Галерея абсурда. Мемуары старой тетради (Часть 1)

Circulus vitiosus  

1  

– Есть такой вопрос. Он не обозначен на географической карте не так, не этак. Можно сказать, что он не был обозначен, как обозначают вопрос. Обозначения, они, конечно, были, но обозначения – другие. И в других обозначениях, например, «шла дорога», но дорога шла, как все другие идут – если в одну сторону – то к одному месту, если в другую сторону, то к другому. А общее название того, куда приходит любая дорога – имеет имя – «куда-то».  

– Все правильно – именно так и есть. Дальше.  

– Дальше – туда, куда приходила обычно дорога, было уже не важно, потому, как шла она мимо одного дома. Дорога и – дорога.  

– Так, значит, был – дом?  

– Был. Этим вопрос и разрешается.  

– Так был, значит, все-таки дом?!  

– Ну конечно был! Здесь надо объясниться.  

Видите ли, – ну что такое, например, когда «моно» или «ветки», ну или «посередине»? В сущности – ничего. Важны связи и простые направления, такие как: «она видела, как он идет, а за ним дальше прошли – кто? » – в этом, в дальнейшем, в самом этом разнообразии, мы и будем разбираться и прояснять. Понятно?  

– Вроде, все понятно.  

– Мимо дома шла дорога. И в этом единственном числе самая точность – можно увериться. И проходила она сначала мимо вопросов Роту, а только затем приходила к вопросам Лифопа Камушкина. Роту был хорош тем, что в основном мерил левостронности, имел свой цвет и по-своему составлял любые связи – от самых простых связей до самых сложных связей и в разном виде. Но отлетали только маленькие пластины и пух, животным образом плыли к пойме и там навсегда пропадали, как будто и вправду были вместе с ними и «широко идет», и « кожаный», и «изящность мыска». Так в чем состояла сложность связей составляемых Роту? »  

– Но, об этом не говорить лучше – не так ли?  

– Так, в чем же?! Ха… Сложность связей, которые умел составлять Роту, состояла во множестве секретов! «Тонкий» угол заострения мыска при повороте меньше заметен, чем «толстый» и т. п. Вот в чем состояла сложность! Итак, мимо дома Лифопа Камушкина шла дорога, но шла она в начале мимо дома Роту. Так?  

– Так.  

– Он берет часть, как слово, например, – «жир» или «моно» (шумный балаган, который продавал «разноцветность» и не имел никакого понятия о «чистоте нравов» в прилавке у Мерлуньи (известный прилавок, где и «резина», а, следовательно, «пот», и где говорят: «э, – говорят – такие связи составляет Роту! ) – и подставлял к ним «сольдо». Не обязательно, какие именно существуют связи и слова, важно какие связи и слова существуют у Роту. Пух оставался на скамейках, но цвет не терял. Шел ли рядом грамотей Мимамкус из ювелирной лавки и наступал уже сентябрь ему на пятки. И получалось из этих слов: «2-я Фарватерная». Почему именно так выходит? Не знаем. И так он назвал первую улицу в городе, назвал самую первую. Но вы знаете, что назвал он именно – «улицу»?  

– Ну, безусловно, – не знаю.  

– И я не знаю. Может то была – «устрица», а не «улица». Потом были и другие название, какие бывают везде, повсеместно. Когда улицу переименовали, и она стала называться – «Старая улица», – все пошло именно так, как всегда было. Но слово «старая» не имеет никакого смысла, если не знать саму историю связей. И потому только теперь – так называема. И вот теперь, каждый называет каждую исчезнувшую улицу «старой», потому, что – как же ее и называть, как не Старой? Реакция связей – проще говоря. Ну, скажете, – как же!? Не знают, просто, от каких слов Роту назвал ее раньше Фарватерной, вот и все, – потому и называют. Очень, ведь, все просто! В общем, здесь ясно, как божий день. Разберемся дольше. А поскольку никто не знает еще и о том, откуда взялось впоследствии расписание поездов, – дорога то дальше, как раз проходила мимо большого коксового завода, – то вот тогда и – «расписание». Какая же это, – дорога?! – спросите вы. Как это вдруг – откуда ни возьмись – дорога?! Еще бы! Вот здесь то и нельзя ничего сказать.  

Расписание висело на главной улице. Лифоп Камушкин сидел за столом у себя дома в новом виде. Дочь пришла только что из гостей. «Как было?!» – спросил он, на что она ничего не ответила. Потом он спросил о расписании: «Висит? » Поезд обычно приходил точно по этому расписанию, но дочь ушла в свою комнату, дочь – ушла. Вы не сердитесь, если я начну говорить быстро. Сестричка Машмотита, падчерица гостя, который пришел тогда к Лифопу Камушкину, встретилась дочери только у двери. А так, как у многих гостей в городе вопросы отображались в большом радужном стекле, следом почти всегда спрашивали: «Почему некоторые насекомые ходят на головах? » Глупый вопрос. Потому, что у некоторых насекомых ноги на голове. Вот и все. У Севринта Попрана – отчима Машмотиты – когда вернулся от Цимуцы, у которого тоже бывал в гостях, так же была привычка долго слушать Роту. У бедных дефицит ваксы. Потому он сказал: «легка». Они сели за стол и начали говорить. Какими связями? Теми, которые выдумывал Роту. Потом начали вырастать из комнаты и прямо в окно, (время было к обеду) подозрения. Дело оказалось вот в чем (это очень важные вещи – вы постарайтесь ничего не упустить).  

Лифоп Камушкин говорил так: «Если из окна прямо на рельсы, растет плющ, то это много чего значит». «Что же это значит? » – спросил гость. Лифоп Камушкин подумал и добавил: «Очень много». «Но что же? » – не унимался Сервинт Попран. Тогда, в тот день, мимо окон пробежал черный смоляной жеребец, и сосед в третьем этаже, который стоял у окна, стал хорошо виден. И в это время Роту сочинил новую связь. Оно было – «кизим». «Попались» – сказал тогда Лифоп Камушкин.  

Это слово «попались», а за ним образованную связь – он вывел на свет по поводу вчерашней свары. Некто пришел, посидел рядом, и ничего не сказав, покинул помещение.  

– Как же это так – как не в чем ни бывало, значит, пришел, и вот так запросто покинул помещение?! Этого не бывает. Не бывает, что вот «некто», будь он даже Сервинт Попран, оставил помещение!  

– Говорю вам – было! Именно так все и было. И мало того, даже могу уверить со всем уважением.  

– Да что вы, папаша! Ничего, даже для всех, можно сказать, ни-че-го такого просто не мо-же-т быть!  

– Да было – говорю вам! Например, если мимо дома или мимо «посередине» идет какая-нибудь не сросшаяся между собой однородность или «спаренность» и ее видно отовсюду, Кузгород Амитеич может вполне себе позволить захохотать. Секунды не пройдет – хохочет. Ведь вы – хохочете же? Ну и зачем спорить? Крыши на домах, как прыщи, все сплошь оловянные, землю забирает всякая подошва. Дождь когда пойдет – о…о… – лопаются просто струны! Значит, дорога и шла мимо дома Роту, и нигде ей больше, по самой сути дела, невозможно было идти, как только рядом с домом Роту. А рядом с домом стоял городовой. Был в тот день, помню, праздник (или «розмарин», например, или «щур», – сказал тогда проходящий мимо этого события незнакомец). Пусто. «Рыбы» – сказал другой. Игра была подле прилавка «много на показ», глядели на «красу Щиколотки», замечали «изумление Брови», а после разошлись все по домам и никто уже ничего после этого не вспомнил. Но я же помню. Все было точь-в-точь именно так!  

Так вот, с чего мы начали? Шла дорога. В тот день, когда Боборовский брал чеснок и сажал, брал телегу и катил, и когда катил, было ясно – «вон, Боборовский катит телегу» – случился сверху какой-то день. Тогда собрали со столов всю игру, сказали, кто кому проигрался, и вывели на двор. На дворе в это время, в Сметанный день или в тот, который объявит погода, обязательно часы с кукушкой, и рядом парадной обязательно стоит машинист. У машиниста в руках большой Шаровманский арбуз, с огорода мичмана Шаровмана (известный по всему пешеходному альянсу он коллекционер дамских фоток), а за пазухой у него топор, но не настоящий.  

– Да, ладно вам врать! У Шаровмана сроду такого топора не было.  

– Я не вру – из поезда видели». Сперва начинается действие в двурядь и с правой стороны – подходят сначала «новые», потом арбузники, за ними «посередине» или «моно», – и говорят хором: «Здравствуй Шаровман! Арбуз-то есть? » «Есть». Ну, и так далее. Этот сюжет досконально взят из стоптанной уже давно жизни Жо. Не надо спорить.  

Дорога тогда начала уже уходить и в другие места – местища. А куда уходила то – спросят? Был город – блеском обогащен. Сирень росла (или «пекли печения в доме Машмотиты»). Мы еще не говорили о том, что дом Машмотиты был совсем простой – на словах. А слова, и связи, как мы знаем, придумывал у нас Роту. Римбулир Грасспорит был его друг, и как раз жил в окраинной части города. Туда дорога то шла, то не шла. Там вообще и все другое так было. То идет дым из трубы, то не идет. То Монторана Хохлимана пойдет по улице, то дома сидит. Точь-в-точь, как дочь Сервинта Попрана! У всех наших несчастья, например, – нервный день. Что это для таких друзей, как Римбуляр то, как он и похожие на него ходят!? Ничего. Значит, туда дорога и уходила. Жил там и я в свое время – тихий район, без праздников, – идешь себе, только радуешься. Камней нет почти (а куда уходила дорога? – ну за город, должно быть, – туда куда-нибудь, куда ей еще уходить? ) В не удобной и сложной жизни Жо всегда так было (я просто смеюсь, как представлю эти сложности с завязкой), а до того, все это часто встречалось в области откровения Хвита Хавота, когда на земле только начали расти цветы. Цветов сначала вырастало много, потом стало вырастать больше, а после стали цветами вдвойне. Была и такая – Ванпа Коцуская – заведующая всякими «печами» и расстояниями во втором часу дня, а после нее уже до двенадцати никто не осмеливался заседать. Жила она в то время, как раз рядышком с делами из жилконторы (маленькие связи были у нее и с легкими турецкими завихрениями), а иногда прямо на причале, где в нее и влюбился Шаровман. С топором тогда дело не вышло, дело это до конца не выяснили, но в нее был влюблен и сам Липоф Камушкин. О том и – речь! Тогда Лифоп спросил: «Шаровман нес вчера полено? » «Нес». «Куда нес? » Надо еще кое-что сказать об этом происшествии.  

Шаровман иногда занимался выпиливанием. Он отложит фотки в ящик, возьмет пилу. В окно тогда заглянула к нему девица, но окно было сальное. Затем слышали стук…  

– Но вот здесь вы ошибаетесь. Стук слышали потому, что постучали в двери соседнего дома. Никакого отношения этот стук к Шаровману не имел.  

– Имел. Было ясно, кто стучал. А потому, как нес Шаровман бревно, значит, он и стучал. Дело не в этом.  

Когда стучал Шаровман по бревну, дело, оказалось, было к вечеру...  

– Это не тогда, когда пошел снег?  

– Не перебивайте. Нет, не тогда. Это произошло тогда, когда в вечерней газете точно было сказано, что Шестнкос Вилундр (червонный король «моно») пал после обеда или, говоря нашим языком, оступился во временной провал Хвита Хавота, и случилось такое несчастье от вспашки мыслей в голове самого Роту. Пал он тогда низко, и был у него после этого разговор с нами всеми. Кто он такой – Шестикос Валундр? Всем известно. Именно к нему и принес Шаровман свою новость. Первому. «Нос большой» – сказал Валундр и затаился в галошницу (видно увидал последствия).  

Тогда в темную ночь, как только появились слухи о том, что речь зашла о «бревне», а дальше появилось «нос», из одной книги в шкафу Нармодана Отота, выбежал персонаж. Он был известен. Затем из другой книги, в другом шкапу, выбежало похожее, и начало картавить. Первым был – пекарь, второй – картавый, везде говорил «Всеравно». Выбежала посмотреть и Машмотита, оставив хозяина и отчима сидеть в одиночестве – «похож – не похож». Посмотреть. И оказалось так, что, вовсе не девица посмотрела тогда в окно Шаровману.  

Я почему подробно говорю? Потому, что здесь – Роту нужен был, но его не было, – а без его головы никакая другая мысль здесь не разобралась бы. И, потому, никому не известно «какое может быть дело, и почему, например, расписание для всех? – что выражает этим именно саму мысль Роту: «источник каждого дела в траншее, которая поперек, и каждый «кожаный» или «простой» здесь вправе только догадываться».  

Итак, они сидели за столом и говорили между собой – Лифоп Камушкин и Сервинт Попран. Был тогда ветер. Ветер смешался и понес в нашу уже часть города эту новость «Ах, вот оно как! » – кричал Рипупс Мадитон – извеснный сплетник. «Ай, да «секретники», «двуночники», – то есть. Тогда, что такое «секретники» никто не понял. Даже не подумали – я вам говорю, – что Систупка Пупека была здесь соучастницей. У Систупки Пупеки есть потрясающий «ободок» – от мыска ботинка прямо к нашим поклонениям – молодая девица... И пошел перебор!  

– Словей Сичун что ли с дерева сказал вам о таких новостях? О масштабах не подумали?  

– Я о масштабах подумал. А вы не кричите – хватит кричать. Вспомните того незнакомца! Он знаток дела постройки. У него спросите! А Шаровман его превзошел – железная подошва. Незнакомец пришел тогда в город, и, не назвав своего имени, жил десять лет и исчез неизвестно куда. Явная промашка со стороны администрации и в частности нашего билетера.  

– Какого такого билетера? Пиатоцу Цумыцу што ли? Так ему вокзал не построили, он и ушел. Теперь кто куда!  

– Я опять уверяю вас, что не лгу. Его из поезда видели. Шел мимо зала заседаний, обминал Мацыпуцу Цуцинаки – брата …. за плечо. Затем одна связь, как сказал Роту – «один «гвоздь» – пошел в одну сторону, другой – в другую. И потому-то у Цуцинаки одна нога пошла в один угол, а другая за угол. А до этого их видели на ипподроме, и только уже затем – исчез.  

Между тем район пролегающий строили долго. Роту задумался тогда, как назвать. Взял слово «туз» и прибавил к нему связь «чаша» и получилась Малая Кацуская, потому как ново и хорошо (или потому, что был влюблен в Кацускую). Но, после переименовал в Вишневскую. Улица та, как раз и выходила навстречу дому Вишневских.  

– Это не та ли улица, которая выходила на старую улицу Вишневскую, которая теперь называется 35 Старая?  

– Нет – совсем не та! Жена Шаровмана, как все знали, всегда, в таких случаях, брала паузу в час времени (которое обозначено временем равновесия или «запаха ваксы» равное Пи = 2 Х умножить (просто) на 5) и потому у неѐ эта пауза оказывалась именно тогда, когда Шаровман пилил.  

– Вы путаете...  

– Может быть. Но я не спорю, и вы не спорьте, что все-таки без Кацуской не обошлось и здесь. Она разоткровенничалась с женой Шаровмана, и пошло-поехало. Об этом знал сам Шаровман, об этом знал и Лифоп Камушкин, который сказал о том Сервинту Попрану, тот Машмотите видно тоже сказал, а если знала Кацуская, то знал и Роту. Конечно Олон Папарог «хороший» закатывал бал своими заседаниями в педсовете и был физкультпривет известный в городе и уважаемый человек, но даже видимо и он – знал. Но улица шла именно в сторону причала, где у них произошло «пошло-поехало». И тогда когда произошло у причала, об этом вполне мог догадаться и сам Шаровман. Потому – не до топора было. Таинственная история. Даже нельзя сказать был – не был. Но скорее всего – был.  

Пришел, значит, Шаровман в гости к Шестикосу Валундру, принес, и прямо с пилой.  

– Пилу то он зачем взял?  

– Не знаю. Роту после говорил, что исчезновение мыслей происходит, в основном, и от «пил» и от «не правильной разметки». И потому, наверное, они ничего отпиливать не стали. (Шаровман потому и принес к Шестикосу «это» потому, что у него не заладилось – оставлять, не оставлять – было жаль).  

Тогда Лифоп Камушкин встал и произнес: «ничего не понятно! » Потом сел и задумался. Дочь вышла из комнаты и поздоровалась с Сервинтом Попраном. «Здравствуйте», – сказала она...  

– Постойте! Вот оно как?! И после вы говорите, что никто ничего не знал в начале! Ха… Да если знала Кацуская и сказала подчерице Сервинта Попрана, Машмотите, то сама Машмотита сказала отчиму, и сам Сервинт Попран об этом знал уже до того, как пришел в гости к Лифопу Камушкину! Не правда ли?  

– Никто не спорит, что знал. Важно, что Сметанный день вовсе не тогда должен начинаться. Потому никто даже не подумал, что поезд был остановлен (доказательство – машинист). Значит, в городе были посторонние.  

– Ах, вот вы о чем! Изумительно! Вот так номер!  

– А вы как думали! Конечно! Представьте себе – у вас мысль-дорога, и вдруг она простым образом соединяется, мечется, выпиливается! Или вот – Маровый Спуск – кто не катался на одной ноге?  

– Я теперь понял. Потрясающе! Значит Шаровман осмелился?!  

– Ну да. Именно это и хочу донести в вашу голову. Разуйтесь. Присмотритесь. Нос только длинный, а все остальное!!!  

Машмотита после говорила своему брату Шамотиту, чтоб тот оформил чрево в записях официально, после такого происшествия. Тот (было дело) однажды решил – был у него аппендикс с подошвой – вырезать его из внутренности сапога без согласия Роту. Роту сказал: «НЕЧЕГО». А Вузу Потемана вспомните. Он хотел стать пластмассовой ручкой от двери вагона. Ему сказали – «СПИ». А медовый месяц у Жармицы Зоо кончился, как вы должны знать, с наступлением лета. Вот так! Хотела стать «судьбой», а кто-то сказал «чисть справа налево», и Роту ее переименовал! И теперь она как «махровое полотенце» или как «шлепанец».  

– Ну, и чем же закончился разговор? Что решили?  

– Не знаю. Откуда мне знать. Но я знаю, что видели, как пилил Шаровман долго. «Оно» ходило затем «везде», – деревянное и с носом. Из поезда тоже видели.  

Знаю еще, что Лифоп Камушкин преподавал этот разговор тоже долго и проводил гостя. Они через важную составляющую потом разошлись. Как, примерно, если помните Калишмундрикау Юол-Тапику. Неужели забыли? Она с трудом однажды завязалась на два узла (когда с роду никогда так не завязывалась), после таких новостей. Потом распушилась, и был скандал. А здесь – другой вид в проекции, другой стиль на подиуме – где видано?! Пусть Машмотита увлеклась красивостью, за нею и Шамка Тудуская (известная модница самим фактом). Но вниз посмотрите, господа! Что получится то? Сумбур.  

Они тогда говорили долго о «сменах» и о «спальнях», о – возможностях. Но каков все-таки Шаровман! Постоял, посмотрел и пошел. Лень-тяй. И кого мы называем после этого не только лень-тяем, но и называем по-другому!? «Выскоблили? » – спросила Машмотита, взяв отчима под руку и став, как целлофан. Сверху не видно было, какая она стала после такой новости, но я хорошо все видел снизу. (Ха…Сейчас, скажу вам по секрету, у них, у модниц, странные кружева …) Нос только у того длинный. Роту сначала ничего не сказал и придумал связь: «вата» и «правое направление». Машмотита хихикала.  

Тогда на следующий день, во время другого праздника «Много плясать» (точно нарочно), обстоятельства уже были другие. Пришел Кукулонбитроп Осава к себе, выглянул из окна и сказал в окно – «можно». Вдали замерцал месяц, сели на березы дятлы. Потом, на вокзале сделалась табличка с названием, и расцветанием по краям узоров, а рядом стоял Роту. Новое слово было «не везучий», и за ним последовала молчаливая связь «…» Сложилось новое направление от ремешков «с нахлестом» и от «застежек необыкновенных», а они, в свою очередь, от: «Мыс горы надежды» и «секретники». Милизмистрон в то время засомневался (широкая пряжка на каблуке), а Шаровман пришел на рынок и сказал – «надо одеть». Вот тут и началось.  

– Вы упускаете еще одни важный момент. Ведь Лифоп вместе с Сервинтом Попраном, когда уже догадались о бревне Шаровмана, должны были предупредить Роту о рынке.  

– Да, должны были. Но тогда дочь Лифопа Камущкина, оставив Машмотиту наедине с самой собой, шепнула на ухо ему: «пусть» – и Лифоп промолчал. Лифоп любил дочь, а ей давно хотелось перемен, потому, что любила бахрому и все такое. Тогда в то же самое, примерно, время шел Милизмистрон по улице и как раз увидал Шаровмана: идет боком, слева чаша, справа Кацусская, а сзади «бревно» Милизмистрон прошел другим переулком. Его точно видели очевидцы – потому как праздник был в разгаре (а он не любитель праздников). И вот опять рядом со всеми дверями можно увидеть, как во все другие праздники – идут обняв за плечо – Пиатоцу Цумыцу и Мацыпуцу Цуцинаки, как вчера, рядом стоит Шаровман с арбузом, кукушка, Кацуская плачет, парусник у причала.  

– Так, значит, сделалось с ними сообщество «фей и дверей», надо полагать? Вот так новость. А я, то, думал – к чему вы клоните?  

– Вот именно! К тому и клоню. Видите – вы сами обо всем прекрасно догадываетесь. Но это только начало наших разветвлений. Именно в такие «дни фей и дверей» и происходят из предметов вещи. Это наши – правила.  

Представьте себе, что может выйти из этого. Идет, предположим, тот же Калишмундрикау Юол-Тапику или тот же Сервинт Попран в нормальном виде, а рядом идет не пойми что! Преображенное время попутчиков и незнакомцев. Некто сидит, бросает пепел, и ему плевать. Таким Маком выросла и высохла Валенка Нишкина, если помните – летела, летела, а там стена. Потом валялась. Сколько разговоров было. Замшевый сват сватал ее за простую колодку, и вышло б дело, да опоздал.  

И Лифоп дальше не захотел догадываться в чем тут дело и простился с Сервинтом Попраном. Сервинт Попран взяв под руку Машмотиту, как было уже сказано, перешел к празднику и ничего больше у Лифопа не спросил. А ведь мог! Например, о том – «кто выдал полено? » У нас известно – за каждую нить разговора и за каждый вызывающий блеск приходится, как минимум, «не торопится», а здесь целое полено. Ну и повеселели оба! Разговор то – вышел. А голым ходить никому не следует. Что бы сказал Роту на такой произвол? Шаровман ведь и к нему пришел!  

– Да ну!!!  

– Истинно говорю вам – приходил. Хотя инкогнито, но все видели. По всем правилам одел на спинку кресел табличку «инкогнито», сел туда, и все не мог признаться. Машмотита, когда посмеивалась – знала над чем. Неслыханная дерзость привести в дом от выпиливания другие слова, другие связи, другие направления. Что скажет Роту?! Вот такая новость.  

– Потрясающе!  

– Теперь, говорят, приведут к Роту «того» с носом, и начнется другая история. С поезда много тогда сошло и затерялось незнакомцев. Грядут теперь перемены».  

2  

– Ну и как – надогадывались!? Чтоб вас... В прошлый разговор, когда ждали у столба новых новостей, кто пришел и сказал «будут»? Вы и сказали».  

– Но я вовсе не знал точно, каким образом Машмотита уедет и приедет с новостями. Прошло уже много времени с нашего прошлого разговора – я склеивался не раз. Городские фразы были? Были. Много было рядом, и с рельсами и без рельсов, нового. А о Ничгат Шукине слыхали? Опять объявился в обход всего древесного. Бранился и говорил, как вы – «неслыханно! » Тогда вот и случился тот самый «другой» разговор.  

Пришел однажды – говорю как на духу, – не Севринт Попран к Лифопу Камушкину, а Выдор Тудор-Черипский к Риспотон Мникину. Выдор Тудор-Черипский знаете кто такой? Он привел с собой другие дурацкие вопросы: «Почему от простого выпиливания случаются связи, противоречащие простой ходьбе? » Потому, что все взаимосвязано. Вместе с этим вопросом, он привел другой пример и задал его Риспотону Мникину. Возникло слово другое тогда – «мус». Видор не долго говорил – потому, что боялся не успеть к разъяснению, и захотел понять, что « мус» происходит от слов «хоть» и, собственно говоря, – «черипский». Видор Тудор сам этому конечно удивился, да и было – чему. Не в нем дело. А Распотон Мникин, как раз в то время, уезжал на семинар, долго его не было, и только недавно вернулся. «Насмотрелся» – сказал он. Не долго они поговорили в тот случай, но после этого, почти сразу, образовалась целая пойма разговоров о самом Роту.  

– Да ну!  

– Ну да! Что, мол, не много мыслей в голову дает уже давно. Сначала, то так, то сяк, начали, было, говорить о «пелене», о «посередине», затем о «полимерах», и сразу стало понятно, что говорят то именно ни о чем другом, как о «полене». О полене то тогда как бы забыли. Дорога и – дорога. Собиралось оно, как обычно собираются – ветки, потом росло, потом и т. д., и только затем пришел Шаровман и взял. «Так размеживаются на единицы суммы» – сказал, уходя, Выдор Тудор-Черипский. Был ли он прав?  

– Ну, вы скажите еще, что Сарасторана Дугана не любила его за такие вещи!? Помнится на берегу только и делала, что пела.  

– Так-то, оно – так. Но, знаете ли, что? Как вы думаете, сказал ли Сервинт Попран о всяческих колпаках и неправильных подошвах не нашего времени, которые могут войти, таким образом, через подражание турецким завихрением мыска и прочими новшествами в обиход и продаваться из-под прилавка, а затем (вероятнее всего) могут вытеснить привычное «моно» и «посередине» (Машмотита была в гостях у дочери и говорила, что слышала)? То есть, мог ли сказать об этом Сервинт Попран Лифопу Камушкину уже тогда, когда тот вздумал перемениться?  

– Не знаю. Может быть, и сказал… Как переменится? В кого?  

– Держитесь за разум, любезнейший! Сначала в «тихий час», а после в «ночную солому». Понимаете – куда клонит?  

– Не совсем.  

– Ну, проведите параллель: Сметанный день – поезд – дятлы – Мацыпуцу исчез – посторонние… Ну?!  

– Точно! Понял! Потрясающе! К полену!  

– Вот именно! Как о своем визави – а!? Каково! «Я переменился» – сказал Лифоп – железный болт вылетел, будто. Я, еще помню, на сенокосе был, в поездке за границу для следующих праздников, а вернулся и обомлел. Вот так – любишь Широмоту, как брата, а он уже по ту сторону 2-ой Фарваторной. «Одни высмеивания» – как скажет Нанимик Мимикий. Тогда у стороны с названием «мус», появился новый смысл – левая, как выяснилось, сторона 44 Старой улицы (где куча лежит) ушла, но появился указатель – маленькая нечеткая стрелка, какую вытащил из-под старого дивана Роту и сказал «куда» ее надо. Отсюда – недоумения. Потом пришла Машмотита и села; дятел (как связующее звено) постучал и пришел Пиатоцу Цумыцу и сел. Все как вы видите – возвращается. Во-первых, если мы правильно понимаем зиму, в которую был рожден Шаровман, то, следовательно, во- вторых, должны были понимать жизнь его истинной смелости. Но вопрос – вопросом. Отсюда и явились возражение, и телеграф сказал верно – «пересмотреть». И Роту бессилен. Я догадывался сразу о том, что ведь не просто так дело коснулось Видора Тудора-Черипского, потому как именно он запросил по телеграфу уточнения на счет правильного значения «мус». Кто бы еще дерзнул?! А Лифоп оказался умней, и только что сказал – «переменюсь» «из тины в сольдо» – потому, что перестал жить на 2-ой Фарваторной. Знаете в чем дело?  

– В чем?  

– В то время затеяли в одном доме тишину – мышь было слышно. С зубами то исключительно «грызть», и опасна сама по себе, она только испытывала неудобства, но скоро привыкла. Машмотита тогда еще не знала о том, что Роту в нее влюблен. Но в доме тишины не вынесли, и мышь исчезла сама собой. Вроде не стало опасности. А теперь представьте – связи. Первое, как задумывался Лифоп, еще во время первого разговора, это – связи! Второе – привычка…  

– Постойте, постойте! Я, кажется, понимаю – о чем вы! Но это же невероятно и очень опасно! Пойдут казни, грязи, и пойдут опасные привилегии!  

– Поняли, до чего может привести обыкновенное «бревно»?! Ладно бы был простой армейский сапог! Черт бы с ним. Но представьте, что будет с маленькой Машмотитой, когда заведется мышь. Она уже вчера стояла, дрожала, плакала только при мысли об этом. И третье, и самое основное – материя. Материя эта, как вы должны понять – из простого волокна. Нанимик Мимикий. и Видор Тудор-Черипский, и даже сам Роту об этом знали давно. И ничего! Ничего не знала только жена Шаровмана – где, и в каком виде может быть для ее мужа название, а где – спасение? Чувствуете связи? Припомните. Зачем ушел Цимыцу?  

– Известно зачем – за разговорами в четвертый день от Халама Тусама в Четвертую долю Хвита Хавота, и дошел почти до обратной стороны «Па» с изнанки времени.  

– Так то оно так. А зачем он брал за плечо брата Цуцинаки? По правилам, если заходишь с изнанки времени, откладываются на чешуе разного рода «размеры», сомнительные линии, прозаические выводы. Все это следует одевать и тащить с собой. Салазки едут плохо, Паната Жо дает пробоину в области кормы обязательно (или может дать) и сверху почти ничего не видно, не то, чтобы снизу. Мичман Шаровман об этом тоже должен был знать. И, с другой стороны, преобладания всяческих связей Роту над формой старой материи найти почти нельзя – четверть ответного хода дать может целую треть, и в проекции 7+ SGD дробь от пятого числа выйдет в угол отражения иначе, чем всегда выходила, и картина, вместе с Машмотитой, если та идет в это время по улице, сузится. Выбирайте, что лучше. И мы еще не упомянули о том, что при таком сечении нити, которая бывает у Чускупу Сисмиланки, и вплоть до того, какой может быть у Машукиваты Кинкиного временного провала, может произойти чувство ответственности и потеряется сама суть ходьбы! Синий цвет или спящий слон – не совсем понимаемые связи в наше время вещей, но это не значит, что таких связей не бывает.  

Или другими словами – все, что выходит за границу 2-ой Фарваторной улицы, уже будет 3-я Фарваторная. А такой улицы у нас еще нет. И получается, что этот принцип уже за углом – другой плюс. Вам нужен – другой плюс?  

– Вы прямо целые баталии выводите из простого, в сущности, стремления Цуцинаки быть ближе к брату. Шуливана это или не Шуливана была или не была в нижнем белье у Видора в гостях – какая нам здесь будет разница, и какое «другое расписание?  

– Именно. Лифоп о них даже не упоминал! Здесь дело не в самой мысли. Но когда бы пришел Титус Нычкин с женой – как думаете – разрешилось бы? Здесь может быть были серединные убеждения – уйти и создать. И, наверное, тогда подумали – о «бревне». Пусть так – нужны на прилавке нововведения. Но извините меня – думайте и о маленькой Машмотите, черт возьми!  

– Вы умно рассуждаете. Если квадрат в руках Лифопа течет, то это совсем не значит, что Роту выйдет из дома и принесет нам что-нибудь другое.  

– Совершенно верно. Не в одном, как оказалось, Роту, дело. Всем надо просто понять – еще один Сметанный день – не все наши заботы. Но один Сметанный и второй – подряд не идут. Какой смысл Машмотите, Пиатоцу Цумыцу и Мацыпуцу Цуцинаки вместе ходить? Роту – сказано – влюблен в Машмотиту – и сделайте из этого себе, пожалуйста, убеждение. Все проще на много. Цумыцу просто видел зерно мысли, когда уходил и многое предвидел. Здесь – поезда и вокзал – только причина. Его зерно мысли это – «вокзал» – и если б не понимал дела в зерне, то не понял бы мысли в сути дела, – а не то, чтобы ему «не построили». Ведь и без него, кто-нибудь да приедет.  

– Вы правы. Приедет только то, что уже «едет», а не то, чего нельзя найти даже у Роту.  

– Об этом и хочу сказать вам. И что из того, что вот Роту замолчал как-то, и пошел снег?! И всем стало скучно.  

– Но, ведь это комедия – с древесиной то!  

– Конечно – комедия и будто говорят: «что вам до великолепия таких связей?!» Но кто после этого развеселит Машмотиту?! Не тот ли замшевый туфель, на который все мыши зарятся потому, что – материя по зубам?! Как говорил земский врач – «просто не новость» – все мы скоро обретем вместе с прочностью такую форму, о какой не слыхивали. Да с такими бляхами куда пойдешь?! Объявится ли после всего этого за своими наградами Титус Нынчик?  

–Это тот самый, что веселил на третьем пароходе всех, кого довелось веселить танцем, и который бы не упустил случая посмотреть на «бревно»? Умру сейчас со смеху! Это тот самый?!  

– Да тот самый! Он продырявился, но был удачно сшит, и был, хотя, не так счастлив, как остальные галоши (проговоримся), но виду не показал. Он даже потерял Сулискуму Пятачную в дороге. С нею и Евкатубу Тучкину – тещу, с Митрофаном в руке. И со всем этим истинную цену происходящего. Картина маслом. Ну, а если уж Титус Нынчик так обманулся, что говорить об остальных?!  

Видор Тудор-Черипский, чтобы, в принципе, ни говорили, ничего не сказал такого. Но, вы то, небось, не знаете – что сказал Роту?  

– Не знаю.  

– На 44 Старой уже никто не ходит и не появляется, как обычно в день 44 Старой улицы по ней ходят и появляются. Сбилась очередь в наш прилавок». А вы говорите!.. Я просто хорошо знаю, что когда появился день влечения к Машмотите после Кацуской у самого Роту, именно тогда сам Лифоп и сказал – «переменюсь». Роту увидел важность перемен, а Видор Тудор только подхватил. И все – вся проблема. Затем увидали в новом виде и самого Шаровмана – шел по причалу, встретил баркас, улыбнулся. Из бедер у него уже росли две грот мачты, причем самого нового образца, а на плече завязанные на большой узел такие вещи, как у того – из «бревна». Мачты новые и полированные, чистые и складные. Люди меняются и нам меняться. А в шляпах знаете – что происходит? Там тоже заведется когда-нибудь такая блажь, и пойдут носить солому. Что оставалось делать Роту? Тогда придумал новое слово «сольдо» потому, что старое уже забыли. И сложилось оно из двух связей: «кончитта» и «не помню». Только гораздо позднее прибавили «полено». После чего последнее утвердилось и стало поглядывать в рощу. Там много таких «полен».  

Обратите еще ваше внимание на то, что сам Шаровман, да вместе с Лифопом никогда не ходил рядом – не было у него таких связей, чтобы заподозрить в чем старика. Будет ли он секретничать с Машмотиты отчимом или нет еще раз? Никто никогда не скажет. Внизу текла река, у реки бывал берег, и Видор Тудор, в силу сложившихся обстоятельств, мог вполне узнать то, о чем говорил Лифоп Камушкин с Сервинтом Попраном и уличить, и повторить, и перевернуть. Ведь могло быть все, что хотите!  

– Но вы забыли! Ведь на том, на первом празднике в Сметанный день не было известно о том, что Шаровман принесет бревно и затеет свару.  

– Так то, оно так. Но еще неизвестнее было и то, что скажет об этом Роту! Вот в чем дело. А коль так – где надежда на умное окончание дела? Куспиндерок Мничкин свояк Мникина тогда заартачился: «Почему мне ничего не сказали, да почему мне ничего не сказали! » А никто сам ничего не знал!  

Между тем бревно появилось именно на 2-ой Фарваторной и постучало в дверь соседнего дома. И этот дом был домом Роту, между нами говоря.  

– Единственное, что для меня не понятно в этом деле, так это то – Лифоп был, здесь, причем или не был?  

– Наверное – был, как говорят. И потом, теперь уже мало кто знает о том «первом» разговоре Лифопа Камушкина с Сервинтом Попраном. Мне говорил сам Роту, когда я у него вчера был. Он назвал новое слово, новую связь – «крупа». Далее, надо думать, будут немалые намеки на движение именно в эту сторону. Левосторонняя ли будет подоплека при этом – никто не осмеливается предполагать. А взялось это слово из других двух: «пила» и «сольдо». Кастрана – его теперешняя уже жена, тоже взяла себе привычку, как Сперик Кузовкин уходить дальше изнанки времени. До нее иногда не дойдешь. Кстати, я его тогда там не видал. Врет как пекарь. Полено теперь ходит, его всюду видят, оно растет вглубь наших подиумов. Мышь, блуд, бат, и другое «посередине» вливаются уже в стройную взаимосвязь, а Лифоп Камушкин, чтобы ни говорили, вовсе не переменился. «Расписание висит? » – спросит он играючи Монторану. «Как было? » – спросит он Монторану, когда та придет из гостей. На что она ничего не ответит.