Побег из рая.

Взвейтесь кострами, синие ночи,  

Мы пионеры, дети рабочих  

Из пионерской песни.  

24 мая 1988г  

– Вот достал наконец, – отец улыбался сквозь рыжие усы, протягивая матери путевку. Мать устало присела на диван.  

– Ну вот, наконец – то! Хоть ремонт в доме спокойно сделаем. Да и сын за двенадцать лет нигде не был, мир посмотрит, – она решительно встала, положила путевку на стол, – Все, Димка собирайся. Завтра на медкомиссию. А с первого июня в пионерлагерь. На месяц.  

Через неделю пузатый автобус «Кубань» увозил меня и еще несколько ребят с нашего поселка все дальше и дальше от дома, в пионерский лагерь « Орленок ». Я смотрел на лесопосадку вдоль трассы, а автобус все дальше и дальше уносил нас от родного порога.  

– Ты это, давай если что – держаться вместе, – протянул мне руку рыжий верзила Яшка, с нашей школы, класса на год старше.  

К вечеру мы въехали в сосновый бор и вскоре показались кирпичные корпуса лагеря.  

Пухленькая, с усиками над верхней губой, медсестра быстро осмотрела нас и мы проследовали в корпус.  

– А как у вас тут с культурно-массовыми мероприятиями? – попытался пошутить Яшка. Мрачного вида, с залысинами физрук, Алексей Константинович мрачно улыбнулся, указал нам на наши койки, и ушел на улицу.... Тум-ту-ру-тум-ту-тум! Звук пионерского горна разливался сочной выпью по сосновому бору. Зарядка спозаранку, трудовой десант, овсяная каша на завтрак – и везде строем. На тихом часе я лежал и думал: « Эх, а Витек-то сейчас дома наверняка на затоне, окушей ловит, или на речке ныряет с маской, а я здесь, как тюфяк... »  

– Яшка, ты у вожатой не спрашивал, тут речка-то есть?  

– Речка есть, но купаться поведут после двенадцатого, и то на тридцать минут в день, – Яшка достал из сумки овсяное печенье, – Будешь?  

– Не-а, спасибо. Даа, попали мы..  

Вечером после ужина был какой-то дурацкий конкурс на лучший пионерский девиз отряда. Я скучно сидел на скамейке, когда вдруг неожиданно кто-то зарядил мне по уху щелчком. Сзади стоял, улыбаясь чернявый лопоухий Дрюня, пацан с моего поселка:  

– Пойдем за столовку, я подымлю, а ты на шухерке постоишь. Дрюня знал, что я не курил. Так пробовал, конечно, но мне не понравилось.  

Круглый, а что у тебя баба-то дома есть? – расслабленно выдохнув дым спросил Дрюня.  

Меня звали Круглый, потому что моя фамилия была Круглов.  

– Есть конечно, – соврал я товарищу.  

И у меня есть. И не одна, – Дрюня забычковал окурок об подошву ботинка. – А здесь я смотрю – одни коряги. Ну, кроме Лены конечно.  

Лена была пионервожатая в нашем первом отряде. Всегда ходила в безукоризненно белых шортах, подчеркивающих загар ее длинных стройных ног и в обтянутой футболке, из которой выпирала высокая, упругая грудь. Всегда улыбчивая и веселая, хотя и «недоступная, как Эверест», – грустно замечал наш немногословный физрук.  

Даже пожилой и лысый, как бильярдный шар, Петрович, начальник лагеря всегда подолгу смотрел ей вслед, когда она проходила. Леночка ждала парня со службы, моряка с Балтийского флота.  

В пятницу была дискотека. Девчонки танцевали на «танцполе», Яшка тискал в беседке Машку из второго отряда, Дрюня дымил с пацанами за столовкой, а я сидел на качелях, мое сердце сжимала тоска по дому.  

Сегодня вечером ходил к начальнику лагеря, звонил домой. Мама рассказывала, что ремонт еще не закончили, спрашивала, как дела.  

– Плохо, мам, домой охота.  

Подожди, Димуль, тут Витя пришел. Витек взял трубку:  

– Привет Димас! Мы вчера на Запрудном наловили десяток сазанов по четыре кило, а Юрка Седой сделал на Тишанке тарзанку, так сразу на середку реки залетаешь. Во класс, Димос!  

Я сидел и смотрел на одинокую луну, и думал что и мне сейчас тоже так же одиноко и грустно. Где то далеко, в родной Елисеевке папка с мамкой наклеивают эти чертовы обои, Маришка спит, Витек тащит огромный садок с сазанами к деду. У дома тихо раскачивается тополь, и глупый пес Черныш тихонько лает на него из своей будки.  

– Тоже по дому соскучился?,- раздался голос откуда-то сверху. Я вздрогнул и посмотрел на луну, потом назад. Сзади стоял Вован Мосол из второго отряда.  

Вован был очень худой, когда он раздевался в бане, мы обходили его, боясь порезаться об его торчащие ребра. Но ел Вован за троих. « У меня метаболизм такой особенный», – говорил Вован опешившим пацанам. Да и вообще, он был очень умный, начитанный, « Ходячая энциклопедия», так прозвал его завхоз лагеря сорокалетний пузатый «Дрыч».  

– Я не могу здесь больше, – Вован задумчиво посмотрел на меня, – Я домой хочу. Соскучился.  

Я молча посмотрел на него и пошел в корпус. У корпуса Лена перехватила меня за руку.  

– Так., молодежь. Для кого дискотеку крутим? Ты чего такой смурной Димка? Пойдем, – она потянула меня на «танцпол». Заиграл медляк, композиция из «Скорпионс».  

– Обожаю эту песню, пойдем потанцуем, – Лена обвила меня за плечи.  

Мы кружились с ней, я обнял ее за талию, от нее исходил аромат весенней свежести, прозрачности. У меня перехватило дыхание. Музыка неожиданно закончилась.  

– Дима, ты утром зайди ко мне, я тебе рубашку утюгом проглажу, не ходи в помятой, – прошептала она мне и упорхнула в круг к девчонкам.  

– Димок, а ты мог бы ради своей пионервожатой совершить подвиг? – Лена гладила мою любимую рубашку цвета хаки.  

– Взорвать машину Петровича? – пошутил я.  

– Нет, ну зачем такие жертвы. Дим, я клубнику люблю. А тут недалеко целое поле. Ты сходи утром пораньше, набери. – Лена внимательно посмотрела на меня, – а я тебя поцелую за это.  

Роса на траве выплескивалась на мои штанины. Я шел с маленьким ведерком клубники с поля, чуть светало. Сзади послышался собачий лай. Огромный разъяренный пес бежал прямо на меня, готовясь к прыжку.  

– Фу, Джек, – на грунтовке появился велосипедист, нескладный увалень лет двадцати. Собака застыла на месте, с интересом рассматривая меня. Увалень слез с велика:  

– Ты с лагеря, пиздюк? Видал моего пса? Запомни, ты или еще кто на поле сунется – я Джека сдерживать больше не буду. А пока на память фофана получи. И он отвесил мне щелбана своим мясистым пальцем, так что деревья и облака закружились перед глазами.  

Она спала. Еще не было и шести утра. Я тихо зашел и поставил ведерко с клубникой ей на тумбочку. Во сне она была еще прекрасней, по подушке разметались ее длинные русые волосы, во сне нежные губы вздрагивали, вместе с чуть вздернутом носиком. Я тихо вышел и пошел в свой корпус.  

Начало июня выдалось холодным, дождливым. На шестой день выглянуло солнышко, сразу стало теплее, веселее. Вечером решили идти к реке, разводить пионерский костер. Пока водили хороводы возле костра, физрук и Дрыч частенько бегали в «Уаз», оттуда приходили жующие, веселые.  

Как стемнело, затрещали сверчки. Мы сидели у речки, Дрыч, бывший армейский прапор рассказывал веселые армейские байки. Пацаны слушали, затаив дыхание. Девчонки хихикали в сторонке.  

– Петр Александрович, а что из нашего лагеря убегал кто-нибудь? – робко спросил его задумчивый Вова Мосол.  

– Да попытался тут один, «Кадр», в прошлом годе, его до сих пор на болотах солдаты с собаками ищут, – при этом завхоз сделал большие испуганные глаза.  

– Болота – это ерунда, – протянул Михей, он был местный, из Семиреченска, – вот одному в лесу оказаться – это страшно...  

– А что у вас тут в лесу? Волки и медведи? – не унимался Вован.  

– Есть волки трошки. Но главное с дедом Еремеем в лесу не повстречаться.  

И Михей рассказал жуткую историю, которую ему поведал отец.  

Жил в соседнем хуторе дед Еремей с сыновьями. Когда война началась, он уже старый был, его на фронт не взяли. Он и сыновей не пустил, где-то в лесу, в сторожке прятал. Когда «фриц» пришел, хутор занял, Еремей с сыновьями полицаями заделались. Ходили они по округе, свои порядки наводили, народ грабили. И вскорости награбили целый сундучок золота и серебра, все в хату к деду Еремею складывали. А когда Красная Армия «фрица» вытряхнула с наших краев, полицаи убежать не успели. Молодых в расход пустили, а старого отправили в Сибирь на десять лет. Он вернулся, а там уже вместо старого хутора современный поселок. А на месте его хаты – пятиэтажный дом. Потом его еще видели по ночам вокруг пятиэтажки ходил – бродил, народ стращал. Хотели его поймать, да увезти в «дурку», да он убежал в лес, и до селе там живет. Путник одинокий забредет, он сзади подкрадется, за шею схватит: « Где мое золото? » А потом тесаком по горлу и в речку. У нас каждый год в лесу ктой -то пропадает...  

Пацаны молчали, глядя в темную воду. Даже болтун-завхоз задумался, потом бросил окурок, притоптал ботинком. « Ну все, пора в лагерь... »  

… – А как же он выглядит этот дед Еремей?,- пытал Яшка Михея после отбоя.  

– Как? Да как обычный старик, борода седая, кепка...  

Лены не было на дискотеке. Я нашел ее на качелях, она тихо сидела какая-то грустная, потерянная. В руке сжимая смятый конверт.  

– Дим, а пойдем на речку?  

– Прямо сейчас?  

– Через полчаса после отбоя – я буду за старым медпунктом. Приходи...  

Никогда не случалось купаться ночью, даже не знал, что вода в реке ночью вовсе не холодная, а какая-то таинственная, чистая.  

– Лен, ну а ты будешь купаться? – тихо позвал я. Она сидела на берегу, обхватив колени.  

– Дима, иди ко мне. Помнишь, я тебе поцелуй обещала?  

Она обняла меня за шею, притянула к себе и впилась в мои губы. Мое сердце бешено застучало, мы лежали на песке и целовались. Она гладила мне грудь, волосы на затылке. Я неумело пытался поцеловать ее грудь, она вдруг засмеялась: « Димка, щекотно... » Потом она нежно оттолкнула меня, привстала:  

– Димуля, тебе не кажется, мы слишком спешим, – Пойдем Сладенький в лагерь, – Лена привстала, отряхивая песок. Купаться она так и не стала.  

Дрюня с Яшкой самовольно бегали купаться на речку, во время тихого часа. Кто-то с поселка увидал ребят и позвонил в лагерь, их притащил суровый немногословный физрук.  

Вечером было общее построение. Петрович, поминутно вытирая испарину со лба начал: « Ребята, вы же пионеры. А у пионеров главный девиз – один за всех, а все за одного. Виновные в проступке будут строго наказаны, вместе со своим отрядом».  

Весь следующий день мы работали по уборке и благоустройству территории: пололи траву, сгребали сосновые шишки, белили бордюры.  

Возле столовки вечером подошел Вован:  

– Я сваливаю отсюда через два дня, у тебя есть время подумать, я начертил карту местности. Если по трассе — до Семиреченска двадцать восемь километров. Мы пойдем по прямой, тут небольшая речушка, лес, потом поселок, небольшое поле – и мы на месте. Всего двадцать два километра. А там на автобус и домой...  

Вечером в корпус пришла Лена, она всегда делала обход перед отбоем. « Мальчики, спокойной ночи! » Она махнула нам ручкой, и ее груди тоже плавно качнулись под футболкой. Дрюня заворчал:  

Лучше б не приходила, опять одеяло колом будет всю ночь стоять...  

А давайте всем гуртом ее завалим, когда она завтра придет, и... – мечтательно промычал Яшка.  

Я тебе завалю, – рявкнул я на него.  

Ты что сказал, сынок? – грозный Яшка подходил к моей кровати. Я встал и прямым ударом разбил ему нос. Яшка захлебнулся юшкой, схватил полотенце, лег на кровать и запрокинув голову.  

Не друг ты мне больше, Круглый, не друг...  

На следующий день наш отряд опять до обеда работал, видать Петрович серьезно на нас взъелся. Вечером пацаны придумали для него жестокую месть. Дрюня предложил насыпать в бак его «жигулей» сахара, чтобы злодей Петрович заглох где-нибудь посередине трассы, с забитым карбюратором.  

Среди ночи пошли втроем, Яшка, Дрюня и я. Яшка пообещал рассмотреть вопрос нашей дружбы, если я схожу «на дело». Машина Петровича стоял на стоянке, за старым медпунктом. Пацаны пошли к машине, я стоял на шухерке. В здании неярко горел свет. Странно, там же идет ремонт, подумал я и забрался на деревянные козлы, чтобы посмотреть в окно.  

На кушетке лежала обнаженная Лена, разметав свои волосы, а над ней дергался голый, с обрюзгшим животом Петрович. Я спрыгнул с козла. И медленно пошел к корпусу. « Тварь... Как она могла... »  

Когда пацаны уснули, я встал, разбудил Вована  

– Пойдем на улицу, нужно поговорить.  

Мы вышли на крыльцо. В небе висел желтый диск луны, будто стараясь подслушать заговорщиков.  

– Вован, я ухожу сегодня ночью. Ты со мной?  

– Знаешь, я не могу... – Вова опустил голову, – я не побегу.  

– Как! Ты чего заднюю включил? – я был ошарашен новостью.  

– Ты пойми меня, если что случится – у меня бабуля не выдержит, я в прошлом году в лесу заблудился, так она потом на неделю слегла. Вот тебе карта, Димок. Ты не бойся, я тебя не сдам. У тебя все получится.  

Вован протянул мне свою карту. Потом всхлипнул и пошел в корпус. Я стоял ошеломленный, но для меня обратного пути уже не было.  

Я встал ровно в четыре. Быстро покидал свои вещи в рюкзак. Вышел из корпуса, быстро перемахнул забор и двинул сквозь сосновый бор быстрым уверенным шагом. … Может Вовка неправильно нарисовал карту, но к десяти часам вместо поселка, я вышел в какую-то лесную чащу. Я шел, а перед глазами у меня были большие Ленкины груди, в такт двигающиеся движениям Петровича. К горлу подступил комок, видеть ее не хочу. Тварь. Я пробрался через колючие ежевичные кусты и оказался на небольшой лесной опушке. Там ковырялся какой-то дедок, похоже грибы искал. Он неожиданно обернулся и я похолодел: седая борода, кепка — все как Михей рассказывал.  

– Эй, малец! – окликнул он меня скрипучим голосом.  

Не помня себя от страху, я резко. бросился вправо, напролом в чащу. Ветки сильно хлестали меня, но я бежал не чуя ног. Передо мной вдруг оказалась балка, я кубарем полетел вниз, и уже внизу ударился коленом об пенек. Я лежал на земле, обхватив ногу, корчась от боли. Пока не увидел перед собой чьи-то ноги в старых кроссовках. Я поднял голову передо мной стоял этот дед.  

– Ты куда так втопил, непутевый! – дедок нагнулся, засучил мне штанину и смотрел на ногу, на которой на глазах появлялся огромный кроваво – фиолетовый синяк, – Ты чевой -то по лесу бегаешь?  

Дедушка, мне в Семиреченск надо. Вы не поможете добраться? В поход мы ходили, вот от группы отбился, – пробормотал я.  

Дедок внимательно посмотрел на меня.  

– Сынок, у меня там машина за опушкой, сейчас доедем до поселка. Моя бабка тебе ногу подлечит, пообедаешь у нас. Ну а опасля я тебя в город подкину, с такой ногой ты не дюжий ходок.  

На стареньком москвиче мы приехали в поселок. Дед Семен помог мне подняться на третий этаж, в квартиру. Налил чай, угостил пирожком. Потом включил телевизор и ушел захлопнув дверь: « Пойду бабку приведу, опять где-то языком зацепилась... »  

Я осмотрел квартиру, везде: на комоде, на шкафу, и даже на холодильнике была пыль чуть ли не в сантиметр. Я вспомнил свою бабу Лиду, у которой всегда была идеальная чистота. « Темнит дед! Похоже один живет, без бабки..»  

Зачем же он меня запер здесь?! Я аккуратно встал на ногу, колено распухло, но ходить можно было почти безболезненно. Я прошел на кухню, потом открыл ванну и застыл от ужаса: прямо под ванной лежал огромный нож-тесак.  

Я быстро достал из рюкзака свой походный раскладной нож, открыл окно и распорол сетку на окне. Сбросил рюкзак вниз. И хотел уже прыгнуть на стоявший в двух метрах высокий тополь, но вспомнил про ногу. В шифоньере я нашел две простыни, байковые одеяла, все связав двойным узлом и закрепив к батарее я медленно спустился вниз.  

До земли оставалось метра полтора, я прыгнул, оказавшись в чьих-то сильных руках. Меня держал Алексей Константинович, наш физрук:  

– Ну что, паря добегался? Хорошо Семен Иваныч, наш бывший сторож позвонил. Поехали в лагерь, твоему отцу позвонили, он уже выехал за тобой. … Я бросил свой рюкзак сзади, и последний раз взглянул на пионерлагерь. Пацаны махали руками, вышла Лена, и молча смотрела на меня, что-то шепча губами, мне показалось «Дима, прости», но может быть это только показалось.  

– Ну ты Димка задал жару, и чего вам неймется. И жратва и девчонки вон какие ходят – папа кивнул на Лену. Да просто рай. Я бы с удовольствием твой оставшийся срок за тебя отбыл, жаль мамка не пустит. – он лукаво подмигнул мне. Я сел в машину. По крыше застучал мелкий июньский дождь. Мы ехали домой...  

Через двенадцать лет случилась у меня командировка в Семиреченск. Уже уезжая, на вокзале я увидел Лену. Чуть располневшая, но еще более похорошевшая, женственная, она шла держа за руки двух кудрявых девочек — близняшек лет восьми. Рядом шел высокий усатый мичман с чемоданом. Я на минуту залюбовался ими, перехватил сумку на плечо, и пошел к своему вагону...