Шоу,.. мать их, гоу он.

У моей соседки слишком крупные черты лица, что бы назвать их изящным, и тело, необъятный цилиндр на ножках. Лет пятнадцать назад я бухой, в, третей, степени, предложил ей секс.. и, хорошо, что она отказалась.  

Сейчас у неё есть дочь, лет восьми, видимо секс был у неё и в то время, и ей хватало. Один такой секс, некоторое время жил с ней, но потом, оказался не сексом, а наркоманом. После того, как она его выгнала, у неё остались его алименты, с симпатичной девочкой.  

И она одна тянет её, воспитывает, и часто тяжёлым моряцким матом, я слышу её, голос и собачий лай, через её потолок, и свой пол, значит и она слышит мои маты тоже, когда я пьян. И когда я трезв, мне жаль её ребёнка.  

У этой девочки, кроме матери, раньше была бабка, теперь её нет. Она уже умерла.  

Бабка была одинокой, без постоянного мужика, худая, злобная и сухая, с характером пограничной овчарки, глубокими морщинами, и неудавшейся жизнью.  

Всё своё время она отдала чужим детям, работая санитаркой, изо дня в день, она выносила горшки с детским дерьмом, в детском саду, в который меня водили ребёнком.  

Я узнал её, сразу, как заехал в этот дом, и стал жить этажом выше. Так мы стали соседями, а неприятелями мы были уже с детского сада.  

После бабки, у моей соседки, осталась жилплощадь своя дочь, и собака которую, она выводит гадить. Я вижу их вместе, когда курю в окно, и знаю, что она, и её собака ненавидят меня, по привычке, по наследству. Может за то, что однажды, я прислонил лист фанеры, под их окном, к их стене, или за моё непристойное предложение, а может за всё вместе, и за моё дерьмо в детском саду. Мы редко здороваемся, если пересекаемся. И кажется в тот день, когда я предложил ей с дуру секс, я сказал ей больше слов, чем за всё это время, что живу с ней, в одном подъезде. Мне иногда трудно понять, кто из них воет ночью под моим полом она, или её собака, но на девочку, они лают вместе.  

Ах да, от бабки, ещё остался мужик, которого та, завела на старости лет, чтоб отыграться за все тонны дерьма что ей пришлось вынести. Такой тихий мужик, который выпивал и за это, они пилили его, двуручной пилой с острыми зубами. Я забыл о нём потому, что давно не слышу его «доброе утречка» у подъезда, где он всегда курил. Он не выходит, после того, как сломал ногу. Его нога не заживает, он ждёт смерть и надеется, что хоть у той ноги целы, и она придёт к нему сама.  

Девочка растет, подрастает. Её учила бабка, теперь школа, её учит мать, собака, дед- отчим, неадекватный соседи, вроде меня. Она впитывает всё как губка. Как тряпка, которой вытирают кухонный стол. И всё это продолжается, и продолжится.  

Шоу, мать, гоу он. Шоу продолжится, и с этой девочкой.