За что?

(альтернативная автобиография)  

Непоправима только смерть,  

Всё остальное поправимо…  

О. Голубева  

Моя жизнь всегда казалась мне какой-то странной, не такой, как у других, в плохом смысле. Характер отдавал капризностью – это бесило родителей, заставляло их часто ссориться. Частые болезни, простуды и прочие неприятности – куда ни пошла бы, обязательно находила что-то на свою голову. Оттого и настроения не было, что всё плохо.  

Если путешествовали куда-то, так по врачам. К одному, другому наведывались, они же лишь разводили руками. Вот уж повезло, так повезло родиться не такой, как все! Школа не радовала. Друзей не было. Учиться не особо нравилось. Ну, всё не так, что ни возьми. Мало было на свете таких вещей, которые могли доставить радость… Разве что книги. Но их уже складывать было некуда…  

Возможно, они-то и изменили мою жизнь. Заставили посмотреть на всё через призму слова. Стать более внимательной, уделять много внимания деталям. Этому научили детективы. Драмы – переживанию. Фэнтези – прекрасному миру, который, оказывается, не только в сказках бывает. Он здесь, рядом! Просто не все могут видеть прекрасное в мелочах…  

И всё же мне было грустно – свыкнуться с ролью «иной» никак не получалось да и желания не было совсем. Родители продолжали не понимать меня, забывать, во всём видеть минусы и критиковать – я обижалась. Не удивительно – от роду было тогда едва ли двенадцать лет… А после сказали, что сестрёнка у меня будет. Или брат. Это окончательно убедило в том, что я никому не нужна.  

Прошёл почти год. Так ждали его, как чуда. Мама вся светилась от счастья, я же – не знала, что ждать. И вот случилось – родилась. Много бессонных ночей подарила мне Леська. Заставила увидеть такое, что позабыла я – память надежно скрыла в своих глубинах детские страхи и капризы. А её не скроет – живём-то в одной квартире. Одной комнате. Я – по уши в её игрушках, бутылочках и пелёнках – мама всё время на работе. Я как бы нянька. Тринадцатилетняя нянька, прекрасно! Лучше и быть не могло…  

Время неумолимо. Мы росли. Мои отношения с родителями и одноклассниками портились с каждым днём. Не понимал меня никто, и всё тут. Ничего не могла изменить… Всё перепробовала, что только можно. Точно судьба или рок какой-то – быть одинокой до искончания лет.  

Мама надоедала. Во все мои дела заглядывала своим длинным носом. На всё хмыкала, удивлялась, проявляла недюжинный интерес, только это скорее не интерес, а допрос, как фильмах про полицию, и чего её угораздило учителем быть? Следователь ведь, прирождённый! С детьми совсем не ладила – по себе знаю. И не верилось, что с другими она может быть иной. Однако увидела своими глазами – чуть позже, по случайности. Увидела, обалдела и хотела упомянуть при случае, но разговор получился бесполезным. Как всегда.  

Я писала по ночам стихи – не могла спать из-за плача Леси, а надо было себя чем-то занять. К слову, так увлеклась, что порой не могла оторваться. Писала часами на пролёт, после даже поняла, что имею к этому талант. Кто знает, может, развила опытом? Времени-то у меня на учёбу было много…  

Учеба… А тут особый разговор. Оценки когда-то блистали и были лучшими в классе, давно, сейчас всё совсем не так... На физике писала стихи – не сидеть же сложа руки на контрольной, надо хотя бы зрительно создать впечатление, что ты что-то знаешь. Пишешь, значит, понимаешь, рассуждала я… А вообще училась плохо – не успевала и не понимала многого – мама не объясняла. Папе было вечно не до меня. Некому помочь или объяснить, а это уже восьмой класс, не первый… Жила бы бабушка в нашем городе! Но увы, она слишком далеко… Уже и не помню, когда видела её в последний раз…  

Портились отношения и с преподавателями. Ещё бы – мать ведёт в моей школе, все учат её язык, и я, и имею такие отметки… Говорят, чтобы следила лучше, занималась со мной. Ха! Ей бы только шопингом заниматься, да немецкий свой преподавать… А кто я? Если мы только в школе и разговариваем. На «Вы». Во время урока.  

Ох, как же я устала!  

Жизнь с каждым днём летела в какую-то пропасть… Постепенно угасли и все мои былые желания. Хотелось только закрыть глаза… Умереть? Не знаю, так ли это называется.  

Однажды чёрная полоса прервалась. Или так показалось? Я встретила Катю. С ней всё пошло кувырком. Девчонка весёлая и озорная, она сразу же сумела познакомить и сдружить меня со своими подругами. Вступить в местную потаённую группу «вампиров». Увлеклась. И теперь меня было не оторвать от улицы. Часто бегала к девочкам в гости, и вместе мы почти каждый день гуляли по всяким опасным местам… Думаете, под такими я имею ввиду кладбище? Как бы не так!  

Я стала редко писать лирические стихи. Совсем скатилась по учёбе. Не играла с сестрёнкой и даже изменилась внешне. Покрасилась в чёрный цвет и ходила так всюду… Жила в своё мире, как когда-то жила среди книг, и мне не хотелось возвращаться.  

Мама говорила, что я сошла с ума, о том же шептались подруги. Но лично я так не считала. Ибо разве может быть странным желанием написать что-то стоящее? Вот и приходилось носить всюду с собой листок, карандаш или ручку. Я даже придумала себе новое имя, которое, к слову, понравилось моим новым друзьях. С тех пор не Нина, а Ориесса Кампириччи. Что значит – не знаю, само пришло в голову. Но мне нравилось это звучание, оно, точно музыка, лилось из глубин души и ведало свою волшебную и печальную песню…  

Мама кричала, что я сумасшедшая, когда я однажды назвалась так при её друзьях. Она кричала почти всегда – доводили Лесины концерты, оттого и была такой, а ещё часто ссылалась на издержки профессии… Не верю! Ей просто было не до меня!  

Ей было совершенно всё равно, что со мной, как я, где я. у неё на первом месте была Она – капризы и крики маленького ребёнка заглушали мою душевную боль. Я же была не больше, чем мебель. Приходила поздно, не всегда ночевала, была грустной, неразговорчивой, всегда наедине с самой собой и на своей волне. Это также начинало надоедать, и тогда я снова начинала что-то придумывать. Создавать новый мир, писать по десять страниц в день, а то и больше…  

Часто писала о смерти, этаким путём как бы пыталась изолировать себя от никчемных мыслей. Делала это только ради того, чтобы они ушли, и одновременно примеряла на себя «прощальный» образ. Частенько рыдала в бумагу, говорила с ручками, карандашами, даже своим маленьким недавно родившимся котёнком. И однажды мама услышала такой разговор…  

Когда об этом узнали подруги и случайно вычитали пару строк, засмеяли, осквернили мой мир и моих героев, за фанатичную веру в светлый мир назвали ненормальной, ибо «в моде сейчас совсем не то, что ты пишешь, миру не хватает грязи и приземлённости», и оставили совсем одну.  

Теперь и книги покинули меня…  

Я не знала, что делать и как быть. Как жить, понимая, что ты никому не нужен? Ни друзьям, ни родным. Сестре – ей всё, пожалуйста, а я – «взрослая, сама разберусь. » Это было нестерпимо больно, хотелось кричать в пустоту, разбивая свои криком стены людских сердец...  

Всё было тщетным. Мольбы. Слёзы. Они давно вычеркнули меня из жизни. Им было лучшем самим. Без меня. С другими друзьями или без них. Всем им. Всем людям на свете… Как было мне, никто и не представить не мог. Смеялись с красных глаз и печального бледного лица, называли вампиром… К чёрту! Даже им легче жилось, чем мне…  

И однажды, когда слёзы перелились через край и затопили всё моё жизненное пространство, я поняла, что нужно что-то делать. Хотела покончить с собой, но стоило только решиться, боялась, не знала, как это сделать. Всё-таки смерть это вам не конфета, – купил, развернул и съел. У меня в жизни бы смелости не хватило закрыть глаза вечной могильной тьмой… Говорила, конечно, в шутку родителям, что из окна выпрыгну, но это было не больше, чем пустой звук. Когда смотрела вниз, начинала понимать, что это – не для меня…  

«Почему же так случилось? С самого рождения доставляла всем лишь расстройство. Ни разу они не улыбнулись при мне. Они – все, кого я когда-либо знала… И как быть теперь? Как быть мне после такого отношения? Уйти – скажут, что слабачка, и «того ей надо». А если остаться, то как, с кем и ради кого? За что так со мной? » – с такими мыслями я долго гуляла над морем. Над самым обрывом, смотрела в его бесконечную гладь. И решение пришло само. Случайно…  

Слёзы застелили взор, и зрение немного притупилось. Я не заметила, как оступилась и поехала по песчаному грунту. Кричала, понимая, что теперь разобьюсь о скалы, но было поздно. Слишком поздно. Мой крик оглох и вырвался едва различимым писком. Он стих давно, ещё много лет назад, а взамен него в тихом шелесте волн читались прописанное кровью и алой солью слова:  

«Почему именно я? »  

2017