Выучить уроки

– Куда на этот раз?  

Вопрос мой был обращён к старому другу и по совместительству начальнику – тайному советнику Седову Аркадию Александровичу. Надо же, балагур и бабник превратился в вице-адмирала. Меня до сих пор это удивляло, будто мы всё ещё были курсантами военной академии, а не разменявшими шестой десяток ветеранами.  

– Как всегда к чёрту на рога, – ответил он, пододвигая ко мне стул и протягивая стеклянный стакан с настоящим коньяком, привезённым с нашей родины.  

– Название то у планеты есть? Или опять только номер, присвоенный при открытии и регистрации в справочнике адмиралтейства?  

– Есть и номер, и название, – улыбнувшись, произнёс Аркадий, делая маленький глоток из своего стакана. – Т-233КФ небольшой планетка размером чуть меньше нашей старушки Земли. Терраформирование завершено ещё двести лет назад, правда заселятся, планета начала только в начале нашего века.  

– Ресурсы или колония? – почувствовав, как жидкий огонь наполнил меня приятным теплом, спросил я.  

– Ресурсы, – плеснув себе ещё напитка из удерживаемой в руке бутылки, сказал Седов. – Там месторождение триалита. Знаешь, что это?  

Допив последние капли коньяка, и с сожалением посмотрев на пустое дно стакана, я вернул его Аркадию.  

– Понятия не имею. Должен?  

– Скорее нет, чем да, – хитро подмигнул мне мой высокопоставленный товарищ. – Однако минерал этот внесён в реестр стратегического сырья хоть и недавно, но ты мог бы почаще заглядывать в сеть «Имперского статута» чтобы быть в курсе последних изменений.  

– Я как проклятый уже десять месяцев ношусь по галактике с твоими поручениями, Аркаша. Мне, знаешь ли, нет времени даже на медицинский осмотр не то, что на чтение «статута» с его изменениями. Там же пропасть всего нового. Его императорское величество в ударе, умудрился и в войну не ввязаться и соседей наших на место поставить. Все эти присоединённые территории, название новых колоний, ресурсы которыми они обладают, список «новых дворян» и их привилегии, сведут с ума любого, господин тайный советник.  

– Да ладно, ладно, – засмеялся мой друг, похлопав меня по плечу. – Успокойся, я же пошутил. И к бесу эти условности мы же одни!  

Расстегнув молнию на мундире, Аркадий, вальяжно развалился на стуле и, откинувшись на спинку продолжил:  

– Триалит, это сверхпроводник. Он в триста раз эффективнее нашего сапзу, который мы используем в схемах гипердвигателей.  

Сказанное товарищем сильно меня удивило.  

– И планета всё ещё без военного гарнизона и нормальной инфраструктуры? А как же место в списке стратегического сырья?  

– Да в том-то всё и дело, что обнаружили триалит в системе Богородицы уже давно, только вот метода стабилизации его не существовало. Потому империя месторождение не разрабатывало, доверив это частным фирмам. Туда высадились представители Шведской Конфедерации. Начали геологоразведку участков, навезли десятки тысяч рабочих отовсюду, а потом во время войны и кризиса пятидесятилетней давности всё бросили и свалили. На Раневской осталось несколько тысяч маргиналов влачащих жалкий образ жизни.  

– Как, как ты сказал? Раневская?  

– Да, так планету назвали ещё в XX веке. Это кажется, артистка такая была со скверным характером. Говорят, на поверхности климат меняется резко, как и её настроение.  

– Шкала опасности?  

– 4 из 10.  

Ну, слава богу, – подумал я. Хоть на этот раз удастся избежать всей этой помпезности и излишней процедурности.  

– Можно тогда не брать с собой охрану Аркадий? – заранее зная ответ, спросил я.  

– Э-э-э нет, мой друг! Ты теперь статский советник и тебе положена гвардейский эскорт, – в шутку погрозил он мне пальцем. – Не смей нарушать регламент.  

Состроив мне смешную рожицу, товарищ, застегнул замок мундира и, взглянув в зеркало, поправил складки на рукавах. Этим он как бы показал, что доверительный разговор перетекает в официальный.  

– Твоя задача состоит в том, чтобы встретится с местными лидерами, протестировать «измерителем Шагалова» потенциал триалита и наметить будущих кандидатов на «новых дворян» с помощью которых мы там всё и построим. Возможно, там есть наши соотечественники, они должны быть в твоём списке первыми. Впрочем, учить тебя не надо. Встречать тебя будет некто Нильс Хольгерссон.  

Я как будто ранее где-то слышал это имя и фамилию. Мне даже казалось, что ещё чуть-чуть и меня осенит, но память услужливо подсказывала, что было это очень давно и к заданию моему отношения не имеет. А значит… можно было поломать над этим голову чуть позднее.  

– Видать не все шведы-то домой вернулись.  

– Тебя это беспокоить не должно. Планета находится в пределах империи, а значит, всё решаем там мы. То есть теперь ты. Однако обрати внимание, что тебе нужно вести переговоры не с ним, а с Учителем.  

– Почему?  

– Господин Хольгерссон, что-то вроде начальника службы безопасности. А вот настоящим лидером является человек по прозвищу Учитель. Разведка ничего о нём выяснить не смогла. Болваны, и за что они только деньги получают. Познакомься с ним и расположи к себе.  

– Старая схема, – понимающе улыбнулся я, с сожалением взглянув ещё раз на свой пустой стакан. – Один – умный, другой – сильный. Работай вместе и будет тебе успех. Мир не меняется.  

– А зачем ломать то, что хорошо работает?  

Кивнув, я подошёл к прозрачной стене иллюминатора и дыхание моё перехватило. Вид отсюда открывался сумасшедший. Швартовка астроботов, истребителей и транспортников к гигантскому диску космической станции проходила по заранее утверждённому порядку. Сколько лет в космосе, а каждый раз будто впервые это вижу. Зрелище, которое я не устану наблюдать никогда.  

– Завораживающе красиво, – сказал Аркадий, остановившись за моей спиной. – Полностью с тобой согласен Константин. Это ли не доказательство торжества человеческого гения?  

– Знаешь, смотря на это, я думаю совсем о другом.  

– О чём же?  

– О том, что человек как субъект изучения науке уже не интересен. Он предсказуем, исследован и действует в соответствии со своей природой и моделью поведения. А вот космос … он ждёт нас.  

* * *  

Всё-таки я ограничился двумя гвардейцами сопровождения. Раневская не была планетой помеченной красным кодом, и коэффициент опасности был относительно невелик, а значит, я мог сам решать сколько охранников с собой брать. Поудобнее устроившись в кресле, закинув ногу на ногу, я наблюдал в иллюминатор шаттла приближающуюся планету.  

Мысли мои были устремлены к жене и детям. Всего год назад я был преподавателем в Военной Академии на Рюрике, и жизнь была предсказуемой и размеренной. И вдруг, как снег на голову на меня свалился новый чин и новая должность. Когда-то я мечтал об этом, но всё же слишком резкий поворот совершила моя карьера за четыре года до пенсии. Всё чаще по ночам мне снилась моя супруга, и я будто ощущал запах её волос.  

– Константин Игоревич ваш старший то Академию закончил? – улыбаясь спросил сержант Ковригин, один из моих гвардейцев-охранников, барабаня кончиками пальцев по штурмовой винтовке лежащей на коленях.  

– Да, Дима закончил. В прошлом году ещё. Сейчас на Суворове практику проходит. Только вчера от него сообщение получил, – ответил я, нажав пальцем кнопку вызова робота-официанта. – А у Виталия уже в следующем году выпускной.  

– Здорово. Поздравляю вас. Говорят на Суворове лучшая школа спецназа в империи. Попасть туда уже честь.  

Матово белая броня гвардейца поблёскивала находясь в выключенном режиме. Раньше и я носил похожую, только была она помассивнее и потяжелее.  

– Дима это «Кираса»?  

– Да, Константин Игоревич. Новенькая, говорят класс защиты 7А. Лучше только у штурмовиков. Лёгкая, даже не привычно.  

Чуть позади сержанта, в кресле, уставившись в планшет сидел поручик Заречный. Он чему-то отчаянно хмурился и бесшумно шевелил губами.  

– Степан что-то не так? Разведданные не понравились?  

Оторвавшись от экрана, начальник моей охраны разгладил морщины на лбу, но с некоторым сомнением в голосе произнёс:  

– Разведданные я уже проверил. Скудно, крайне скудно, но нам не привыкать. Меня больше беспокоят информация со спутника. Пару новых объектов нашёл, странную активность. Роли это конечно не меняет, но я на всякий случай сделал запрос на ожидающий нас на орбите «Горец». Он сейчас пришлёт мне обновлённые данные. У планетки есть одна пикантная особенность, в верхних слоях атмосферы всё время непогодится и поэтому возможно данные и не точны. Если что, Константин Игоревич, вызовем к себе группу поддержки.  

– Не сгущаешь краски? – принимая из манипуляторов робота стаканчик с кофе, спросил я.  

Хмыкнув, Заречный, сморщил курносый нос.  

– Ну, только если совсем чуть-чуть Константин Игоревич. Вы же меня знаете ваша безопасность превыше всего.  

* * *  

Спустя четверть часа мы зависли над посадочной площадкой, и пилот вывел на обзорные экраны раскинувшуюся в десятке метров внизу картинку.  

– Ну и бардак тут, – присвистнул Ковригин, надевая на голову шлем. – Прямо как пейзаж из фантастических фильмов. Видать дела-то у местных не очень.  

Камеры действительно показывали царившую внизу разруху и запустение. Корпус здания аэровокзала был явно заброшен и сиял выбитыми окнами. По земле ветер разносил мелкий мусор и играл кипой каких-то листов, то сбивая их в кучу, то разнося в разные стороны. Только посадочная площадка имела ухоженный вид, правда сигнальные огоньки приёма, внизу, тоже работали через один.  

– А вот и наш швед, – указал пальцем в перчатке Ковригин на край монитора.  

В трёхстах метрах от посадочной площадки замер старенький планетарный вездеход, а рядом с ним, облокотившись на капот машины, стоял какой-то человек – краснолицый, почти лысый в засаленном тёмно-зелёном комбезе.  

– Ничего, мордатый, – пошутил сержант, расстёгивая ремни, удерживающие его на кресле. – Видно кормят здесь неплохо.  

Шаттл, вибрируя, спустился на ровную площадку, поймав креплениями стыковочные ключи.  

– Ну что ж, нам пора, – сказал я, берясь за ручку своего дипломата.  

* * *  

– Зря вы пилота раньше времени отпустили Константин Игоревич, – сказал Заречный, провожая взглядом исчезнувший в облаках шаттл. – Надо было дождаться, когда местные возьмут нас под охрану.  

– Не ворчи, поручик. Ты же сам сказал, спутник угроз не увидел. Всё нормально, нас встречают. Вон видишь, как нам рукой машут? – успокоил я гвардейца, спускаясь по ступеням приёмного терминала.  

Ковригин, перепрыгнув через турникет, легко обогнал меня, пристроившись впереди, а Заречный всё ещё что-то ворча, семенил за моей спиной. Стоял прекрасный солнечный день, и я бы даже подумал, что нахожусь на Земле, если бы не лёгкий сиреневый оттенок местного неба. Тёплый ветерок перебирал мои волосы, и настроение было отличное.  

Так всегда бывает, расслабишься и на тебе. Раньше всегда об этом помнил, а теперь стал забывать. Я даже не сразу сообразил, что произошло, просто где-то на грани сознания почувствовал изменившуюся вокруг меня обстановку. Всего на секунду тревога охватила всё моё естество, и в то же мгновение я почуял опасность. Как будто снова вернулся на военную службу.  

Что-то мокрое брызнуло мне в лицо, от чего я зажмурил свои глаза. Открыв их, увидел падающего на землю сержанта. Его матово-белый защитный доспех был пробит чем-то в нескольких местах, а шлем залитый кровью больше напоминал жуткую маску.  

Вокруг что-то грохотало, и этот звук больно ударял по барабанным перепонкам. Заречный заслонил меня собой и сделал очередь из импульсной винтовки в сторону бегущих к нам людей. Пара странно одетых мужчин рухнула на землю, подняв в воздух облачко пыли. Энергозаряды прожгли в их телах аккуратные отверстия размером с имперский двугривенный, но место упавших, тут же занял ещё десяток противников. Поручик снова стрелял, бегущие падали, но тщетно. В ответ гвардейцу раздался громкий треск и грудная пластина его «кирасы» покрылась многочисленными трещинами. Уронив винтовку под ноги, Заречный рухнул на колени в двух шагах от меня, а я некстати удивился хрупкости брони своей охраны. Первый добежавший до него противник разрядил оружие в защитный шлем, начисто снеся его вместе с головой. Почти сразу меня окружили какие-то люди.  

Только сейчас смог рассмотреть их как следует. Я словно попал в XX век. Куртки, плащи, рубашки, вязаные свитера, водолазки, шерстяные штаны и ботинки на шнуровке – я был готов поклясться, что всё это было самодельное, а не фабричного машинного производства. Но больше всего меня удивили пуговицы и шнурки. Да, да пуговицы и шнурки, ведь их уже давным-давно не использовали в изготовлении одежды и обуви. Обросшие, плохо бритые мужчины со смешным антикварным оружием в руках (я просто не мог поверить, что именно из него они убили моих ребят), обступили меня.  

Толпа расступилась, и ко мне подошёл здоровенный детина с рябым лицом. Длинный волосы были собраны в конский хвост на затылке, а виски эпатажно выбриты, впрочем, наверное, среди местных «аборигенов» это было нормой.  

Карие глаза главаря с насмешкой наблюдали за мной. Этот взгляд неожиданно вызвал волну злости поднявшуюся изнутри. Да как они вообще посмели напасть на представителя Империи, да ещё и перебить мою охрану?! Собравшись, я принял властный вид, хотя сделать это было нелегко, ведь в спину мне упирались стволы автоматов и винтовок.  

– Я статский советник Корсаков Константин Игоревич. Нахожусь здесь по поручению Имперского адмиралтейства. Кто вы такие и как посмели напасть на меня?!  

Ответом мне был взрыв хохота – истеричного, безумного и … бесстрашного. Они совсем не опасались последствий совершённого ими злодеяния. Как это вообще могло быть?  

Рябой, так назвал я главаря, сделал знак глазами толстяку в грязной футболке и тот, взведя курок допотопного массивного револьвера, направил оружие мне в голову.  

Всё же я был гвардеец, на пенсии, но гвардеец. Толстяк даже не понял что произошло, а револьвер оказался в моих руках. Громкий выстрел заставил толпу вокруг меня вздрогнуть, а жирдяй покачнувшись рухнул на спину демонстрируя всем дырку вместо правого глаза.  

Да, они не ожидали этого – меня били со знанием дела, но так чтобы не убить. Это я понял сразу.  

Кровь из рассечённой брови заливала мне глаза и я начал постепенно сползать в то состояние когда ты ещё не потерял сознание, но тебе уже всё равно, что с тобой происходит.  

– Ну, всё, хватит! Довольно с него, – услышал я хриплый голос над собой.  

Меня подхватил под руки и надели на голову грязный чёрный мешок. Господи куда я попал? На дворе вторая половина XXIII века, а меня кутают в материю, чтобы что-то скрыть.  

И снова этот хриплый голос явно привыкший отдавать приказы:  

– Транспондеры сняты? Отлично. Грузим «комбинезончик» в вездеход и валим отсюда, пока гуси не пожаловали!  

Словно куклу меня куда-то поволокли, периодически награждая болезненными тычками под рёбра.  

Комбинезончик, это наверное я, а кто такие гуси? Что тут вообще происходит? Гады. Ребят жаль! Как жаль ребят, – перемешалось всё в моей голове.  

Видно неосторожно дёрнулся, и мои охранники заметили это и пресекли. Удар в основание затылка превратил мой мир во взорвавшийся фейерверк, и я потерял сознание.  

* * *  

Не знаю, сколько времени я был без сознания, но когда очнулся, руки связанные за спиной окончательно онемели, а правый бок, на котором лежал, вообще, будто был не мой.  

Во рту кислый привкус, голова кружилась – верные признаки сотрясения головного мозга. Кто-то смеялся, но я не мог понять из-за чего. До меня долетали отдельные слова, не складывающиеся в единое предложение. Автомобиль прыгал по ухабам и от этого на меня накатывала тошнота.  

– Стоп! – заорал кто-то.  

Завизжали тормоза, меня грубо отпихнули из-за чего, я, пребольно ударился головой обо что-то твёрдое. Захлопали двери, верный признак того, что охранники мои покинули салон. Мне удалось принять вертикальное положение и, склонив голову между колен стянуть с головы вонючий, пахнущий горелой пластмассой мешок.  

Оказывается, я был в одной из машин кортежа потрёпанных, облезлых вездеходов. Большая часть напавших на меня людей выскочила на обочину дороги и сгрудилась вокруг чего-то моему взгляду недоступному, но несколько человек залезли на крыши машин и начали крутить головой вокруг, словно опасаясь чего-то. Я приоткрыл дверь и в этот самый момент услышал отчаянный детский крик прерванный грохотанием автоматического оружия.  

Улыбающиеся рожи возвращавшихся были просто омерзительны. Когда убийцы расступились, я увидел на земле тела. Несколько тел. Не знаю о чём думал, но толкнув дверь ногами, я выскочил из салона и помчался туда, где лежали мертвецы.  

Меня пытались поймать раз, другой. Но я ловко уворачивался от протянутых ко мне рук. И когда добежал …  

Словно натолкнувшись на невидимую стену, замер перед телами трёх подростков и старика. Они были одеты в какое-то грязное тряпьё и выглядели худыми и измождёнными. Один из детей прижимал к груди какие-то клубни, похожие на земную свёклу.  

– Что Комбинезончик, хочешь увидеть как мы наказываем воров? – Рябой остановился рядом со мной. – Они получили по заслугам …  

– Вы убили детей и беспомощного старика из-за еды?! – гнев вновь начал возвращаться ко мне.  

– Мы убили воров. А что они украли не так важно, – рассмеялся мужчина, спрятав руки в карманы. – Мы тут живём по своим законам Комбинезончик. Давно.  

Рывком мне удалось разорвать стягивающие руки путы и броситься на Рябого. Кто-то схватил меня за руку, но я был готов к этому. Резко присев швырнул схватившего меня через голову и, перепрыгнув упавшего, попытался ударить Рябого в основание подбородка. Таким ударом нас учили убивать противников ещё в учебке.  

Несколько человек сразу повисли на мне, и я смог только слегка коснуться кулаком подбородка главаря. Не смертельно, но чувствительно. Когда тащили обратно в автомобиль я абсолютно не контролируя кричал ему:  

– Нет никаких ваших законов! Планета подчиняется законам Империи! Ты понял ублюдок!  

С первого раза мне надеть на голову мешок не смогли и только после нового удара его водрузили на место. Было больно, очень больно, но сознание я не потерял. Не дождутся. Хотя постарался, чтобы все окружающие так подумали. Мне нужно было успокоится, собраться с мыслями и придумать как послать сигнал на «Горец», чтобы этому средневековью настал конец.  

* * *  

От последнего удара мешок лопнул, и в нём образовалась дырка. Прижав голову к боковому стеклу салона, мне удалось разглядеть проносящийся мимо пейзаж. А посмотреть было на что.  

Я словно попал в ХХ век. Жуткие постапокалипсические картинки следовали одна за другой. То тут, то там на обочине появлялись сгоревшие и проржавевшие корпуса автомобилей, вездеходов и экскаваторов. Несколько раз встречались перевёрнутые «землеройки» – машины для прокладки шахт и туннелей. Кому понадобилось опрокидывать этих гигантов, мне, было абсолютно не понятно. А главное – зачем?  

Иногда справа и слева от дороги возникали какие-то одноэтажные и двухэтажные строения, явно носившие на себе следы давнего боя. Да, да боя. Треснувшая обшивка, обвалившиеся крыши, дырки в стенах и куски другого мусора разбросанного на расстоянии взрыва, ясно указывали на это.  

Очень редко по обочине заваленной мусором, навстречу нам брели люди. Маленькими группками по два-три человека. Всё та же странная одежда и неухоженный внешний вид. Некоторые из них приветствовали наш кортеж, другие со страхом жались к обочине. Везде царила разруха и нищета.  

Только сейчас я заметил, что на месте моего транспордера, на запястье, появился ожёг правильной овальной формы.  

Теоретически на «Горце» должны были заметить прерывание сигнала, но только в том случае если в этот момент он передавался, сообщая сведения о владельце и его состоянии, а не находился в пассивном режиме.  

Если же нет … то приборчик можно было нацепить на другого человека подходящего возраста, пола и комплекции. Подмену вряд ли бы заметили. Ах да, была же ещё система шифрования, но так как за окном я не наблюдал снующих туда-сюда «Филинов» и ищущих место для посадки десантных кораблей, то не сомневался, что мои похитители с кодом как-то справились.  

Когда-то высаженные на другую планету группы отмечались в Центре операций раз в несколько часов и если два сеанса оставались без ответа, на поверхность спешили спасатели. Сейчас же в XXIII веке представители Империи чувствовали себя везде в безопасности. Да кто посмеет нам угрожать, да ещё внутри наших владений? Прецедентов не было уже несколько десятилетий. Однако ж, посмели.  

Серьёзные опасения по поводу нашего исчезновения начнутся не ранее чем через три дня. Если не объявимся, ещё через два, сюда по регламенту направят всё стреляющее и летающее с «Горца». Не знаю кто из бонз установил такие сроки, но надеюсь что вернувшись обязательно взгляну в его глаза. А до этого …  

– Ну, вот мы и приехали Комбинезончик! – кто-то больно ударил меня локтем в бок и заржал. – Живём мы конечно не так роскошно и цивилизованно как вы, да и хавка у нас попроще, зато свободны от ваших правил.  

В ноздри мне ударил резкий запах горелой пластмассы, от которого даже защипало горло. С моей головы резко сдёрнули мешок и я смог внимательно рассмотреть изменившуюся вокруг нас картину. Кортеж въехал в город. Если это так можно было назвать. Нагромождение железобетонных блоков, деревянных построек, лестниц и фургонов напоминало гигантский муравейник. Вот только здесь не было ни дисциплины, ни согласованности действий работящих насекомых, здесь царила анархия и хаос.  

Много, очень много вооружённых людей передвигалось по запруженным мусором улицам, а между ними сновали грязные дети, курицы и свиньи. Было много пьяных, ругающихся или просто неадекватно ведущих себя людей. Мимо меня прошла заплаканная женщина в рваном сарафане несущая на руках мёртвого мальчика. Ботиночком ребёнка она задела стекло двери с моей стороны. Несчастная несла ребёнка по улице, продираясь сквозь толпу, а ноги и руки мальчика безвольно болтались из стороны в сторону. Никто не обращал на неё внимания, видно подобные вещи были здесь обыденностью.  

Наш автомобиль с трудом продирался сквозь людскую реку и это несмотря на то, что головорезы Рябого щедро раздавали тычки прикладами и оплеухи, возникающим на пути транспорта. Смрад, стоявший в городе, вызвал у меня приступ тошноты.  

На несколько минут мы остановились на импровизированном перекрестке, благодаря чему я смог наблюдать, как в переулке в нескольких метрах от меня трое мужчин избивали ногами и прикладами автоматов кого-то лежащего на земле.  

У меня мурашки бежали по коже, и я не мог поверить, что под носом у Адмиралтейства, располагавшемся на Шостаковиче, всего в каких-то пяти-шести днях полёта, процветало абсолютное пренебрежение законами и цивилизованной моралью. А ещё не мог понять, откуда здесь столько людей.  

Автомобиль остановился. Меня подхватили под руки два молодца и потащили в распахнутые слева ржавые ворота.  

Я ударил головой в лицо одного из моих конвоиров, а второго швырнул в металлическую створку ворот. Всего несколько шагов отделяло меня от толпы горожан, но на этот раз сбежать мне было не суждено. Тело моё скрутила судорога, и я рухнул на колени, получив сильнейший заряд электрического тока из шокера.  

* * *  

Очнулся от холода. Оковы мои были продеты через крюк в потолке. Мой комбинезон исчез, я был полностью раздет от чего меня била дрожь.  

На этот раз ноги мои тоже были скованны цепью, которая в свою очередь была закреплена в скобе, торчащей из пола. Помещение, в котором я находился, было погружено в сумрак.  

– Так, так, так, кажется, господин статский советник очнулся, – похлопывая себя по бёдрам, сказал Рябой, выходя из темноты.  

– Что вам от меня надо?  

– А почему вы думаете, что нам от вас что-то нужно? – произнёс мужчина, встав ко мне так близко, что я почувствовал его дыхание на своей коже.  

Мне хотелось ударить Рябого, но тело моё было буквально растянуто между полом и потолком из-за чего никаких активных действий предпринять было в принципе невозможно. Я не стал радовать его своим ответом.  

Посмотрев на меня, мужчина, рассмеялся и, вынув из ножен нож, более похожий на маленький меч, сказал:  

– Вы правы господин статский советник. Мне от вас нужна небольшая услуга, сущая безделица. Я хочу чтобы вы воспользовались своим правом и вызвали с корабля на орбите несколько грузовых транспортников.  

– Зачем?  

– Ну, скажите, что у нас здесь гуманитарная катастрофа, и мы нуждаемся в лекарствах, продуктах и медикаментах. Кстати это почти, правда, – взмахнул перед моим носом клинком Рябой. – Еды из парников всё время не хватает, рабы дохнут как мухи.  

– У вас есть рабы? – сглотнув густую слюну, произнёс я, заранее зная ответ.  

– У нас, много что есть. Есть такое чего вы комбинезончики и в глаза-то давно не видели.  

Мне снова захотелось свернуть шею этому упырю. И куда только делась моя дипломатическая выдержка и благоразумие? Наверное, выветрилась после первого удара прикладом по голове.  

– Так вы выполните мою просьбу?  

– Конечно, нет. Я так понял вы хотите погрузить своих людей в прибывшие с «Горца» транспортники, чтобы потом захватить крейсер? Вам это не удастся.  

Скривив губы в гримасе, Рябой, поднёс лезвие ножа к моему уху.  

– Не торопитесь, господин статский советник. Впереди у нас несколько дней и я уверяю вас, что мы, в конце концов, придём к согласию.  

Клинок сдвинулся чуть в сторону, и острая боль обожгла меня, а на пол упал кусочек мяса, совсем недавно исполнявший роль моего левого уха.  

* * *  

В течение двух следующих дней меня умело избивало два амбала. Они становились с разных сторон от меня и по очереди наносили мне удары кулаками. По голове почти не били, но от этого было совсем не легче. Мне не давали ни воды, ни еды, но я держался, правда к концу второго дня перестал подшучивать над своими «палачами». Как-то настроение пропало.  

Я лихорадочно пытался придумать, как мне покинуть это место, но оковы не давали мне такой возможности. Да и испробовал я уже всё.  

На третий день, Рябой, почтил меня своим вниманием и опять пытался запугать, размахивая тесаком перед лицом. Поняв, что добиться ему ничего не удастся, он несколько раз с изяществом мясника порезал мою правую ногу клинком, и покинул помещение гневно выражаясь в адрес Его Величества. Правда истечь кровью мне не дали, один из «моих» амбалов обработал раны и довольно-таки сносно заштопал их. Так я понял, что жизнь моя всё ещё ценна для Рябого и его компании.  

На четвёртый день, мне дали попить немного грязной, пахнущей горелой пластмассой воды (мне казалось, что здесь абсолютно всё ей провоняло), а затем выволокли на улицу.  

Некоторое время я вообще ничего не видел. Глаза мои привыкшие к сумраку слезились, из-за чего получалось различать только светлые и тёмные пятна передо мной. Зато, мне удалось расслышать шум толпы. Вокруг было много людей. Меня привязали к каким-то цепям, надели что-то тяжёлое на голову, а затем подняли вверх.  

Резкая боль в мышцах и позвоночнике заставила меня закричать. Ответом был, смех. Я болтал ногами как марионетка на ниточках, а они всё закатывались от истеричного хохота.  

– Комбинезончики считают нас людьми второго сорта! Не хотят помогать нам, и делится своими богатствами! – где-то внизу орал Рябой. – Этот человек один из них! Так поприветствуем же его и покажем как мы относимся к ИХ миру!  

Глаза мои привыкли к свету и я понял, что на голове у меня какой-то шлем, а внизу на расстоянии трёх-четырёх метров, действительно бесновалась толпа горожан. Грязные, худые и болезненно бледные, они серой массой колыхались подо мной. Справа и слева, на земле, располагались два ярко-красных бака наполненных гладкими камнями размером с куриное яйцо. Люди брали оттуда пригоршни этих камней и кидали их в меня. Да, да кидали. Многочисленные попадания причиняли боль и единственное, что я мог сделать, это немного поворачиваться в бок то в одну, то в другую сторону, надеясь, что какой-нибудь особенно меткий бросок не сделает из меня евнуха. Ненавидел ли их я? Нет, мне было их жалко.  

Довольно быстро, понял зачем на меня надели шлем. Некоторые попадания нет-нет да и приходились в голову, а Рябой не мог позволить мне умереть. Поиздеваться надо мной да, поистязать тоже, но позволить мне сдохнуть на потеху его людям – нет.  

В какой-то момент кто-то всё же хорошенько прицелился и сильный удар заставил меня потерять сознание.  

Когда я очнулся, на улице был уже сумрак, и вокруг никого не было. Откуда-то был слышен плач – горький, надрывный, безнадёжный. Давно перестал чувствовать свои руки, а пальцы ног замёрзли так сильно, что мне казалось что их просто нет.  

Внизу, напротив меня замер мальчик лет шести-семи. Светлые закатанные волосы, худое лицо с острым подбородком и очень странный пристальный взгляд. Без ненависти, без страха и удивления. Скорее в нём сквозило безразличие и тоска. Малыш просто стоял и смотрел на меня, но его взгляд словно жёг мою кожу. Дети не могут так смотреть, – подумал я, – не могут и всё. Может быть, когда-то давно во время бесконечных войн и кризисов, но не сейчас, когда началась Золотая эра. Волна адреналина накрыла меня.  

– Вау, очнулся, снимайте его.  

Мальчишка юркой змейкой исчез среди баков и коробок, испуганный появившейся внизу компанией мужчин.  

– И помощь окажите, а то если он кони двинет, Рябой нас прибьёт.  

Приземление было жестковатым. Я почувствовал как мне поставили укол в бедро и влили в рот какую-то приторную жидкость. Как не странно это помогло и чувствительность стала возвращается в конечности.  

Меня опять куда-то потащили. И когда только это кончится? Облупленные стены, треснувший пол, тусклые лампочки и незнакомые коридоры закончились знакомым крюком в потолке и скобой в полу. Пора было действовать. Уж не знаю откуда во мне вдруг появились силы, но питало их свежее воспоминание о мальчишке с пристальным взглядом.  

Я притворился, что нахожусь в бессознательном состоянии и когда с меня сняли шлем и стали накидывать на руки цепь, резко взвился вверх ударив склонившегося надо мной мужчину головой в живот. Кто-то позади крепко дёрнул меня за руку, но я вывернулся и ударил ногой противника, а затем ещё раз и ещё. К сожалению, чувствительность ещё не вернулась ко мне, и удары получились слабыми. Меня сбили с ног, повали на бетонный пол, и снова заковали в цепи, подвесив над потолком.  

* * *  

На следующий день опять приходил Рябой. Спрашивал как у меня дела и не хочу ли есть, пить. Когда я послал его куда подальше, он разозлился и начал меня избивать. Большинство попаданий приходилось в грудь и по бокам. И так как тело моё было покрыто кровоподтёками от вчерашнего представления, любое касание вызывало сильную боль. От одного из ударов хрустнуло ребро. Но я терпел. Как-никак десантников и не к такому готовят.  

Раньше злость этому бандиту была несвойственна, и мне удалось понять, что время его заканчивается. Скоро меня будут искать. Это принесло чувство радости, но такой слабой и тусклой, что согреть она меня не смогла. В какой-то момент я погрузился в своё «любимое состояние», просто отключился.  

А во сне мне приснилась мама. Она умерла много лет назад, не дождавшись меня из первой командировки. Странно, но мама была старше, чем я её запомнил. Будто мы с ней прогуливались по земному лесу и она, слушая рассказ о моих злоключениях, всё охала и ахала. Я никогда не был на Земле, но отчего-то был уверен, что эти сосны и цветы растут именно там. В конце сновидения мать пригласила меня к себе, сказав, что у неё меня никто не обидит.  

– А-а-а! – проснувшись от дикой боли во всём теле, понял, что умираю. Я несколько дней без еды и нормальной воды, меня периодически избивают и руки мои скоро перестанут меня слушаться. Нужно было срочно снова попытаться бежать пока осталось немного сил.  

* * *  

– Зовите Рябого! Я сделаю всё, что он мне скажет.  

Именно такой фразой встретил пришедших ко мне на следующее утро амбалов. Хотя утро было или вечер я мог только догадываться.  

– Наконец-то, сейчас, – заулыбался один из мужчин, направляясь к двери из помещения.  

– Только снимите меня с крюка, а то я рук совсем не чувствую. Цепи можете оставить.  

Придурки переглянулись, и первый выскочил из двери, а второй действительно опустил меня на пол, предварительно отстегнув цепь в полу. Просто одно без другого сделать было нельзя.  

Когда цепь, словно серебристая змея выскользнула из скобы, я понял, что надо действовать.  

Из последних сил мне удалось накинуть её на шею своему противнику и, оказавшись у него за спиной резко дёрнуть вниз. Послышался хруст и сто килограммов, пошатнувшись, упало мне под ноги. Обрадовался ли я? Нет. Мне было всё равно. Всё чувства испарились.  

Это усилие окончательно опустошило мои силы, словно пробежал кросс в полной выкладке по пересечённой местности. Рухнув на пол, некоторое время пытался восстановить дыхание и справиться с головокружением. Собрав крохи оставшихся сил, я подобрал ключи и освободил себя от цепей, а затем стянул с убитого штаны, ботинки и куртку. К сожаления оружия при нём не было никакого. Обмотав вокруг руки цепь, я, опираясь другой на стену и стоя на подрагивающих от слабости ногах, пытался собраться с мыслями, чтобы наметить план дальнейших действий.  

– Так, так, так, господин статский советник кажется решил злоупотребить нашим гостеприимством? – я даже не заметил как дверь раскрылась и в неё зашёл Рябой в сопровождении трёх бойцов. – Вяжите его ребята.  

Отступив к стене я твёрдо решил для себя, что лучше сдохну здесь, чем снова позволю повесить себя под потолок. Отчаяние во мне превращалось в слепую ярость, которая придавала мне силы, мобилизуя тело для последней схватки.  

Люди Рябого не успели сделать и пары шагов ко мне когда где-то на улице раздался мощный взрыв. Все находящиеся в помещении присели от неожиданности, пол под ногами дрогнул, а с потолка посыпалась пыль.  

– Это что ещё такое? – закричал мой мучитель, стряхивая пыль с одежды. – Быстро разобраться!  

Двое людей Рябого бросились выполнять приказ, но один остался с ним. Я же, пользуясь замешательством, отступал назад, удаляясь всё дальше от противников.  

А на улице вовсю стрекотали автоматные очереди и хлестали винтовочные залпы.  

– Тащи его сюда! – лениво указал на меня Рябой своему человеку. – У него сил передвигаться нет, не то что сражать …  

В дверь заскочило дюжина вооружённых людей, один из которых, с массивным кольцом в носу бросился к Рябому.  

– Гуси! Гуси! Они нас атаковали! Они повсюду! Ворота сломаны, бой уже возле здания!  

Ударив наотмашь кричащего по лицу, Рябой, приказал:  

– Прекрати панику придурок! Поднимай всех! Комбинезончик не должен попасть к ним в руки!  

Потрясая кулаком, он говорил, что-то ещё, но что именно я не расслышал, так как события понеслись вскачь со скоростью курьерского шаттла, сделав меня сторонним наблюдателем.  

Будум!!!  

В пяти шагах от меня стена взорвалась, осыпая осколками людей. В пролом, переступая через обломки, вошёл штурмовой «Буратино» и очередью из крупнокалиберного пулемёта разорвал на части трёх замерших перед ним противников.  

Люди Рябого довольно споро рассыпались по помещению стреляя в бронированного робота. К ним на подмогу прибыл ещё с десяток головорезов.  

А тем временем из-за спины «Буратино» в пролом ворвались шестеро вооружённых людей в странной серой форме и чёрных масках закрывающих лицо. Короткими очередями они, прикрываясь ботом, стремительно сокращали количество бойцов Рябого. Мало того, что стреляли они отлично так и двигались слаженно и ловко.  

«Буратино» прикончил ещё десятерых противников, а затем к горожанам снова прибыло подкрепление. Всё новые и новые вооружённые люди забегали в моё узилище и сейчас в сполохах выстрелов, я увидел, что это не большая комната, а скорее зал.  

Удивительно, но бойцов в масках и серой форме не смутило подавляющее превосходство противника, выстроившись в треугольник позади боевого бота, они поливали огнём всё что движется. Оружие их было не оснащено ни автоматической наводкой на цель, ни объёмными магазинами, да я вообще такое в действии видел только на первом курсе академии, когда нам рассказывали об огнестрельном оружии прошлого. Гильзы красиво выбрасывались из патронника золотыми искорками. Вокруг меня была смерть, но эта картина на пару мгновений заворожила меня. Я никогда не видел сражения ожесточённее, хотя на моём парадном мундире имелась собственная планочка медалей за храбрость, проявленную в боях на мирах периферии и внешнего кольца.  

Кто-то схватил меня и я понял, что Рябой ещё не готов попрощаться. Когда мускулистая рука короткостриженого парня потянула меня за грудки, я ткнул его в лицо кулаком обмотанным цепью. Металл придал силу моему удару и мужчина рухнул на колени обливаясь кровью. Но радоваться было рано к нему на помощь бежали ещё четыре головореза во главе с Рябым.  

Я почувствовал новый рывок и один из солдат в серой форме (да они были именно солдаты и по выучке и по навыкам) отпихнул меня себе за спину. Короткой очередью он срезал двоих противников, а затем, перекувырнувшись, расстрелял остатки магазина в третьего. Секунда и вырвав из кобуры странного вида пистолет, боец точным выстрелом в голову уложил четвёртого. Однако Рябой воспользовавшись телом последнего падающего на землю головореза как щитом, бросился на противника. Он был выше ростом, но вот в плечах заметно уже. Короткая столкновение привело к тому, что пистолет моего защитника оказался на земле, а маска с его лица содрана.  

Передо мной приготовившись к схватке стоял мужчина лет пятидесяти пяти с короткими пепельно-русыми волосами тронутыми сединой. Стального цвета глаза внимательно следили за Рябым и когда тот попытался сделать выпад ножом в его сторону, мужчина перехватил руку противника и повернув запястье моего мучителя, воткнул удерживаемый им клинок в грудь. Ни одного лишнего движения, никакой суеты.  

Я только сейчас понял, что всё стихло. Совсем недавно барабанные перепонки готовы были разорваться от грохота и криков и вдруг … тишина. Оглядевшись вокруг, увидел, что победа осталась за людьми в серой форме. Я даже не поверил сначала этому, но рассмотрев замершие на земле тела бойцов Рябого присвистнул.  

– Давайте я помогу вам встать, – сказал один из моих спасителей поднимая меня с земли.  

Он сноровисто ощупал моё тело, посветил в глаза фонариком и уколол анализатором.  

– Что там Диего? – спросил седой, подходя к нам.  

Осматривающий меня солдат, на плече которого я рассмотрел шеврон раскинувшего в разные стороны крылья серого гуся, хмыкнул и сказал:  

– Истощение, обезвоживание, многочисленные синяки и ссадины, пара сотрясений средней тяжести, заживающие порезы на ноге, ребро одно сломано и уха одного нет. Рана, кажется гноиться начала. Всё нормально, справимся. Я думал будет намного хуже.  

Командир, а это был именно командир, положил мне руку на плечо.  

– Господин статский советник вы оказались крепким орешком. Поздравляю.  

Я улыбнулся похвале и… потерял сознание.  

* * *  

– Хватит кота за хвост тянуть. Заканчивайте уже скоро рассвет.  

Я рывком соскочил с заднего сидения ударившись головой о крышу автомобиля. И что я как нежинка всё время без сознания? Неужели всё мой возраст?  

– Тихо, тихо Константин Игоревич. Всё нормально.  

В двух шагах от открытых дверей автомобиля на перевёрнутом ящике сидел знакомый уже мне мужчина командовавший солдатами в серой форме. Ловко орудуя иголкой, он зашивал разорванный ремешок примитивного бронежилета.  

Кашлянув, я не ощутил обычной боли во всём теле. Да и вообще, чувствовал себя намного лучше.  

– Вы Хольгерссон? Начальник местной службы безопасности?  

Озорно улыбнувшись, мужчина, откусил по старинке нитку зубами, и кивнул.  

– Эх, как вы её назвали – служба безопасности. Ну да, что-то вроде того. А вы статский советник Корсаков. Большая шишка.  

Я вылез из автомобиля и огляделся. Вокруг меня располагались несколько грузовых вездеходов странной конструкции, пару рефрижераторов на гусеницах и два десятка грузовичков с крупнокалиберными станковыми пулемётами и гранатомётами. Везде, куда не кинь взгляд, замерли с оружием наизготовку солдаты, в серой форме зорко наблюдавшие за горожанами, которые либо лежали на земле лицом вниз, либо находились под охраной «гусей» разбитые на небольшие группки.  

Позади меня двое солдат возились с повреждённым «Буратино», второй бот, поблёскивая броней, стоял рядом.  

– Откуда на Раневской сколько людей? – резко развернувшись к шведу, я почувствовал тошноту и был вынужден облокотится на бампер автомобиля.  

Тут же ко мне подскочил солдат, в котором я опознал санитара, оказывающего мне помощь в первый раз. Кажется, его назвали Диего. На этот раз, он был без маски, и я с удивлением увидел, что в отличие от других «гусей» ни к скандинавскому, ни к славянскому типу его внешность не относится. Я бы сказал, что передо мной кубинец.  

– Да я нормально себя чувствую Диего. У меня даже ничего не болит.  

Снова уколов меня анализатором кубинец взглянул на вспыхнувший экранчик на запястье, пожал плечами и, как и раньше на чисто имперском произнёс:  

– Ещё бы у вас что-то болело. Я же вам три обезболивающих укола поставил. Чего соскочили? Отдыхать надо. Раны я обработал, ребро вправил. Нужен покой.  

Когда санитар покинул нас Хольгерссон натянул на себя бронежилет и подвигав его из стороны в сторону убедился, что заштопанный им ремень держит всё как надо.  

– А сколько вы думали Шведская Конфедерация привезла сюда рабочих? – обратился он ко мне.  

– По нашим данным не более ста пятидесяти тысяч.  

– Да. Так написано в декларации. Одно месторождение 147 тысяч рабочего персонала, включая других специалистов.  

– А на самом деле? – уже догадываясь к чему ведёт швед, спросил я.  

– А на самом деле месторождения начали разрабатывать сразу четыре. И народу сюда навезли почти 960 тысяч. Обычное дело, хотели и контракт перед Его величеством выполнить и для себя заработать.  

Я конечно знал, что Шведская Конфедерация часто нарушала правила ведения контрактных разработок, но о таком слышал в первый раз. Хотя возможности для перекидывания сюда такого количества людей и техники у них имелись. Всё-таки свой флот всегда под рукой, пусть не военный, но торговый.  

– И что дальше?  

Снова присев на ящик, Хольгерссон, продолжил:  

– А дальше случилось война. Империя воевала сначала с Альянсом систем, потом с Периферией. Триалит оказался в тот момент никому не нужен, да ещё и финансирование перестало поступать. Наверное, это был результат кризиса. В общем, представители Конфедерация просто погрузилась на корабли и улетели. Оставив нам десяток транспортников для эвакуации в счёт невыплаченных зарплат. Бросили почти всё – оборудование, склады, даже некоторых своих специалистов.  

– И вас?  

– И нас. Я прибыл сюда с женой уже тогда, когда эвакуация началась.  

Подчиняясь жестам командира двое солдат погрузили меня на заднее сидение автомобиля куда через минут сел и швед.  

Быстро и без суеты «гуси» покинули город Рябого. Я видел, что в один из рефрижераторов скидали изъятое у противника оружие, а в другой посадили пару дюжин детей и худых измождённых женщин.  

– Забираете детишек и их матерей?  

– Да, только тех кто хочет ехать с нами, – сказал Хольгерссон хлопнув по плечу водителя. – Вот Петр, например, и Диего как раз из таких добровольцев. У нас беднягам будет намного лучше.  

Водитель на мгновение повернулся ко мне и улыбнулся белозубой улыбкой на темнокожем лице.  

– Если бы не Учитель мы бы с Раулем просто сдохли с голода или гадостью какой отравились. Благодарны ему до гробовой доски, – сказал парень выруливая из ворот города.  

– Но как цивилизованные люди превратились в такое? – указал я себе за спину, вспомнив убитого старика и подростков на дороге.  

– А вы думаете для этого нужно много времени?  

– О чём вы? – борясь с тошнотой спросил я Хольгерссона.  

– Как скоро, по-вашему, современный человек сбросит с себя покров цивилизованности оказавшись в экстремальных обстоятельствах?  

Я сделал неопределённый жест рукой давая понять, что затрудняюсь ответить.  

Отхлебнув из металлической фляги (тоже своего рода диковинка) швед продолжил:  

– Люди превратились в зверей намного быстрее чем вы думаете. Только инстинкты и ничего более.  

– Но здесь же было оборудование, техника, склады …  

– Конфедерация большую часть забрала с собой. Оставшиеся собрались и решили пока планету не покидать. Военного конвоя нам империя обеспечить не могла, так как сама вела войну, и было решено переждать. Засеять поля, продолжить геологоразведку. В общем, наладить быт.  

– И?  

– Первые пять лет всё шло неплохо. А затем произошёл климатический сбой. Такое бывает при терраформировании. То холодно, то жарко, то дождь, то снег.  

– Сколько это продолжалось? – спросил я, принимая из рук мужчины фляжку с водой и делая глубокий глоток.  

– Почти четыре года. Большая часть урожая погибала, скот кормили комбикормом но когда он закончился его пришлось пустить под нож. С фауной и флорой на планете не очень и вдалеке замаячил голод.  

Хольгерссон обернулся ко мне и, поймав мой взгляд спросил:  

– Вы можете себе представить, чтобы в XXIII кто-то умирал от голода?  

– С трудом.  

– Вот и мы. Думали в крайнем случае запросим помощь и нам помогут, не оставят в беде.  

Я уже более не обращал внимания на тошноту, вызываемую накатившей слабостью и головной болью. Мне начало казаться, что вот-вот, именно сейчас я разгадаю загадку произошедшего на планете.  

– Неужели вам отказали? Этого не может быть!  

– Мы не успели обратиться к Империи. Надеялись на собственные силы когда между колонистами расселившимися на территории почти в два миллиона квадратных километров вспыхнула война.  

– Война? Но из-за чего?  

– Из-за ресурсов конечно. Кто-то что-то не поделил с соседом. Были жертвы требующие отмщения и адская карусель закрутилась.  

Мужчина смотрел на меня, но я видел, что мысли его были далеки отсюда. Наверное, он вспоминал произошедшие, снова и снова переживая эти события.  

– А где были вы?  

– Я с группой инженеров находился в Космопорте. Вы его видели. Именно там Рябой убил ваших людей и пленил вас.  

Настало время моих неприятных воспоминаний.  

– Мои люди были защищены современной бронёй. Я не понимаю как этим бандитам удалось так легко повредить её.  

Хольгерссон отсоединил магазин от своего автомата и протянув его мне.  

– Всё просто. Посмотрите.  

В пластмассовом прямоугольнике в три ряда посверкивали обыкновенные патроны капсульного типа в металлическом корпусе.  

– Это то, что я думаю?  

– Да господин статский советник. Никаких тебе энергокапсул с разгоняющим их аккумулятором. Только порох и металл.  

У меня на лбу выступила испарина.  

– Кусочки металла запущенные пороховым зарядом легко пробили современную «Кирасу»?  

– А чему вы собственно удивляетесь? Ваша броня предназначена для рассеивания энергоимпульсов плазмы по доспеху, а тут чистейшая физика. Металл пробивает препятствие и никаких тебе заморочек.  

– Кто сделал это оружие?  

– Я точно не знаю. Когда через пару месяцев группа колонистов напала на Космопорт и диспетчерскую они были вооружены подобными автоматами. Производство его наладить было не сложно, а чертежи есть в любой сети и архивах.  

Вернув увесистый магазин шведу, я спросил:  

– Напали на Космопорт?  

– Да. Отчаявшиеся колонисты напали на нас. Мы не смогли оказать им сопротивления, да и не очень то и хотели. Нас заперли в дальнем ангаре и стали заправлять корабли, рядком замершие на посадочной полосе. Не знаю что произошло. Возможно снова какой-то конфликт, но снаружи началась перестрелка а потом … всё исчезло в ослепительной вспышке.  

– Попали в заправщик?  

– Мы тоже так подумали. Спасло нашу группу только то, что находились мы далеко от взрыва. Хотя нас тоже потрепало и были раненые.  

– Но почему вы не вызвали помощь?  

– Помощь? – мужчина надолго замолчал, а потом добавил. – Диспетчерская превратилась в пыль. Связь с внешним миром пропала.  

– А дальше?  

– А дальше началось самое страшное. Ещё два года голода превратил людей в хищников жаждущих только одного …  

– Выжить.  

– Да. Всё было съедено, наладить связь с империей из собранных нашими техниками устройств не удавалось. Планета с характером и здесь в верхних слоях атмосферы идут бесконечные грозы. В общем мощности нам не хватило. Мы оказались предоставлены сами себе. Изолированы от цивилизации.  

За окном проносились всё те же безрадостные картины, что я видел раньше. Разруха и хаос правили здесь. Швед надолго замолчал и я не решался его прерывать.  

– А ведь я знал отца Рябого. Маркус был неплохой человек, но после смерти родных изменился, – наконец сказал Хольгерссон. – Сошёл с ума. Говорят именно он начал первым использовать рабский труд на пластмассоплавильнях и в парниках.  

– Пластмассоплавильнях?  

– Запах не чувствуете? – спросил темнокожий водитель повернувшись ко мне. – В огромных чанах плавится сотни тонн пластмассы, которая то нагревается, то охлаждается … хотя это не совсем пластмасса, но это детали. В общем, процесс позволяет обеспечивать их энергией.  

– Но это же ужасно вредно. Этот запах, да и дышать этим опасно.  

– Им главное выжить.  

Машина проезжала мимо группы коттеджей, со следами разрушений, которые я отнёс к результатам давнего сражения. Так как кортеж моих спасителей ехал намного медленнее процессии Рябого, я смог рассмотреть остатки баррикад на улице, состоящих из домашнего скарба и строительных материалов.  

– Здесь был бой?  

– Вы наблюдательны господин статский советник. Здесь была последняя линия обороны тех, кто смог сохранить крупицу разума в те непростые дни, тридцать лет назад, – швед даже не повернул голову в сторону разрушенных домиков. Казалось ему неприятно и тяжело отвечать на мой вопрос. Даже голос его изменился. – Мы проиграли. Здесь погибла моя жена и была ранена дочь. Тогда ещё многие из нас думали, что можно остаться в стороне. Не отвечать насилием, на насилие. Мы выучили этот урок. Сейчас всё по-другому.  

– Извините, я не знал.  

– Ничего. Тогда погибло много людей. Спаслись чуть более двухсот человек большая часть, из которых была женщинами и детьми.  

То ли я был впечатлён и расстроен рассказом, то ли перестали действовать лекарства Диего, но в глазах моих потемнело. Нет, нет, только не снова. Пытаясь бороться со слабостью, я из последних сил задал заинтересовавший меня вопрос.  

– А Учитель, он тоже был здесь с вами. Какую должность он занимал в колонии?  

Хольгерссон повернулся ко мне. Глаза его расширились от удивления. Он будто хотел, что спросить, но затем приказал водителю остановится и что-то прокричал в рацию закреплённую на плече.  

Голова моя закружилась, в груди закололо. Я упал на сидение, пытаясь прийти в себя и справится с чёртовой центрифугой игравшей моим головным мозгом. Через некоторое время дверь рядом хлопнула и надо мной склонился Диего. Он что-то говорил, что-то делал, но я его не слышал. Перед глазами у меня стояла эмблема с раскинувшим крылья гусем на плече медика.  

Как странно. Нильс Хольгерссон, гуси, тут явно что-то есть, – думал я, уже во второй раз пытаясь нащупать что-то важное в своей памяти. Когда победа была уже близка, и воспоминание стало разворачиваться передо мной, истерзанное тело отказалось повиноваться, и я сам не заметил, как погрузился в глубокий сон.  

* * *  

Проснулся от лёгкого ветерка колыхавшего мои волосы. Меня разместили в раскладной походной кровати стоявшей посредине тёмно-синей палатки. Кажется, она была из какого-то плотного материала, а не надувная к каким я привык ещё на службе. Справа от меня располагался раскладной деревянный столик на котором стояло множество баночек, бутылочек, лежало несколько ампул и пару шприцов. Чувствовал я себя хорошо, но опрометчиво соскакивать как прошлый раз не собирался.  

– Как вы Константин Игоревич? – заботливо поинтересовался Диего входя в палатку.  

– Ты знаешь … не плохо. Сколько я провалялся?  

– Сутки.  

– Что?  

Знаю, знаю, – успокаивающе произнёс он, останавливаясь рядом со мной. – Не беспокойтесь. Всё нормально. Сегодня вечером мы наладим связь с вашим кораблём. Кстати у нас есть рабочий «измеритель Шагалова» и вы сможете протестировать триалит.  

Слова парня меня успокоили и я благодарно улыбнулся ему.  

– Что со мной было?  

– Да так ерунда. Просто организму был нужен отдых. Они вас растянули на столбах и камнями закидывали?  

– Да.  

– Учитель говорит, что Рябой это устраивал специально. Так сказать делал людей причастными к его преступлениям, заодно разжигая ненависть к чужим. Вам повезло, некоторые наши товарищи были так забиты насмерть.  

– Просто я им был нужен.  

К своему удивлению я понял, что запах горелой пластмассы пропал. А с ним улетучилась и так надоевшая мне горечь во рту.  

– Какая интересная палатка никогда такой не видел.  

– Да, чертежи мы нашли в архиве. У нас таких десяток. Шьём сами.  

– Странно, я видел у вас пару «Буратин», а палатки вы шьёте из материала.  

Набрав в шприц бесцветную жидкость, он ловко сделал мне укол.  

– Ботов мы нашли на военном корабле империи разбившемся в горах. Так же как и недостающие запчасти для ремонта станции связи. Впрочем, именно с обнаружения «Скобелева» и начались наши недавние неприятности. Да и ваши тоже.  

– Что ты имеешь в виду?  

– Люди Рябого обнаружили разбившейся во время войны военный грузовик. Видать его подбили где-то неподалёку от нас, и он попытался дотянуть до Раневской. Вот только посадка была жёсткой и экипаж погиб. Мы перехватили переговоры людей Рябого и выдвинулись туда.  

Обработав след от укола, Диего протянул мне стакан воды и пару таблеток.  

Выпив их, я сказал:  

– Ты рассказывай, рассказывай, слушаю тебя внимательно.  

Присев на край моей кровати, медик, продолжил:  

– Ну, в общем, был бой, мы потеряли одного из наших, а Рябой недосчитался пары десятков. На корабле почти всё было повреждено. Вот только в контейнерах сохранилось три бота. Один мы починить не смогли, разобрали на запчасти, а два других подлатали. Вы их видели вчера. Правда прыжковые двигатели мы убрали, всё равно смеси для них у нас нет. Зато расширили боезапас …  

– Это я понял, а при чём тут я?  

– Так видать Рябой на корабле успел пошариться и утащил оттуда «граббер», с помощью которого и перехватил ваш сигнал связи с нами. Дал вам неверную информацию о месте встрече и времени. Заманил в ловушку.  

Только теперь мне стало понятно, как эти бандиты смогли расшифровать данные наших транспордеров. Всё сошлось.  

– Мы не сразу сообразили приборчик-то хитрый, военный, – продолжил Диего. – Но когда поняли, что в наш сеанс вмешались, бросились на ваши поиски. Жаль, что немного опоздали.  

Похоже, парень действительно сожалел о случившемся, а я был искренне благодарен шведу и его солдатам. Только смерть моих ребят отравляла мне радость спасения. Ковригин и Заречный выполнили свой долг до конца.  

– Диего, а когда я встречусь с Учителем?  

Медик удивлённо уставился на меня, а потом, сморщив лоб и усмехнувшись, сказал:  

– Когда пожелаете.  

– Хорошо. А ваш командир, Хольгерссон он где?  

Парень опять как-то странно на меня посмотрел.  

– Он … в городе. Вам стало плохо. Я настоял на остановке и отдыхе, а он вынужден был ехать дальше. Много дел, но мы на связи. Как только вы сможете продолжать дорогу, двинемся в путь.  

– Я уже могу.  

* * *  

Через два часа мы остановились возле странного вида стены. Она тянулась в обе стороны от нас – серая, пористая и больше похожая на глиняное заграждение, чем на серьёзное препятствие. На определённом расстоянии друг от друга тянулись вверх башни сделанные из этого же камня. На вершине каждой был установлен пулемёт.  

– Это что за камень? Не производит впечатление прочного.  

– Это пенобетон, – сказал Диего указывая пальцем на основание стены. Она намного крепче чем вы думаете. Но самое удобное в нем, то, что его не надо укладывать в серьёзные арматурные конструкции и долго ждать пока он высохнет. Насыпал порошок, полил водой и готово. Наша разработка.  

– Чего только не увидишь, – буркнул я себе под нос, удивляясь изобретательности колонистов.  

Большие двухстворчатые ворота медленно открылись, и наш кортеж въехал … в другой мир. Да, да, я не преувеличиваю, именно в другой мир. За стеной господствовала серая безжизненная равнина, покрытая тусклой травкой и перемежающаяся такими же мрачными кустами чего-то низкорослого и невыразительного. А здесь, насколько хватало глаз, расстилались поля зелёного, жёлтого, красного, голубого безумства разных оттенков и настроений. Справа колосилась пшеница, а слева вытянулись огромные парники, в которых работали люди. По тропинкам впереди сновали мужчины, женщины, слышался детский смех.  

По аккуратной дороге мы ехали почти полчаса. И везде, я видел одно и то же – поля, ветреные мельницы, улыбающиеся люди и «гуси» с автоматами, патрулирующие территорию.  

– А вот и наш город, – показал рукой вперёд Диего. Наша столица – Полиноград.  

Ну что сказать? Это был нормальный город. Нормальный город середины XX века, впрочем, если сравнивать со столицей Рябого больше похожей на свалку…  

Мир здоровых людей, крепких двух и трёхэтажных домов – аккуратные мощённые камнями площади, заполненные зеленью дворики. Я видел даже фонтан. И не следа отчаяния и безразличия. Вот только стариков почти не было.  

Автомобиль повернул к большому оранжевому зданию с аркой и остановился во внутреннем дворе.  

– Где это мы? – спросил я, озираясь по сторонам.  

– В школе, – блеснул белыми зубами медик. – Учитель сейчас здесь.  

И снова голову мою заполнили воспоминания кадров старых фильмов из прошлого нашей страны. Школьный звонок, разносящийся по коридорам, аккуратные лестничные подъёмы, цветы в кадках, пробегающие ребятишки с ранцами. Серьёзно, с ранцами, были в старину такие заплечные сумки для школьников.  

– Нам на второй этаж, – сказал Диего поправляя рукой автомат висящий на груди. Даже здесь он двигался плавно и осторожно, как и представители всей его стаи.  

Внешний вид медика (форма, оружие) никого не шокировал, проносившиеся мимо сорванцы махали руками изображая птиц, а парень с улыбкой им отвечал. Все привыкли к «гусям» шведа.  

Через пару минут мы оказались возле большого кабинета с деревянной дверью обитой кожей.  

– Надо немного подождать Константин Игоревич. У Учителя урок.  

– Надо, подождём, – сказал я, устраиваясь на раритетном деревянном стуле перед массивным столом из красного дерева. – Это кабинет учителя?  

– Это и кабинет и класс одновременно, – сказал Диего усаживаясь в кресло напротив. – Вот за этой дверью идёт занятие. Я тоже учился здесь. Эх, тот ещё сорванец был. Даже стыдно немного.  

Я внимательно оглядел помещение. Всё просто и аккуратно. Старенький компьютер – музейная вещь. Я такие видел только на картинках. Стопка бумажных книг. Ручка и карандаш. Тетрадка в линейку. Обалдеть! Удивляться я просто устал. На столе фотография в рамке, с которой улыбается девочка десяти лет. Впалые щёки, синяки под глазами, надеюсь, она не больна, – подумал я, уставившись на снимок.  

– Это Полина дочь Учителя, – пояснил Диего, заметив мой интерес.  

– Она больна?  

– Она умерла, давно.  

Мне почему-то стало жутко неудобно за моё любопытство.  

– А какой предмет ведёт Учитель? – спросил я, пытаясь перевести разговор на другую тему.  

– Литературу. Он знает столько замечательных историй. Дети в нём души не чают. Да мы все его любим.  

– А это его любимая писательница? – указал я пальцем на старинную фотографию на стене перед входом в класс. На неё была изображена женщина средних лет в платье конца XIX века.  

– Это Сельма Лагерлёф. Любимая писательница Полины.  

– Лагерлёф, Лагерлёф попробовал слово на вкус я. – Что-то знакомое.  

Диего широко улыбнулся и обведя рукой вокруг сказал:  

– Всё это из-за неё.  

– Что всё?  

– Город, мы, наш образ жизни, наша безопасность, – непонятно пояснил парень крепко сжав губы. Это показало мне, что обсуждаемая тема оценивается им серьёзно.  

– Из-за Лагерлёф?  

– Нет, – рассмеялся Диего. – Из-за Полины.  

– Полиноград, – догадался я. – Я понял, расскажи мне всё.  

Медик неожиданно помрачнел, стал собранным. От его жизнерадостности и беззаботности не осталось и следа.  

– Кхм, хорошо. Только чур, Учителю не слова.  

– Договорились.  

– В общем, после того как выжившим инженерам удалось скрыться от погони они спрятались в развалинах старого комбината. Двести человек. Много женщин и детей. Раненые на руках. Дочь Павла Александровича тоже.  

– Павел Александрович, это Учитель?  

– Да.  

– Русский значит.  

– Русский, среди двухсот человек русских было четыре десятка. Именно с них всё и началось. Они не опустили руки как остальные, они сражались, обустраивались, подавали пример.  

– Учитель их возглавил?  

– Нет, тогда нет. Но он помогал. Полина после ранения вначале встала на ноги, а потом заболела. Редкое заболевание, которое нельзя было вылечить здесь.  

– Без связи и помощи ребёнок был обречён на смерть, – сказал я прикусив губу.  

– Верно. Она угасала медленно, три года. Единственной радостью для неё были истории шведской писательницы Сельмы Лагерлёф. Кто-то из рабочих Конфедерации привёз с родины бумажную книгу. Там была история про мальчика, уменьшенного волшебником за свой дурной нрав и угодившего в кучу приключений. Полина просила читать эту сказку снова и снова. Ей она очень нравилась. В последний год у неё начались галлюцинации и Павла Александровича она часто называла…  

В голове моей что-то щёлкнуло, и картинка наконец-то сложилась. От переполнивших меня эмоций я соскочил на ноги.  

– Неужели «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями»?  

– Да, верно. Знаете эту книгу?  

– Конечно! Полина называла отца Нильсом Хольгерссоном, именем главного персонажа сказки?  

– Угадали.  

– Так учитель и начальник безопасности один и тот же человек?!  

– Ну, наконец-то! – в картинном жесте воздел руки к потолку медик. – Почему вы вообще подумали, что это разные люди?  

– Нам доложила разведка. Да и как это возможно? Умный и сильный, два в одном? Немыслимо?  

– О чём вы?  

– Не вникай, – меня переполняли эмоции и я, заложив руки за спину, заходил по кабинету (в движении мне всегда лучше думалось). – Что было потом, после смерти Полины?  

– Всё изменилось. Девочка перед смертью взяла с отца обещания, что он будет бороться как мальчик в сказке и добьётся счастья…  

Хлопнув себя по лбу так, что ухо (которого не было) отозвалось болью, я перебил Диего:  

– Какой же я идиот! Ну конечно Гуси, Нильс, Лагерлёф всё же просто! Лучшими друзьями уменьшенного мальчика стали дикие гуси. Они защищали его во время путешествия. Вы гуси.  

Медик только кивал головой, наблюдая за моими метаниями.  

– Да, Павел Александрович, Учитель возглавил тех кто хотел всё изменить. С оружием в руках они зачистили эту местность от банд и начали обустраиваться – строить новую жизнь, давать шанс на неё другим. Это было тридцать лет назад. Всё это сделано их руками.  

– Это просто немыслимо! – сказал я. – Немыслимо, два в одном. Аркаша будет посрамлён. Его теория с треском провалилась. Но почему, почему всё наши подумали, что их двое?  

Пожав мощными плечами, Диего ответил:  

– Не знаю. Может потому, что он выходил со своего профиля. У вас там сейчас всё классно, создаёшь страничку пользователя и потом включаешь межпланетную связь…  

– Это обязательно требование службы безопасности. Там что-то с пеленгом и регистрацией… в общем я не специалист! Рассказывай, рассказывай!  

– Ну, так он назвался Хольгерссоном. Они видно сопоставили данные, что здесь в основном были представители Шведской Конфедерации. Может и правда, какой швед с такой фамилией был. Ну а Учителем его называли в целях безопасности, до меня ещё. Много кто ему отомстить хотел.  

– Неужели всё так просто, – взъерошил волосы пальцами я.  

– Всё гениальное просто! – сказал медик. – Учитель так говорит.  

В этот момент раздался звонок. Дверь распахнулась, и мимо нас пронеслись несколько кричащих озорников. В мою ногу врезался и потерпел крушение бумажный самолётик. Я тихонько заглянул за порог и увидел уютный класс, с деревянными партами, большими окнами и детскими рисунками, расклеенными на стенах. За столом в окружении толпы детишек сидел Швед, господин Хольгерссон, Учитель, Павел Александрович. В очках и с указкой он совсем не был похож на того бравого вояку сутки назад спасшего меня от смерти. Это бы совсем другой человек – мягкий, добрый, мудрый. Тот, кого обнимали и целовали дети, тот кто в одиночку совершил невозможное и наперекор судьбе, злому року, создал жизнь среди смерти, сохранил человеческий облик себе и другим.  

Сердце моё кольнуло. Какой же я идиот! Как я там говорил? Человек предсказуем, исследован, следует своей природе. А вот и нет. Учитель прямое доказательство обратному. Космосом я восхищался? А о людях забыл! Мы, я, империя бросили их. Бросили! А они выжили и победили. Куда только смотрит канцлер, министры? Гуманитарные миссии на Бунин они совершают. Радуют местную бедноту новым стадионом для аэрохоккея и новым центром культуры? Да тут дети умирают от голода и вынуждены воровать! Расслабились, зажрались, зазнались, допустили ад на территории Империи. Как там сказал Учитель? Они выучили урок? Кому-то из наших тоже придётся выучить его. Не сомневаюсь.  

Я даже не заметил, что глаза мои наполнились слезами. Испуганный и смущённый Диего стоял рядом со мной и не знал как лучше поступить, а я… я смотрел на мальчугана лет семи, который высунув от старания язык рисовал мелом на классной доске пароходик с трубой из которой вьётся дым, солнце и человечка. Это было самое прекрасное, что я видел за последнее время. Этот счастливый ребёнок был полной противоположностью тому несчастному, который смотрел на меня снизу, когда я висел распятый над землёй. Слёзы текли по моим щекам, но в то же время наполняли меня уверенностью. Теперь я точно знал, что мне надо делать.