Сирые копатели

– Может, и клад еще там немецкий найдёте, – с полуулыбкой размышлял фирмач, поправляя модный свой галстук. Мягкие манеры и внешняя приятность были теперь его имиджем – инструментом к зарабатыванию денег.  

И мы в его прохладном кабинете с наполовину задёрнутыми шторами договаривались сейчас именно о них, проклятых…  

– Ну так, что мы с этого будем иметь? – поторапливал мой друг и наставник Саня Шалый.  

Фирмач профессионально выждал паузу, и, подняв свой томный взор, сбросил с губ:  

– Стольничек марок вам хватит?  

Сто немецких дойч-марок – это же валюта!  

На радостях я подпрыгнул на стуле и готов был вякнуть, что если мы к тому найдём еще и зарытый немецкий клад, то по-честному и по закону передадим его фирмачу: ведь с такой шабашкой мы и без того озолотимся!  

Однако, Сашка, не менее искушенный в договорах, с сомнением глянул на меня, совершенно в этот момент блаженного, и нехотя согласился: «Ну да, в принципе – пару вечеров лопатами и поработать».  

Девяностые годы были в самом своём начале. Но нам с Саней предстояло не закапывать кого-то, а напротив – откопать сбоку немецкого особняка яму под котелок. В доме, который отапливался кафельными печами, места для него изначально не предусматривалось.  

Трёхэтажный немецкий особняк, стоящий в ряду таких же строгих, уцелевших от бомбёжки почти полувековой давности союзничков и от типовой застройки советских времён, предназначался отныне под мини-отель, или, как называли теперь, гостевой дом. Для дорогих, конечно, гостей. Так что, ниши между туристами из Германии и Скандинавии занимались отечественными заезжими певцами и артистами. Доходность была хорошей: пожилые немцы потоком хлынули в город еще пару лет назад – во все щели еще не рухнувшего тогда, но только чуточку приподнявшегося железного занавеса.  

– Одна немка старая приехала – свой дом былой проведать: девчонкой в нём жила до выселения. Походила, посмотрела и денег на содержание еще дала! – с жаром рассказывал мне все ведающий Саня. – Мол – скоро вернусь.  

Сам- то он с женой и двумя маленькими дочками ютился в ветшающем бараке – семейной общаге от своего строительного управления. На достойное содержание денег теперь, в девяносто третьем году, не было ни у строительного управления ( ловким начальником коего были завязаны контакты опять же – с немцами, правда восточными), ни у жильцов – тут бы от зарплаты до зарплаты дотянуть: а её к тому же сплошь и рядом уже начали задерживать.  

И шабашки тут – конечно в помощь! Залепил по-быстрому халтуру по вечерам, или выходным – деньги на бочку: наличные! Так, еще и в валюте теперь норовили цену означить – чтоб, значит, от инфляции защита! Выручали, конечно, шабашки те народ трудовой: иначе совсем бы худо было.  

Вот и нам быстрая шабашка подвернулась: где Саня её нарыл? Фирмач подогнал – каким-то образом Саня был с ним на короткой ноге, по тем же делам строительным, конечно, пересекались.  

Так мы и приступили в один угасающий от июльский жары вечер к выкапыванию «котлована» – ямы равносторонним периметром три на три метра и трёх метров глубиной: трижды три – не ошибёшься! С одной стороны был фундамент дома, сбоку – дверь, ведущая по круглой бетонной лестнице в подвал.  

Из той-то двери и явилась в первый же вечер к нам пожилая дородная женщина, не потерявшая впрочем, телесных форм, как и вежливых манер даже в общении с землекопами – работягами.  

– Здравствуйте, меня зовут Татьяна Васильевна, я домохозяйка этого дома.  

Культурно представил нас и Саня: он – каменщик на все руки – печи, камины, плитка керамическая, бассейны в ванной и даже сауны, а в прошлом – моряк загранплавания, ну и я – подсобник и ученик.  

– Вас только двое?.. Ну, как закончите работу – добро пожаловать на ужин: кухня у нас здесь – в подвале.  

Вот это мы попали – на полный пансион! Сплошная здесь пруха. Этак, отсюда и уходить не захочется: окопаемся надолго!  

Поработали на славу, от души – половину – не половину, но треть ямы в этот вечер было вырыто.  

– Чем глубже, тем потяжелее будет идти, конечно, – подытоживал итог сегодняшней работы Саня, – бросать всё выше придётся. Завтра уже надо будет из досок ограждение для земли городить.  

– Я завтра с обеда с работы сюда сорвусь – пока ты к шести вечера придёшь, еще столько же откидаю!  

Умывшись и переодевшись в чистое, мы тактично завалились на кухню: «Ну, все – мы на сегодня закончили».  

Здесь вкусно пахло, и было чрезвычайно уютно. Кованые решетки дымохода, оконца с цветными витражами, стилизованная под старину утварь невольно уносили в прошлые века (тогда как сам дом был постройки начала двадцатого века).  

Но, не красна изба углами!..  

Приготовленный нам доброй Татьяной Васильевной ужин превзошел все наши предвкушения. Был огнедышащий борщ, и салат из свежих, словно только с грядки, огурцов и помидоров со сметаной. И зразы – вкуснейшие, сочнейшие, толстенькие, истекающие жирком – мастерски приготовленные умелой рукой. Но, это еще не всё – был аперитив в виде дорогущего коньяка:  

– Спиртное-то почти каждый постоялец оставляет. А мне – куда: сама не употребляю. Вот, для гостей дорогих, да людей добрых и держу.  

Как кстати!  

Коньяк не был сразу упрятан – стоял у Татьяны Васильевны под рукой, и от щедрот своих плескала в наши бокалы она еще несколько раз. А мы, учуяв такое дело, по домам уже не спешили – сидели, словно в ресторане, степенно ужиная и преданно внимая каждому слову хозяйки. Которой, сдавалось, надо было просто выговориться.  

– Эх, если бы муж мой покойный сейчас меня увидал! Сказал бы: «В кого ты превратилась? В крысу подвальную, что ни солнца, ни белого света не видит! ». Но, знаете, что я вам сокровенно поведаю – почему я здесь роль прислуги терплю?..  

Мы дружно положили ножи и вилки и с невероятным участием и интересом воззрились на Татьяну Васильевну.  

– Здесь часто бывают знаменитости. Артисты, или певцы – иных я просто боготворила, и даже не чаяла увидеть вживую. А уж посидеть рядом, поговорить!.. Да, да – Александр Розенбаум за званым здесь обедом так и сказал: «Почему эта женщина сидит не в центре стола – она должна быть здесь! ». И усадил рядом, и песню мне под гитару спел!.. Незабываемо, конечно!  

Мы восхищенно цокали языками и дружно крутили бестолковками.  

– А вы знаете, меня еще часто называют «женщина», – Татьяна Васильевна подливала нам очередную порцию замечательного коньяка, – Я на прошлой неделе на базаре иду, и кто-то из торговцев: «Женщина, женщина!.. ».  

– Вас даже девушкой можно назвать, – расхрабрился на свой комплимент Сашка, – если сзади смотреть!  

Лучше б ты молчал!  

– Нет, ну девушкой, конечно – слишком! А вот женщиной – нормально… Так, кофе же будем пить – у меня еще пирожные остались!  

А то!.. С коньячком, конечно!  

По домам вернулись только за полночь. А в полдень я, без сомнения бросив словно вымершее судно на одном из самых дальних причалах, поспешил на особняк.  

На забытый богом траулер полтора уже месяца только ноги даром носил. Не я один – четверо матросов было в боцкоманде, которая изображала хоть какое-то движение и ремонт судна. Мазали корабельным суриком ржавчину – не отбивая, ворожили дождь, при котором красить было никак нельзя – пора расходиться по домам. И когда нам хоть что-то заплатят, не ведал ни вечно поддатый капитан, ни старпом, которого надо было по случаю еще выловить. Боцмана над нами уже не было: как-то, обнаружив очередную пропажу какого-то судового имущества, он сделал правильные выводы («Страна воров и алкоголиков! »), и этим же днём списался с судна.  

После того, мы еще больше времени стали просиживать в постылой «дежурной» каюте, слушая байки толстого, оставшегося за старшего, матроса о том, как в Анголе, на взорванном УНИТА португальском судне разжился он столовым сервизом:  

– Красивый такой – кружки, тарелки с голубой каёмкой! До сих пор в серванте стоит – как гости приходят, на стол ставим.  

Или же, за неимением ливня за иллюминатором, лил свою политику в наши уши тощий, как русская борзая, седоусый матрос.  

– Я два раза «Майн кампф» прочитал. И скажу – умная вещь!  

А нам оставалось лишь молчать в ответ – сей, с позволения сказать, труд можно было теперь купить на любом книжном развале, и даже в ином газетном киоске. Так что, потягать за усы оного умника было никак нельзя: «демократия» – в самой ужасной своей форме. Горячие головы соревновались с совершенно безумными в своих стратегиях и тактиках, и каждый простолюдин норовил выдвинуть собственную теорию собственной правды. Что сплошь и рядом граничило с полным убожеством и настоящим уродством. Уродством смятенных душ.  

Я же, сирый и серый, не мудрствуя лукаво, держался одной простой истины – труда простого. Верил: только труд выведет из всех потрясений и передряг на ровную, правильную дорогу.  

Дайте ему лопату в руки!  

И хоть едва появившись на особняке, был усажен доброй Татьяной Васильевной за стол – отобедать, углубиться в грунт до прихода Сани успел порядочно.  

– МолодцА! Сейчас по-быстрому переоденусь – подменю.  

Теперь дело невольно замедлялось тем, что с метровой глубины ямы работать, за теснотой, мог только один землекоп. Поэтому, копать приходилось по очереди. Но даже таким чередом к темноте прошли полтора метра.  

– Блин, полметра каких-то и осталось, – бренча свёртываемой рулеткой, сообщал Саня. – На сегодня сворачиваемся – завтра, засветло, и закончим.  

За ударную такую работу был нам опять ужин замечательный с возлияниями, под который Татьяна Васильевна как родным уже поведала всю свою юность, когда она была стройной «как оса», и пленяла взоры сильной половины человечества. А однажды повстречалась и с маньяком…  

– Начал что-то бормотать невнятное: «Пойдёмте к озеру, к водоёму, вода успокаивает…». Тут я заглянула в его глаза, а там – луна стоит! Ну, я тогда спортом занималась, теннисом, вырвала руку и через забор – только он меня и видел.  

Тут Сашка выдал свои, подслушанные где-то ужасти, и под оханье Васильевны, сходу перешел на то, что ближе к сердцу : кто про что, а кот про сало.  

– Немец один приехал – нашел свой старый дом. Хозяевам сразу деньжищ отвалил. Потом отсчитал столько-то шагов во двор прямо, сколько-то налево и откопал там свой клад с драгоценностями: они же многие зарывали – вывозить-то не разрешалось.  

– А сейчас разрешается! – не в унисон вякнул я.  

– Сейчас найдёт лазейку! – махнул рукой Саня, а Татьяна Васильевна, кивнув, продолжила тему:  

– Сюда тоже приезжали хозяева. Похвалили – очень хорошо дом сохранился… Так что, оставим надежду на завтрашний день – а ну, как под конец и откопаете сокровища!  

Поэтично даже!  

И пророчески…  

В тот самый час, когда жаркое солнце следующего июльского дня уже начало клониться к закату, моя одинокая лопата несколько раз ткнулась во что-то твёрдое. Тщательно обкопав преграду по сторонам, я обнаружил бетонный, длинной до полуметра, предмет, почти вплотную примыкавший к фундаменту дома. Теперь, до самого подхода Сани, мои раскопки приняли осторожный, истинно археологический характер.  

– Ну, точно – клад! – заговорщицки подмигнув мне, Сашка метнулся переодеваться в рабочую одежду.  

Пришлось помаяться – бетонный саркофаг никак не хотел отставать от стены, и только недюжинной силой Саня с помощью лома выдрал-таки у времени находку. Которую мы уже вдвоём насилу подняли на асфальт садовой дорожки.  

И тогда, взяв кувалду, Саня размахнувшись по-молодецки, да с плеча, в два удара разнёс железобетонный короб… И лишь жалкие черепки – обломки кровельной черепицы с бетонными комками различных форм и прочим строительным мусором посыпались к нашим ногам.  

– И знаешь, что это было? – когда через пару часов мы закончили наш котлован, смекнул наконец более мастеровой Саня. – Это они заводили арматуру в фундамент, а потом на неё выливали по случаю остатки раствора со строительным мусором. Чтобы это тоже работало на фундамент – лапы по краям: чтоб пружинили тоже. Да, что не говори – но умные были строители!  

В этот прощальный вечер нам была пожалована лишь чуть початая бутылка виски, и право наливать себе самим – Татьяна Васильевна была занята декламацией своих стихи из желтой тетрадки. Действительно – хороших: добрых, душевных, образных, лирических. О природе и людях, о жизни и любви… А мы хлопали каждому, не жалея ладоней – совершенно искренне. И право слово – грустно было осознавать, что больше не будет нам таких душевных, творческих вечеров…  

На следующий день Саня получил сто марок одной купюрой от фирмача, а от своей жены Татьяны (тоже) на орехи: оказалось, изначально та рассчитывала на пятьдесят долларов – совсем другой от марки курс! Отчасти, правда, спасли дело десять тысяч рублей, что выторговал сверху Саня – за тот самый саркофаг: дополнительная работа, однако!  

Я же остался при своих: при своих замечательных впечатлениях от сказочной такой шабашки, от знакомства с таким прекрасным человеком – Татьяной Васильевной. И еще со знанием этой хитрости с фундаментом – теми самыми пружинными лапами на арматурах ( проволоках, уголках), которую потом неизменно применял при заводке фундаментов домов, печей и каминов.  

А особняк тот вскоре снесли. Выстроив три этажа безликого здания из шлакоблоков, что до сих пор ужасает горожан пустыми оконными проёмами.