"След простого маршрута" Часть 3

Часть 3. Груз без адреса  

Михаил сидел на кухне и слушал, как за окном капает вода с крыши — весна в этом году пришла рано, но радости не принесла. В доме пахло сыростью и чем-то горелым, будто кто-то недавно топил печь сырыми дровами. Ольга молча мыла посуду, Витька возился в своей комнате, то и дело роняя что-то на пол. Вроде бы обычный вечер, но Михаил чувствовал: что-то не так, будто в воздухе повисла тревога, которую не развеять ни чаем, ни разговором.  

Он только что вернулся с работы, усталый и злой. В автобусе опять были странные пассажиры: кто-то передавал друг другу пакеты, кто-то выходил, не доезжая до нужной остановки. Михаил старался не обращать внимания, но всё равно замечал происходящее. Он устал от чужих секретов, от взглядов исподлобья, от постоянного ощущения, что за ним наблюдают.  

Ольга, не поднимая глаз, тёрла тарелку чуть дольше обычного, потом аккуратно поставила её на сушилку и вытерла руки старым вафельным полотенцем. Она оглядела кухню: облупившаяся плитка, баночка с солью, пустая бутылка из-под масла, на подоконнике — горшок с чахлой геранью. В углу тикали часы с пожелтевшим циферблатом, стрелки спешили, но никто их не переводил уже много лет.  

Витька возился у себя в комнате, но Михаил слышал, как сын что-то бормочет себе под нос, иногда вздыхает и шарит по полу в поисках упавшей монеты. В комнате пахло железом и детским мылом, которое Ольга всегда покупала для сына, чтобы «кожа не сохла». На стене висела выцветшая карта мира, в ней Витька отмечал булавками города, в которые мечтал попасть.  

Михаил взял чашку, сделал глоток холодного чая и по привычке посмотрел в окно: за стеклом темнело, фонарь у подъезда отбрасывал жёлтое пятно на мокрый асфальт. В голове крутились обрывки разговоров на работе, тревожные взгляды коллег, шёпот в раздевалке. Всё казалось липким, чужим, будто он живёт не своей жизнью.  

Когда он уже собирался ложиться спать, в дверь позвонили. Михаил открыл — на пороге стоял тот самый мужчина в кожаной куртке, который недавно подходил к нему на работе. Рядом с ним — ещё двое, помоложе, в одинаковых шапках, с лицами, которые забываются сразу после встречи.  

— Привет, Михаил, — сказал мужчина, улыбаясь. — У меня к тебе дело. Не против поговорить?  

— Давайте быстрее, — Михаил не пригласил их в дом, а остался стоять в дверях.  

— Тут такое дело… — мужчина понизил голос. — Надо ящик перевезти. Ничего сложного, просто ящик. Без вопросов. Тебе — благодарность. Всё по-честному.  

Михаил почувствовал, как внутри всё сжалось. Он вспомнил слова Сергея, разговоры на работе, тревожные взгляды Ольги. Всё внутри протестовало, но он старался не показывать страха.  

— Нет, — коротко ответил Михаил. — У меня своих забот хватает. Не хочу ни в какие дела лезть.  

— Подумай, — мужчина не обиделся, только чуть прищурил глаза. — Сейчас такое время, что всем приходится помогать друг другу. Но если не хочешь — дело твоё.  

Они ушли так же тихо, как и пришли. Михаил закрыл дверь, прислонился к косяку и долго стоял, слушая, как колотится сердце в груди. Он знал: такие люди не приходят просто так.  

Всю ночь он ворочался, не мог уснуть. В голове крутились мысли: а вдруг зря отказался? Может, ничего страшного и не случилось бы? Но потом он вспоминал, как исчез Пашка, как Сергей говорил — не лезь. Нет, лучше держаться подальше.  

Ольга тоже не спала. Она лежала, глядя в потолок, и думала о том, как всё изменилось за последние годы. Её внутренний голос твердил: «Не доверяй никому. Даже тем, кто кажется своим». Она вспоминала, как когда-то Михаил был весёлым, шутил, строил планы на лето, а теперь — только усталость и молчание. Она боялась за Витю, за мужа, за себя, но не говорила об этом вслух, чтобы лишний раз не пугать.  

Утром Ольга встретила его настороженным взглядом.  

— Кто это был вчера? — спросила она, наливая чай.  

— Да так, с работы, — Михаил опустил глаза. — По делу подходили, но я отказался.  

— Будь осторожен, Миша. Сейчас такое время, что лучше никому не доверять.  

— Я понимаю, — Михаил попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой.  

Ольга смотрела на мужа и думала: «Он всё скрывает. Я же вижу, что ему страшно, но он не скажет. Мужчины всегда молчат, когда им плохо». Она хотела обнять его, но не решилась, только поправила скатерть на столе, чтобы скрыть дрожь в руках.  

Витя этим утром был особенно тихим. Он не ел, только ковырялся вилкой в каше и всё время смотрел в окно. Михаил хотел спросить, что случилось, но не решился.  

— Витёк, ты чего? — не выдержала Ольга.  

— Ничего, — буркнул сын, поджав губы. — Просто не хочу кашу.  

Ольга вздохнула, убрала тарелку и подумала: «Он совсем вырос. Раньше всё рассказывал, а теперь только молчит и смотрит в окно».  

На работе день прошёл как в тумане. Коллеги перешёптывались, кто-то жаловался, что за ним следят, кто-то рассказывал о новых драках у магазина. Михаил молчал, старался не встревать. Он чувствовал, что его во что-то втягивают, но держался изо всех сил.  

Вечером, когда он возвращался домой, заметил, что возле сарая кто-то крутится. Михаил ускорил шаг, но никого не увидел — только следы в грязи и чуть приоткрытую дверь. Он заглянул внутрь — вроде бы всё на месте, но тревога не отпускала.  

Дома Ольга встретила его молча. Она резала хлеб, но рука дрожала, крошки сыпались на стол. Витька сидел в углу, перебирал монеты и иногда украдкой поглядывал на родителей.  

— Всё в порядке? — спросил Михаил.  

— Всё, — коротко ответила Ольга, но в её голосе слышалась усталость.  

Ночью его разбудил запах дыма. Ольга вскочила первой и закричала:  

— Миша, горим!  

Михаил выскочил во двор — сарай полыхал. Огонь уже вырывался из-под крыши, трещали доски, искры летели на соседский забор. Он бросился за ведром, стал заливать водой, кричал, звал на помощь. Соседи сбежались: кто с лопатой, кто с ведром, но было поздно — сарай выгорел дотла.  

Когда всё стихло, Михаил стоял посреди двора, мокрый, в саже, и смотрел на обугленные доски. Руки дрожали, в груди жгло от злости и обиды. Ольга плакала, Витька молчал, прижавшись к матери.  

— Наверное, случайно, — сказал сосед, хлопая Михаила по плечу. — Весна, всё сухое, искра — и вот тебе…  

— Случайно, — повторил Михаил, но сам в это не верил. Он знал, что ничего не происходит просто так.  

В ту ночь никто не спал. Ольга всё время ходила по дому, смотрела в окна, вздрагивала от каждого шороха. Витька замкнулся в себе, не отвечал на вопросы, только крепче сжимал в руках свою шкатулку с монетами... Михаил сидел на кухне, пил холодный чай и думал: кто мог это сделать? За что? За то, что отказался? Или просто совпадение? Он перебирал в уме всех, кто мог затаить злобу, вспоминал недавних гостей, разговоры у подъезда, странные взгляды в автобусе.  

— Миша, — тихо сказала Ольга, садясь рядом. — Может, это не просто так? Может, тебя хотят напугать?  

— Не знаю, Оля, — Михаил устало потер лицо. — Может, и хотят. Только я никуда не лез, никому зла не делал.  

— Сейчас никому нельзя доверять, — прошептала она. — Я боюсь.  

Михаил обнял жену, но сам чувствовал себя беззащитным. Сарай был для него не просто сараем — там хранились инструменты, старые вещи, детские игрушки Витьки, всё, что напоминало о прошлой жизни. Теперь всего этого не было. Ощущение, что у него забрали последний уголок, где он мог чувствовать себя в безопасности, не отпускало.  

Витька лежал в кровати и слушал, как родители ходят по кухне. Он думал о том, что сарай был его тайным убежищем, местом, где можно спрятаться от всего мира. Теперь и этого не осталось. Витька тихо плакал, но никому не показывал слёз — он ведь мужчина, как говорил отец.  

Следующие дни прошли в тревоге. Михаил ходил на работу, но всё время оглядывался. В автобусе пассажиры стали ещё более молчаливыми, передачи сумок участились. Коллеги шептались о том, что в городе появились новые люди, что кто-то ищет «надёжных водителей».  

— Михалыч, ты слышал, что у Пашки тоже недавно сарай горел? — спросил Володя.  

— Слышал, — Михаил кивнул. — Только у меня, похоже, не случайно.  

— Сейчас у многих это не случайно, — вздохнул Володя. — Время такое.  

Дома Ольга всё чаще плакала, а Витька стал совсем тихим. Михаил пытался их успокоить, но слова не помогали.  

— Пап, — однажды спросил Витька, — а если нас тоже сожгут?  

— Не сожгут, — Михаил погладил сына по голове. — Я не позволю.  

Но он сам не верил своим словам. Он чувствовал себя загнанным в угол и не знал, что делать дальше.  

По вечерам он долго сидел на кухне, слушал, как тикают часы за стеной, и думал о том, что его жизнь рушится по кусочкам. Сначала исчез Пашка, потом пришли странные люди, теперь сгорел сарай. Что дальше?  

Он вспоминал, как строил этот сарай вместе с отцом, как прятал там свои детские секреты, как Витька играл там в дождливые дни. Теперь всё это в прошлом. Остались только зола и запах гари.  

Михаил понимал, что сгоревший сарай — это не просто потеря вещей. Это потеря тыла, последнего убежища, где можно было спрятаться от бед. Теперь и этого не осталось.  

Он смотрел на обугленные доски и думал: «Никому нельзя верить. Даже тем, кто улыбается. Особенно им».  

В ту ночь Михаил не спал. Он слушал, как скрипят половицы в доме, как воет ветер за окном, и думал о том, что впереди — только неизвестность.