­Испарину со лба рукой сгребёт

Испарину со лба рукой сгребёт,  

Подкинет дровышек тлеть в печке.  

Дети сопят, в горшках овёс и мёд.  

Дверь отварилась, стиснуло сердечко.  

В миг обдало и жаром, и морозом,  

В лицо кольнуло снежными кусками.  

Облипший снегом, краснощёкий,  

Мужик в дом входит, валенки снимает  

– Никим, родимый, ты неужто?  

– Да кто ж еще? До зорьки ждать не мог.  

– Благослови Бог твою шкунку!  

Две вёсны уж минуло, жив здоров!  

– Сама как? Как семья, как море?  

– То благо, то беда – вертёха жизнь.  

– Улов неплох, большухой тяжко в доме.  

Двух меньших довелось нам схоронить.  

Никим тулуп раскрыл и вынул сверток.  

Ей тянет, а мясисты руки не берут.  

– Мне растолкуй, откуда сей ребёнок.  

Молчит, на лавку у огня несёт.  

Дитя кряхтит, распеленали руки.  

С полгода дочке мужьей уж поди.  

– Хай был бы хлопец, а так толку?  

Своих две на "падай да принеси".  

Коль нагулял, так притопил бы.  

– Так про детину молвить будешь -  

Расквашу харю в красно-синий.  

Червонец – Глашке тряпок купишь.  

– Своим двум хлопцам, двум девицам  

Привёз чего, отец, крамя сестры?  

Никим достал второй червонец.  

Хозяйка мужу принесла еды.  

Как снял тряпьё своё, ухой наелся,  

Полез к жене, она с полати погнала.  

– Уйдешь на шкуне ты в апреле,  

Шестое не потребно мне дитя.  

На дальнем севере свои порядки:  

Поморы жинок бабами не кличут.  

Равна во всем, а не кухарка с прачкой,  

Огреет кочергой, коль муж принизит.  

Пошёл один Никим на рыбу,  

Двух сыновей отправил по дрова.  

Пятнадцать лет моряк на шкунке,  

А с малой шняки выпал и пропал.  

Оба червонца руки разменяли,  

Каб похороны сделать по-людски.  

К шельме сошёл, её одну оставил,  

Чужую Глашку вынудил растить.  

Не самая крикливая попалась.  

Если ж завоет, руки избивали до красна,  

А с ней и петушливых братьев  

За то, что цацки взялись отбирать.  

Через пять зим слегла от хвори,  

Все той же, что сгубила дочь и сына.  

Бранилась, а грудь ей натирала  

Последним скипидаром с жиром.  

Очухалась, теперь всё "мама, мама"  

– Не мамка я тебе – чужая тетка.  

С тех пор к ней реже обращалась,  

Сидела в уголке сиротка.  

Годов голодных было много.  

Все те же руки рыбу потрошили,  

Готовили с того, что попадалось,  

Похлёбку между ртов делили.  

Хлопцам охотится на зверя:  

Им ложек шесть, а девкам пять.  

Четыре в Глашкиной тарелке.  

Даст с котелка своим собрать.  

Проводит пальцем, подбирая капли.  

Не утерпели руки, кинули ещё.  

– Добавку дочке той шалавы?  

Затрещину отвесила родной.  

Зима у моря дикая лютует.  

Запасы скудные, детей гнать жалко со двора.  

Укутается сразу в три тулупа,  

Окоченелыми руками принесет дрова.  

Морозы крепятся, дров не хватает.  

Печь облепили, кутаясь в тулупы.  

Одна лишь Глашка жмется на полати,  

Её кожух уж не прикрывает ноги.  

Руки свой скинут, целиком накроют.  

Сама в овчинке дремлет два часа.  

Не спится крепко в такой холод,  

Ну ничего, и в хате есть дела.  

Дети росли, кто в город, кто за мужа.  

Один сынок, как оказалось, грамотей.  

Второй торгаш, вверяет ссуды людям,  

И девки с хаты полетели поскорей.  

Дом рядом с морем, ветер с солью,  

А за спиной лесной массив.  

Уже давно одна в погосте,  

Соседи перебрались в почин.  

Порой глядит на серы волны  

И ждёт, вдруг кто приедет, навестит.  

Один финансы на чужих не бросит,  

Другой студентов клялся обучить.  

А дочки что? Кто в город съехал,  

Кому десяток лет не до нее.  

У них, должно быть, свои дети.  

Рукам своим заботу подберёт.  

Но вот однажды пальцы не разжались,  

Кривые, с чернотой в морщинах.  

Вонь требухи и дёгтя навсегда осталась,  

А вот в быту служить забылись.  

Не может зачерпнуть воды, сама обуться.  

Так значит, время помирать настало.  

Легла на лучшую гусиную подушку,  

Глаза насильно до полудня закрывала.  

Крик будто в снах, но наяву.  

Открылась дверь, вошла Глафира.  

– Прости, не знала, что бужу.  

И что без вестки навестила.  

Вдоль побережья кочевали с мужем.  

Он лоцманов на бригантине ходит.  

Привез деньжат, мы часть отложим,  

А на другую дом твой перестроим.  

Я бы жила пока с тобою.  

Тут помогала б по хозяйству.  

Да если дети будут вскоре,  

Расти у моря – вот что счастье.  

– Жива, здорова, денег не потребно.  

Приехала и воротися восвояси.  

– Когда в последний раз ты ела?  

Глафира рукава закатывает платья.  

Кругом царит неразбериха.  

Дом прибирать давно не могут руки.  

Глафира разгребла посуду лихо,  

Да из овса напарила похлёбку.  

Тарелка варева перед старухой,  

Которая и пальцем шевелить не может.  

Глафира не отходит, в ложки дует,  

К губам старательно подносит.  

Возьмет отжившую по правде руку,  

К губам, не думая, прижмёт.  

– Ты мама полежи минутку.  

Слеза на руку дочки упадёт.