Линди

— Скажи, я ведь красивая? Правда красивая? — девушка держится за него, за Эрика, единственного и неповторимого, цепляется так, словно в бушующем океане этого мира больше нет опор.  

Маяк во тьме.  

— Конечно, Линди, ты самая красивая в этом мире.  

Линди несмело улыбается, вслушиваясь в родной голос, и поднимает лицо к небу. Они стоят во дворе так опостылевшего ей дома, воздух полон влаги и сырости, а ветер доносит откуда-то издалека запах булочек с корицей. Как хорошо!  

Деревья купаются в потоках ветра, Линди слышит как ветки прогибаются, и-за время от времени набегающих порывов. Но этот звук ничто по сравнению с другим — со стуком сердца.  

Серые тучи роняют одинокие слезы, они разбиваются о лицо девушки, и алая повязка на незрячих глазах намокает. Линди неловко касается её, морщась от мокрой ткани.  

Становится прохладно и Линди плотнее прижимается к Эрику, такому теплому, такому нежному.  

— А волосы у меня какие? Красивые, правда, Эрик?  

— Конечно. Цвета спелой пшеницы… Нет, скорее золота. Они так переливаются на солнце!  

Девушка хихикает. Радость переполняет её естество.  

Ты не покинешь меня!  

Эрик старается увести её в дом, пока не начался ливень, но Линди слишком счастлива, она не может уйти и снова засесть в старом, затхлом доме, где тетка по матери опять начнет жаловаться на свою судьбу. Нет! Сейчас ничего этого нет! Есть лишь ветер, запах выпечки, мягкая трава под ногами и Эрик.  

Эрик, Эрик, Эрик!  

— А платье у меня красивое?  

— Да, такое нарядное, изумрудное! Трава весенняя, и та не сравнится.  

Снова раздается смех Линди. Девушка отрывается от юноши и начинает кружить в танце на лужайке перед домом. Земля под ногами склизкая, старенькие туфельки девушки оставляют в ней глубокие вмятины немым свидетельством бытия.  

Давно она не была такой беззаботной.  

— Эрик, Эрик!  

Вдалеке слышны первые отзвуки грозы. Ветер поворачивает и в воздух примешивается запах дыма и гнилой воды из заросшего пруда. Дождь торопится, роняет больше капель.  

— Эрик!  

— Линди, пора в дом. Ты простудишься.  

Девушка замирает. Голос Эрика изменился. Что это за интонация? Неясная тоска пытается пробиться в сердце Линди, но радость не пускает.  

— Ещё чуть-чуть, Эрик! Я не хочу расставаться!  

Она слышит его легкий, как летний ветер, смех.  

— Куда же я уйду от тебя, Линди?  

— Линди! Иди в дом, мерзавка! Заболеешь ещё, нет у меня времени с тобой возиться, — раздается скрипучий голос тетки. Вдруг доносится дух затхлости и тлена, так что девушка ненароком задерживает дыхание.  

— Ещё чуть-чуть, тетушка!  

— Нет, не чуть-чуть!  

Линди слышит приближающиеся шаги. Тетка подходит и дергает её за руку, волоча к дому.  

— Но как же Эрик? — чуть не плача, говорит незрячая, — Эрик, где же ты, Эрик?!  

Тетка молчит и отводит племянницу в её комнату. Раздается щелчок — дверь заперта. Постояв немного, словно оглушенная девушка неуклюже подходит к кровати и падает, позабыв про намокшую одежду. Тоска сжимает сердце. Линди тихонько всхлипывает. Почему же Эрик всегда так внезапно исчезает? Эрик, Эрик, где же ты, Эрик?!  

— Эрик, а я красивая? — спрашивает она в пустоту. Старый дом молчит и давит, становится трудно дышать. Голову обхватывает стальным обручем, девушка невольно сотрясается в ознобе.  

— Я ведь правда красивая?  

***  

— Вот чертовка, кабы не околела ещё, — бормочет тетушка — некрасивая тощая женщина в побитом молью шерстяном платье. Её муж — уже давно не молодой мужчина, вечно одетый в вязаную клетчатую жилетку, коими его снабжала супруга, расположился в кресле с газетой и на миг поднял глаза.  

— Опять?  

— Да, опять! Эрик, Эрик! Что это за Эрик такой? Всё время что-то бормочет, как пить дать бесноватая!  

Мужчина вздыхает, глядя на жену.  

— Отбрось ты свои глупые суеверия. Поди какой-то мальчишка просто издевается над девчонкой, а как видит нас, прячется.  

Женщина фыркает.  

— Да кому нужна такая? Слепая, да и ещё уродина редкостная! Если бы это отродье не было отпрыском моей возлюбленной сестры, царствие ей небесное, то я это бы и на порог не пустила!  

— Ну и черт с ней. Пускай мальчишки забавляются, а ты успокойся. Нету твоих бесов, нету!  

Тетушка ворчит, но со временем успокаивается, принимаясь за вязание. Действительно, черт с ней.  

***  

Линди лежит в своей постели неподвижно. Ей холодно, но приподняться за упавшим одеялом нет сил.  

— Я ведь красивая, Эрик? — безвольно, раз за разом повторяет она, — Ты ведь не бросишь меня? Ты ведь любишь меня?  

Пустота и тишина сжимают в своих тисках. Девушке невыносим этот дом. Наружу, к Эрику! Но встать не получается. Бьет мелкая дрожь, а руки и ноги кажутся чужими. Никак не подняться.  

— Эрик… — тихий, надломленный шепот, — Эрик, я ведь правда красивая?  

Ведь если я некрасивая, то ты бросишь меня.  

Не бросай меня, Эрик!  

— Ты самая красивая в мире, Линди! — слышит девушка в полузабытьи. В бреду она улыбается, и, кажется, даже дом не так сильно давит.  

Самая красивая… Пусть она и помнит, что у неё жидкие цвета грязной соломы волосы, слишком большие уши, уродливый картошкой нос да и верхняя губа рассечена на двое. А платье старое и, наверняка, уже утратило всякую зелень, утонувшую в серых заплатках.  

Но всё же.  

Самая.  

Красивая…  

Ведь правда, Эрик?