Две половинки души

ДВЕ ПОЛОВИНКИ ДУШИ  

Я нашел эти листки в потемневшей от времени круглой коробке из-под печенья в самой глубине Радужного грота. Эта небольшая выемка в скале, большую часть свободного пространства которой занимали свисающие в потолка сталактиты, была очень популярна среди туристов. С полудня и до заката через небольшое отверстие в потолке проникающие лучи разукрашивали ее внутренность во все цвета радуги, за что она и получила свое название. Не так давно к ней проложили специальный маршрут, и вежливые гиды с пустыми глазами каждый день приводят сюда пестро одетых иностранцев. С утра до вечера на этом одиноком утесе звучат заученные фразы экскурсоводов, одни и те же вопросы, одни и те же ответы...  

Но так было не всегда. Прошло совсем немного времени с тех пор, как эти места были тихи и безлюдны. Только один человек приходил сюда постоянно и мог находиться здесь подолгу — это была Либелла, живая легенда острова. Но минуло уже пять лет, как ее не стало, и многие, и я в том числе, начинают сомневаться: а была ли она вообще? Может быть, это просто одна из красивых сказок, которые существуют для того, чтобы люди окончательно не утратили веру в прекрасное?  

И если бы мне не пришло в голову взять на анализ пробы минералов, из которых построена эта удивительная пещера, мир мог бы так никогда и не узнать правдивую историю жизни Либеллы, написанную беспристрастным и справедливым рассказчиком. Мне-то всегда казалось, что ежедневные посещения сотен жаждущих чуда туристов не оставили в этом месте камня на камне. Но маленькая шкатулка словно ждала своего часа, она как будто сама попала ко мне в руки. И я очень подозреваю, что произошло это потому, что я сумел сохранить веру в сказку жизни, невзирая на жестокий напор неумолимого времени.  

И вот в моих руках оказалось немыслимое сокровище — три десятка разрозненных листочков, исписанных мелким бисером закругленных буковок, несущих в себе ни много ни мало — историю жизни необыкновенной девушки, распустившейся, как дикий и неприступный цветок на голом мраморе скалы, в этом жестоком к ней мире. Я решил напечатать историю, столь же странную, как и сама Либелла, но листки не были пронумерованы и перемешались. Как ни раскладывал я их впоследствии, все же не до конца уверен, что разместил их в правильной последовательности, так, как задумал автор. С абсолютной точностью могу сказать лишь о первом листке, отмеченном эпиграфом. Поэтому те, кто не согласен с моим вариантом, могут размещать события в том порядке, в котором им больше нравится. Итак…  

Первый листок  

Внимательней присмотрись к своей жизни:  

Не все, кого мы теряем, являются невосполнимой утратой,  

Некоторые потери могут быть благословением...  

Она стояла на вершине утеса, хрупкая и беззащитная. Окутанная, словно облаком, нежной пеной белой кисеи. Ветер развевал подол ее длинного платья, заставляя его трепетать подобно крыльям гигантской бабочки. Налетающие порывы словно хотели унести ввысь, к самым облакам, и платье, и наброшенную на плечи белую косынку, и ниспадающие до пояса каштановые волосы. Но девушка, казалось, совсем не замечала злости, с которой ветер набрасывался на нее, как голодный зверь. Она вообще не видела ничего вокруг. Ее взор был направлен вдаль, туда, где небесная синь обнималась с зеленоватой водной гладью. Она с тоской смотрела на горизонт, словно стараясь навсегда запечатлеть его в своем сердце. А далеко внизу с грохотом разбивались о скалы гонимые ветром волны прибоя…  

Сделав глубокий вдох, словно для того, чтобы унести с собой частичку этого мира, она подошла к самому краю обрыва и взмахнула руками, готовая броситься вниз со скалы. В ее сердце не было страха. Она знала, что идет туда, где две половинки ее души соединятся и сольются воедино. Навсегда.  

– Прощай, мой любимый остров!  

– Прости меня, старый Линк…  

– Папа, мама, я иду к вам…  

Второй листок  

Ранним утром, когда солнце едва окрасило горизонт нежной пастелью, и звуки только начинали пробуждаться от сладкой полудремы, городок все еще находился во власти сновидений, таких же обыденных и предсказуемых, как и его дневная жизнь. По кривым улочкам мирно спящего городка, среди притихших домов, устало брел Игги — старый молочник, толкая впереди себя тележку с тяжелыми бидонами. Грузно ступая распухшими ногами в бесформенных башмаках по неровному булыжнику мостовой, он в такт шагам стучал своей дубовой тростью по ближайшему бидону и низким, надтреснутым голосом монотонно выкрикивал:  

– Либелла пропала! Либелла пропала!  

И окна просыпались, удивленно распахивались навстречу неожиданной новости. Вырванные из цепких объятий сна, с помятыми лицами и бессмысленными глазами, обыватели прислушивались к тому, что кричал старый молочник.  

Странная весть, сообщенная по секрету старому другу-молочнику разговорчивым слугой, выпорхнув, словно птица из клетки, быстро облетела маленький городок, и не успело солнце еще подняться до верхушек низкорослых туй, как все — и стар, и млад, — высыпали на улицу, чтобы обсудить странное происшествие. По всему городу — то тут, то там, люди сбивались в маленькие стайки и ожесточенно спорили, иногда входя в раж, но по большей части спокойно и рассудительно, о том, что же могло случиться с девушкой.  

– Уехала с острова наша девочка!  

– А может, собирает в горах целебные травы…  

– Не дай бог, кто-то обидел девчушку, воспользовавшись ее доверчивостью...  

Третий листок  

Ее звали Миранда, что означает — Удивительная. Она и была такой — уникальной, ни на кого не похожей. Робкая, ранимая, неуютно чувствующая себя с людьми, самой собой она становилась только в одиночестве, среди ограниченных просторов ее родного острова.  

Рано лишившись родителей, все детство и юность она прожила с дедом в самом сердце острова, в маленькой избушке на опушке леса. Линк держал большую пасеку, и девочка каждое утро помогала ему по хозяйству. Всю жизнь имея дело с пчелами, он не переставал удивляться, как малышка быстро и легко нашла с ними общий язык и воспринимала, словно старых друзей.  

Большую часть времени девочка, предоставленная сама себе, бродила меж холмов и долин цветущего круглый год острова. Живя среди природы, вдали от людей и цивилизации, она росла молчаливой и задумчивой. Ее постоянными собеседниками были деревья, травы, птицы и камни — все то, что окружало ее каждый день, и со временем стало ей ближе и понятнее, чем жители родного острова. С утра до вечера ходила она среди нагромождений скал, в лесной чаще, заплывала далеко в открытое море. И ни разу с ней не произошло ничего плохого. Она была открыта навстречу миру, любила его каждой своей клеточкой, и окружающий мир платил ей взаимностью.  

Она воспринимала окружающее внутренним чутьем. Видела звуки, вдыхала царящие вокруг картины природы, слышала порхающие в воздухе ароматы, при помощи кончиков пальцев она разговаривала с деревьями, камнями, животными… Все на острове было близким ей и родным, лишь мир людей оставался для нее тайной за семью печатями…  

Четвертый листок  

Марсель приехал с материка до восхода солнца, первым паромом. Как был — в соломенной шляпе и легком льняном костюме — первым делом заглянул в спальню к жене, и опешил: Либеллы не было в комнате! Зная непредсказуемый характер супруги, он мог бы предположить, что она вышла полюбоваться восходом. Но нетронутая постель сразу его насторожила, так как за десять лет супружеской жизни не было случая, чтобы Либелла не ночевала дома. Положив на столик подарки, он поспешил вниз, разбудил старого Флинна, но верный слуга не сумел добавить ничего нового к тому, что и так уже знал Марсель: Либелла ушла вчера около полудня (они вышли одновременно) и больше дома не появлялась.  

Казалось бы, что могло угрожать молодой женщине на родном острове, где она знала каждый камешек? Но Марсель удивился, что внезапно у него, без тени страха смотрящего в лицо любой опасности, засосало под ложечкой, и сердце затрепетало от неприятного предчувствия. Он позвонил начальнику полиции Ингвару и, следуя его инструкциям, отправился осматривать дом и сад.  

Как он и предполагал, самый тщательный осмотр не пролил ни лучика света на загадочное происшествие. Нервным шагом меряя просторную библиотеку, Марсель размышлял о том, где следует искать Либеллу в первую очередь. Раз за разом прикуривая новую сигарету, чтобы тут же в нетерпении погасить ее о темный изразец камина, он не заметил, как доверху наполнил окурками мраморную пепельницу. Отбросив множество вариантов, он остановился на трех самых вероятных: дома у старого Линка, в Радужном гроте и в хижине у Артура.  

Внезапно зазвонил телефон.  

– Я тебе нужен? – серьезно спросил Ингвар.  

– Не сейчас. Сначала пробей по своим каналам. А я поищу у своих.  

– Хорошо. Если понадоблюсь — звони в любое время, – и его друг дал отбой.  

Пятый листок  

Ее называли сенситивом, экстрасенсом, некоторые пытались приписывать медиумические, прорицательские, целительские способности. Она только равнодушно пожимала плечами. Верная себе, Миранда принимала как данность то, чем обладала, не пытаясь классифицировать и называть.  

Никто, даже она сама, не мог бы точно сказать, чем был для нее ее дар — благословением или наказанием. Сама она старалась не задумываться об этом, просто плыла по течению жизни, делала то, что должна была делать, и по возможности чувствовать себя счастливой.  

Необычные способности стали проявляться очень рано, еще в неосознанном возрасте. Когда ей было два годика, родители, препоручив малышку заботам деда, собрались в отпуск. Всегда спокойная и веселая, на этот раз девочка вела себя тревожно и упрямо. Она не хотела их отпускать. Целый вечер она не слезала с маминых коленок, не желая отойти ни на минуту, и ни в какую не хотела укладываться спать. Когда мама отнесла девочку в кроватку, та обняла ее за шею и со слезами в голосе проговорила:  

– Мамочка, зачем вы меня бросаете? Мне будет без вас очень грустно…  

– Дорогая, мы же ненадолго, мы скоро вернемся…  

– Скоро — это когда? Я не вижу вас на острове… Только на небе…  

– Ну конечно, милая, мы же полетим на самолете...  

На следующий день в новостях сообщили, что самолет, летевший на Бали, попал в турбулентность, распался прямо в воздухе, и его обломки затонули где-то на полпути до места назначения. Миранда, услышав печальную новость, не плакала, и Линк надеялся, что девочка слишком мала, чтобы понять значимость этой катастрофы в ее жизни. Миранда никогда не заговаривала с ним об этом, просто с тех пор она перестала смеяться.  

Шестой листок  

Никто не остался равнодушным к исчезновению Либеллы. Все ее любили, она была данностью этого острова, его ангелом-хранителем.  

Люди собрались на главной площади города, в центре которой возвышалась Либелла, запечатленная в камне талантом художника, приехавшего издалека, имени которого никто не знал, но с легкой руки самой Либеллы все называли его Артуром.  

Это был молодой человек, которому не повезло: быстро прогрессирующая форма туберкулеза грозила прервать его жизнь в самом расцвете лет. По совету врачей он, худой и изможденный болезнью, приехал на этот зеленый остров, целебный климат которого мог на пару месяцев отсрочить печальный конец. Но неожиданное знакомство с Либеллой все изменило в жизни Артура.  

Случайно увидев ее на улице, он остановился, пораженный ее хрупкостью и беззащитностью. Ветер развивал ее длинное белое платье и пышные каштановые волосы. Придя на съемную квартиру, в которой он готовился встретить свой смертный час, и обессилено упав в продавленное кресло, он поймал себя на том, что продолжает думать о девушке. Поэтому, когда хозяйка принесла чашку дымящегося ароматного бульона на обед, он задал ей вопрос, что никак не уходил из головы.  

– Это же Либелла, – с первого слова женщина поняла, о ком речь. – Главная достопримечательность нашего острова. Что, понравилась?  

Артур потупил взгляд, и хозяйка засмеялась:  

– Красивая девочка, необычная, не спорю. Но имей ввиду — она замужем, и муж у нее…  

Не договорив, она вышла из комнаты, а Артур твердо решил познакомиться с девушкой, у которой странным было все, даже имя...  

Седьмой листок  

Первым по плану был осмотр грота. Марсель решил начать с ее любимого места на вершине скалы, где она могла пропадать по целым дням в обществе книг и собственных мыслей. Здесь она находилась, когда что-то ее смущало, когда не могла найти ответа на вопрос, здесь восстанавливала силы после тяжелых случаев. Она утверждала, что это особое место, хранящее необъяснимую силу, и ей здесь хорошо… Это была одна из ее многочисленных прихотей, с которой он давно перестал бороться.  

Огненный шар солнца стоял почти в зените и пронизывал тело раскаленными иглами лучей, знойное небо навалилось на плечи невыносимым жаром. Давно привычный к такой погоде, Марсель все же пожалел, что не захватил кепку. Он не успевал вытирать лицо, пот заливал глаза, и очень быстро носовой платок пропитался влагой так, что было в пору его выкручивать. Неожиданно он поймал себя на том, что перед глазами проплывали картины молодости. Когда он впервые попал на остров и увидел Либеллу…  

Он тогда был молод и вел беззаботный и разгульный образ жизни. Денег было достаточно, чтобы ни в чем себе не отказывать, и девушки проходили через его жизнь бесконечным хороводом… Он был избалован женским вниманием и считал себя знатоком прекрасной половины человечества. Потому-то встреча с Либеллой и была для него как гром среди ясного неба.  

Эта девушка была не такой, как все, он это сразу почувствовал. Потому-то она и поразила его воображение. С тех пор, куда бы он ни пошел, повсюду его преследовал образ странной, не похожей на других, девушки. В ее фигуре ощущались легкость и изящество, в ее лице — одухотворенность. Внешне она выглядела слабой, но в ней чувствовалась внутренняя сила; она была отстраненной, и в то же время понимающей все тонкости происходящего. Ее противоречивость завораживала, манила. На все у нее была своя, уникальная точка зрения, странная, и в то же время неуловимо логичная. Едва взглянув на него, она улыбнулась и произнесла:  

– Марсель…  

– Нет, – возразил он, – меня зовут…  

– Марсель, связанный с морем неразрывными узами… – прошептала девушка. И он как-то неожиданно для себя согласился.  

Восьмой листок  

Меж тем толпа на главной площади росла, все больше напоминая муравейник, в который ткнули горящей головней. Человеческая масса волновалась, двигалась, бурлила. Над площадью стоял туман непрерывного гула, затягивающий в свои сети любое раздельно сказанное слово. Долгое время стихийность преобладала над упорядоченностью, но одним мощным рывком организованность вырвалась вперед и первой достигла финишной прямой.  

От находящихся в непрерывном движении людей-молекул отделились три наиболее активные, и, преодолев притяжение основной массы, двинулись в сторону городской ратуши. Через каких-нибудь пять минут они уже стояли перед обитой черной кожей массивной дверью с золотой табличкой «Начальник полиции». Перебросившись громким шепотом парой фраз, они выделили из своей среды лидера — высокого мужчину лет пятидесяти в бифокальных очках без оправы. Именно на него возлагалась обязанность переговоров с властями. Не громко, но уверенно постучав в дверь, он решительным движением распахнул ее и вошел внутрь. Двое остальных двинулись за ним следом.  

Ингвар, отчаянно потеющий в своей летней форме под новеньким кондиционером в этот аномально жаркий день, уже знал об их прибытии и поспешил изобразить на лице приветливую улыбку. Несмотря на скромный внешний вид и простоватые лица, это были самые влиятельные люди на острове. После Марселя, конечно. Поздоровавшись за руку с каждым по отдельности, он указал гостям на удобные кресла в углу. Затем встал из-за стола и первым уселся на гладкую кожу небольшого диванчика. Остальные последовали его примеру. Разговор получился коротким и продуктивным.  

– Мы хотели бы принять участие в поисках девушки, – начал Гвидо, лидер послов.  

– Я буду рад любой помощи. Вы же знаете, людей не хватает, такое у нас впервые…  

– Уже сейчас готовы выйти около трехсот человек. В дальнейшем количество желающих может удвоиться.  

– Я думаю, трехсот вполне хватит. Остальные смогут их сменить в случае необходимости…  

На том и порешили.  

Девятый листок  

Это было «ее» место. Сюда она приходила, когда ей было радостно. Здесь она сидела, когда ей было грустно. Это было единственное место на земле, где она могла не притворяться. Где позволяла себе быть самой собой.  

Высокая скала, на которой много веков стоял древний монастырь. Теперь он разрушился, и даже место, где некогда возвышались его неприступные стены, поросло травой и колючим кустарником. Но осталось одно напоминание, рукотворное — это вырубленные в твердом граните скалы ступени, что несколькими каскадами спускались к самому морю. Она облюбовала это место из-за его пустынности и царящего здесь безмолвия. Ступеней было так много, что никто не испытывал желания измерить их на себе, предпочитая другие, более легкие и доступные, спуски к морю.  

Но она любила эти старые, кое-где потресканные ступени, хранящие в своей памяти поступь не одного поколения монахов, святых людей, с болью и сочувствием взирающих на протекающую мимо людскую жизнь, заполненную суетой и страданиями… Часто она бродила среди священных руин, проникаясь волшебной энергией этого необычного места. Некоторые камни все еще хранили тепло обитавших среди них душ.  

Самым любимым ее местом был старый грот, сверкающий всеми цветами радуги. Она никому не призналась бы в том, что чувствует обитающую в ней некую сущность, возможно, душу одного из некогда живших здесь монахов. Потому-то так легко было ей здесь, и так быстро восстанавливала она силы после взаимодействия. Другие называли это лечением, но она — никогда. Люди просто не понимали, что происходит на самом деле.  

А все очень просто: ее душа говорила с душой того, кому плохо, кто заблудился на крутых тропинках жизни. И находила с ней общий язык. После этого человеку становилось легче. Разве было в этом что-то общее с лечением?  

Десятый листок  

Узнать, где живет Либелла, не составило большого труда. Здесь о девушке знал каждый. Первый же малыш, сидящий в пыли посреди дороги и играющий с хвостом лениво развалившейся в тени большого дуба дворняги, указал ему на восток, в сторону, прямо противоположную от того места, где он снимал комнатку, да еще пояснил:  

– Либелла богатая, как принцесса! Она живет в сказочном дворце!  

И улыбнулся, с гордостью продемонстрировав пустоту на месте недавно выпавшего зуба, ловко поймал на лету конфету в яркой обертке и тут же целиком запихал ее в рот.  

Чтобы пройти к «дворцу», пришлось пересечь весь городок. На главной площади Артур увидел посередине пустоту, которую ему тут же захотелось заполнить. И моментально в голове зароились замыслы, чего с ним не случалось уже давно, с самого начала болезни, когда он стал катастрофически терять силы. С радостью отдавшись творческому порыву, он не заметил, как подошел к старому двухэтажному зданию с большой белой вывеской «Амбулатория». Заглянув внутрь, удивился тишине и запустению, непривычным для подобных мест.  

– У вас перерыв? – неуверенно спросил он сидящую в тени кипариса благообразную старушку со спицами, которую, сколько ни пытался, так и не смог отнести к сотрудникам поликлиники.  

– Нет, мы работаем… – был спокойный ответ. – А что Вы хотели?  

– Я просто… А где посетители?  

– Вы недавно приехали, потому и не знаете, что больница на нашем острове вовсе не нужна. Не закрывают только потому, что по штату положено…  

– А как же больные? Кто их лечит?  

– Либелла. Благодаря ей на нашем острове нет ни больных, ни несчастных… – и, убедившись, что странный посетитель заходить в здание не собирается, старушка снова вернулась в своему вязанию.  

Одиннадцатый листок  

Словно загипнотизированный, он ходил за ней по пятам, любуясь и восхищаясь, и сам поражаясь непривычному состоянию. Впрочем, его деятельный разум скоро нашел способ преодолеть «телячьи нежности», и он вернулся в привычное состояние решительной активности. Подумав и оценив ситуацию со всех сторон, решил осесть, и лучшего места, чем остров, он не мог бы и представить.  

Купил большой участок и в считанные недели выстроил там прекрасный дом — огромный, просторный, с колоннами и большой террасой, с балконом, сидя на котором, можно любоваться восходом и провожать отплывающие корабли.  

Все это время он провел в кипучей деятельности, и лишь когда обустроил дом, пригласил девушку в единственный на острове ресторан и сделал ей предложение. Он хотел свозить ее на материк, где были более красивые и интересные места, но Либелла наотрез отказалась покидать остров. Это была первая ее прихоть, и он отнесся к ней снисходительно.  

Охваченный страстью, словно пораженный тяжелым недугом, он в то время не замечал ничего вокруг. И лишь по прошествии времени, когда пролетел медовый месяц и начались серые будни, у него словно бы открылись глаза. Он начал понимать, что Либелла совершенно не создана для семейной жизни. Став женой, она продолжала оставаться самой собой, и с этим ничего поделать было нельзя. Практичный реалист, он не мог понять ее равнодушия и к хозяйству, и к вещам, и к интимной жизни, даже к возможности родить ребенка… В общем, выйдя замуж, она оставалась все такой же отрешенной и всецело занятой своим внутренним миром, как и до брака. И Марсель понял, что добившись своего внешне, он ничего не получил внутренне. Их брак был фикцией, мыльным пузырем...  

Двенадцатый листок  

Вопреки всем известным правилам, сны ей снились исключительно цветные, сложные и не менее увлекательные, чем сама жизнь. И она относилась к ним так же, как и к реальности — серьезно и легкомысленно одновременно. Просыпаясь, она какое-то время лежала неподвижно, вся еще во власти ночных иллюзий. Некоторое время размышляла над пришедшими в гости образами. А потом благополучно их забывала.  

Но в этот раз все было по-другому. Заснула она днем, что случалось с ней крайне редко, и главное, неожиданно. Мужчина, которому она сегодня помогла, был слаб и измотан душевными переживаниями. Либелла устало подумала, что страдания души иногда оказываются более мучительными, чем физические недуги.  

Проснувшись, ощутила в теле легкость, но смутную тревогу в душе. Не открывая глаз, чтобы хлынувший мир не растворил воздушную пелену сплетенных из грез образов, она прислушалась к себе. Сон! Ну конечно, ей приснился сон! Именно он и вызывал беспокойство. И она начала припоминать…  

Две девушки — одна сильная и уверенная в себе, другая — трепетная и воздушная — вступили в единоборство. Поначалу это произошло вроде бы в шутку. Но постепенно они вошли во вкус, и со временем их методы и приемы становились все жестче. И, наконец, стало понятно, что это не просто борьба, это битва не на жизнь, а на смерть. Потому что вместе им жить невозможно, одна из них должна остаться, а другая — погибнуть или уйти навсегда…  

Миранда хорошо помнила ту часть сна, где они боролись, но никак не могла вспомнить, чем эта борьба закончилась… Смысл сна никак ей не давался, но она явственно чувствовала, что он показывает ей нечто жизненно важное, что постоянно ускользало, не позволяя ей разобраться в происходящем...  

Тринадцатый листок  

Желающих принять участие в поисках было гораздо больше, чем представил Гвидо. Уже более пятисот человек, одетых преимущественно в шорты и панамы, собралось на главной площади, и несмотря на сильную жару, в нетерпении ожидающих начала поисков. Как только парламентеры вернулись, началось массовое движение людей, напоминающее военные приготовления к выступлению войска в поход. Сами собой, словно бы из ниоткуда, из рядов собравшихся выделились восемь лидеров — руководителей групп, в каждую из которых быстро набралось достаточное количество желающих.  

Решили обыскать весь остров одновременно, охватив разом все стороны света. В каждой группе собрались люди, живущие в зоне поиска, и лучше других знающие местность. Уже через десять минут на площади стало тихо и безлюдно, лишь кое-где запоздавшие мамаши тащили домой упирающихся малышей, поскольку наступало время обеда.  

Люди, добровольно пожелавшие принять участие в поисках, делали это от чистого сердца. Это были те, кому лично или члену семьи которого в свое время помогла Либелла. На поиски их толкали благодарность и искреннее беспокойство о судьбе девушки. Все они были полны твердой решимости искать до конца, и каждый тешил себя надеждой, что найдет Либеллу первым. И все старательно гнали от себя прочь мысли о том, что с ней могло приключиться что-то нехорошее…  

Выйдя из одной точки в центре города, они рассредотачивались в своем сегменте острова, стараясь не пропустить ни одного метра территории из опасения, что именно там если и не окажется девушки, то может найтись какой-то след или деталь, намекающая на место ее возможного нахождения...  

Четырнадцатый листок  

Городок оказался не таким большим, как ему показалось сначала. И все же он устал и начал задыхаться прежде, чем достиг своей цели. Пришлось передохнуть на удобной деревянной скамейке в небольшом скверике.  

Когда он, наконец, подошел к дому Либеллы настолько близко, что смог рассмотреть его во всех подробностях, у него кружилась голова и сердце отдавалось в ней каждым ударом. Теперь он понял, что имел ввиду мальчишка. Дом и действительно было огромный и красивый, как дворец. Было удивительно на этом микроскопическом острове посреди безграничного океана, в этом захудалом городишке встретить такое чудо архитектуры из неизвестного Артуру белого камня. Плавные, четкие линии, минимум украшений на фасаде, строгость и законченность форм свидетельствовали о том, что здесь поработал талантливый архитектор.  

Как стоял, Артур опустился прямо на землю, привалившись спиной к шершавому стволу векового дуба и смежил веки, вызывая перед мысленным взором образ Либеллы, какой он увидел ее впервые. Когда же, переведя дух и успокоившись, он открыл глаза, то вздрогнул и отшатнулся: перед ним стояла девушка, в точности такая, как он себе представлял, даже платье на ней было прежнее, белое, развевающееся на ветру.  

Не говоря ни слова, девушка опустилась на колени, нимало не заботясь о платье, склонилась над опять закрывшим глаза мужчиной, и он снова отключился на какое-то время. Возникло ощущение легкости, он словно парил вместе с облаками, сам став легким и воздушным, будто сотканным из света.  

Открыв глаза, он увидел перед собой озаренное неземным светом лицо. Через минуту положение солнца изменилось, и лицо стало обычным, но ощущение волшебства осталось. Два огромных голубых глаза заглядывали в самую душу, смотрели на него с болью и тоской.  

– Артур... Ты служишь искусству…  

Он молча смотрел на нее, не веря в происходящее. Словно отвечая на его невысказанный вопрос, она улыбнулась:  

– Каждый чему-то служит, просто не все об этом знают...  

Пятнадцатый листок  

Сначала он ударился в загул. Спал со всеми подряд. На какое-то время легчало, но каждый раз, возвращаясь домой и видя безучастную жену, ни разу даже не поинтересовавшуюся, где он пропадал, почему вернулся под утро, как его дела, он впадал в ярость, устраивал безобразные сцены, бил посуду и кричал…  

Но это никак не отразилось на Либелле. Она даже в самой критической ситуации сохраняла спокойствие. Только смотрела на него огромными голубыми глазами. переполненными страданием. И ему становилось неуютно под ее пристальным взглядом, вся злость незаметно проходила, и на ее место приходило раскаяние.  

Очень помогала работа. Уходя в рейс в мрачном и тяжелом состоянии, оставшись наедине с морем, он быстро восстанавливал душевное равновесие. Но возвращаться-то снова приходилось домой. И тогда он возненавидел супружество до такой степени, что решил развестись. Отправляясь в очередной рейс, он твердо решил по возвращении покончить с этим фарсом раз и навсегда.  

Но человек предполагает, а бог располагает… На пути к Мадагаскару корабль попал в жестокий шторм и был вынужден зайти в ближайший порт для срочного ремонта, без которого не мог двигаться дальше. Вопреки предупреждениям о вспышке лихорадки Эбола, он сошел на берег в Кот-д`Ивуаре, где никогда до этого не был, и всю неделю провел за осмотром достопримечательностей. И только через две недели, будучи уже далеко от Берега Слоновой Кости, почувствовав себя неважно, заподозрил неладное. Домой он попал уже в лихорадке, вызванные лучшие врачи только разводили руками: болезнь была страшной и не излечимой.  

Вот когда страх сжал сердце холодной рукой и не отпускал ни на минуту. Он уже мысленно попрощался с миром и приготовился к неизбежному. Вызвал нотариуса, написал завещание, привел в порядок все бумаги. И стал ждать, когда болезнь разрушит тело.  

Шестнадцатый листок  

Внезапно ей вспомнился Артур, каким она его увидела впервые, измученного болезнью и страхами, не решающегося признаться даже самому себе в том, что боится смерти и не хочет умирать. Все это с легкостью она прочитала на его красивом даже в болезни, лице, со впалыми, поросшими трехдневной щетиной, щеками и прямым римским носом, с длинными, небрежно зачесанными темными волосами и пронзительными карими глазами.  

Помочь ему было нелегко, но она постаралась. Первое взаимодействие она провела сразу же, пока ни о чем не подозревающий Артур сидел на земле, опираясь о ствол старого дуба. Она попросила дерево поделиться жизненной силой с умирающим человеком, и через полчаса на щеках у Артура заиграл румянец, и впервые за много месяцев у него появился аппетит. Она попросила Мэнди отвезти Артура домой, и потом еще в течение нескольких дней верный слуга привозил ее в маленькую комнатку, где она в течение часа бродила по лабиринтам души идущего на поправку мужчины, пытаясь распутать хитросплетения его тайн, пороков, ошибок и заблуждений.  

Дни протекали монотонно, он не ощущал перемен, и уже начинал сомневаться в успехе того, что Либелла называла «взаимодействие». Как однажды, проснувшись утром, он почувствовал себя непривычно отдохнувшим и полным сил. Это и было давно забытое ощущение здоровья.  

Он сердечно поблагодарил девушку, и, когда она ушла, задумался. Внезапное выздоровление нарушило все его планы. Приехав сюда, он рассчитывал прожить около двух месяцев. Всех его сбережений, честно говоря, хватало только на то, чтобы дотянуть до того времени, когда деньги окажутся не нужны… Теперь же нужно было срочно искать способ заработать и на питание, и на проживание.  

Вскоре ему пришла интересная мысль — а что, если предложить городским властям украсить главную площадь? Сделав несколько эскизов, он отправился в мэрию, с плохо скрываемым волнением, потому что понимал — этот призрачный шанс является для него в данное время единственным способом заработать...  

Семнадцатый листок  

Прошло время, и снова ей приснился сон, который, в отличие от других, не забылся, а после пробуждения стоял перед глазами. Он был как бы продолжением прошлого сна, но только более явственный и более жесткий. На этот раз ей снились два мужчины, которые никак не могли прийти к общему мнению и начали отстаивать свои убеждения в серии жестоких поединков.  

Сначала это были словно вышедшие со страниц мушкетерских романов два молодых аристократа в кружевных камзолах и сужающихся книзу пышных галифе. Грациозно фехтуя друг с другом, словно старые друзья, они, тем не менее, наносили удары, любой из которых мог оказаться смертельным. Опытные бойцы, примерно равные по силам, они быстро сломали шпаги, так и не добившись результата.  

Но это не остановило бывших друзей, в одночасье ставших злейшими врагами. Едва бесполезные обломки шпаг были отброшены, как в их руках появились пистолеты, и сражение разгорелось с новой силой...  

Либелла тщетно старалась понять, что означает эта странная борьба, где-то на краю сознания она уже начинала чувствовать ответ, но он никак не давался ей, только слегка дразнил и манил в пучины подсознания...  

Восемнадцатый листок  

Осмотр грота занял не более получаса. На ее привычном месте — небольшом плоском камне под стеной, покрытом медвежьей шкурой, куда на протяжении почти всего дня падал луч солнца через округлое отверстие в своде, – лежала небрежно брошенная вниз страницами толстая книга в кожаном переплете, ее любимая «Бегущая по волнам» Александра Грина, да огромная гроздь винограда на небольшом ярком блюде. И никаких следов борьбы или насилия. Осмотр прилегающей местности подарил еще одну важную, но непонятную деталь: на отвесной площадке, дающей широкий обзор морских просторов, за низкорослый худосочный куст боярышника зацепилась белая косынка, которая, в чем был уверен Марсель, не более суток назад обнимала плечи таинственно исчезнувшей девушки.  

Прихватив на всякий случай впопыхах оставленные Мирандой вещи, Марсель, тяжело вздохнув, направился в сердце острова, на пасеку к ее дедушке, старому Линку, которого недолюбливал, и даже не пытался скрывать этого.  

Спускаясь по едва заметной в высокой траве узкой тропинке, веселой змейкой струящейся меж крупных серых валунов, Марсель поймал себя на том, что перед его мысленным взором стоят глаза Миранды, огромные и живые. Глаза, о таинственной силе которых он неоднократно слышал, и которую ему довелось испытать на себе.  

Измученный страхом смерти и физическими страданиями, он потерял всякую надежду на выздоровление. Но его жена, не обращая внимания на его грубости, спокойно уселась у изголовья и стала терпеливо ждать. Через несколько дней его силы иссякли, а вместе с ними и сопротивление. Теперь он лежал тихо и покорно. Миранда направила на него взгляд своих сияющих глаз. Он и не предполагал, что они такие большие и яркие, как два солнца. Они заполнили собой пространство, напоили теплом и светом все вокруг. Эти теплые, сияющие лучи проникли через его глаза внутрь, согрели внутренности, разум, душу. Осветили все чистым светом и наполнили его нежной тихой музыкой. А на следующий день он, едва проснувшись, почувствовал голод. С этого дня он пошел на поправку...  

Девятнадцатый листок  

Крепкими, загорелыми руками с крупными ладонями Доминик подтянул сеть и аккуратно, чтобы не повредить жабры, начал вытаскивать одну за другой сверкающую на солнце серебром чешуи, бьющуюся в предсмертной агонии, рыбу и аккуратно складывать ее в большие плетеные из лозы корзины. Наполнив их доверху, он легко подхватил свою ношу и двинулся в сторону убогого рыбацкого поселка, возвышающегося над морем на высоком холме, поросшем полынью и мятой.  

– Танита, посмотри, какой сегодня прекрасный улов! – стараясь говорить как можно жизнерадостнее, Доминик занес обе корзины на просторную кухню и поставил на чисто выметенный земляной пол. Немного подождал, но не услышав ответа, открыл дверь в спальню сестры.  

Девушка неподвижно сидела на кровати, руки бессильно, как плети, свисали вниз, густые черные волосы полностью закрывали лицо.  

– Ты снова плачешь? – мягко спросил брат и, проведя рукой по ее лицу, аккуратно заправил непокорную черную прядь за ухо. – Прошу тебя, успокойся, подумай о малышах! Он не стоит твоих слез! А у тебя совсем скоро все будет хорошо! Я обещаю! Ты же у нас умница и красавица!  

Некоторое время девушка молчала, словно размышляла о сказанном братом, но, наконец, встряхнула головой и широко улыбнулась.  

– Ты прав, Доминик, прости мне мою слабость. Я больше не буду. Обещаю, – и, немного подумав добавила весело, – так что, говоришь сегодня хороший улов? И мы сможем, наконец, подарить малышам самокаты?  

И Танита, чмокнув брата в щеку, отправилась на кухню, напевая себе под нос что-то бодрое и жизнеутверждающее. Доминик вздохнул с облегчением. Теперь сестра будет надолго занята мелкими хлопотами по хозяйству и забудет о своей печали...  

Двадцатый листок  

Наступил вечер, пару часов назад к поисковой группе присоединились новые добровольцы, но все старания не дали результата. И хотя участвовавшие в поисках не жалели ни времени, ни сил, единственной находкой по-прежнему оставались вещи Либеллы, найденные Марселем в Радужном гроте. С наступлением сумерек воодушевление пропало, сменившись усталостью и разочарованием. На ночь решили прервать поиски, чтобы с утра их снова продолжить. Люди расходились по домам, молчаливые и задумчивые. Большинство недоумевало, как такое может случиться, что был человек — и вдруг пропал без следа?!  

На смену криминальным пришли мистические объяснения причин произошедшего. Этой ночью люди засыпали намного позже обычного, беспокойно ворочались во сне. Большинство думало об одном и том же: как на их маленьком уютном клочке земли может бесследно пропасть человек, да еще и уроженец этого острова, прямо среди бела дня?  

Отбросив честолюбивые замашки, Ингвар принял нелегкое решение пригласить на следующее утро криминалистов с материка и группу опытных водолазов. После всего, что Либелла сделала для острова, найти ее считали своим долгом едва ли не все местные жители. Но никаких следов обнаружить так и не удалось. Девушка словно сквозь землю провалилась...  

Ингвар понимал, чем эта пропажа чревата для его карьеры. Эта девушка слишком много значила для всего населения острова, для одних она была спасительницей жизни, для других — источником дохода: чудесная девушка привлекала на остров большое число туристов и паломников, питавших два отеля и ресторан. Поэтому в случае, если поиски не увенчаются успехом, Ингвару не останется ничего другого, как уйти в отставку и уехать с острова, чего ему очень не хотелось бы...  

Двадцать первый листок  

Старый Линк аккуратно прикрыл леток и, подхватив бочонок с медом, не торопясь направился к дому. Белые усы и борода придавали ему сходство с Санта-Клаусом: такой же добрый и общительный, не хватает лишь рождественского наряда и мешка с подарками...  

Присел отдохнуть на табурет с резными ножками собственного изготовления, и невольно его взгляд остановился на облупившейся за пару десятков лет рамке с изображением маленькой девчушки с выгоревшими на солнце волосами, не сводящей восхищенного взгляда с огромной стрекозы с радужными крылышками и отливающим металлическим блеском брюшком. Глаза бывшего морского волка помимо воли увлажнились от нахлынувших чувств.  

– Дождусь ли я внуков, – с грустью подумал Линк, рассматривая свою странную, непохожую на других, внучку-стрекозу, маленькую Миранду, прозванную на острове Либеллой, за то, что в детстве, когда погибли ее родители, ее всегда сопровождала стайка легких стрекоз с вечно стрекочущими крылышками.  

Из невеселых дум вывел Линка лай Пирата, добродушного и компанейского пса, ласкавшегося ко всем подряд, и не любившего лишь одного человека на острове — Марселя, мужа Миранды. И теперь сердитый лай сообщал Линку о том, что к нему пожаловал зять, как он именовал свояка, упорно избегая называть его по имени. Озадаченный неожиданным визитом, Линк поспешил навстречу редкому гостю, тщетно ломая голову над причиной его визита.  

– Добрый день, Линк! Я пришел за Мирандой. Засиделась она у тебя... – пряча глаза и стараясь выглядеть как можно естественнее, небрежно скороговоркой произнес Марсель.  

Но ни тон, ни тщательно подобранные слова не ввели в заблуждение старика. Бросив испытующий взгляд на зятя, он безошибочно определил и затаившийся в глубине глаз страх, и неровное дыхание, и легкую дрожь в руках, раскуривающих очередную сигарету.  

– Что случилось с малышкой? – спросил Линк чужим, охрипшим от волнения голосом, одновременно ища руками опору для внезапно ослабевших ног...  

Двадцать второй листок  

Закончив статую Либеллы, Артур не только приобрел известность на острове, но и поправил свое материальное положение, так что смог начать жизнь легкую и беззаботную, как он всегда и делал, предоставляя будущему позаботиться о себе самом. Он переехал в отдельную маленькую хижину, прилепившуюся, словно гнездо ласточки, над обрывом, на самом краю скалы. Прекрасный вид на открытое море вдохновлял, и вскоре в довольно уютной комнате, переоборудованной под почти современную студию, появилось несколько холстов на мольбертах, предназначенных запечатлеть море в разные мгновения его жизни.  

Впрочем, работа продвигалась туго. Быстро восстанавливающий здоровье молодой человек начал задумываться о плотских удовольствиях, и его мысль упорно останавливалась на Либелле — его спасительнице, которая по-прежнему оставалась для него не более чем прекрасной незнакомкой.  

Понимая, что не имеет на это никакого права, он все же начал искать с ней встреч, по целым дням выслеживая ничего не подозревающую девушку и поджидая ее в самых неожиданных местах то с букетом незабудок, то с лукошком земляники, то с коробкой пирожных...  

Поначалу Либелла сторонилась его, но Артур был терпелив и настойчив, ему некуда было торопиться, и постепенно девушка начала к нему привыкать, и, наконец, наступил день, когда она согласилась побывать у Артура дома. Он красиво сервировал стол и показывал ей выписанные специально для этого случая альбомы с репродукциями шедевров мирового искусства.  

Усыпив бдительность ничего не подозревающей девушки, он начал атаку с другой стороны: на все лады воспевал ее красоту, уговаривая попозировать для новой картины. Главным его резоном было то, что она не позировала ему для скульптуры, которую он сделал почти всецело по памяти и случайным наброскам. Немного посопротивлявшись, Либелла согласилась. На одиннадцатом сеансе они стали любовниками.  

Двадцать третий листок  

– Доминик, прошу тебя, останься, – уговаривала брата Танита. – Море штормит, приближается буря. Мы не бедствуем, чтобы рисковать жизнью из-за пары мешков рыбы...  

– Успокойся, Танита, – в четвертый раз повторял Доминик, аккуратно укладывая сети на дно небольшого суденышка, единственного наследства, доставшегося им от покойных родителей. – Все будет хорошо. Я же с трех лет в море, ничего со мной не случится...  

Понимая, что не сможет повлиять на решение брата, терзаемая мрачными предчувствиями, она быстро побежала к дому. Через пару минут вернулась, неся в руке небольшой предмет.  

– Ладно, если не хочешь меня слушать, то хотя бы возьми вот это, – протянула ему маленький полотняный мешочек.  

– Что это? – удивленно взвел брови Доминик.  

– Амулет на удачу. Сделала специально для тебя, – и, увидев промелькнувшее сомнение в черных глазах брата, поспешно добавила. – Даже если ты не веришь, все равно возьми, прошу тебя! Мне так будет спокойнее...  

– Хорошо, – лицо Доминика смягчилось. – Вот, смотри!  

С этими словами он взял мешочек и повесил на шею.  

– Надеюсь, теперь ты довольна? – широко улыбнулся он и оттолкнул лодку от берега.  

Танита лишь молча помахала ему на прощание рукой и, украдкой вытирая слезы, не оборачиваясь, почти побежала домой.  

Доминик пожал плечами и взялся за весла, потому что поднимать паруса было опасно.  

Через полчаса он понял, что Танита была права, и ему не стоило сегодня выходить в море, но из чистого упрямства решил не возвращаться, а продолжить задуманное.  

Двадцать четвертый листок  

Это были сиамские близнецы, два маленьких человечка, сросшиеся друг с другом, вынужденные навечно быть неделимым, единым целым. Скорее всего, они не любили друг друга и были бы не прочь отделаться от соперника, но, к сожалению, это было невозможно. Поэтому они часто разговаривали на повышенных тонах, ссорились и даже дрались, но это не меняло того факта, что они по-прежнему всегда были один подле другого и являлись свидетелями самых потаенных, самых сокровенных действий и поступков своего вынужденного партнера.  

Однажды они, как всегда, поссорились из-за какого-то пустяка, и, раздраженные сверх меры, начали драться. Каждый удар, каждый тумак, нанесенный одному, отдавался острой болью в другом, но это их не останавливало. Они продолжали осыпать один другого все более сильными и болезненными ударами, временами они начинали бороться, пытаясь разорвать связующую их плоть и получить долгожданную свободу.  

Они словно забыли, что являются единым организмом, несмотря ни на что, и разрыв их связи, сколь бы вожделенным он ни был, принесет им гибель. Их мышцы напряглись до предела, вены на лбу вздулись, глаза налились кровью. Казалось, что еще одно небольшое усилие, и они отлетят друг от друга, как два мячика...  

Либелла открыла глаза и вздохнула с облегчением. Этот сон измотал ее. После пробуждения она чувствовала себя не отдохнувшей, а еще более усталой и измученной, чем до сна. Еще раз вспомнив мрачную картину, она поморщилась. Села на кровати, и вспомнив два предыдущих сна, которые считала звеньями одной цепи, твердо решила, что не успокоится до тех пор, пока не разгадает смысл этих посланий самой себе. Поэтому умывшись и наскоро позавтракав, она направилась к Радужному гроту.  

Двадцать пятый листок  

Марсель тяжело ступал по дорожке, усыпанной прошлогодней хвоей, на лице играли желваки, когда он вспоминал разговор с Линком.  

– Миранда была у меня в последний раз неделю назад, – спокойно ответил Линк. – И если не ошибаюсь, то ее муж — ты, и взяв ее в жены, ты возложил на себя ответственность за ее жизнь. Теперь ты отвечаешь за нее перед богом и людьми...  

Марсель сердился все сильнее, тем более что ему предстояла еще одна встреча — с человеком, который слыл любовником его жены. Конечно, у него не было никаких доказательств, но он часто замечал едва уловимое чувство неловкости, которое возникало у его собеседников, когда речь заходила об Артуре. К тому же Марсель ловил себя на том, что ненавидит этого человека, и чувствовал унижение оттого, что вынужден идти к нему с таким деликатным вопросом. После неудачного разговора с Линком он чувствовал, что на грани, и что любая мелочь способна вывести его из себя.  

Артур сидел в шезлонге в тени раскидистого платана, и, очевидно, разомлев от послеобеденного зноя, задремал, поскольку его голова была склонена набок, рука безвольно обвисла, уронив на песок тяжелый альбом с репродукциями.  

Марсель постоял пару минут, затем два раза кашлянул в кулак, и Артур отрыл глаза. Увидев перед собой капитана, Артур растерялся. Под ложечкой неприятно засосало. Он выжидательно смотрел на коренастую фигуру моряка, не решаясь заговорить первым.  

Немного помолчав, неожиданный гость вымученно улыбнулся и как можно дружелюбнее поздоровался, непринужденно посетовал на жару. Артур стал понемногу успокаиваться.  

– Кстати, ты не видел сегодня Миранду? – Артур уже почти расслабился, и коварный вопрос застал его врасплох.  

– Да я сегодня не выходил из дому, нездоровится что-то, – скороговоркой проговорил Артур, чувствуя, что помимо воли краснеет. Хотя это было у них с Мирандой всего один раз, ему все же было неловко под требовательным взглядом Марселя.  

Но когда смущенный Марсель ушел, Артур внезапно неожиданно для себя громко и безудержно рассмеялся.  

Двадцать шестой листок  

Сегодня Миранда решила изменить своей привычке и вместо Радужного грота пошла к развалинам старинного монастыря. Зашла в полуобвалившуюся келью и словно погрузилась в другой мир. Она почувствовала рядом чье-то незримое присутствие. Ей было так легко и спокойно! Она пошла в угол и села на каменный выступ, где, очевидно, спал обитатель этой кельи. Закрыла глаза и мысленно задала ему вопрос о смысле тревожных снов, приходящих из глубин подсознания.  

Вероятно, она задремала, потому что вскоре у нее в голове зазвучал тихий, добрый голос и возникло ощущение, будто чья-то ласковая рука нежно гладит ее по голове. Слова ложились на душу, словно целительный бальзам.  

«Сон — это обращение мудрой, глубинной твоей части, к твоему дневному сознанию. Он подсказывает тебе, что ты запуталась в сетях человеческих отношений, основанных на хитрости и лжи.  

Два мужчины — это Разум и Сердце, которые борются друг с другом, но никто из них не может одолеть противника. Две девушки — это вечные противницы – Любовь и Привычка. Каждая из них норовит победить другую и занять главенствующее место в твоем сердце. Сиамские близнецы — это две половинки твоей души... Вместо того, чтобы жить в гармонии и радости, они стремятся к полному уничтожению друг друга... Тебя разрывают противоречия. Не мучай себя, просто отпусти ситуацию, и решение придет само собой... »  

Когда Миранда открыла глаза, ощущение присутствия исчезло, она чувствовала себя одинокой и беспомощной перед миром людей с его непонятными законами.  

Двадцать седьмой листок  

Уже несколько часов его лодку носило, словно легкую ореховую скорлупку, по бескрайним морским просторам, и Доминик начал терять надежду выйти из этой переделки живым. Затянутое свинцовыми тучами небо лишило его возможности определить местоположение, под тяжелыми ударами волн старые доски стонали и плакали. Днище дало течь, и он не успевал вычерпывать воду, которая постоянно прибывала.  

Наконец лодка жалобно заскрипела, по ее телу прошла дрожь, и Доминик понял, что сел на мель. Измученный неравной борьбой с разбушевавшейся стихией, мужчина решил воспользоваться случаем. В кромешной темноте, напрягая последние силы, он вытащил лодку как можно дальше на берег, чтобы ее не смыло волной, улегся рядом на песок и тут же уснул тяжелым сном без сновидений.  

Повинуясь привычке вставать с первыми лучами солнца, когда бы перед этим ни лег, Доминик, едва на лицо вспрыгнул солнечный зайчик, открыл глаза и сел. В первое мгновение он не понял, где находится. Но ощупав не успевшую высохнуть одежду и увидев перевернутую вверх дном лодку, вспомнил о вчерашней буре и воздал благодарность Всевышнему за чудесное спасение.  

Потом встал и осмотрелся вокруг. От вчерашней непогоды не осталось и следа. На море стоял полный штиль. Умытое ночным дождем небо приветливо голубело, махая земле белыми ладошками облаков. Он стоял на узкой песчаной полосе, за которой возвышались нагромождения разноцветных скал. Он закрыл глаза, стараясь припомнить карту, чтобы определить возможное местоположение острова, а когда открыл их снова, невольно вздрогнул.  

По самой кромке моря шла высокая стройная девушка в легком белом платье. Она появилась словно из ниоткуда, будто соткавшись из прозрачного утреннего воздуха и золотистых нитей солнечных лучей. Ее густые каштановые волосы ниспадали тяжелой волной, губы приветливо улыбались, а огромные голубые глаза смотрели серьезно и печально.  

– Увези меня отсюда, – вместо приветствия попросила таинственная незнакомка, и он понял, что не сможет отказать девушке в столь необычной просьбе.  

Двадцать восьмой листок  

Она стояла на вершине утеса, хрупкая и беззащитная. Ее взор ласкал раскинувшиеся во все стороны бескрайние морские просторы и родной остров, напоминающий малахитовую брошь на изумрудном бархате платья судьбы, от которой ей, казалось, не уйти!  

Ветер бросал щедрыми горстями легкую рябь на гладкую, словно атлас, водную поверхность, так что с высоты утеса она напоминала рыбью чешую. Но ее мысли были далеко от чарующего зрелища. Они бродили вокруг Марселя, мужа и спутника жизни перед богом и людьми, и Артура, друга и возлюбленного, запечатленного в сердце.  

Она чувствовала себя беспомощной перед таинством выбора, ее душа по-прежнему разрывалась на части, не в силах решить загадку судьбы. Поэтому, сделав глубокий вдох, чтобы унести с собой частичку этого мира, она подошла к самому краю утеса и взмахнула руками, готовая броситься вниз со скалы. В ее сердце не было страха. Она знала, что идет туда, где две половинки ее души соединятся и сольются воедино. Навсегда.  

Вдруг ее внимание привлекло легкое стрекотание крылышек. Огромная, отливающая на солнце металлом, стрекоза, описав круг, легко опустилась ей на руку. Опустилась и застыла, словно прибыла именно туда, куда ей нужно. И вдруг со всех сторон начали слетаться десятки, сотни, тысячи разноцветных стрекоз. Они заполнили собой все пространство, трепетание множества крылышек наполнило воздух красивой музыкой.  

Миранда почувствовала, как напряжение спало. Мгновение было упущено. С души словно упал камень, и ей стало легко и спокойно. Она почувствовала, что жизнь прекрасна. И поняла, что на самом деле никаких проблем не существует. Все они — не более, чем плод ее воображения. Достаточно просто посмотреть в глаза, соприкоснуться душами — и решение придет само собой, просто и естественно.  

От охватившего ее счастья он звонко рассмеялась и закружилась в веселом танце. Потом бросила шаль на ближайший куст и легкой поступью направилась вниз, по одной ей ведомым тропам, домой, чтобы приготовить сюрприз мужу.  

Двадцать девятый листок  

Она спешила изо всех сил и даже не догадывалась о том, что ее саму ждал сюрприз, и даже не один.  

Пробравшись в дом через наружную террасу незамеченной (старый Флинн в отсутствие хозяина предавался недозволенному занятию — послеобеденному сну), она зашла в кабинет мужа и остановилась в удивлении. Очевидно, в спешке Марсель забыл отключить ноутбук, и он продолжал приветливо мигать зеленым глазком. Миранда застыла посреди комнаты, не в силах совладать с охватившим ее любопытством.  

Наконец, решившись, осторожно прикоснулась к крайней левой клавише, и на вспыхнувшем экране увидела переписку. И в первое мгновение не поняла, почему какой-то Джон клялся в вечной любви Клементине. Миранда недоуменно перечитывала последние строки переписки.  

«Я так соскучился по твоим объятиям. Не могу дождаться момента, когда смогу прижать тебя к своему любящему сердцу... » – повторяла раз за разом ошеломленная девушка, вынужденная присесть в ближайшее кресло от неожиданности.  

«Милый, я жду тебя в любое время. Приезжай скорее. Нежно целую. Твоя Клементина», – вспоминала Миранда, и ощущала, как в ее душе рождаются противоречивые чувства.  

Она в волнении зашагала по комнате. Потом подошла к окну. Окутанный туманом, словно призрачным покрывалом, сад, убаюкивал несущиеся в бешеной скачке мысли. Нескольких минут хватило, чтобы она вернулась к прежнему отрешенному состоянию. И с удивлением почувствовала, что никогда не испытывала к Марселю ничего, кроме привязанности. И хотя ее и кольнула ревность, но она быстро уступила место радости: значит, он тоже ее не любит, а следовательно, не будет препятствовать ее намерению уйти к Артуру и начать новую жизнь с любимым человеком. А Марсель, в свою очередь, сможет соединиться с Клементиной, и все будут счастливы!  

Тридцатый листок  

Немного оправившись от испытанного потрясения, Миранда так же незаметно, под покровом непривычного для этого времени суток тумана, выбралась из дома и направилась к Артуру по одной ей ведомым тропам.  

Путь на другой конец острова, как ни спешила Миранда, отнял много времени, и к его хижине она подошла ближе к полуночи. Пробравшись через колючие заросли к высоким окнам студии, где он обычно проводил все свои вечера, Миранда уже занесла руку, чтобы постучать, но невольно остановилась, пораженная неожиданной картиной. На высокой софе, предназначенной для натурщиц, в живописной позе лежала обнаженная молодая девушка, почти девочка, с пышными формами.  

Артур стоял за мольбертом, и, закусив нижнюю губу, как он это делал всякий раз, когда что-то не получалось, покрывал полотно размашистыми мазками. Наконец, тряхнул головой и с ужимками, напоминающими пантеру на охоте, двинулся в сторону софы. В следующее мгновение он уже стоял перед натурщицей и в спешке стягивал с себя перепачканную красками одежду. Наконец, сбросив белую рубаху и легкие полотняные штаны, обнаженный художник заключил в объятия молодую красавицу.  

Миранда отвернулась от окна и присела на большой камень, предназначенный для альпийской горки. Мысли разбегались в разные стороны, как облака в ветреную погоду. Наконец она осознала, что отныне свободна. И вдруг с ужасом поняла, что совсем недавно была готова уйти из жизни, чтобы не причинить боли людям, которым, как выяснилось, оказалась абсолютно не нужна.  

Она была совершенно раздавлена открывшимися обстоятельствами, чтобы принимать сейчас какие-то решения. Поэтому развернулась и медленно направилась к своему гроту, где ее наверняка никто не потревожит. Придя на место под утро, она с высоты услышала рев разгневанной стихии, словно море сердилось на людей за их неблаговидные поступки. Вскоре она уснула.  

Тридцать первый листок  

Когда поиски девушки ничего не дали, обеспокоенные жители острова не знали что и думать. И хотя исчезновение Либеллы было фактом, ни у кого не родилось ни одной мало-мальски правдоподобной версии того, что же с ней произошло.  

Прибывшая с материка полиция провела собственное расследование, мало что прибавившее к уже известному. Три лучших водолаза обследовали каждый сантиметр морского дна вокруг острова, но тоже не нашли никаких следов девушки.  

Жители острова были ни на шутку огорчены. Последние двадцать лет они жили, позабыв о болезнях и несчастьях, и так привыкли к этой помощи, что воспринимали ее как должное. И вот теперь, в одночасье, все закончилось! Они еще не осознали того, что теперь каждый из них предоставлен самому себе. И здоровье, и благополучие и их самих, и их семей отныне будет зависеть только от них.  

На общем совете большинством голосов решили устроить прощание с девушкой, одинокие робкие возражения в расчет не принимались. Наконец, наступил день, который был официально провозглашен днем окончания поисков, и Либеллу объявили без вести пропавшей. Никогда еще остров не видел такого скопления народа. На главной площади собралось все население острова. Люди несли огромные букеты цветов, фотографии девушки, воздушные шары, свечи, мягкие игрушки. Речи и славословия, начавшиеся утром, закончились далеко за полночь.  

А через неделю площадь очистили. И вернулись в обычной жизни. Жители острова оказались изобретательны. Они нашли способ извлекать выгоду если не из самой девушки, то из памяти о ней. Они наняли знающих людей, которые разработали туристский маршрут, включающий памятник Либелле, места, где она любила гулять в детстве, Радужный грот, руины старого монастыря. И поток туристов, желающих посмотреть и послушать занимательную сказку о необыкновенной девушке и ее таинственном исчезновении, только увеличился, неся жителям острова стабильный материальный доход.  

Тридцать второй листок  

Старый Линк после исчезновения внучки постарел, ссутулился, словно стал меньше ростом, совсем перестал появляться на людях. Потом вдруг внезапно, в один день, поспешно продал за бесценок домик и пасеку и уехал с острова навсегда. Больше о нем никто ничего не слышал.  

Марсель выдержал положенное время траура, но на следующий же день после его окончания объявил о помолвке с восемнадцатилетней дочерью Гвидо, красавицей Норой. Вскоре после свадьбы, которую они не стали откладывать в долгий ящик, у них родился первенец, которого они назвали Адам. Молодожены поселились на материке, бывая в роскошном доме на острове лишь изредка. Лишенный присмотра, красавец-дворец постепенно ветшал и разрушался. А после смерти старого Флинна и вовсе опустел и его былое величие сменилось запустением.  

Артур встретил весть о пропаже Либеллы с видимым равнодушием. Очевидно, эта девушка, спасшая ему жизнь и доверившая свое сердце, не оставила сколько-нибудь заметного следа в его душе. Но время шло, и его одинокая жизнь стала приобретать все больше признаков разгульности, но лишь до тех пор, пока позволяли финансы. Когда же деньги подошли к концу, он стал продавать свои услуги художника многочисленным туристам. И постепенно его день разделился на две части: в первую половину он делал копеечные наброски и шаржи, вторую проводил в местном кабачке, за бокалом дешевого вина. Спиртное, плохое питание и ночевки под открытым небом, часто в дождливую и ветреную погоду, когда от избытка выпитого у него не было сил дойти до дому, снова вызвали к жизни его старый недуг. И хотя на этот раз болезнь протекала мягче, все же тот, кого на острове называли Артуром и знали молодым темноволосым красавцем, быстро обрюзг, ссутулился, стал похожим на старика. И часто приезжие, не знавшие его истории, принимали бывшего служителя искусства за местного бродягу и пьянчужку. Его характер все больше портился, и, наконец, наступил момент, когда его стали избегать все, включая уличных псов...  

Тридцать третий листок  

Поселившись в рыбацком поселке, Миранда с удивлением почувствовала, что окружена добрыми, отзывчивыми, открытыми людьми, принявшими ее странное появление как нечто само собой разумеющееся, и с первого дня окруживших ее заботой и вниманием. Поэтому, несмотря на то, что покинула родной остров впервые, она не ощутила ни ностальгии по родине, ни жгучей тоски по всему, что знала и любила с первых дней своей жизни.  

Нежная любовь и преданность мужественного Доминика, лучшего рыбака на всем побережье, затронула в ней неведомые ранее струны. Ее душа трепетала от каждого сказанного им с улыбкой скупого слова, от ласкового прикосновения, когда он осторожно поправлял непослушную прядь ее пышных волос или, взяв ее за руку, увлекал на пустынный берег, послушать вечный рокот могущественного моря, ведущего непрекращающийся спор с прибрежными скалами.  

Организованный Домиником переезд Линка доставивший Миранде много радости, показался ей настоящим чудом. Увидев до боли родное лицо деда, заменившего ей родителей, она на мгновение почувствовала себя маленькой девочкой, живущей в волшебном мире, где все желания исполняются.  

Вскоре у нее родились близнецы – мальчик и девочка. Ни с чем не сравнимое счастье материнства окончательно разбудило ее еще недавно спавшую душу, наполнило ее яркими красками жизни. Будто солнце взошло в сердце этой женщины, осветив теплыми лучами все окружающее ее пространство. Этого душевного тепла было так много, что хватало на всех. Где бы ни появилась Миранда, она всюду приносила с собой красоту и гармонию, и любовь...  

Тридцать четвертый листок  

Она сидела у полосы прибоя, обхватив руками колени и задумчиво вглядываясь в подернутую дымкой морскую даль, туда, где остался ее родной остров, хранящий в памяти ее первые шаги, первые слова, первые радости и надежды. Место, с которым были связаны долгие годы все ее помыслы.  

Она смотрела в свое невидимое прошлое и чувствовала, что в ее сердце нет грусти по былому. Теперь ее манила новая жизнь.  

А море, делая вид, что не замечает ее задумчивости, словно могущественный, но прирученный зверь, ласково мурлыкало и терлось о ее ноги. Прозрачная вода лизала сероватый песок и поспешно отступала, оставляя за собой белый пенный след.  

От прежней жизни у нее сохранились лишь белое платье и длинные каштановые волосы. Сама же она изменилась до неузнаваемости. Ее лицо светилось счастьем, ее глаза лучились любовью. Теперь она не чувствовала себя ни одинокой, ни потерянной. Вокруг нее кипела жизнь, переливаясь, будто в калейдоскопе, миллионом сказочных проявлений.  

Солнце ласково гладило ее по голове, как мама в далеком детстве. Море шептало едва различимые слова поддержки. Ветер приносил пряные ароматы трав, дарящие уверенность в себе. Нежная осина трепетала каждым листочком, передавая ей веру в счастливое будущее.  

И внезапно Миранда ощутила себя будто сотканной из солнечного света, словно летящей в прозрачном знойном воздухе. Она почувствовала себя свободной от всех условностей прошлой жизни. Легко, как мотылек, парящий высоко в небе над всеми опасностями.  

Это место стало ее вторым домом. Оно помогло ей начать новую жизнь. Наполненную новыми мыслями, новыми поступками, новыми чувствами, новыми ощущениями. Этот песчаный берег, холм, поросший горькими степными травами, помогли ей соединить две половинки души воедино. Навсегда.