизни более всего-безопасность. Он будто бы очертил вокруг себя невидимый круг, в котором жил, ну или по крайней мере, пытался в это поверить. Удалённая работа была тем убежищем, в котором ему удавалось скрыться от непредсказуемости внешнего мира. Друзей он находил легко и раскрывался в их присутствии, конечно, это были всё интернет знакомые. В реальной жизни не то чтобы завести знакомства, а даже просто беседа о погоде вгоняли его в такую тоску, что на лице отражалось подобие боли. Одним из любимых занятий Эдварда можно назвать выглядывание в окно. Каждый раз отодвигая занавеси он видел всё те же улицы, природу в простом уборе, бегающих детей и широкий край неба. Он чувствовал себя свободным художником, подобием философа, который успел повидать жизнь вдоль и поперёк, но при этом забыл упомянуть, что вот уж третий год как не выходит на улицу. Внешний мир вызывал у него не только отвращение, но и страх быть пойманным врасплох. Часами он лежал на кровати, вглядывался в пожелтевший от прелестей судьбы потолок и представлял себя маленьким, ещё счастливым нетронутым жестокостью мира мальчиком. Вот он бежит навстречу родителям, распрямляя руки в стороны подобно крыльям, улыбается так словно дышит в последний раз, ветер треплет непослушные волосы и он падает, ударяясь всем телом о железные ворота с тонким плетением. Его ноги и руки покрылись кровью и ссадинами, он плачет и улыбается, потому что папа поднимает его и прижимает к своей теплой рубашке, несёт всю дорогу до дома и так крепко стискивает в объятиях, что вот-вот и сердце вздумает не подчиняться и просто остановится от счастья. Это было одно из тех немногочисленных воспоминаний, что терзало душу и бередило ещё свежие раны. Три года назад не стало источника этих светлых воспоминаний. Вчера ночью под дверью послышался еле уловимый звук, а Эдвард не смыкая глаз следил за проблесками света на потолке. Он нехотя подошел к двери и тихонько приотворил её. Оказалось, маленький котёнок расположился на лестничной площадке в довольно непринуждённой позе. Первое что пришло Эдварду в голову, это принести молока. Мысленно он дал маленькому чуду такое же чудное имя-Мося. Несложно догадаться, а любителям библейских историй тем более, что речь идёт о Моисее. Эдварду в тот миг почудилось, будто Мося провёл его сквозь пустыни одиночества и пустоши безысходности. В глазах котёнка виделись бурные реки жизни, чистые озёра надежды и пурпурный закат ещё предстоящих радостей. Сегодня Мося не пришёл. День стоял пасмурный, всё шло в пользу дождя. Эдвард лежал неподвижно и чувствовал, что сердце его готово остановиться, но не от той ностальгической радости, которая наполняла все чресла при мысли о родителях, а от скорби. Мося был невольным подтверждением бессмысленности бренного существования и в то же время серебряной линией бесконечного добра. Вечером он явился как ни в чем не бывало. Потолок снова оказался сверху, а полы внизу, колесо закрутилось, завертелось и к Эдварду вновь возвратились жестоким бумерангом- бессмысленность и добро.