В Ворохатьево

В промерзающих насквозь избах, сложенных из рулонированного гипсокартона, обитают бедные аборигены пенсионного возраста, забытые их бессердечными родственниками. Организация питания для аборигенов включает в себя трёхразовую подачу блюд, спускаемых в ледяные избухи через печные трубы, а двери в их избухи открываются только по утрам, когда почтальон, открывающий наборные сейфовые колёсики их цепочек специальным кодом, вшитым в его запястья – входной код в левом, выходной – в правом, приносит им ежедневную пенсию и рекламные листки. Бухают в Ворохатинске по утрам осейфированные жители, трещит по ним ядерный мороз, от которого летние резины лопают пузырьки в три горла. Горе путнику, заблудившемуся среди этого освобождённого пургена: никто не подаст ему заледеневшей руки, не взгреет бластбитом, взяв за хоботок!  

В одном из таких гипсокартонных теремов проживала гражданка Далила Йекусиэлевна, она же Шпала в известных кругах, приникшая к домофону при звуке, безошибочно опознанного ею ломающегося черепа.  

"Кто бы это мог быть? " подумала она в поздний час, в половине первого. Отключив турбину, она прогнала остатки сна, безошибочно отворив дверь, где под синим порогом увидела парня, стоящего двадцати, хотя лицо у него было бледнее заляпнувшего щёки его мозгового вещества, усики его вздрагивали, не похож на опущенного, а ниже – килт.  

— Простите за беспокойство, но мой олень надрал панты кондуктору, а до космодрома Присест мне ещё сорок пять вёрст вилами пёхать и всё – лесом… Возможно ли огреть меня вашей лаской да крепкой чаркой? — с весельем недавнего убицы спросил он, смущённо гребя грифелями ласты по снегу, валящемуся с возрастающей мощностью на парящий рядом труп медведя-сфинкса.  

– Что ж, проходи, недочеловек. – сказал ему Шпала, заваривая чайник в пакетике. – Вижу прошлое в рожнах, вижу настоящую мужскую силу, подол опусти, бесстыдник, вижу, что прозвание тебе Колунов-Хвилинский. Огрею тебя, обычу по обычаю, да не застудит нас ветер северный, умеренный, до сильного.  

Последние вечера проходили у неё одиноко, в окружении криптографии далёкого прошлого, которое носились у неё в голове вихрями былинных свершений, обращаясь в трупные формы прозы.  

От гостя, пришедшего с холода, ступившего в её обитель, исходил мощный ультрафиолет, помноженный на ускорение благодати, полученное им от локомотивов, приласкавших бабушек, переведённых им через пути на кладбище. При проходе Колуна в избуху Далилы-Шпалы примороженные окна стали оттаивать, осыпаясь мягким плеском в подпол. В третьей прихожей топор появился в его руке и тепло опустился на затылок процентщицы. Далила развернулась и огрела оглоеда чугунком с последней картошиной так, что, отлетев, он проломил три шершавых стены, два витража с холодным до пробуха оружием и уронил одну статую неандертальца с дротиком, выданным за копьё.  

– Учись, студент. – пояснила Далила Йекусиэлевна. – Бить надо так, чтобы дух вон, на стенке вверх тормашками висит. Твоё место там шестнадцатое.  

И стало так.  

Пришла весна, мордой красна, прямо как из бани. Потянулись на юг гуси, превращающиеся в лебедей, а на север – вахтовики, обращающиеся в бюры находок себя, потому что заплутали в облаках – летели тудысь, попали сюдысь, да ещё и с контрактами, которые на руки не выдают, чтобы не сжевали. Хочешь жить с кудрявой – умей занюхивать тайгой. Дошёл один такой и до избушки Далы-Шпалы – музей краеведческий посетить, чтобы проведать, да весточку от медного котла передать, того, что в тёмном лохе хранится, да от баньши таится, чтобы всё без шороха. Приголубила его орлица, приняла как полагается, бежевым апельсином угостила. Гуляет он по хоромам тем грановитым, на номера дивится, пальцем в язвы тычит – кнопку сейфа ищет.  

– Ты мне там товара не порти. – говорит ему Дала-Шпала. – Пироги с вязигой я тебе связала, мешок с кочерыгами соорудила, дробно к котлу, гостинец не доканай, на вот консервом возьми чухла любого. А шестнадцатого не отдам. Полюбился он мне: всю зиму по здоровому ломтю отрезаю, а на нём за неделю наростает – здоров детина дегенерацией.  

– Так и остался этот варвар в народном меню нашего городка, в который всем ах, как хочется вернуться, но он не всем хощим кажется. А мы переходим к следующей экспозиции – "Извлечение корня раздора". – обратилась экскурсовод к Магьянту, как к единственному посетителю музея-кабака. – Встретились как-то в нашем лесу по одной статье математик, дантист и Мишка-шуткун...