А потом я умерла...

– А потом я умерла!..  

– Смерть, но ты и теперь мертвецки пьян!  

– Совесть, во первых – Я не закончиЛА, а во-вторых – не называй меня в мужском роде, ибо я жеенственный-наяаа!.. (Громкое "ик! ")... мдагрмнч....  

Маленькое затишье. Смерть вырубилась.  

Совесть:  

– Чесность, что будем? – при этом Чесность стал говорить в духе прерванного, кем-то рассказа.  

– Я партизанам говорю – СДАВАЙТЕСЬ, са-а..с..ми, сами, мы не стреляем в местных, пострадавших от диктаторских режимов, но...  

– Что?  

– Что! Жаль, что ливийцы не хотят учит английский, язык демократически развитых цивилизаций, МЕЖДУНА-РО-Д-НЫЙ! – С ударением по слогам, произнес Честность.  

Обращение Честности к бармену:  

– У.. ммм... – негодуя и подбирая слова, промычал Честность. – У тебя крылатые руки!  

Ба..мен, дай счёт, мне хватит! Нужно бы поспать часок ещё, перед... Честно не буду!  

Совесть, поглядывая на коллегу, оживившись, к бармену:  

– Закуска есть, по лучше? Вообще – повара на месте? – Бармен:  

– Конечно! В нас смены без перерыва и задержек! Всё на ходу, всё тут же, все всегда готовы обслужить всех и всем!  

– Ну тогда хорошо! Нам праздничный крепкий завтрак, но без животного мяса, лучше рыба, прожаренная, морская, подливы, зелени; десерта – немного.  

– Спиртное?  

– нет, кофе и что-то полезное... каши, суп... только разные, догоняешь?  

– понимаю, конечно! Вам на когда?  

– а сколько сейчас?  

При последнем вопросе Совести, что-то включилось, бармен замотался вокруг стоек и столов и... Крыша бара с лёгким едва слышным шорохом, стала раздвигаться и упаковываясь по краям, образуя навес для веранды, выставляя защитные слоя брони от боеголовок шпионов-самонаводчиков.  

Молчаливо смотря на преобразованный инженерной машиной только что бар, находясь уже в приличном залитым рассветными лучами солнца рестораном, он доказал бармену:  

– Через час. А моего товарища следовало бы уложить., и ещё, вот этое тело Смерти... есть диван?  

– да, сейчас! подошедши к стулу, на котором свис Честность – бармен что-то нажал на стуле – и уже через несколько минут они, без лишнего шума трансформаций, лежали на механической раскладушке. В баре-ресторане при этом были только они: Смерть, Совесть, Честность и услужливый бармен.  

Честность вышел на веранду-выход. А по воздуху кое-где пролетал атомный снег, словно лепестки сакуры в японской живописи.