План побега

Внимательно смотря себе под ноги, он сделал несколько осторожных шагов по земле усыпанной битым стеклом. Антон только что покинул свою тюрьму, так часто становившуюся для него убежищем, и надеялся, что не вернётся сюда никогда.  

Тяжёлые шаги стражей заранее говорили о появлении монстров, они не боялись нападения, ведь их враги были не способны на это. Словно лабораторная мышь в стеклянном лабиринте, он двигался сквозь путаницу полуразрушенных бараков, строений и провалившихся колодцев. Пару раз Антон чуть-чуть не столкнулся с противником, но быстрая реакция и заученные наизусть интервалы патрулирования спасали его. Впереди замаячили покосившиеся белые створки, и только оказавшись по другую сторону ворот, можно было передохнуть.  

Быстрый рывок, кувырок через голову и пару секунд в тени, чтобы восстановить дыхание. Всего десять метров до цели, но их преграждал замерший посередине перекрёстка страж. Огромный, мощный силуэт обозревал окрестности с высоты собственного роста. Противник словно каменная статуя застыл на месте, изучая пространство перед собой огненными провалами вместо глаз.  

Вынув тускло сверкающий клинок, Антон некоторое время смотрел на него, а затем, поняв бессмысленность своего поступка, спрятал оружие в ножны. Кожу стражей не пробить простым ножом, многие пробовали.  

Долгие минуты ничего не происходило, а затем монстр резко развернулся, и, брякая винтовкой, протопал в метре от замершего в тени Антона почувствовавшего смрад смертельной опасности, раньше приводившей его в трепет, а теперь придававшей ему силы. Сбросив наваждение и пригнувшись к земле, он выскочил за ворота.  

Сделав несколько маленьких глотков из фляжки, Антон развернул на колене карту, нарисованную от руки. Во многих местах она была исправлена, заштрихована, рядом со значками, сделанными автором появились красные символы, нарисованные его рукой. И всё же многие места ещё не были исследованы. Территория, отображённая на выцветшем куске плотной бумаги, помнила своих героев, вот только все они были поглощены ею без остатка.  

Не в первый раз Антон пытался сбежать, и уж точно не в последний. Каждая попытка, каждый провал приближали его к цели. И осознание этого помогало ему выживать.  

Погода испортилась и без того пасмурный день превратился в сумерки. Огромные тёмные тучи ветер гнал по небу, и где-то вдалеке раздавались раскаты приближающейся грозы, обещавшей смертельно опасный для всего живого дождь.  

Стройные ряды разрушенных бараков остались позади. Быстрым шагом, изучая возникающие перед ним предметы через прицел автомата, Антон двигался к безликой отметке на карте. Он никогда не заходил в эту часть зоны, и угрозы, поджидавшие здесь одиноких путников, могли преподнести ему смертельный сюрприз.  

Башни, подпиравшие облака, чутко обозревали раскинувшееся под ними пространство. Любое движение фиксировалось, и смертельные серебряные лучи немедленно обрушивались на нарушителя. Мало кому удавалось добраться сюда, никто из счастливчиков не смог преодолеть это препятствие живым.  

Некоторое время Антон, лёжа в овраге, внимательно наблюдал за башенным оком, а затем уверенно встал на ноги, выпрямился и мысленно, ведя про себя одному ему известный счёт, двинулся навстречу смерти. Он замирал на месте, шёл быстрым шагом, приседал, а один раз даже распластался на земле. Око искало, искало и не находило жертву для себя. Когда всё было кончено, и Антон удалился на безопасное расстояние, чувства переполнили его, как и осознание того, что он совершил невозможное.  

Однако расслабляться было рано, впереди было поле смерти, и преодолеть его никто никогда не пробовал.  

Полусгнившая табличка, открытая всем ветрам и стихиям, изображавшая улыбающийся череп говорила о том, что он у цели. Почти полчаса, Антон простоял у нашпигованного адскими механизмами пространства, но так и не придумал, как его пересечь. Уже почти отчаявшись, он услышал топот нескольких пар ног за спиной. Действуя скорее инстинктивно, чем разумно, Антон прыгнул с тропы в сторону, надеясь, что его никто не заметит. Земля была влажной, холодной и пахла чем-то кислым, но несмотря на отвращение, он попытался вжаться в неё как можно глубже.  

Ему повезло, четверо стражей не останавливаясь проследовали мимо и не сбавляя шага начали пересекать поле. Монстры знали расположение жаждущих крови механизмов, в случае ошибки, выныривающих из земли и утаскивающих с собой жертву. Словно танцоры они двигались только им одним понятным маршрутом, в дикой пляске чудовищ. Влево, вправо, снова влево и вот они уже на середине поля. На четвереньках Антон бросился за ними, сбивая колени в кровь, и ощущая как автомат бьёт его по спине. Во все глаза он смотрел за каждым шагом и каждым движением впереди идущих. Не приближаясь и не отставая от стражей, вскоре ему удалось покинуть территорию проклятого поля и дрожа от возбуждения и холода рухнуть под сухой куст у обочины тропинки.  

Нервное напряжение наполнило его тело тяжестью, но отдыхать было некогда – гроза приближалась. Восстановив дыхание Антон пополз по краю тропы, с каждым шагом превращавшуюся в дорогу. Где-то впереди горел свет и он предполагал, что именно там находится вожделенный им выход. Как же Антон жаждал свободы, как же хотел покинуть это место. Это серое хмурое небо, влажные заплесневелые стены убежища, это чавканье грязи под ногами и постоянное чувство опасности и угрозы, убивали его. Пусть не буквально, но такая жизнь была словно медленная пытка. Будь оно всё проклято.  

Спустя некоторое время Антон практически выполз на освещённую со всех сторон площадку. Его не заметили только потому, что не ожидали. Ну кто может преодолеть смертельные препятствия и добраться до выхода? Из живых, никто.  

Десятки стражей переминались перед ним, сотни маячили в темноте и выбраться отсюда, не подняв тревогу, было невозможно. Ему было обидно и жалко до слёз потраченного времени, несбывшихся надежд и невыполненных обещаний.  

Обрушившийся на затылок удар заставил мир вспыхнуть всеми оттенками белого и свернул картинку в маленькую чёрную точку.  

* * *  

Узник открыл глаза и взору его предстали всё те же плохо оструганные доски, которые он видел каждый день перед отбоем и после сна. В бараке было ужасно холодно, и облачко плотного пара вырывалось наружу при дыхании.  

Это был ещё один сон в котором тринадцатилетний подросток Антон Кошкин превращался в сильного, вооружённого до зубов воина, а немецкие солдаты, стерегущие детей в концлагере Саласпилс, в страшных мифических стражей.  

Двухэтажные нары, стоящие в четыре ряда занимали всё свободное пространство помещения. Все ещё спали. Кто-то из детей плакал во сне, кто-то кричал. Никто не просыпался, все давно привыкли к этим звукам.  

Вот мальчик из второго отряда прошёл мимо Антона, кажется, его звали Михаил. Он совсем недавно был переведён в их барак и сильно болел. Это было очень плохо, если немецкие доктора заметят это, он не сможет сдавать кровь для раненых солдат, а значит, станет бесполезным.  

Хромая Михаил остановился напротив старого ржавого ведра с питьевой водой и зачерпнув кружкой ледяную жидкость начал жадно пить. Глоток, другой, третий и жёсткий кашель согнул тщедушное тело пополам. Кружка выпала из руки расплескав содержимое, а он содрогаясь от спазмов заскрёб руками пол.  

Эта зима уже убила многих маленьких обитателей концлагеря. Немцы перестали лечить их и просто избавлялись от тел нелепо замерших на нарах после подъёма. Кто знает сколько новых жильцов поселится в бараке весной? Хотя наступит ли для них весна или нет, было не понятно. Уже вторую неделю где-то далеко слышалась канонада артиллерии, а это означало только одно – НАШИ наступают.  

Фашисты стали постепенно избавляться от детей, газовые камеры и печи работали круглосуточно, только пятнадцатый, шестнадцатый и двадцатый барак оставался неприкосновенным. В первых двух находились доноры, а в третьем подопытные медицинских экспериментов. Офицеры жгли документацию во дворе, и даже часть минного поля обезвредили, чтобы не тратить время на проход к воротам. Их время заканчивалось.  

Антон помог мальчику подняться с пола и отвёл на его место. 174 А, вместо названия улицы, номера дома и квартиры. Коснувшись головой досок, пылающий от жара Михаил погрузился в беспокойный сон, не приносивший отдыха и здоровья, а зачастую сводящий с ума и убивающий.  

Антон знал это лучше многих, ведь ночные кошмары долгое время превращали его в бессловесное, запуганное существо, постепенно впадавшее в состояние полного безразличия к окружающему. Таких просто убивали, так как им нельзя было отдать приказ и использовать. Если бы не спасительные сны, где он становился взрослым и пытался сбежать, его бы уже сейчас не было в живых.  

– Антон. Антоша! Ты не спишь?  

Худенький Ванечка, в ободранной робе возник возле нар словно приведение.  

– Чего тебе?  

Воровато оглядываясь, малыш склонился над его ухом и затараторил.  

– Я только, что из изолятора. Герр Нойманн отрядил меня кормить нарушителей. Там я встретил одного из бежавших вчера из двадцатого барака.  

Взволнованный новостью, Антон резко встал с нар, ударившись головой о доски.  

– А остальные? Они живы?  

– Одного пулемётчик расстрелял. Второго ранили, он совсем плохой, вряд ли выживет, а вот Кирюха в порядке, даже не ранен.  

Потирая ушибленное место, подросток спросил:  

– Это тот, с которым вы картошку в прошлом году воровали?  

Расплывшись в улыбке от воспоминаний о мёрзлой картошке, Ванечка согласно закивал.  

– Точно, он. Так вот, Кирюха велел передать тебе, что у четвёртой вышки, если считать от больнички, у северной стены, прожектор заклинивает и, поворачиваясь, не освещает часть ограждения.  

– Ценная информация, очень. А почему он передал это именно мне?  

– Ну так после того как Борьку расстреляли, ты у нас вроде как за главного. Я знаю у тебя карта есть и ты …  

Схватив одной рукой Ванечку за горло, а второй крепко зажав ему рот, Антон яростно зашипел.  

Только убедившись, что их никто не слышит, он отпустил испуганного мальчонку и забрался под нары. Запалив маленький огарок свечи, спрятанный в трещине одной из досок, Антон вынул из углубления гвоздь и, подцепив им одну из деревяшек, вытянул из образовавшейся ниши завёрнутый в грязный кусок материи, обрывок плотной бумаги.  

Оттолкнув локтем заглядывающего через плечо Ванечку, он уколол палец и кровью нарисовал на карте одному ему понятный значок.  

– Ух ты! А я думал её у Борьки забрали после смерти.  

– Помолчи. Мешаешь.  

– Так я ещё не всё сказал, – смахнув вылезшую из носа соплю, заулыбался мальчишка.  

– Чего ещё? – нахмурился Антон готовясь к длительному приступу попрошайничества часто нападавшего на Ванечку.  

– В том углу стена просела и лопнула. Наверное после дождей. Охранникам ничего не видно там же дерево мёртвое, но Кирюха клянётся, что может через кладку пролезть.  

Последняя фраза застряла в горле у мальчишки, так как он только сию минуту понял, какие важные слова произнёс. Крупные слёзы побежали по щекам, нижняя губа задрожала.  

– К-к-когда? М-м-мы же сможем, к-к-как д-д-думаешь Ан-т-т-тоша?  

Поставив на карте крестик, Антон спрятал карту, гвоздик и огарок свечи, поднял с пола Ванечку и обнял его, прижав к груди.  

Некоторое время он молчал, что-то напряжённо обдумывая, а затем успокоительно прошептал:  

– Конечно, мы сможем, только подождём немножко пока стражи будут заняты, поле смерти обезврежено, а башенное око будет благоволить к нам.  

Ванечка удивлённо посмотрел на старшего товарища не поняв ни слова, но Антон этого не увидел, подросток улыбался, и предчувствия у него были самые что ни на есть хорошие.