Сказ о том, аки Иванушка-дурачок Будущее искал

В царстве богатом, в государстве Русском жили-были царь-государь, царевич с царевною, народ честной, знатный да малый, Василиса Премудрая да Иванушка-дурачок.  

Как-то раз опечалилася Василиса Микулишна и промолвила своему ненаглядному:  

– Ах, Иванушка, печаль-тоска на меня опустилася. Не любы мне боле ни цветочек аленький, ни скатерть-самобранка, ни золотой петушок, ни золотая рыбка, ни мальчик-с-пальчик, ни сапоги-скороходы, ни печки-лавочки, ни сады-огороды. Вертелася я давеча на ярмарке, балакала с купцами лихими, ибо побывали они далече окрест всей Руси-матушке и за её пределами. Понасмотрелася я ковров златотканых, чашей расписных, вещиц диковинных! А гостинцев-то купчики сколь повыторговали! Эких токмо яств не отведала – до сей поры зубы чешутся! Окромя того поведали мне коробейники, эких див повидали, покамест торговлю вели. Ой, Ваня, ни словцом посказать, ни пером понаписать, эких токмо расчудес нетути! Очи мои порасширилися, ланита подрумянилися, уста яко варежку пораззявила! Говорили хлопцы, приговаривали, да бойко дланями размахивали! Слухала я слухала, однако ж запамятовала многовато. Окромя одного чуда-юда – Будущем прозвали. Похаживает молвь, якобы, знавает оно, так мол и сяк, «чему быти, того не миновати». Однако ж, никтошеньки оного и в глаза не видал. Вота, загогулина экая! Ах, Ваня, Ваня, нетути мне счастия без энтого Будущего! Поди, да добудь мне окаянную энту невидаль!  

– Эка тебя понесло-то, сударыня, – схватился за головушку Иванушка, – понаслухалась сказок-небылиц, уши поразвесила! А энти-де сумасброды и рады тебе усладу на душу лить! Чаво от них токмо не понаберешься! Поверия им нетути, да и совести, поди, у них с гулькин нос! Пойдём-ка лучше, девонька, на волке сером покатаемся, аль щуку животворящую поспрошаем нам устроить гулянку экую! Пойдём, а?..  

– Нетушки, Ваня, не охота, не охота мне! Надоели ужо энти забавы, иных отрад желаю! – закапризничала Василиса, заупрямилася, завертела кокошником, – Поди, куды глаза глядят, хотя бы и на край света, дабы найти мне Будущее, и покуда не достанешь его – чтоб очи мои тебя не видали!  

Пригорюнился Иванушка-дурачок, но делать нечего. Пришлося ему, горемычному, пойти да поразыскивать чудо-юдо, прозванное Будущем, по приказанию его ненаглядной.  

Собрал добр молодец свой узелок, да и отправился днём последующим ни свет, ни заря, ни быстро, ни тихо туды, не знаю, куды, хотя бы и на край света, да и того подальше, коли придётся.  

Покинул он град родной, понесли ноженьки его чрез леса, да поля, вдоль брегов пологих, да круч могучих, поперёк речушек малых, да озёрец широких, по полянкам мягоньким, да окрест яруг пагубных.  

Шёл Ваня шёл, да и подсела ему на рамо муха-цокотуха.  

– Куды направляешься, хлопец? – пропищала малявушка.  

– Ах, мушка-цокотушка, отправился я за Будущем туды, не знаю куды. Экая ты, маленькая, да удаленькая, далече летаешь, многовато ведаешь. Ась не видала ты энтого диковинного зверя?  

– Ой, милок, не-а, не видала! У меня и опричь того забот полон рот! – прожужжала козявка, – Ужо лето красное на исходе, а мне надобно скорехонько яичек-детишек пооткладывать, да и к зимовке поспешать готовиться! Вот болтаюся я тута с тобою, а времечко-то бежит-бежит, яко водица в реченьке! Не подогоняешь!  

– Аки угодно, малютка, не буду боле тебя отвлекать! Ступай по своим делам, однако ж, коли Будущее пооткопаю, покажу тебе, обзавидуешься, не ровен час!  

Но не дослушала Иванушку муха, улетела восвояси.  

Пошёл Ваня дальше.  

Шёл-шёл, да и пообогнал его по пригоркам зайчик-побегайчик.  

– Эй, ушастый, погодь! – кликнул Иванушка-дурачок.  

– Чаво тебе надобно? – насторожился заяц, повытаращил глаза лиловые.  

– Эх, трусишка, быстрёхонько ты шастаешь, далеко-далёко побегаешь. Не встречалося аль тебе этакое, разэтакое Будущее? Али зверь дикой, али кудесник-чаровник – не разбери-пойми кто!  

– Ч-чего, ч-чего? – затрясся зайка, позастучал зубками, – Не пужай меня, братец, чудищами-страхолюдинами! Мне и помимо того достаётся, держи ушки на макушке! То лиса-краса меня донимает, то волк серый настигает, то мишка косолапый аки зарычит, аж душа в пятки опускается! Али ты знавать не знаваешь, экие на нас, косых, напасти осыпаются? Не хватат нам вдобавок к оному ещё и неведомых Будущих стеречься! Не знаваю эндаких, и знавать не желаю!  

– Эх ты, вислоухий бояка! – покачал головушкой Иванушка, – Ну да шут с тобою, хлопец, ступай далеко, да держи ухо востро! А я меж тем, авось диву энту понайду, дам и тебе посмотреть, коли не позапрячешься!..  

Не успел договорить Иван, ажно зайки ужо и след простыл. Привиделося ему в кустиках экое существо недоброе, он и бросился наутёк, поминай, аки звали.  

Поднялося солнышко высоко-высоко, прошёл Иванушка-дурачок по стёжкам-дорожкам паки несколько вёрст.  

Пролетела над ним сорока-белобока и взгромоздилася высоко на берёзу старую. Увидал её Ваня и прокричал, посложив ладони теремком:  

– Эге-гей, белобокая, ты округом все сплетни да слухи подбираешь, небось, нетути еще экой небыли, что до ушей твоих не доходила?!  

– Ишь, ты, сам-то! Наш прострел везде поспел! Не ранее, якоже после третьего дня видала тебя на печи, поразлёгся, глазёнки прищурил, морда экая довольная! – затараторила хвостатая, – После четвёртого дня оседлал волка серого, негодник, да по горам, по долам на оном бедолаге помотался! Ась щуку-то пучеглазую не замучил после пятого дня? А нонче поглядите-ка – по лесу прогуливается – не ужель по-грибы, по-ягоды?! Авось побираешься, горемыка? Ужо ль невеста тебя прогнала?! И поделом тебе, не пристало ворон считать, да баклуши бить!  

– Замолчи, приблудная! – поразозлился добрый молодец, – Я к тебе, забияке, со всей душою, а ты… Ни стыда, ни совести нетути. С панталыку посбивала меня. Ну так вота. Попадалося тебе Будущее, али не слыхивала об энтаком?  

– Чаво?! – гаркнула сорока-воровка, – В конец с дуба рухнул, Маша-растеряша недоделанный! Люди добрые дитяток родненьких теряют, хозяйство потрачивают, денежки нажитые утекают! У иных избы погорят, ни кола, ни двора, урожай не родится, так ни с чем и остаются, пропащие! Судьбинушка никого не жалеет, будь она неладна! А энтот гуляка знай себе аки голытьбой неучёной жил на выселках, эдак и живёт, припеваючи, и ничегошеньки его не колышет! День-деньской повыдумывает себе яких-то Будущих, да, треклятый, слоняется без толку! Ищет то, не знаю что! Доколь неразумная Василиса Микулишна тебя терпеть будет, дай бог ей здоровьица…  

Не выдержал Иван, плюнул, да и пошёл дальше, не стал слушать сумасбродную птицу. Однако ж, обернулся и похвастал ей напоследок:  

– Вота покажу я тебе, суматошной, находку свою небывалую – этак зенки твои и повылупятся, а клюв аки дёгтем поведёт – не раскроешь! Не посмеешь боле на людей праведных поклевещивать по чём зря!..  

Так пошёл Ваня дальше, ропща под нос на сороку, а та ещё долгонько слыхивалася ему издали своею стрекотнёю непотребною.  

Повстречалася на пути-дороженьке Иванушке лиса-краса. Ажно увидала его, этак принялася курлыкать, под ноги постилаться, хвостом своим пушистым оному в нос лезть.  

– Давненько, давненько, братик, не видалася с тобою, – пропела лисонька, ласкаясь, – аки ты поживаешь? Чем порадуешь, али расстроишь, яхонтовый?  

– Эх, душа моя, ежели б мог тебя порадовать! Ан нет – неладно у меня на сердце! Обидела меня моя Василисушка, – понурился молодец, да и повыступили у него слезы на ресницах, – Подвизался я, нерадивый, по во воле её на ратное дело, да незнакомое, – Будущее искать. И строго-настрого велела без него и не сметь возвращаться… Авось, лиса-красавица, знакома ли ты с чужеземцем эндаким?  

– Ах, Иванушка, звонок да отраден твой голосок, яко гуслей твоих перебор, – сладко помурлыкала лисица хитроумная, – однако ж и я не могу тебя обрадовать! Много я видала, многих встречала, но эндаких незнакомцев припомнить невмочь… Ванечка, да ты не расстраивайся, не печалься! Давай-ка с тобою, родненький, якоже в старые добрые времена, в кои ты еще под столик пешочком похаживал, наведаемся в гости к кочетку-гребешку, да курочкам-рябам, да цыпляткам жёлтеньким! В прятки поиграемся – чур, ты водишь!  

– Нет, кумушка, не занимаюся я боле ерундой эндакой! Заботы куда поважнее душеньку мою тревожат! Коль нечего опосля вопрошания моего тебе сказывать – прощай, не поминай лихом!  

– Погодь, погодь, милок, не торопись, – вонзилася рыжуха коготками своими востренькими в сапоги Иванушкины, ибо задумал он ужо идти прочь, – Ась не желаешь на базар отправиться, да поторговаться с крестьянами тамошними? Небось, соскучился по ремеслу давнему! Покалякал бы с торговцами, про Будущее энто повопрошал, а я меж тем в карман к кому залезу, али штуковину экую с прилавка стащу! А, Вань? Вестимо, запамятовал, аки мы и с иноземцами невиданными кумекали-кумекали? Ни словечка и сам чёрт лысый не разберёт! Эка изловчались, сколь вещиц да угощений заморских тырили, считай – не сосчитать!  

– Ты энто, неблагоразумная, брось! А не то…  

– Опомнись, Иванушка! На кой тебе сдалась энта жизнь безрадостная подле энтой девы Премудрой?! То одно ей подай, то иное! Эндак у тебя вся жизнюшка и просвистит – и заприметить-то не успеешь! Побьюся об заклад, не спасут тебя от хандры лютой и забавы твои невиданные – скатерти-самобранки, да рыбки золотые, да шапки-невидимки. У тебя ж нутро всё то же осталося – озорное, да удалое! Айда с тобою обратно в светлый град, да к самому царю-батюшке поклонимся, приластимся покамест – мы мастаки знатные, – а потом изведём его, и поживиться уйма чем будет!..  

– Ах, ты, разбойница! – взъерепенился Ваня, не выдержал, замахнулся и хотел было турнуть плутовку ногою в бок, да та вывернулась, яко змея подколодная, и улизнула в миг, только хвост конопатый меж дерев помелькал.  

– Не дам тебе и поглазеть на Будущее, коли отыщу оное! Держи карман шире! Украдешь и его, шельма, и усом не поведешь! В конец распоясалася, бесстыдница! – бранился вдогонку рыжей бестии молодец, да ничегошеньки уже не слыхала та.  

Долго ли, коротко ли скитался Иванушка-дурачок по пролескам, по холмочкам, по пригоркам ухабистым, по еланям ровненьким, покуда ноченька непроглядная к Руси-матушке не приблизилася. Потрапезничал путник пирогами яблочными да пряниками медовыми, кои Василиса накануне изготовила, испил водицы из фляги, да и отошёл ко сну.