Чёрная Луна. Повенчанные кровью.

Глава 1.  

В ночь перед экспериментом к Роману снова забежал Фёдор. Он был как никогда возбуждён, много говорил, громко смеялся, без конца тер лоб, что выражало крайнюю степень его волнения. В отличие от него, Роман был неестественно спокоен и молчалив.  

– Ты совсем не боишься? – Федор, переместив руку со лба, захватил пятерней непослушные пряди волос и сжал их в кулак.  

– Нет.  

– Но ведь это так странно. Такие большие деньги и за что?  

– Федь, ты чего? Ты же сам уверял меня, что нам крупно повезло. Получим свои денежки, возьмём девчонок и на Мальдивы!  

– Не знаю, неспокойно мне как-то.  

– Ты то что беспокоишься? Я первый буду. Если что-то не так пойдёт, сможешь отказаться. Иди лучше спать.  

Федор, понимающе кивнув, хлопнул друга по плечу и направился к выходу. В дверях остановился, оглянулся, что-то хотел ещё сказать, но передумал и молча вышел. Роман слабо улыбнулся ему в след. Поведение Федора слегка удивило его.  

Месяц назад, устав от смены работ и постоянного безденежья, они с радостью согласились на условия подвернувшегося контракта. Во время очередной сдачи донорской крови, а надо сказать, что друзья регулярно пользовались данным видом заработка, к ним подошёл человек, по всей видимости врач, и попросил заполнить анкету. Ничего странного в этом не было, они постоянно заполняли какие-то бумаги, анкеты, согласия на обработку данных. Но вопросы анкеты казались довольно необычными, хотя в тот момент они и не придали этому особое значение.  

Через пару дней им позвонили и попросили подойти по указанному адресу.  

Роман в это время занимался упорным поиском новой работы и, боясь пропустить собеседование, идти отказался. Федор, обладая более авантюрным характером, не задумываясь поехал на встречу.  

Вернувшись, он шумно ввалился в комнату, где хмурый Роман переживал очередную неудачу, и стал взахлеб рассказывать о заманчивом предложении.  

Их пригласили участвовать в эксперименте. По очереди. Эксперимент заключался в следующем: подопытного помещают на неделю в капсулу, вводят в лечебный сон и наблюдают за показателями. И после сна на счёт падает очень жирная сумма. Ну очень жирная.  

"И делать ничего не надо. Выспишься как следует и всё, ты почти богат" – рассуждал Федя. По поводу будущих денег тут же возник спор: Рома предлагал вложить их в дело. Федя, со свойственной ему беззаботностью – прокутить где-нибудь на Мальдивах.  

– Один раз живём! Почувствуем себя богатыми людьми!  

Роману хоть и представлялось такое мотовство глупым, но всё же идея друга захватила его с головой.  

– А деньги ещё заработаем! Надо только попасть в эту систему, будем и дальше опытами промышлять.  

Об опасности тогда не думалось. Возможность заработать лёгкие деньги пьянила и разыгрывала воображение. Тем более, что пока никакой работы не было, а хозяин квартиры настойчиво требовал денег за съём.  

Но вот перед самым экспериментом Федя почему-то струхнул, хотя первым помещали в капсулу Романа. В глубине души вдруг поселилась тревога, она угнетала, посасывая тянущей болью под ложечкой. Хотелось выпить, но пить было нельзя, об этом говорилось в договоре, за нарушение которого могли оштрафовать довольно ощутимо.  

Роман же был как никогда спокоен и невозмутим. Недельное нахождение в капсуле его совершенно не пугало, он даже иногда сам удивлялся своему стойкому равнодушию. За несколько дней до этого, его стали пичкать какими-то витаминами, вероятно, успокоительными, решил про себя он.  

В эту же ночь его поместили в капсулу.  

Глава 2.  

Когда открывали капсулу, Федя, каким-то фантастическим образом смог ввинтиться в круг врачей и лаборантов. Пока вся толпа копошилась вокруг его друга, он изо всех сил тянулся, пытаясь разглядеть неестественно бледное лицо Романа.  

– С ним всё в порядке? – наконец не выдержав, спросил он у стоявшего рядом парня.  

– Вы как здесь очутились? Кто вас пустил? – руководитель эксперимента озабоченно глянул на Федю поверх очков, – уведите его.  

– Я должен знать... Это мой друг, – упирался Федор, пытаясь разглядеть лицо Романа из-за голов склонившихся.  

– Позже, всё узнаете позже. Всё нормально, – уговаривал уводивший его парень.  

Федор, извернувшись, успел взглянуть в глаза Роману, и его поразил остановившийся бессмысленный взгляд товарища.  

Рому поместили в изолятор. На все требования Феди о встречи с другом, отвечали строгим отказом.  

– С ним все нормально. Просто нужно прийти в себя. Вот вы  

просыпаетесь, чувствуете туман в голове? А он проспал неделю.  

– Никакого тумана в голове не я чувствую. И должен знать о последствиях. Потому что мне самому в эту капсулу ложиться!  

– Пока Роман не встанет на ноги, эксперимент продолжаться не будет, – твёрдо заверили Федора.  

Прошло три дня. Роман по-прежнему находился в изоляторе. Федя маялся от безделья, слонялся вокруг, надеясь выудить хоть какую-то информацию.  

На четвертый день за ним пришли.  

– Видите ли, возникло небольшое осложнение. Ваш друг потерял память. Но это временно. Мы делаем все возможное, – пытался втолковать дежурный врач, – ему нужен человек, которого он знает. Поговорите с ним!  

– Небольшое осложнение?! Это что за дела? Вы хотите сказать, что человек спал и во сне вдруг потерял память? Что за хрень вы несёте? Что вы с ним сделали?  

– Поверьте, с ним всё будет в порядке, просто мозг ещё спит и нам нужно разбудить его!  

Изолятор представлял собой не что иное, как реанимационную палату, оснащенную по последнему слову техники. Впрочем, Федору было не до неё, его поразил внешний вид Романа. Он смотрел на своего друга и не узнавал. Поначалу даже показалось, что перед ним лежит труп, так заострились и побледнели черты подопытного парня.  

Его подтолкнули ближе и он увидел, как лежащее перед ним тело шевельнулось и Рома открыл глаза. Взгляд его не был бессмысленным, он с интересом разглядывал Федора.  

– Ты кто? – тихо спросил он.  

Федора поразил его голос, негромкий, но всё же твердый с лёгкой хрипотцой.  

– Не узнал? Я же Федя, друг твой!  

Тот молча кивнул.  

– Он узнал. Узнал меня! – Федор облегчённо рассмеялся, – а мне сказали ты потерял память!  

– Ты – Федя, – повторил Роман, – но я тебя не знаю.  

– Как же так, – разочаровано протянул Федор, - Ромаха, друг, мы же вместе всю жизнь. Мы ж как братья с тобой. Неужели не помнишь ничего?  

– Ничего, – равнодушно ответил Рома.  

Федор пытался растормошить друга, вызвать самые яркие воспоминания детства и юности, но тщетно, Роман был невозмутим и неразговорчив.  

Наконец, оставив попытки, расстроенный Фёдор, махнул рукой.  

– Я завтра приду. Может быть ты за ночь что-то вспомнишь. Пока, Ром.  

– Пока, Вьюн!  

Голос Романа был тих и Федя не сразу понял, что сказал ему друг. И только выйдя из изолятора, хлопнул себя по лбу.  

– Ну, конечно! Вьюн! Это его бабушка в детстве меня так называла! Значит он не всё забыл?  

Врач внимательно посмотрел на Федю:  

– Вам не послышалось?  

– Да нет же, нет. Я и сам забыл, что меня так называли, а он, гляди-ка, вспомнил.  

– Это замечательно, значит память всё-таки возвращается к нему! Пойду доложу главному, а вы до завтра постарайтесь вспомнить наиболее значимые моменты в жизни Романа.  

Последние слова доктора озадачили Федора.  

– Какие ещё значимые события? Не было ничего такого!  

На следующий день Фёдор с утра торчал у дверей изолятора. Его запустили внутрь и он с порога затараторил:  

– Привет, Ром! Ты знаешь, я так вчера обрадовался. Ведь не сразу понял. А потом осенило, это же бабушка Аня меня вьюном звала.  

Роман молча смотрел на Федю ничего не выражающим взглядом.  

– Баб Аня, ты помнишь её? – нерешительно произнёс Федор.  

Рома качнул головой, потом вдруг закрыл глаза и через минуту прошептал:  

– Она умерла.  

Федор радостно воскликнул:  

– Ну вот, он вспоминает!  

Почти пол дня ушло на то, чтобы вызвать у больного ещё какие-то крупицы воспоминаний и каждая победа сопровождалась восторженными воплями Федора.  

Когда он уходил, к нему подошёл врач, отвёл в сторону и довольно официальным тоном произнёс:  

– Ну вот, ваш друг постепенно приходит в себя. С завтрашнего дня будем готовить к испытанию вас.  

– То есть как с завтрашнего дня? Мне сказали, пока Ромка не встанет, ни какой речи о продолжении эксперимента не будет.  

– Ваш друг приходит в себя. Все нормально, мы можем продолжить.  

– "Нормально" вы говорите? Человек по вашей милости стал овощем, это нормально? Да он кроме старой бабки ничего так и толком не вспомнил! Он практически впал в детство! И вы предлагаете это проделать со мной?  

– У вас разный темперамент, вы придёте в себя быстрее.  

– А кто пришёл в себя? Вы считаете Ромка пришёл в себя? Извините, я так не считаю! И я не собираюсь иметь с вами никаких дел, по крайней мере, пока не буду уверен, что мой друг стал прежним!  

– Вы подписали контракт. И вы его выполните! Деньги Роману уже перечислили, после восстановления он сможет ими воспользоваться. Такая же сумма появится и на вашем счету. И не стоит сопротивляться, вам придётся пойти на эксперимент.  

Федор пытался ещё что-то возразить, но его уже никто не слушал.  

– А, идите вы все..., — смачно выругавшись, он в отчаянии направился в палату.  

Наутро его там не обнаружили. Федя сбежал, попутно сняв все деньги с карты Романа. У друзей был открыт общий счёт и трудности с этим у него не возникло.  

Глава 3  

Роман открыл глаза. В голове было пусто и спокойно. Он вздохнул. Сейчас придут какие-то люди, снова начнут тормошить его, бить током, подключать датчики, о чём-то спрашивать, заглядывать в глаза, проверять пульс, озабоченно качать головой, негромко перешёптываться. Всё это очень утомляло. И особенно был невыносим суетливый парень, который много болтал, звался Федей и упорно повторял, что он его лучший друг. Мысленно Роман назвал его Вьюном.  

Никаких эмоций, кроме усталости Вьюн не вызывал и только после очередной порции болтовни у Романа в голове будто из небытия стали прорисовываться какие-то картинки.  

Он ясно увидел бабушку, родную и любимую бабу Аню. Она теплой заскорузлой рукой гладила его по голове и он, тая от этой скупой ласки, прижимался к ее маленькому сухому телу, ощущая такой родной и знакомый запах. Он вспомнил её неизменный фартук, из карманов которого она с улыбкой выуживала, то чуть подтаявшую конфету, то молодую хрустящую морковку, то простой зажаренный сухарик. От неё веяло абсолютной добротой и любовью. И Роман улыбнулся нахлынувшим воспоминаниям.  

Но потом она умерла. Его маленькое детское сердце разрывалось от боли и охватившего одиночества, когда подвыпившие мужики закидывали землей простой, обтянутый красным ситцем гроб. Он рвался туда, но его крепко держала за руку почти чужая женщина, приехавшая на похороны и объявившая Роману, что она его мать. О ней он почти ничего не знал. Бабушка на вопросы соседей говорила со вздохом, что дочь где-то устраивает свою жизнь. Но Ромке до неё не было никакого дела. И вот она объявилась, заняла место бабушки, и в отличие от нее – была абсолютным злом. Это он почувствовал сразу.   В первый же вечер она в сердцах полоснула его по лицу мокрым полотенцем за то что он упрямо отказывался называть её мамой. А дальше-больше. Ничего кроме глухого раздражения с ее стороны и тихой враждебности с его, между ними не возникало. Она лупила его нещадно, за дело и просто так, за свою неудавшуюся личную жизнь. От её гнева спасала только улица. Летом он почти и не жил в доме. Облюбовав душный пыльный чердак с весны до поздней осени, обитал там, пользуясь дарами огромного заброшенного сада. Вечерами с мальчишками удили рыбу, варили ароматную уху, засыпали под утро в сооруженных тут же, на берегу шалашах.  

Все эти воспоминания яркой картинкой пронеслись в голове Романа, заполняя пустой равнодушный мозг вязкой усталостью. А может быть это и не были воспоминания, может быть это просто навязчивые слова вьюна-Феди вырисовывали в больной голове кадры утраченного детства?  

Когда все ушли, Роман силился вспомнить что-то ещё. Но голова была пуста. И вдруг эту пустоту мозга прорезала яркая вспышка и новая картинка болезненно ударила по вискам и заставила дугой выгнуться безвольное тело:  

Освещая себе путь чадящим факелом, он стремительно продвигался под серыми каменными сводами какого-то подземелья, чувствуя невероятную силу и уверенность в себе. Голые ноги в легких сандалиях пружинились натренированными мускулами, алый короткий плащ от быстрого шага бился об узкие стены. Он шёл туда, откуда эхом доносило приглушенный шум голосов. И когда он вошёл в просторный плохо освещенный зал, десятки людей почтительно преклонили колена.  

– Приветствуем тебя, о Великий Ромул! – выступил вперед Верховный жрец. На непроницаемое лицо его горящие факелы накладывали причудливые блики, отчего казалось оно временами страшным и пугающим...  

Датчики на голове Романа заверещали бешеным свистом, собирая взволнованный медперсонал. Но он больше ничего не слышал и не видел, сознание покинуло его. А после, придя в себя, уже не помнил ничего из увиденного.  

Долго и безуспешно допрашивали Романа доктора. Он молчал, силясь собрать воедино робкие обрывки воспоминаний. Будто что-то появлялось в его голове и тут же ускользало.  

А ночью поднялась буря. Ветер свирепо хватал ветки деревьев и неистово бил ими по окну, и это буйство природы вдруг выхватило из памяти Романа воспоминание: деревенская баня, прелый запах замоченного веника, жаркий полог, краснота распаренного тела. И тут же новое видение:  

теплая влажность термы, благоухание ароматического масла, блаженная истома под руками полуобнажённой девушки. Лёгкими движениями она массирует ему спину. Сквозь полуприкрытые веки он видит, как прекрасен каждый изгиб её тела. Но расслабленное блаженство сковывает ленью и он теряет всякий интерес к девушке...  

Роман открывает глаза, снова бешено бьётся сердце и в голове знакомая боль. Но уже терпимее и привычней. Он срывает с себя так некстати запищавший датчик, чтобы в тишине насладиться пережитым ощущением. И на этот раз память милостиво оставляет ему воспоминания.  

С этого дня в голове Романа начался сумбур. Вихрем проносились сцены из жизни: то деревенской, то московской, а потом вдруг всё менялось. Неведомый античный мир временами подступал к нему, заполнял разум и Роман не мог разобраться кто он есть. А потом всё стихало, давая отдых разгорячённой голове.  

Роман по-прежнему молчал, ничего не рассказывал. Да и интерес как будто бы был к нему потерян. А потом объявили, что его выписывают, а эксперимент признают неудачным. И, когда шатающейся походкой Роман вышел на широкое крыльцо и стоя на ступеньках жадно хватая ртом воздух, услышал, как двое стоящих поодаль практикантов переговаривались, кивая в его сторону.  

– Ну и что с ним теперь будет? Сделали инвалидом и послали на все четыре стороны. И ведь, друг его, какой сукой оказался, деньги с карточки снял и свалил.  

– Сам виноват, знал на что, шёл, – второй собеседник пожал плечами.  

– А на что он шёл? Что за эксперимент такой?  

– А пёс его знает. Только денежки то, того: тю-тю. Спонсор отказался платить за сомнительный результат, вот всё спешно и прикрыли.  

Они говорили громко, не стесняясь Романа, наверное, принимая его за идиота. А он равнодушно слушал, не испытывая никаких эмоций. Пройдя по тропинке, сел чуть поодаль на скамейку, абсолютно не задумываясь над тем, что же делать дальше.  

Через какое-то время к нему подошла девушка. Он не узнал её, но по появившемуся тёплому дружелюбному чувству, понял, что они знакомы.  

Девушка была полновата, несколько неряшливо одета, но доброе лицо ее излучало столько света, что недостатки внешнего облика оставались почти незамеченными.  

– Рома, ты не узнаешь меня? – спросила она с лёгким мягким акцентом.  

– Кони? – Роман произнёс имя, возникшее у него в голове при звуке ее голоса. Она в ответ облегчённо вздохнула.  

Он не ошибся, это была Констанция, в просторечье Кони.  

Кони была американкой. Мечтая стать великой актрисой, она приехала учиться в открывшееся в ГИТИСе отделение для иностранцев, ибо, как она говорила, чтобы стать искусным поваром-нужно учиться во Франции, а чтобы стать великим артистом – в России. Но актрисой она так и не стала. Снялась в паре фильмов, где в эпизодах играла глупую наивную американку, да в нескольких рекламных роликах, о которых вспоминала со стыдом и слезами на глазах. Тем не менее в России ей нравилось и возвращаться на родину она не собиралась. Ее семья жила на отдалённой ферме, все детство приходилось ухаживать за скотиной, о чём она не могла вспоминать без содрогания. В Москве же Кони, благодаря артистическим кругам, оказалась в самом центре богемной жизни. В Америке она была никому не интересна, а здесь все считали своим долгом поболтать с ней, завести дружеские, а иногда и романтические отношения. В намерениях последних Кони иногда чувствовала подвох, потому что практически сразу заходил разговор о возвращении на родину в компании с очередным ловеласом. И, учитывая свои внешние данные, Констанция ни сколько не сомневалась, что будет служить всего лишь пропуском для исполнения чьей-то американской мечты. Но всё же, мужское внимание было определенным наркотиком, от которого трудно было отказаться.  

В последнее время Кони была на фрилансе, занималась то репетиторством, то подрабатывала переводами, а так же вела свой блог. Она зарабатывала достаточно, чтобы снимать небольшую милую квартирку в самом центре Москвы, в которую любила заглядывать подвыпившая знакомая молодёжь. Многие были хорошими друзьями, но были и совершенно незнакомые люди, которым рекомендовали настоятельно посетить добрую и любвеобильную американку.  

Со временем ей жутко надоели эти бесконечные компании нетрезвых людей. Она вдоль и поперёк изучила вкусы и поведение московской богемы и ей отчаянно захотелось другого общения. В сущности она сама была провинциалкой и жаждала встретить таких же простых русских провинциалов, ещё не испорченных столичной жизнью.  

Так в одном из баров она познакомилась с Федором, а потом и с Ромой. Федя тут же проявил к ней уже привычный для неё интерес, Роман же был молчалив и загадочен. Она не понимала, что за его молчанием скрываются лишь робость и целый ряд комплексов. Девушка тут же наделила парня таинственными чертами, влюбилась и страдала от не разделённого чувства.  

Несколько дней назад ей позвонил Фёдор, сказал, что с Ромой случилась беда и просил присмотреть за ним.  

Кони тут же бросилась звонить в клинику, но ничего путного выяснить не смогла. Неистово стучала в закрытые двери, но суровый охранник лишь грозился вызвать полицию. Потом ей вдруг позвонили и сообщили, что Романа выписывают и хорошо бы было за ним приехать. Так она и оказалась на скамейке с предметом своего воздыхания.  

Глава 4  

Кони привезла Рому к себе. При взгляде на него ее большое и доброе сердце наполнялось щемящей жалостью, она неуклюже суетилась, волновалась и в то же время чувствовала себя счастливой. Объект  тайных вздохов теперь был в абсолютной её власти.  

Она заказала еду, много еды, к которой Роман остался равнодушен. Он вяло поковырял салат, попросил воды, благодарно улыбнулся и ушел в себя.  

Кони не знала что делать дальше. Она рассовала по холодильнику оставшуюся еду, долго тёрла стол, искоса наблюдая за парнем. Он был недвижим и напоминал каменное изваяние. Она спохватилась и предложила ему прилечь. Он послушно устроился тут же на диване и как будто бы сразу уснул. Девушка присела рядом и робко погладила его по голове.  

– Всё будет хорошо, Рома. Ты поправишься. Если нужно будет, я отвезу тебя в Америку. Там очень хорошая медицина, – бормотала она по-английски, – а здесь, что они сделали с тобой, эти варвары? – в её глазах стояли слёзы.  

Рома потихоньку засыпал. Ему нравилась ласковая забота девушки, и уже улетая в мир снов, он бессознательно взял её за руку.  

И тут же снова очутился в своих грёзах.  

Он сидит на высоком каменном постаменте. Душно. Полуобнаженный раб старательно обмахивает его опахалом, но от жары это мало спасает. Рядом с ним, в ногах, сидит молодой грек Феофан.  

– Господин мой, ваш дед очень обеспокоен тем, что Вы никак не выберете себе спутницу жизни. Пора подумать о наследнике. Вокруг Вас собраны самые красивые и знатные девушки со всех ближайших земель, а Вы так и не остановили ни на ком свой выбор.  

Он равнодушно смотрит вокруг. Десяток девушек расположились на мягких коврах в раскованных позах. Но их непринужденность обманчива. То тут, то там, сверкнёт из под опущенных глаз чей-нибудь пытливый взгляд. Но ему скучно, никто не прельщает его. И вдруг поодаль в арке замечает закутанную в черную вуаль фигурку. Лица он не видит, но так грациозна, так горда незнакомка, что невольно приковывает взгляд. Узкой смуглой рукой она смахивает со лба испарину, на миг приоткрывая лицо и он замирает, заглянув в необычные глаза девушки.  

– Кто это?  

Феофан вздрагивает, увидев, куда указывает его повелитель, но тут же тревожность на его лице сменяется показным равнодушием.  

– Плебейка, мой господин. Не стоит твоего взгляда, – смотри, каких белокожих дев привезли вчера из Саксонии, – Феофан старается переключить внимание Ромула, но тот не может отвести взгляд от прекрасной незнакомки.  

– Кто она? – переспрашивает он и голос его становится нетерпеливее и тверже.  

– Иудейка, мой господин, не стоит твоего внимания. Она не пара тебе, – Феофан, забыв про страх, упрямо не хочет отвечать на вопрос хозяина.  

– Глупый раб, красоте не нужны ни звания, ни богатства. Я хочу видеть её подле себя!  

– Не стоит, мой господин!  Она-дочь колдуна, никто не осмелился сделать её своей наложницей.  

– Ты много воли взял, раб!  

– Прости, мой господин! Но я давно не раб тебе. Твоя милость была настолько щедрой, что даровала мне свободу.  

– Я не забываю про преданных мне людей и ты сам на себе испытал, как равнодушен я к титулам. Дав тебе свободу и назвав своим братом, я не давал волю перечить мне!  

Феофан в смущении опустил голову:  

– Как будет угодно моему господину!  

Глубоко вздохнув, Роман открыл глаза. Рядом, задумавшись, сидела девушка. Он всё ещё держал в своей руке её руку и Кони сидела тихо, боясь шевельнуться. Рома осторожно высвободил пальцы и вздохнул. Перед глазами ещё стояло другое лицо.  

– Как ты себя чувствуешь? – мягко спросила Констанция, – у тебя что-то болит?  

– Нет, не болит.  

– Что ты помнишь?  

– Я не могу сказать, кажется, у меня раздвоение личности. Я всё время путаю себя с кем-то чужим и далеким.  

– Расскажи мне, – в словах девушки было столько участия, что Роман, наконец, смог рассказать о своих видениях.  

– Ты сказал, что тебя называли Ромулом? Может это один из братьев, основавших Рим? Ты когда-нибудь что-то читал об этом? – выслушав его рассказ, спросила Кони.  

– Нет. Но все знают эту легенду.  

– А Рэм? Должен быть ещё брат близнец!  

– Не было никакого брата, был грек Феофан. Я называл его то рабом, то братом. Ах, не знаю, что это со мной, – досадливо буркнул Рома.  

– Может быть в клинике во сне тебя отправляли в далёкое прошлое? Или ты сам был раньше этим Ромулом? Ты рассказывал им об этом?  

– Нет. Сначала я ничего не помнил, потом, когда в голове началась каша, мне не хотелось никому говорить. Не хочу попасть в сумасшедший дом.  

– Но ведь это так интересно. Сейчас найдём в интернете все про этого Ромула.  

– Ищи сама, – Роман равнодушно отвернулся, – у меня опять болит голова.  

– Ты отдыхай, – забеспокоилась Кони, – я не буду тебе мешать.  

Роману хотелось уснуть, хотелось во сне снова увидеть прекрасную незнакомку, почувствовать то волнение, которое он недавно пережил. Он закрыл глаза, вызывая её образ, но ничего не получалось.  

Прошло несколько дней. К нему стала возвращаться память. Но это была память Романа, а ему мучительно хотелось снова ощутить себя Ромулом. Он постоянно думал о девушке из своего видения. Почти всё свое время он проводил валяясь на диване.  С Кони почти не разговаривал, молчала и она. Её стал вдруг раздражать жилец. Пока он был для нее недосягаем, она наделяла его придуманными чертами, он казался загадочным и далёким. Узнав его ближе, Кони с удивлением обнаружила, что он совершенно простой парень, замкнутый, холодный, равнодушный. К тому же с "поехавшей крышей". С чисто американской практичностью она не готова была держать у себя нахлебника. И как-то вечером в запальчивости выдала ему всё, что думала по этому поводу. Путая русские слова с английскими, вылила на парня всё своё раздражение и испугавшись, убежала в ванную комнату.  

Рома воспринял ее выпад спокойно. Он минут пять молча сидел, пытаясь собраться с мыслями, потом вдруг порывисто встал и вышел из квартиры.  

Оказавшись во дворе, вздохнул полной грудью свежий ночной воздух и рассмеялся, почувствовав себя освободившимся от ненужных ему пут. Присел на скамейку, любуясь синью ночного неба и эта синева вдруг снова закружила и унесла в прошлое.  

Он держит на коленях смуглое гибкое женское тело, целует обнажённую маленькую грудь, потом с мольбой смотрит в глаза, подобные двум сверкающим сапфирам. Она страстно изгибается, хрипло смеётся, а он, теряя голову от возбуждения, дрожит, не смея насладиться до конца этим телом.  

– О,  Лайил, любимая, будь моей. Моей навеки.  Я сделаю тебя своей царицей, я построю для тебя город, я назову его твоим именем, – задыхаясь шепчет он, – твои дети станут моими наследниками.  

Она на миг отводит от себя его лицо, всматривается в него, потом хохочет и впивается огненными губами в его губы и он теряет голову в страстном порыве.  

А за стеной грек Феофан, сидя на коленях, воет от горя и ревности, бьется в глухом припадке, искусав костяшки пальцев, шепчет безумные слова и проклятья, размазывая по лицу слезы, смешанные с кровью.  

Тяжело дыша, Роман открыл глаза. Рядом на скамейке плакала Кони. Ещё не остыв от пережитого возбуждения, стал страстно целовать сидевшую рядом девушку. Она, вначале не осознав его порыва, замерла, изумленно хлопая глазами, потом вскочила и поволокла Романа в квартиру.  

После быстрого и бурного секса обоих охватило острое разочарование. Рома обессиленно вздохнул, это было не то, чего он так пылко хотел. И это была не та девушка. Кони тоже, не получив удовлетворения, смахнула накатившуюся слезу, когда гладя его тело, вновь прижалась к нему, почувствовав как он инстинктивно отодвинулся к краю, не скрывая брезгливого выражения лица. Так и проспали всю ночь, отвернувшись друг от друга.  

А утром Роман окончательно ушёл. Ему невыносима была мысль оставаться с ней здесь, особенно после произошедшего. С отвращением бросил последний взгляд на слегка похрапывающую девушку, без сожаления вышел за дверь.  

Он шёл куда-то по утреннему городу, среди спешащих ранних прохожих, иногда присаживался на холодные лавочки, потом снова бесцельно двигался вперед, не ощущая ни голода, ни усталости. Голова его была пуста, тем не менее он будто шёл всё время к какой-то цели. Он всматривался в лица проходящих девушек, отыскивая в толпе то лицо, которое вот уже несколько дней не давало ему покоя. И вдруг впереди мелькнул знакомый силуэт. Девушка оглянулась и он вздрогнул, почувствовав на себе взгляд необычных синих глаз. Она слегка улыбнулась и будто бы махнула ему рукой. Натыкаясь на людей, пропуская мимо ушей недовольные возгласы, Роман бежал следом за смуглой незнакомкой и как бывает во сне, когда бежишь куда-то и не можешь добежать, он никак не мог догнать её.  

Опомнился лишь в тёмном переулке, когда осознал, что бежит один, а впереди никого нет. Он уперся взглядом в глухой тупик, почувствовав ужасную усталость и слабость во всём теле.   Прислонился к стене старого обветшалого дома и стал медленно сползать вниз. В это самое время дверь подъезда открылась и оттуда выпорхнула стайка подвыпившей молодежи.  

Глава 5  

Очнулся Роман в шумной комнате. Он лежал на протертом старом диване, в ногах больно упираясь спиной в его голени, кто-то сидел, дымя сигаретой. Попытался рассмотреть незнакомца и в удивлении замер: на голове у того, словно у Медузы Горгоны шевелился пучок змей. Роман зажмурил глаза, а когда открыл их с облегчением понял, это всего лишь дреды.  

Он огляделся вокруг: в неярко освещённом, довольно просторном помещении сквозь клубы дыма наблюдались какие-то люди: парни и девушки.   Они сидели группками, или парами, пили, болтали, смеялись, в воздухе витали винные пары. На него никто не обращал внимания. Со стен кое-где лохмотьями свисали старые ободранные обои, потолок, в желто-зеленых разводах местами зиял брешами отвалившейся штукатурки. Несмотря на запущенность, грязь, шум и гвалт, Роману отчего-то стало спокойно на душе.  

В комнату с пакетами в руках, под радостные вопли присутствующих, ворвались два парня. Они ловко опорожнили позвякивающие стеклом сумки и открыв бутылки, кинулись разливать содержимое. Со всех сторон к ним потянулись разномастные ёмкости. Сидевший в ногах Ромы человек подпрыгнул, достал откуда-то с полки гранёный стакан и наполнив его до половины поднес к Ромке.  

– Очухался? Ты это... больше не падай, чувак. На, подлечись.  

Роман поднялся, присел и послушно влил в себя теплую ядрёную жидкость. Горло обожгло, он закашлялся и тут же незнакомец сунул ему оторванный от буханки ломоть черного хлеба. Голодный Роман с жадностью набросился на хлеб. Почти сразу опьянев, почувствовал, как по телу разливается блаженство. Ему стало хорошо и впервые за долгое время он расслабился. Потом наливали ещё, он пил, уже не закусывая.  Его всё умиляло вокруг, он вслушивался в разговоры, пьяно улыбался, с кем-то обнимался, братался и было здорово, что никто участливо не заглядывал ему в глаза, не спрашивал о самочувствии,  никому не было интересно, кто он, что он помнит, а что нет, всем было всё равно.  

Утром проснулся на том же самом диване, кто-то заботливо накрыл его пыльным пледом. Было тихо, вокруг все спали. Страшно болела голова, хотелось пить. Он встал и шатаясь пошёл искать кухню. Кухня была старой, обшарпанной и очень грязной. Стены в застарелом желтом жиру желчно блестели, будто насмехаясь. Ему стало дурно, слева от себя он нащупал какую-то дверь, ввалился в неё и склонился над унитазом. Голодный желудок изрыгал только жидкость, разбавленную зеленой желчью. Посидев ещё некоторое время на замызганном полу, встал, опираясь на стену, прошел на кухню. Там в засаленной раковине, до верху наполненной немытой посудой умылся и долго хлебал воду, присосавшись к холодному медному крану. От выпитой воды голова снова закружилась. Он ринулся к спасительному дивану и через несколько минут снова забылся сном.  

Они ехали верхом по пыльной дороге, группа всадников. Он изо всех сил пытался сдержать под собой горячего жеребца. Тот рвался вперёд, удивлённо скашивая глаза на хозяина, обычно порывистого и рвущегося вперёд.  

– Что ты хочешь от меня,  Нумитор? Я вернул тебе трон, я вернул тебе Альба Лонгу, что тебе ещё нужно?  

Он в раздражение посмотрел на деда.  

– Я хочу передать власть тебе, Ромул, - Нумитор ещё прямо сидел в седле, но возраст говорил сам за себя: седые кудри поредели, лицо исполосовали глубокие морщины, – Альба Лонга твоя по праву. Но ты должен бросить эту девку, она околдовала тебя, ты не видишь ничего кроме неё!  

– Я женюсь на ней! И никто не сможет помешать мне!  

– Глупец! Разве ты не видишь – она ведьма. Она разрушает все вокруг. Женщин и детей косят болезни, мужчины сходят с ума.  

– Так говорят завистники. Назови мне хоть одно имя!  

– А Феофан? Где он теперь? Разве не знаешь ты, что она своими чарами лишила его разума?  

– Он вольный человек. Я дал ему свободу и мне нет больше дела до него.  

– Потому что твоя голова занята только ею. Гони прочь эту девку. Бери власть в свои руки, женись на достойной и живи в мире!  

– Мне не нужна власть,  Нумитор! Мне нужна только она! Отдай Альба Лонгу Рэму, а я построю на холме новый город. Свой город! И я сделаю Лайил своей царицей.  

– Ни одна женщина не поедет в этот город, пока она с тобой. Про неё ходят страшные слухи, говорят, что она пьёт кровь младенцев.  

– Чего только не выдумывают ревнивицы! Вся её вина лишь в том, что она красивая женщина. Сделай своим наследником Рэма,   Нумитор и оставь меня в покое!  

– Рэм слишком ленив. Хоть вы появились на свет из одного чрева почти одновременно, но слишком разные.  Ты-воин Ромул, Рэм изнежен, празднолюбив, он всегда будет твоей тенью. У Тация подросла прекрасная дочь. Женись на ней, она мудрая и добрая девушка. И, поговаривают, неравнодушна к тебе.  

– Герсилия? – он расхохотался, вспомнив дочь Тация. Она была полной противоположностью Лайил. Невысокая, белокожая, с рыхлым полноватым телом и нечистой кожей. Её хвалили за ум и добросердечие, но если у девушки нет других достоинств, всегда стараются приписать хоть что-то. Он усмехнулся.  

– Нет.  

Роман проснулся от шума, поднявшегося в комнате. Все уже проснулись, началась какая-то суета и сборы. Вчера он так и не понял где, очутился, мелькала мысль, что попал в среду маргиналов, но сегодня при свете дня, понял, что это не так. Это была обычная молодёжь,  они, смеясь, собирали свои вещи, обсуждая перипетии вчерашнего вечера, прощаясь, расходились. Поднялся и Роман. Но уходить не хотелось, да и некуда было. Вчерашний его сосед судя по всему был хозяином квартиры, так как никуда не собирался, дружески прощался с приятелями, провожая каждого до дверей.  

Роман в нерешительности присел на край стула.  

– А ты, чувак, не торопишься? – миролюбиво спросил хозяин, проводив последнего гостя.  

– Да мне, собственно, некуда...  

– Рассказывай, – парень сел на подоконник, раскуривая сигарету, – будешь?  

Рома отрицательно покачал головой. Потом вдруг, как на духу, выложил ему всю свою историю.  

– Как же ты не побоялся пойти на какой-то эксперимент? Ну да, ладно, кто из нас глупостей не делал. Меня Иваном зовут. Хочешь оставайся здесь. Места хватит, – потом на миг задумался, затушил сигарету и серьёзно спросил:- Значит бежал вчера за незнакомкой из своих видений?  

Роман кивнул: – Только не подумай, что я какой-нибудь сумасшедший!  

– Да я и не думаю ничего такого. Красивая говоришь? Черноволосая?  

– Да. И чувство у меня такое, будто она сама меня сюда привела. Да я её вчера в этом зеркале видел.  

– В этом? – Иван подошёл к мутному квадрату и осторожно провёл по нему пальцем.  

– Ты действительно веришь мне! – Роман удивлённо разглядывал Ивана, – дело в том, что я сам себе не верю иногда.  

– Ну почему ж не верю? Ты, чувак, даже не представляешь какие дела в мире могут твориться! Видел я твою красотку, живёт она здесь.  

– Как живет? Где? – всполошился Роман.  

– Ну, не совсем живет... И не совсем она. Призрак её. И раз она тебя сюда притащила, значит нужен ты ей, чувак! Очень нужен!  

Роман изумленно смотрел на собеседника, пока тот весело не рассмеялся:  

– Ну что купился!  Хахаха! Купился, вижу, чувак!  

– Ты шутил что ли? А я уж думал, – Роман облегченно вздохнул, – ладно я: ку-ку, но ещё и ты! – они долго и весело смеялись, обсуждая розыгрыш.  

– Ладно, чувак, оставайся! Понравился ты мне, сам не знаю почему! Живи, сколько хочешь!  

– Спасибо Вань, а что за хата эта?  

– Моя. Бабка покойная мне завещала. Прикинь, я её в жизни не видел, она мне толи двоюродная, то ли троюродная, седьмая вода на киселе. Померла вот и квартиру завещала.  

– Повезло, – вздохнул Роман, – а сам-то откуда?  

– Как откуда? Москвич. В черти каком поколении москвич, – с гордостью произнёс он.  

– А родители?  

– А что родители? Живут себе, мне не мешают, а я им.  

– А чем занимаешься?  

– Да так... халтуркой разной. Я, чувак, по своей сути – анархист, не терплю над собой никакой власти. Слушай, а паспорт у тебя есть?  

Роман похлопал себя по карманам и выудил из одного красную книжицу:  

– Вот. Если тебя что-то смущает...  

– Да не. Это.., работка подвернётся, отказываться не будешь?  

– Нет, конечно. Вроде мозги на место встали, сны только...  

– Фигня всё это. Все с тобой нормально, чувак. Ты ж на яву этого легионера или как там его, не изображаешь?  

– Да, нет.  

– Ну и лады. Ты, давай, приберись тут чуток, а я пожрать сварганю.  

Роман послушно стал убирать следы вчерашнего застолья. Иван выдал ему пару больших мусорных пакетов и веник с совком. Доски мелкого паркета были почти черными от въевшейся в них грязи. Мыть пол было бесполезно, грязь можно было снять только со стружкой верхнего слоя.  

Убрав мусор, расставил мебель, огляделся вокруг, присев на диван. Его не покидало появившееся чувство родства с этим домом.  Несмотря на грязь и разруху все казалось милым и узнаваемым, будто после долгих скитаний он, вдруг, вернулся домой.  

Из кухни поползли аппетитные запахи. В животе заурчало. Он давно уже не ел и от голода сводило пустой желудок.  

Иван насыпал из кастрюли две огромные чашки макарон, заправленных тушёнкой.  

– Кушать подано, чувак! – он жестом пригласил Романа садиться. Тот жадно набросился на еду.  

– О, да, я вижу ты сильно проголодался. А мне что-то после вчерашнего не лезет, – констатировал Иван, видя, как его новоявленный товарищ уплетает за обе щеки незамысловатое угощение. Он отодвинулся от стола, наблюдая за Романом, закурил.  

– Слушай,  а вдруг ты и в правду в прошлой жизни был этим самым основателем Рима? – он не спеша потянулся к телефону, набрал Википедию, — не густо. Но все сходится.  

– Сходится, – Роман говорил с набитым ртом, – понимаешь, я ведь ничего про него не знал раньше. Откуда это ко мне пришло? Дед этот,  Нумитор, он, оказывается и в самом деле, существовал.  

– Я вообще-то считал, что это легенда. Ну а девка твоя, как зовут её, говоришь?  

– Я наяву никак не могу вспомнить её имени. Толи Лейла, толи Лиля. Нет, точно не Лиля, – он задумался, – странное какое-то имя.  

Иван опять вперился в Википедию.  

– Ни о какой Лейле нигде не упоминается. А вот жена была.  Герсилия.  

– Да. Я читал. И дед мне её сватал.  

– Пишут, была красавицей. Может быть это она и есть.  

– Нет, точно не она. И не красавица, врут.  

Он попытался вспомнить Герсилию. Но в видениях он не видел её, и ничего не выходило. Перед глазами упрямо появлялась Кони.  

– Ну я тебя поздравляю, женишься на уродке, – хохотнул Иван.  

– Не думаю... – задумчиво ответил Роман.  

Глава 6  

Иван подрабатывал ночным грузчиком в магазинах и точках общепита. С вечера ему обычно звонили, он договаривался об оплате и пропадал на всю ночь. Заработок был небольшой, но он приносил с собой продуктовую просрочку из магазинов, готовую еду из ресторанов- жить было можно. Почти сразу Ромка попросился с ним. Иван сначала отнекивался:  

– Работа трудная физически, а ты слабый, свалишься ещё где-нибудь. Живи пока так, еды хватает.  

– А ты меня бери в качестве помощника, без денег. Должен же я как-то отплатить за гостеприимство!  

– Помощник из тебя, скажу я... Ну, ладно, давай попробуем.  

Поначалу, и правда, Роман сильно уставал. От слабости подкашивались ноги, пот градом заливал лицо, мышцы, отвыкшие от нагрузок болезненно ныли, в висках стучало. Он приходил утром и как подкошенный падал на свой продавленный диван.  

Но вскоре  привык, ему даже нравилось играючи перекидывать полные паллеты, напрягая наливающиеся бицепсы. Да и ходили они не каждую ночь, было время отдохнуть. А после и вовсе стали работать по очереди.  

По пятницам у них собиралась разномастная молодёжь. Пили, травили разговоры. Бесчинств и безобразий Иван не допускал, запретными веществами никто не баловался. Да и вообще публика собиралась несмотря на молодость, довольно интеллигентная и интересная. В основном студенты гуманитарных вузов, приезжие бессребреники. Романа удивляло, как умело Иван руководил этим сборищем. Ему даже казалось, что гости  немного побаивались хозяина. И это было удивительно, так как Ваня казался самым добродушным и гостеприимным человеком из тех, кого ему приходилось встречать. Но когда он поднимал голову и устремлял взгляд на не в меру разбушевавшегося студента, все как-то затихали и сникали.  

– Послушай, – ещё в самом начале поинтересовался Роман, – а соседи не жалуются на твои сборища?  

– А какие соседи? У меня их нет.  

Роман и сам замечал, что никогда и никого не встречал в подъезде.  

– Как так?  

– А дом был под выселение. Часть жильцов выселили, потом инвестор разорился, объект выставили на торги, но желающих так и не нашлось. Дом-то старый, дореволюционный, вложения большие требует.  

– И что во всем доме никого нет?  

– В других подъездах живут кое-где, в этом я один. Его первым расселять начали, бабка ещё жива была. Потом она умерла, пока я в наследство вступал, всё и закончилось.  

– Жаль, жил бы сейчас в какой-нибудь новостроечке.  

– Не. Мне здесь больше нравится. Тут, чувак, такая история у дома, хоть книгу пиши. Будет время- расскажу.  

– Бомжи не беспокоят?  

Иван как-то странно ухмыльнулся и опять дреды на его голове шевельнулись словно живые.  

– Стороной обходят.  

– Почему?  

Иван молча пожал плечами и перевел разговор на другую тему.  

А вскоре он уехал.  

– Ты,  чувачок, последи тут за порядком, пока я отъеду. Вот телефон, звони насчёт работы. Ну ты в курсе. Студентам воли не давай, если что – гони в шею.  

– Ты надолго?  

– Не знаю, может на пару-тройку недель, может на месяц. Как пойдёт.  

– Далеко?  

– Угу. Дела у меня, чувак. И не спрашивай какие. Меньше будешь знать- крепче будешь спать.  

Насчет сна он правильно заметил. Сны и видения больше не беспокоили Романа. Он сначала отчаянно скучал по ним, но потом чувства улеглись, и он старался об этом больше не думать. Но это пока был рядом Иван. Как только он уехал, в сны стала приходить черноволосая незнакомка. То что происходило между ними заставляло отчаянно краснеть по утрам и сладкой болью разливаться внизу живота. Все дни он ходил, изнывая от жгучего желания и понимая, что ему требуется разрядка, искал знакомства с девушками, что было совершенно нетрудно: молодые пятничные студенточки были не прочь завязать отношения. Но беда была в том, что он грезил только одной. Той, из своих снов. Закрывая глаза, представлял в своих руках извивающееся змеиное тело, слышал её низкий голос, шепчущий  в ухо странные завораживающие слова. Он почти сходил с ума от наваждения и желания, потерял аппетит и, наверное, что-нибудь бы сделал с собой, чтобы прекратить эту сладкую губительную пытку, но тут вдруг вернулся Иван и всё закончилось.  

Он не стал рассказывать другу о том, что с ним происходило во время его отсутствия, но проницательные глаза и лукавая усмешка будто говорили о том, что тот каким-то образом о чем-то догадывается.  

– Что-то, ты, чувак, квёлый последнее время.  Может съездим куда на природу, развеешься?  

– Я не против, – пожал плечами Роман, – но куда?  

– А хочешь, на дачу ко мне рванём? Родители сейчас на море, никто мешать не будет. Речка рядом, искупаемся.  

Стоял жаркий август и выехать из душного города, действительно, хотелось.  

Иван не стал откладывать поездку в долгий ящик, побросал в рюкзак продукты из холодильника и через час уже усаживались в электричку.  

Ехали недолго, дачный посёлок почти примыкал к Москве, что удивило Романа.  

– Да тебе всё лето за городом жить можно, а ты в пыльной квартире жаришься!  

– Не, брат. Предки жить спокойно не дадут. Да и потом наездился я сюда в детстве. Тоска и отстой.  

– Не скажи... – были первые слова Романа при виде старого двухэтажного деревянного дома.  

Такие дачи он видел только в кино, когда показывали фильмы о советской элите.  

– А кто твои родители?  

– Обычные пенсионеры. Мама – бывший фармацевт, отец – автослесарь. А вот дед у меня был генералом  артиллерии. И дача от него осталась.  

– Здорово!  

Дом был темный, сплошь заросшей диким виноградом, тесно переплетённым с гроздьями шишек хмеля, свисающими словно гирлянды с давно некрашенных стен дома.  Полузаброшенный мрачный сад  казался глухим и непроходимым. Несмотря на жару от него веяло  сыростью и запахом прелой листвы.  

– Мне кажется, что тут давно никого не было, – раздвигая высокую траву произнёс Роман.  

– Странно, я был уверен, что родители практически живут на даче, -он  задумчиво достал телефон.   Несколько раз набирал номер, но никто не отвечал.  

– Связи нет. Ну, ладно, заходи.  

В доме наоборот было свежо и опрятно. Роман с интересом разглядывал комнату. Кожаный диван с круглыми подлокотниками, украшенный белой тканной салфеткой, стол, накрытый льняной скатёркой, резные венские стулья,  кресло-качалка с небрежно брошенным клетчатым пледом, полосатые самодельные коврики – всё это передавало атмосферу ушедшей эпохи. Казалось хозяин совсем недавно оставил на журнальном столике прочитанную газету, а сам вышел на крыльцо покурить.  

– Знакомься, это мой дед Нестор Арнольдович ,  собственной персоной, – указал на портрет Иван.  

Роману отчего-то показалось знакомым строгое лицо с умным прищуром. Мужчина был изображен в полной генеральской амуниции. Из под фуражки виднелись коротко подстриженные седые волосы.  

Рома долго всматривался в его лицо, разглядывал надпись под портретом.  

– Нестор Арнольдович Нумитов. Твоя фамилия разве Нумитов?  -удивился он.  

– Нет. Мама в девичестве Нумитовой была.  

– Странное имя у твоего деда. И фамилия... Что-то мне напоминает...  Нумитов...  Нумитор!  

Ну конечно! Дед Ромула - Нумитор! А я думаю, кого мне его лицо напоминает! Если бы не короткая стрижка, точь-в-точь бы был!  

Иван остановился у портрета, потом с жалостью похлопал друга по плечу:  

– Ну, чувак, крыша у тебя и правда, едет. Ты наверное видел где-нибудь портрет моего деда, вот он тебе и приснился.  

– Да где я мог его видеть?  

– Да мало ли. В детстве где-нибудь в журнале например. В "Огоньке" на обложке его большое фото было, может ещё где.  

Роман недоверчиво пожал плечами, но может быть, действительно, так и было.  

– Ты иди на второй этаж, располагайся. Чаю глотнём и на речку.  

Рома задумчиво поднимался по скрипучим ступеням. И опять его охватило чувство полного родства с окружающей обстановкой. Наверху оказалась открытой только одна комната – узкая, как келья с одной единственной железной солдатской кроватью и казенной тумбочкой. Роман бросил на неё свой рюкзак, переоделся в шорты и спустился вниз.  

Выпили по стакану чая на небольшой терраске. Иван всё время задумчиво оглядывал заросший дворик.  

– Надо бы траву выкосить вечером.  

Роман кивнул.  

– А ты давно родителей видел?  

– Давно. Созванивались как-то. Я был уверен, что они сюда по-прежнему ездят.  

– Может болеют?  

– Ну, чувак, если бы болели я бы знал, наверное! И дозвониться не могу. Хотя они сейчас в Крыму, а там со связью, сам знаешь...  

Когда выходили из калитки, Ивана окликнула пожилая женщина из соседнего двора.  

– Ванятко, ты что ли? И не узнать совсем!  Чёйт на голове у тебя? Страх какой! И родители всё лето носу не кажут! Не заболели ли или ещё чего похуже?  

– Нормально всё у них, на море они сейчас.  Привет баб Мань.  

– На море? Дача зарастает, а они на море! Деньги какие завелись? – вскипела соседка.  

– Некогда нам, баб Мань, – отмахнулся от неё Иван.  

Но женщина никак не унималась.  

– И кто это с тобой? Дружок что ли? На море они укатили! Нечего сказать. А я за домом вашим присматривай! Кабы не я, растащили бы всё! – неслось вслед уходящим парням.  

– Говорливая у вас соседка, – заметил Роман.  

– Первая сплетница в посёлке. Ух и доставалось мне в детстве от неё! Всё родителям доносила! Хотя что ей ещё делать? Одинокая она.  

Так, переговариваясь, дошли до небольшой речки, сплошь усыпанной телами местных дачников. Задерживаться не стали. Искупались и пошли обратно. Многие здесь знали Ивана, посыпались вопросы, на которые тому явно не хотелось отвечать.  

– А ты спрашивал, почему не езжу сюда. Проходу не дадут. Молодежи почти нет. Одни старики. Они от скуки и любопытства за мажай загонят. Сейчас ещё бабку Маню встретим опять. Та вообще как репей.  

Но, на их счастье, никто по дороге не встретился.  

Освежившись после речки, парни взялись за работу. Иван вытащил из сарая старую косу, подточил её и принялся скашивать заросший двор. Роман сгребал траву и уносил к куче у забора. Уставшие и потные присели на крылечке.  

– На речку не пойдем, из колодца обольёмся.  

После обливания холодной водой на короткое время пришла бодрость, но вскоре после ужина их сморило и они разошлись по своим кроватям.  

Роман почти сразу провалился в глубокий сон, но среди ночи внезапно проснулся. Сквозь не зашторенное окно светила полная луна и в комнатушке было относительно светло. Тем не менее он сразу не заметил сидящую в углу комнаты фигуру. Онемев от ужаса, Роман молча всматривался в сидящего.  

– Вань, это ты? – прерывистым шёпотом спросил он.  

– Почему ты не послушал меня, Ромул?  

Блик луны осветил лицо говорившего. Это была точная копия генерала с портрета, Роман уставился на блестящую золотую звезду на погоне мундира, потом его взгляд упал на волосы незнакомца. Они не были подстрижены, а перевязаны тонкой тесьмой сзади.  

– Дьяволица принесёт тебе беду и мир не будет для тебя прежним. Вернись в Альба Лонгу, заклинаю тебя. Ты хочешь построить вечный город, но пожнёшь смерть!  

– Кто вы такой? – с усилием произнес Роман, ужас в груди нарастал.  

– Ты не узнаёшь своего деда, Ромул?  

Незнакомец поднялся и сделал шаг к Роману.  

– Это всего лишь сон, – в панике решил тот, – всего лишь сон.  

Изо всех сил пытаясь проснуться, обречённо наблюдал медленное приближение генерала.  

– Разве вы не дед Ивана? – сквозь оцепенение прохрипел Роман.  

– Он не внук мне, не внук! Чертова блудница принесла щенка в подоле! – яростно прокричал старик, сжимая кулаки.  

От нестерпимого ужаса Роман проснулся. Он лежал, восстанавливая дыхание, сердце гулко билось. Долго не мог уснуть, но потом снова забылся крепким сном.  

Утром ночной кошмар уже не казался таким страшным. Тем не менее, спустившись вниз, подошёл к портрету, всматриваясь в лицо. Генерал на портрете упрямо смотрел сквозь Романа. Взгляд его был суровым и надменным.  

– Разглядываешь старика? – Иван подошёл сзади, – странный эффект у портрета, где бы я не стоял, мне всегда казалось, что он смотрит мне прямо в глаза.  

– Я как раз наблюдаю обратное действие. Ты знаешь, он мне сегодня снился ночью.  

– Ого! Твои сны изменились. И что же сказал тебе мой дед?  

– Что ты не его внук.  

Услышав слова Романа Иван помрачнел.  

– Это же сон, ерунда какая-то, – увидев хмурое лицо друга, успокоил Роман.  

– К сожалению, не ерунда. А ведь это правда. И я узнал об этом совсем недавно.  

Он заварил кофе и вышел на террасу, кивком головы приглашая с собой.  

– Я всегда побаивался деда. Никогда он не был ласков со мной, да и родители не особо обращали на меня внимания. Со мной всегда рядом находилась тётка – младшая мамина сестра. Она была инвалидом с детства, одна нога короче другой, поэтому не работала и была в доме кем-то вроде прислуги. Меня всегда удивляло отношение к ней в нашей семье. В отличие от высокомерной матери и властного деда она была мягкой, ласковой, молчаливой.  

– А бабушка? – рассказ Ивана навеял воспоминания о собственной бабушке.  

– Я её никогда не видел. Она ушла из семьи сразу после моего рождения.  

– Как ушла?! Куда?  

– У нас не принято было это обсуждать. Не знаю. Ну так вот. Практически все время я проводил с тётей Адиной.  

– Ну и имена у вас.  

Иван кивнул и продолжил:  

– После её смерти я узнал, что она была не родной дочерью Нумитовых. Её усыновили в детстве. Тогда у советской элиты было модным брать в дом сирот.   Так маленькая еврейская девочка попала в наш дом. Но и это ещё не всё. Оказалось, что я на самом деле её сын, а мои родители усыновили меня, когда Адина родила ребёнка вне брака. Чтобы скрыть позор. Их собственный сын умер во младенчестве. Усыновить то усыновили, но полюбить не смогли. И не спрашивай, почему я почти не общаюсь с ними, чувак, – он грустно покачал головой.  

– Ну и история, – Роман удивлённо смотрел на Ивана, – знаешь, ты хоть и родился в генеральской семье, а я в деревенской, детство наше чем-то похоже, меня тоже сначала воспитывала бабушка, а потом ненавидящая своего ребёнка-мать.   А квартира? От кого она тебе досталась?  

– А она как раз от родственницы моей настоящей матери. Та долго искала её, и, наверное, какое-то время они общались и Адина открыла тайну моего рождения. Вскоре она умерла, потом умерла и её родственница. А квартира была завещана мне.  

– Имя какое, Адина, – никогда не слышал.  

– В переводе с иудейского "кроткая", так что я по матери еврей.  

– А про настоящего отца тебе ничего не известно?  

– Нет. Сколько я не пытал мать, – он замялся,  -ту, которую всю жизнь считал своей, она только молча поджимала губы в ответ.  

– А приёмный отец, он ничего тебе не говорил?  

– Что ты! Это человек полностью раздавленный моей высокородной роднёй. Такой мезальянс! Дочь генерала вышла замуж за простого автослесаря! Правда, он всегда неплохо зарабатывал, но права голоса никогда не имел. Они с Адиной больше подходили друг другу, оба тихие, запуганные. Кстати, мне всегда казалось, что он искренне меня любит, но боится проявить чувства.  

– А не мог он быть твоим настоящим отцом?  

Иван застыл в раздумье.  

– Знаешь, мне и самому это приходило в голову. Один раз я видел, как он с Адиной сидели рядом и он нежно гладил её руку, будто успокаивая. А после её смерти был совсем раздавлен.  

– Может быть остались какие-то документы?  

– Не знаю, не думаю. Хотя... Знаешь, последние годы дед провёл на даче. На втором этаже его кабинет и спальня. Никогда не видел, чтобы комнаты были открыты, даже при его жизни. Меня приводили туда в редких случаях, когда я шкодил, чтобы он вынес свой вердикт и объявил наказание.  

– Что тебе мешает зайти туда сейчас?  

– И правда. Понимаешь, чувак, я настолько привык к нерушимым порядкам в этой семье, что мне и в голову не приходило их нарушать.  А ведь я вчера натыкался на связку ключей в комоде.  

Глава 7  

После некоторых манипуляций с ключами, им удалось попасть в просторную комнату деда, гордо именуемой кабинетом. Она была почти пуста: несколько шкафов со стеклянными дверцами, доверху набитые пожелтевшими газетами и журналами, ряд всё тех же, что и внизу, венских стульев и огромный письменный стол, одиноко громоздящийся посреди комнаты. Сквозь задернутые портьеры проникали косые лучики солнца. Но вообще комната казалась заброшенной, пыльной и какой-то злой.  

– Врят ли мы здесь что-нибудь найдём, сам видишь: дед ничего ценного сюда не привозил. Сидел здесь обычно за столом в огромном кресле, читал прессу. Кресло потом перевезли в Москву, книги были какие-то, тоже увезли.  

Он поочередно открывал ящики стола. Ничего, кроме старых шариковых ручек и огрызков карандашей там не было.  

– Бесполезно что-то искать.  

– А в его спальне?  

– Навряд лили. Ну давай глянем.  

Мы открыли ещё одну комнату, чуть побольше той, в которой расположился я. Но она отличалась не только размерами. Массивная деревянная кровать, такой же шкаф в изголовье, прикроватный столик – всё прочное, добротное, из одного гарнитура. Иван раздвинул задёрнутые шторы и впустив дневной свет спальня тут же преобразилась. В отличие от кабинета она казалась совершенно жилой, ни пыли, ни затхлости.  

Роман заглянул в шкаф. На плечиках висели вещи: два потёртых костюма, выгоревшие рубашки и розовое женское платье, украшенное самодельными розочками. Оглядев его, Ваня заметил: – Не помню, чтобы я на ком-то его видел. Да и размер у него... Адина была маленькой и худенькой. Мама, – он запнулся, – рослая, а тут платье явно на полноватую женщину среднего роста, цвет странный, розовый какой-то.  

– Может быть это платье твоей пропавшей бабушки?  

Иван ничего не ответил, рылся в глубине шкафа. Через какое-то время он вытащил потёртую картонную коробку из-под обуви и сел с ней на кровать.  

– Кажется тут должны быть фотографии.  

Действительно, в коробке лежали старые потускневшие фото, вырезки из газет, оплаченные квитанции, какие-то записки. Иван молча разглядывал все это и откладывал в сторону.  

Роман терпеливо ждал.  

– Не знаю. Тут все больше какие-то незнакомые мне люди. В московской квартире есть большой семейный альбом, но там только я, папа с мамой, Адина и дед. Хотя, смотри.  

Он протянул старую фотографию на которой молодой мужчина в военной форме сидел рядом с миловидной женщиной. На ней было то самое платье, которое они обнаружили в шкафу. И хотя фотография была черно-белой, все сомнения отметали характерные розочки.  

– Да это же дед в молодости! – воскликнул Иван. Он перевернул фотографию и на обратной стороне прочитал надпись:  

" Нестор и Ольга-теперь навеки вместе".  

– Наверное эта их свадебная фотография, – заметил Роман.  

Иван заинтересованно разглядывал снимок:  

– Вот значит какой она была!  

– А что других фотографий нет?  

– Может и были, но дед всё уничтожил. И никогда о ней не говорил. Смотри-ка тут ещё письмо какое-то.  

Он вытащил из коробки пожелтевший конверт, адресованный Нумитову Н. А.  

Вместе попытались прочитать почти затёртый обратный адрес.  

– Свято-Троицкий монастырь, – наконец прошептал Иван, — Интересно. Дед был воинствующим атеистом, – вынимая письмо из конверта, заметил он.  

Письмо было коротким.  

– Дорогой Нестор!  

Приют я свой нашла в Свято-Троицкой обители. Всё у меня хорошо, только душа болит за вас. О прощении не прошу, знаю, его не будет. Ну да, бог простит. А я молиться буду. За свой грех. Ибо не ведала я, что творила. И за все ваши грехи молиться буду, за прошлые и будущие, ибо в дом вошёл Демон ночи и многие души погубит он.  

Не поминай лихом, Нестор.  

Инокиня Епистимия.  

– Это от бабушки, – изумленно прошептал Иван, – так вот значит куда она пропала! В монастырь ушла. Представляю какой удар был для деда. Он ведь убеждённый коммунист был, а тут такое: жена в монастырь подалась. Поэтому то всё так тщательно скрывалось.  

– А о каком Демоне ночи она пишет?  

– Э, чувак, откуда мне то знать? Может она вообще сбрендила и в монастырь ушла, чтобы в дурку не попасть.  

– Всё таки интересно. А может съездить в этот монастырь, узнаем что-то про неё?  

– Да она померла поди давно. Лет-то ей под сто должно быть. Впрочем, и правда, интересно.  Попытка-не пытка, адрес у нас есть, завтра и смотаемся.  

В монастырь их не пустили. Напрасно Иван сотрясал воздух перед огромными коваными воротами, смотритель лишь крестился и бормотал: запрещено.  

Роман решил зайти в церковь, поставить свечку, Иван остался сидеть на скамеечке у ворот храма.  

– Не пойдешь? – спросил его Ромка.  

– Неа, я церковь не люблю. Это у нас семейное, ну если не считать бабку.  

– А я зайду.  

Войдя в храм засмотрелся на расписной потолок. Святые, будто возносясь в высь, давали строгое напутствие страждущим. Роману показалось, что все они смотрят на него с укоризной. Маленькая женщина в чёрном платке не спеша ходила от иконы к иконе, собирала с кондил догоревшие свечи, негромко давала советы неопытным захожанам. Роман какое-то время наблюдал за ней и вдруг будто что-то подтолкнуло его к этой женщине.  

– Вы не могли бы дать совет?  

– Что касатик, мой хороший, свечку не знаешь куда ставить?  

– Да нет, тут другое дело, – и он вкратце рассказал ей о том, что приехали они с другом узнать что-то о принявшей постриг бабушке, которую тот никогда не видел. И показал ей письмо.  

– Матушка Епистимия, как же, знаю, знаю. Ой, плоха она совсем. Соборовать готовят.  

– Так она жива?!  

– Жива была, касатик, бог долгую жизнь дал за молитвы её и благодеяния.  

– Да можно ли с ней увидеться? Внук её тут.  

– Постойте возле храма, я сбегаю похлопотать. Может и душа её легче отойдёт, коли внучка повидает.  

После долгого ожидания в воротах показалась монашка. Оглядевшись, подошла к ребятам.  

– Это вы к матушке Епистимии?  

– Мы, вот внук её, – взволнованно проговорил Роман. Иван сохранял молчаливую невозмутимость.  

– Матушка настоятельница велела пропустить вас в виде исключения. Идите за мной.  

Их отвели в узкую тёмную келью, где тяжёлый дух болезненного тела смешивался с запахами елея, благовоний и ещё чего-то такого, что указывает на необратимое приближение смерти.  

Монашка подошла к лежачей и ласково погладила её руку:  

– Матушка, к вам пришли.  

Больная не шевельнулась. Постояли некоторое время у узкого ложа и уже Иван кивнул в сторону выхода, как умирающая открыла глаза. В темноте кельи было трудно разглядеть лицо, тем не менее Романа поразили её светлые чистые глаза.  

– Внук, внук это ваш, матушка, – радостно воскликнула монашка, подталкивая к ложу Ивана.  

При взгляде на него лицо болящей исказилось в ужасе.  

– Изыди, сатана, – страшный хрип вырвался из обескровленных губ. Иван от неожиданности отшатнулся и чуть не упал на Романа. Монашка тоже испуганно дёрнулась. Лицо Ивана исказилось болезненной судорогой и он бросился вон из кельи. Уступая дорогу другу, Роман невольно вынужден был прижаться к постели старушки. И вдруг с удивлением почувствовал, как в него впилась костлявая высохшая рука.  

– Спаси душу свою. Не продавайся диаволу, – страшный шёпот вырывался из посиневших губ древней старушки, – дьявол силён, а ты не поддавайся!  

Хватка ослабла, рука взметнулась в последнем крёстном знамении и тут глаза её помутнели и голова откинулась назад.  Мелко-мелко закрестилась смущенная монашка, а потом разразилась потоком стенаний. Бросив последний взгляд на умершую, Роман вышел наружу.  

Догнав Ивана хотел сообщить ему о смерти бабушки, но тот что-то гневно бормотал себе под нос.  

– Сумасшедшая старуха, – сумел разобрать Роман, и чтобы не усугублять ситуацию умолчал о её последних словах.  

– Она умерла, – только заметил он.  

– Для меня она умерла давно, – отмахнулся Иван, -я вот ничего не почувствовал, веришь?  

В Москву ехали молча. Иван был не в духе, Роман думал о предсмертных словах усопшей. Конечно, может, действительно, с головой у старухи проблемы: ушла из дома после рождения внука, вообразила себе чёрт знает что. Странная всё же у Ивана семейка! Тут он вспомнил генерала, тот тоже нёс какую-то чушь про дьявола, или про дьяволицу. Но там хотя был сон, а здесь всё происходило наяву.  

По приезду в Москву Иван решил съездить в родительскую квартиру.  

– Покопаюсь там в бумагах, может что интересное найду.  

Романа он с собой не позвал и тот вернулся в квартиру один. Уставший после долгой дороги, прилёг на свой диванчик и задремал. Сквозь дрёму он слышал шум из открытого окна, звонки трамваев, гул машин, голоса людей, но вскоре шумы стихли, крепкий сон унёс его в далёкое прошлое.  

Он стоял на одном из семи холмов и сердце наполнялось великой радостью. Его город рос, расширялся и за время его отсутствия он заметил, как грядой выросли новые дома. Не убогие хижины, а большие и светлые жилища. Но больше всего его душила радость от того, что он сейчас увидится с той, к которой так стремилось сердце, к той, о ком тосковал он долгими тёмными ночами. И не выдержав больше, пустил коня галопом, взметая клубы пыли и высекая огонь об попадающиеся на пути скалистые камни.  

Бросив повод подбежавшему конюшему, стремглав ринулся по гулким залам, еще не затоптанным, не обезображенным чадящими факелами, не заполненными удушливыми запахами. С гулко бьющимся сердцем влетел в покои возлюбленной и радостный возглас замер на помертвевших губах: в полумраке в свете масляной лампы, наполнявшей воздух сладкими удушливыми ароматами, причудливо извивались два нагих тела. Не замечая вошедшего, любовники предавались безудержной страсти, разгоряченной  сладострастными стонами. Как безумный он выхватил свой длинный солдатский нож и бросился кромсать эти бесстыжие в своей наготе тела, окрашивая стены фонтанами крови, не замечая в помешательстве, что вместе с возлюбленной убивает своего удиноутробного брата. А когда бешенство отпустило его, в последний раз прижался к окровавленным губам изменницы, вбирая в себя солёную липкую влагу. И с удивлением увидел, как она открыла, уже подернутые дымкой глаза и тихо прошептала, улыбаясь:  

– Анахну нсуим бдам... мы повенчаны с тобой кровью...  

Роман проснулся, дрожа толи от холода, толи от пережитого во сне волнения. Сидел, кутаясь в одеяло, никак не мог избавиться от соленого привкуса крови на губах. А в ушах стояли странные слова:  

"Анахну нсуим бдам", они намертво врезались в память и он вслух несколько раз повторил их, после чего в мутном зеркале напротив, ему показалось какое-то движение. С бьющимся сердцем он подошёл к нему и опять громко повторил эту фразу, наблюдая, как в сером тусклом стекле появляется чей-то неясный силуэт. Ему вдруг стало нехорошо, тошнота скрутила желудок, в голове пульсировала боль и он в изнеможении опустился на диван, прилёг и снова заснул, уже без снов и призраков.  

Проснулся поздно, его разбудил звон посуды на кухне, вернулся Иван.  

– Ты чего, чувак, приболел? – озабоченно спросил он, – бледный какой-то, стонал во сне.  

– Да есть немного, - Роман и правда чувствовал себя ослабевшим после пережитого накануне, – что-нибудь удалось узнать?  

– Да нет, часть дедовых документы сдано в архив, часть уничтожено. Всё чисто и стерильно. Да и не стоит ворошить прошлое.  

– Ты обещал мне рассказать про эту квартиру.  

– Да, история у квартиры, я тебе скажу...,- разливая по бокалам закипевший чай с удовольствием начал Иван.  

– Был такой белый генерал Яков Слащев, прославился во время обороны Крыма. Сам Врангель его назначил полновесным властителем Крыма. Кстати, неплохой мужик был, пользовался любовью у солдат и офицеров, его даже звали между собой генералом Яшей. Ну и у женщин успехом пользовался неимоверным. Красавец, казак, смельчак, в папахе – с шашкой наголо! И несмотря на то, что был женат, закрутил в своём полку роман с молодой юнкершей Ниночкой. Она добровольцем ушла на фронт, за доблесть и отвагу даже имела два георгиевских креста. Страсть разгорелась такая, что наш генерал развелся с первой женой и женился на Ниночке.  

Но как ты знаешь, белое движение потерпело фиаско и Слащев с супругой бежали в Константинополь. Не знаю, как они там жили, но наверное, не сладко, так как когда Советы объявили амнистию для таких, как он, вернулись в Россию и поселились в этой небольшой квартирке.  

– И их не арестовали?  

– Нет, ничего такого. Да и потом, это был всего лишь 1925 год, репрессии начались через  десять лет. Его взяли преподавателем в военную академию, она устроилась где-то в театре. Девица была довольно бойкая, смазливая, ну и сам понимаешь, театральная среда – вольные нравы, поклонники. Особенно отличался один, Лазарь Коленберг, кажется его фамилия. Ради Ниночки он стал брать частные уроки военной тактики у Слащева, получил свободный доступ в их дом. Ниночка недолго сопротивлялась любовному натиску Лазаря и в один интересный момент генерал застукал их в этой же самой квартире.  

– И что, убил? – история странно перекликалась с ночным видением Романа и он нервно ждал её окончания.  

– Не сомневайся, убил бы! Но все решил случай. Завязалась борьба, в ходе которой убит был сам генерал. Подробности мне неизвестны.  

– А Ниночка?  

Иван пожал плечами:  

– А Ниночка пропала. Исчезла,  испарилась-будто её и не было!  

– Как так?  

– Ну, чувак, не знаю я. Может арестовать её, или замуж вышла за этого Лазаря. История об этом умалчивает. Но я, смотрю, тебя знобит. Ты иди ложись.  

Романа и правда бросало в озноб, к тому же утренняя слабость не отпускала. Он чувствовал себя так же плохо, как после выхода из больницы.  

– Наверное, прилягу. А откуда ты узнал всё это?  

– Студенты где-то раскопали. Я отойду ненадолго, может в аптеку зайти?  

– Да нет, так пройдёт.  

Иван ушёл, а Роман не мог уснуть, размышляя о той трагедии, случившейся в этой самой комнате почти сто лет назад. Он залез в интернет в надежде найти фото четы Слащевых. Поисковик выдал сразу несколько старых снимков с молодым белым генералом в военной форме.  

– Что же, черт возьми, происходит? – воскликнул он, разглядывая лицо Якова. С экрана  смотрел его точный двойник. И только бравая выправка, короткая стрижка и аккуратные усики являлись отличительным признаком.  

Фотографий Нины почти не было, я если и были, то в военной форме, коротко стриженная, мало напоминала роковую красотку. Но буквально все современники отмечали её необычные бесовские глаза .   Старый снимок сохранил лишь холодный прищур этих глаз, но никаких совпадений с его возлюбленной из снов он не находил.  

Глава 8  

Отлежавшись еще пару дней, почувствовав себя совершенно здоровым, Роман напросился вечером в напарники к Ивану для разгрузки продуктов в одном из ресторанов. Они шли по Садовому бульвару в сгущающихся сумерках. Несмотря на дневную жару, приближение осени чувствовалось во всем: в жухлой линялой траве, в суховатых листьях, грустно прощающихся с деревьями, холодном после закатном воздухе. Они шли не торопясь, изредка лениво перебрасываясь словами. Роман привычно смотрел по сторонам, разглядывая здания, не уставая удивляться красоте старого города. Вдруг откуда-то из глубины деревьев он услышал слабый голос:  

– Ирду,  Ирду, это же ты, я узнала тебя!  Ирду!  

Роман оглянулся и увидел, как со скамейки поднялась девушка. Вид её сильно смутил парня, он толкнул локтем Ивана в бок и кивнул в сторону приближавшейся. Девушка походила на призрак. Черные круги, измождённое лицо, бескровные потрескавшиеся губы, она напоминала ожившую зомби.  

– Ирду!  

– Кому она? Нам? – ошарашенно спросил Роман.  

– Пошли, не видишь, наркоманка, – отмахнулся Иван.  

– Не уходи,  Ирду! – шептали губы девушки, в то время, как Иван пытался стремительно увести друга прочь.  

– Да подожди, может ей помощь нужна? И кого она зовёт? Какого-то Ирду.  

– Пойдём, пойдём, ты ей не поможешь! Наверняка дружка своего,  нарика потеряла.  

Роман ещё раз оглянулся и увидел, как девушка в изнеможении села на землю, протягивая костлявые руки и вслед им слабый ветерок доносил её страшный шёпот:  

– Ирду, любимый, не уходи от меня...  

– Жуткое зрелище! – Роман передёрнул плечами.  

– И не говори, – как-то наиграно весело ответил Иван, – и как себя до этого можно довести?  

Отчего-то тон его был неприятен Роману, будто вид встреченной девушки развеселил парня, в то время как на него самого произвёл удручающее впечатление. И уже поздно ночью, сидя во время краткого перерыва в темном закутке он забил в поисковике имя Ирду.  

" Ирду Лили – один из сыновей-инкубов Лилит, один из первых четырех и сильнейших Инкубов. Он один из Демонов Ночи. "  

– Опять этот Демон ночи! – Роман в волнении вскочил на ноги, потом снова сел и глубоко задумался. К утру созрело решение.  

– Вань, тут такое дело... Я, наверное, съеду. Я и так долго пользовался твоим гостеприимством, пора и честь знать. Надо устраиваться на нормальную работу, снять квартиру, а то как-то несерьёзно всё это.  

– Подожди, чувак! Я тебя чем-то обидел? Или тебе что-то не нравится? – обескураженный тон Ивана несколько смутил.  

– Да нет, всё нормально. Но я наверное мешаю тебе? Может тебе девушку хочется оставить на ночь, а тут я.  

– Заметь чувак, я предпочитаю ночевать у подружек. Оставишь раз, потом не выгонишь, так что право первой ночи на моём диване принадлежит только тебе! Ты мне, как брат стал! Что ты такое придумал?  

– Извини, но я твердо решил.  

– Ну подожди, чувак! С работой решим. Тут в один ночной клуб охранник требуется. Корочки тебе сделаем. А что? Вон какие мускулы накачал на разгрузке. Или не хочешь быть охранником?  

– Ну почему? – перспектива постоянной работы обрадовала.  

– А жить можешь у меня. Если я тебе мешаю, то это ненадолго. Видишь ли, я, наверное, уеду. И надолго. Предложили мне халтурку в экспедиции одной. За квартирой всё равно нужно приглядывать, подъезд-то выселенный, сам знаешь. Поселятся бомжи, разведут вонь, не выветришь потом.  

Роман смутился:  

– Как ты можешь мне мешать в своём доме? Постой, а куда экспедиция?  

– Ну пока ничего не скажу, – туманно проговорил Иван, – знаешь, я суеверный, расскажу и не получится ничего. Так что потом узнаешь. Ну так что, согласен?  

Роману очень хотелось ответить отказом, но он понимал как это обидит друга, он ведь в сущности ничего, кроме добра от него не видел. И всё же, после того, как он дал согласие и Иван обрадованно хлопнул его по плечу, он внезапно, вслед идущему впереди парню крикнул:  

– Ирду Лили!  

Иван вздрогнул, повернулся к Роману всем телом, на минуту хищно оскалив зубы. Это длилось всего лишь мгновение, но Роману вдруг стало страшно.  

– Ты чего? – миролюбиво спросил Иван. Что за тарабарщина?  

– Девчонка вчерашняя, покоя не даёт, – смущенно проговорил Роман.  

– Ну и впечатлительный ты, чувак! Забудь!  

Последнее слово будто эхом прошлось по пустой подворотне, в которую входили друзья, подходя к дому. И эти отзвуки эха и впрямь успокоили Романа, он начал оглушительно зевать и дойдя до дивана, упал и забылся глубоким сном.  

А через три дня Иван действительно уехал, так толком не объяснив куда и насколько. Предварительно он сводил его в обещанный ночной клуб, где Романа на удивление легко приняли на работу, нисколько не смущаясь отсутствием нужных документов.  

Работа нравилась. Делать особо ничего не надо было. Стой, глазей себе по сторонам, смотри как люди развлекаются. Таких охранников или секьюрити, как они сами себя называли, в зале было несколько, они стояли по всему периметру зала, изредка переговариваясь по рации. Каких-то крупных инцидентов не было, если кто-то начинал себя слишком вольно вести, следовало вызвать старшего, самому, за неимением опыта, вмешиваться разрешалось только в крайних случаях.  

Однажды в мелькании света разноцветных прожекторов он заметил знакомое лицо. С удивлением узнал Фёдора. Тот был с девушкой, в которой не сразу угадал похудевшую Кони. Некоторое время Роман следил за ними взглядом, но потом отвлёкся на шумную компанию и потерял из вида. В какой-то момент Фёдор тоже узнал Рому. Он проходил мимо с двумя бокалами Манхэттена и, уворачиваясь от танцующих, нос к носу столкнулся с бывшим другом. Оцепенев на некоторое время, Фёдор молча стоял перед Романом, не зная, что сказать.  

– Привет! – наконец выдавил он, – не ожидал тебя встретить здесь, вернее, совсем не ожидал встретить...  

Роман, будто не замечая говорившего,  поверх его головы оглядывал зал. Кони, устав ждать свой коктейль, пробиралась к бару, в поисках Федора. Наткнувшись на него, тоже встала, как вкопанная. После ухода Романа она мучила себя страшными картинами его скитаний и смерти. Ведь он ушёл в никуда, без денег, больной и слабый. Она пыталась искать его, но всё было тщетно. От сосущих душу переживаний и угрызений совести она впала в уныние и даже похудела, что положительным образом отразилось на её внешности. Тут внезапно появился заметно истаскавшийся и довольно поистратившийся Фёдор. Ни на какие Мальдивы он не ездил, слетал на некоторое время в Турцию, а потом просто прожигал жизнь в барах и ночных клубах. Вот кого совершенно не мучила совесть, и встретив Кони, услышав её сбивчивый горестный рассказ, только пожал плечами.  

– Неужели тебе совсем его не жалко? Он же друг твой. Вы же росли вместе!  

– Ну росли... А теперь выросли. Он всегда был чудаковатым парнем, будто с другой планеты.  

– Ты же ограбил его! Сбежал!  

– Милая Кони, я спасал свою жизнь. Ты, как американка должна меня понять.  

– У вас превратное отношение об американцах.  

– Угу, – оскалился Фёдор.  

Кони раздражённо фыркнула, и всё же она не прогнала Федю, его безалаберность служила слабым утешением для её совести. Он легко предал и забыл друга, в чём же вина Кони? Она пыталась окружить его заботой и вниманием, но он сам не принял всего этого и ушёл. И вот Роман собственной персоной стоит перед ними, совершенно здоровый, возмужавший и до невозможности красивый в этом чёрном стильном костюме, будто он не простой охранник, а какой-нибудь русский олигарх.  

– Я должен объяснять тебе всё, – мямлил Фёдор.  

Кони не говорила ничего, она просто смотрела на Романа и чувствовала, как внутри рождается буря чувств. От безумной радости и восхищения, до глубокой растерянности.  

Роман же был холоден и как никогда спокоен.  

– Вы мешаете мне работать, – строго проговорил он.  

Фёдор совсем стушевался. Он согласно кивнул головой, взял девушку за руку и повёл к свободному столику.  

– Прости меня, – шепнула Кони и с удовлетворением заметила, как на миг потеплели глаза Романа.  

Они сидели до самого закрытия, потом ещё долго стояли у служебного выхода, карауля Романа. Фёдор был уже изрядно пьян и это придавало ему смелости, Кони хотелось спать, но так же хотелось дождаться Рому. Когда он вышел, она буквально на себе подтащила к нему плохо стоящего на ногах Фёдора.  

– Я должен объяснять тебе Рома. Ты был ну совсем овощем, а они собирались и со мной тоже сделать, – он говорил медленно, с трудом подбирая слова, – я всё верну, не сейчас, потом...  

– Мне ничего не надо. И я не обижаюсь. А теперь дайте мне пройти, я устал, да и вы тоже.  

– Ну адрес, адрес-то скажи, как тебя найти, – канючил Федя.  

– Не надо, – отрезал Роман, тут взгляд его упал на Кони. Она жалко жалась к Федору и в глазах её стояли слёзы.  

– И ты прости меня, Кони. Прости, что всё так вышло...  

– Я люблю тебя, – почти беззвучно прошептала она и повторила ещё раз по английски.  

– Не надо, – остановил её Роман, – у меня теперь другая жизнь, идите домой.  

И действительно, это был уже не тот Роман, которого они знали несколько месяцев назад. Он изменился не только внешне. Изменилась его походка, его тон, его движения, его мировоззрение.  

А ночью он снова встретил Кони. Но уже во сне.  

Город рос, в него стекалось все больше людей и это приносило удовлетворение. Но душа болела. Сколько ночей он провёл скрипя зубами от бессилия: Она не выходила у него ни из головы, ни из сердца. Её последний стон и его прощальный поцелуй, он до сих пор ощущал солёный вкус крови на своих губах, а ведь прошло столько времени! Но оно не стирало воспоминаний. Тоска сменялась ненавистью, и в такие минуты он снова и снова крушил все, что попадалось ему на глаза и тогда  ненадолго становилось легче. В городе ему было душно и тесно . С небольшим отрядом уходил охотиться в горы, ночуя в пещерах, знакомых с детства. Там, где с Ремом они делали первые шаги. О брате он старался не думать. Это была ещё одна неутихающая боль. Они не очень ладили между собой. Он считался старшим, да и был сильнее и мужественнее своего изнеженного брата. Даром, что оба воспитывались у пастухов. Рем был ленив и заносчив, завидовал Ромулу во всём. И неудивительно, что он соблазнил Лайил. Или она его.  

Он скрипнул зубами от нахлынувших воспоминаний, возвращаясь с охоты. Мёртвая голова кабана больно била по крупу скакуна, тот недовольно фыркал и время от времени взбрыкивал. Решили сделать привал в небольшой оливковой роще, появившейся на горизонте. Отряд нагнал небольшую повозку,  неспеша плетущуюся по дороге. Заглянув внутрь, он сделал знак спутникам остановиться. В небольшой карруке сидела женщина с ребёнком  в сопровождении двух слуг.  

– Знатной даме опасно путешествовать в столь малочисленном окружении, - он склонился в приветственном поклоне, – желаете, чтобы мы сопроводили вас?  

Женщина в повозке подняла глаза и тут же опустила их и он с удивлением увидел, как зарделись её щеки. Лицо показалось знакомым.  

– Как зовут тебя, госпожа?  

– Моё имя Герсилия. Я дочь Тита Тация и жена Гостилия Гоция.  

– Прости, что не признал тебя сабинянка.  

В его памяти осталась некрасивая девочка с нечистой кожей на пухлых щеках. С тех пор она сильно изменилась. Детская припухлость сменилась приятными округлостями, розовые щечки покрылись нежным пушком, лицо источало невинность и кротость.  

– Что же ты делаешь одна вдали от селения? – он не смог удержать удивления.  

– Мой муж послал меня проверить, как трудятся рабы на плантации. А заодно я заехала проведать отца и показать ему внука.  

– Поистине твой муж неразумен, женщина! Послать тебя одну в сопровождении всего лишь двух слуг!  

– Скорее  скуп, – пробормотала Герсилия с плохо скрываемой горечью.  

– Не пристало дочери Тита Тация, как бедной простолюдинке трястить на дороге. Мы проводим тебя до дома, а пока не разделишь ли ты с нами скромную трапезу?  

– С благодарностью приму твоё приглашение благородный Ромул.  

Они сидели рядом на поваленном дереве, он подавал ей самые сочные куски мяса. Она отламывала маленькие кусочки, вкладывала их в рот урчащему от удовольствия ребёнку.  

– Забавный. Совсем как маленький волчонок с жадностью вгрызается в мясо, размазывая по довольной мордашке жир вперемешку со слюной. А у меня мог быть такой же, – подумал и вздохнул. Но тут же обратил внимание на молодую женщину. В отличие от сына, она ела аккуратно, украдкой облизывая изящные пальчики. Почувствовал, как вдруг  отступает многолетняя боль. Он загляделся на нежный русый завиток у самого ушка и невольно склонился к нему, почти касаясь губами розовой мочки, прошептал:  

– Я хотел бы встретиться с собой, госпожа, ещё раз. Наедине.  

И с удовольствием заметил, как зардевшаяся Герсилия чуть качнула головой в знак согласия.  

Глава 9  

После случайной встречи Кони зачастила к Роману. Она приходила в клуб, садилась невдалеке и буквально прожигала его глазами. Ему было неудобно перед этим взглядом, тем более в снах она появлялась перед ним в образе Герсилии.  

Они тайно встречались вот уже несколько месяцев. Ему нравилась её девичья застенчивость. Несмотря на то, что она была замужем и имела ребёнка, в искусстве любви Герсилия была неопытна и робка. Это забавляло.  Всякий раз когда он развязывал на ней тунику, она в смущении старалась прикрыться рукой, но потом, краснея, покорно выполняла все его просьбы. Иногда ему казалось, что она просто подыгрывает ему.  

– Ах, если бы мы могли не расставаться больше! – с горечью как-то воскликнула она, даря ему прощальный поцелуй.  

– Мне бы не хотелось для этого убивать твоего мужа, – хохотнул он.  

– И не надо. У меня есть план. Готов ли ты выслушать его?  

Он слушал её сначала без интереса, но вскоре понял, какие выгоды несёт её предложение.  

В городе катастрофически не хватало женщин. И пока их не будет в достаточном количестве жителей так и будут считать сбродом и скопищем разбойников. Мужчинам нужны были семьи.  Герсилия предложила устроить праздник, пригласить на него соседних сабинян со всеми своими семьями, опоить мужчин и выгнать их из города. А девушек выдать замуж за римлян. О себе скромно промолчала, но было ясно, что она останется с ним.  

– Правду говорил дед, она умна. Умна и коварна, как все женщины, – лениво размышлял он, – но нет ничего худого в умной жене. И он согласился.  

Романа очень смущало настойчивое внимание Кони. Да ещё эти сны! После них он просыпался слегка возбуждённым и расстроенным. Ему никогда особенно не нравилась Кони. Её щенячья любовь раздражала. Там в снах он был более терпим к ней, наяву чувствовал лишь глухое раздражение. И вообще все эти истории со снами утомляли, он будто был опутан какой-то липкой паутиной, из которой невозможно было выбраться, не увязнув ещё больше. Иван не появлялся, лишь изредка обменивался короткими сообщениями. Роман был рад его отсутствию, потому что подсознательно связывал его со всем, что происходило с ним всё это время.  

В клубе между тем начали происходить изменения. У него появился новый владелец, вернее владелица. Её ещё никто не видел, но сплетни ходили разные. Роман не сильно к ним прислушивался, он вообще почти ни с кем не сдружился в клубе за всё это время и к происходящим изменениям был равнодушен. Но однажды его вызвал старший по смене и с ухмылкой заявил, что новая хозяйка просит зайти Романа к ней.  

– Мне одному? – удивился он.  

– Ага, – старший подмигнул ему и скабрезно улыбнулся, демонстрируя обломанный передний зуб.  

Роман нерешительно вошёл в кабинет. В нос ему ударил душный запах духов. Его было так много, что он поморщился. За столом, закинув ногу на ногу, сидела молодая женщина. Густая копна ярко-красных волос шелохнулась и она подняла глаза на вошедшего. Женщина или скорее даже девушка могла бы показаться красивой, если бы не была столь губительно вульгарна. Густо подведённые веки с махровыми ошмётками интенсивно накрашенных ресниц, чёрные, отдающие в синеву тени, всё это делало и без того яркие глаза почти сюрреалистичными. Красиво очерченные от природы губы были небрежно покрыты алой помадой, растёкшиеся разводы которой напоминали кровавые потёки. Её хищный взгляд впился в Романа и она что-то негромко прошептала.  

– Вы хотели меня видеть? – смущенно спросил он, слегка отступив назад, запах духов был нестерпим.  

– Я хотела познакомиться с персоналом. Начала с вас. Вы недавно здесь? – голос был низким, завораживающим, – не стоит удивляться, что я начала знакомство с самого низа, – предвосхищая лишние вопросы, продолжила она.  

Очарованный её голосом, Роман не знал, что ответить. Но она и не ждала ответа, а вдруг резко встала, подошла к нему и заглянула в лицо. Он отшатнулся, вдруг резко заболела голова, захотелось выбежать на свежий воздух.  

– Ещё не готов, – с сожалением заметила она, отодвигаясь.  

– К чему? – сглотнув подступивший к горлу ком, уточнил Роман.  

– К ответственной работе, – рассмеялась она, – можешь идти.  

– Ну что? Как она? – поинтересовался подбежавший к нему старший,  - говорят, хороша!  

– Сам увидишь, – Роман почти бегом бросился наружу. Ему казалось, что он весь пропитался ужасными душными духами и выйдя на улицу, долго хватал ртом свежий воздух. Эта мимолётная встреча глубоко встревожила его. Захотелось уйти отсюда, уйти навсегда, даже сам ветер, поднимая ввысь сухую листву будто шептал: беги, беги.   Но умом он понимал, что бежать ему некуда, работа неплохая, зарплата приличная и кроме того в глубине души рождалось чувство, что беги-не беги, а то неведомое и странное, что творилось с ним в последнее время все равно настигнет.  

В клубе начались перемены. На какое-то время его закрыли, охране дали выходные, а по возвращению он не сразу понял куда, попал. Внутренность помещения полностью переоборудовали в соответствии с предпочтениями новой хозяйки. Роман уже ранее оценил её вкус,  но всё же стоял некоторое время в растерянности. И не только он. Весь персонал прибывал в некотором шоке. Современный стильный зал превратился в декорацию дешёвого борделя. Недовольный шёпот сменился удовлетворительным гулом, когда управляющий объявил, что зарплата увеличивается вдвое. После открытия пришлось мириться еще и с тем, что сменился не только интерьер, но и публика. Пошлость, хамство, распущенность очень быстро наводнила и заполонила стены этого ещё недавно элитного заведения. Роман стал подыскивать себе новую работу, ходил на собеседование, но везде получал стойкий отказ. Кони больше не появлялась в клубе, сны с ней прекратились тоже. Вместо них ночами в душу заползала чёрная мгла и предчувствие чего-то ужасного. Засыпая, Роман вдруг вздрагивал, просыпался и долго не мог уснуть, пытаясь побороть внезапный страх и сосущее чувство тоски. Страх усилился, когда однажды на работе ему сообщили, что хозяйка желает видеть его личным телохранителем. Он растерялся:  

– Какой из меня охранник? Даже лицензии нет! Зачем я ей нужен, я ничего не умею?  

– Видно ей другое умение нужно, – осклабился старший, светя своим обломанным зубом.  

– Я не пойду! – твёрдо заявил Роман.  

– Да кто тебя спрашивать будет? Уволю!  

– Увольняйте!  

– Никто никого увольнять не будет! – низкий женский голос прервал их разговор. Вскоре в аромате духов появилась и его обладательница. Черное, совершенно безвкусное облегающее платье будто на показ выставляло все достоинства фигуры: высокую объёмную грудь, тонкую талию, крутые бёдра.  

– И зачем она так себя уродует, – с досадой подумал Роман, разглядывая приближающуюся женщину. Опять всё та же яркая алая помада, растекшаяся в уголках рта, жирные неровные стрелки на глазах, нелепый наряд – всё это будто нарочно служило небрежной драпировкой природной красоты девушки.  

– Почему же Роман Витальевич не хочет со мной работать? – обволакивающий дурманящий голос тут же парализовал волю Романа.  

– У меня нет соответствующих навыков для этого, – смущенно пробормотал он.  

– Ничего, мы как-нибудь с этим разберёмся! – её губы приблизились к самому его уху:  

– Скоро! – шёпотом, от которого невольная сладострастная дрожь пробежала по всему телу парализованного на миг парня.  

– Жду тебя в полдень у себя, надеюсь, права есть? Захвати!  

Роман послушно кивнул, не в силах сопротивляться.  

– Дашь ему адрес, – кивнула она уходя, старшему по смене. Тот хлопнул Романа по плечу и противно захихикал, но после того, как юноша гневно сбросил с себя его руку, заискивающе прошептал:  

– С тебя причитается. Ты уж не забудь, кто тебя сюда принял... Шепни Лейле за меня словечко!  

– Не забуду, – сквозь зубы прошептал Роман.  

Весь вечер и всю следующую ночь он провёл в сомнениях. Ему не хотелось к ней ехать, но ослушаться он почему-то не мог и ровно в двенадцать часов стоял на пороге огромной квартиры в центре города. С удивлением разглядывал её убранство, которое было выдержано в хорошем, довольно модном стиле, совершенно несоответствующим облику её хозяйки. Она появилась в бархатном длинном халате, с полотенцем на голове, приветливо махнула рукой:  

– Посиди, я скоро!  

Без боевого раскраса лицо её было чудо как хорошо, и через несколько минут разочарованный Роман снова удивился тому, как оно было испорчено небрежным и ярким макияжем. Леопардовый комбинезон дополнил ужасную картину.  

– Я тебе не нравлюсь? Ты скривился?  

– Вы очень красивая женщина! Но несколько экстравагантно выглядите, я думаю не стоит...  

– А я думаю, что тебе не стоит продолжать, -перебила она его, – первой фразы было достаточно.  

Он покорно вышел за ней, спустился в подземный гараж и еле сдержал вздох восхищения, когда они подошли к огромной сверкающей машине.  

– Лови, – она бросила ему ключи.  

– Я никогда не ездил на такой.  

– Ничего освоишься. К хорошему быстро привыкаешь. Съездим в клуб, ненадолго, потом вернёмся.  

Машина на удивление легко слушалась Романа, да и ехать было недалеко. Для посетителей клуб был ещё закрыт, но в нём уже наблюдалась привычная суета: натирали столики зевающие официанты, у пилонов отрабатывали программу бойкие стриптизерши, сонный бармен лениво переставлял яркие бутылки.  

Роман скучал у кабинета начальницы, когда мимо него один из охранников, пыхтя и задыхаясь, тащил на себе картину в тяжёлой позолоченной раме. Он остановился перед дверью, прислонив картину к стене, вытер обильно выступивший пот.  

– Ты чего один-то тащишь? Давай помогу!  

Роман перевернул картину и вскрикнул от жуткого зрелища:  

мужчина с безумными глазами держал в руках окровавленную бритву, а у него в ногах с перерезанным горлом лежала умирающая женщина.  

– Господи, куда ты эту жуть?  

– Хозяйка велела в кабинете над столом повесить. А что, хорошая картина, – пошутил охранник. Мужик на тебя похож!  

Роман вгляделся в лицо убийцы, и правда, сходство было очевидным и ему это не понравилось.  

– С чего ты взял? – из чувства противоречия возразил он.  

– Да точно, ты. Если тебе, к примеру голову маслом смазать и на прямой пробор зачесать, копией будешь.  

– Не маслом, а бриолином, – машинально поправил Рома, его уже не раз удивляли такие совпадения.  

– Ну тебе виднее. Ты у нас теперь фаворит, даже картинку с тебя написали.  

Из кабинета выглянула хозяйка.  

– Куда её, Лейла Владленовна?  

Пока они пристраивали картину на указанное место, Лейла стояла рядом.  

– Нравится? – обратилась она к Роману.  

– Странный выбор, – в ответ он пожал плечами.  

– Ничего странного. Когда-то, очень давно, в этом доме жил цирюльник со своей молодой женой. Однажды, в приступе ревности он перерезал ей горло той самой бритвой, которой обслуживал клиентов, -  

она зашлась в беззвучном смехе.  

– А, ты, Рома, способен убить женщину из ревности?  

Он отрицательно покачал головой:  

– Неет...  

Она опять рассмеялась, но только уже в голос. И при низком тембре его, смех был похож больше на клёкот птицы.  

– А мне кажется, что это был какой-то твой дальний предок. Похож. Кстати, ты любил когда-нибудь?  

Роман опять чуть качнул головой в знак отрицания.  

– Ну значит, у тебя ещё все впереди.  

Все её переходы тона от вкрадчиво-заискивающего до пренебрежительного, как и тембр голоса, будто вводили в ступор Романа. Голова становилась пустой и сонной, мысли путались. Появлялось желание безоговорочного подчинения. Выйдя из кабинета, попробовал стряхнуть с себя оцепенение, но это удалось с трудом. Опять сильно разболелась голова. Он попросил у бармена стакан воды и какую-нибудь таблетку. Через несколько минут почувствовав, как отступает боль, вышел на воздух.  

В дверях появилась Лейла.  

– Отвезёшь меня к ювелиру, нужно забрать кое-что.  

Подъехав в мастерской она выпрыгнула из машины, велев ждать у входа. Роман стоял, подставив лицо моросящему холодному дождю, смывая остатки былой вялости. Он никогда не был поклонником такого дождя, когда осенняя промозглость пробирает до костей, но сейчас с удовольствием ощущал, как по лицу стекают ледяные капли.  

На другой стороне улицы он вдруг заметил какое-то движение. Старушка в старомодном дождевике, тяжело опираясь на клюку, пыталась собрать рассыпавшиеся из порванного пакета апельсины. На какое-то время Роман залюбовался этой картиной: на мокром сером асфальте, на фоне тусклых обшарпанных домов и древней старухи, яркие шарики весело перекатывались по чёрным лужам. Но вдруг опомнился и побежал на помощь, потом снова вернулся, достал из машины хозяйский пакет, вытряхнул содержимое и бросился собирать апельсины.  

Старушка, потряхивая мокрой седой головой, изо всех сил благодарила парня. А потом нашла его руку и вложила в него какой-то маленький предмет, не больно оцарапав ладонь неухоженными ногтями.  

– Что вы! Зачем это? – Роман брезгливо попытался сунуть подарок ей обратно.  

– Возьми, возьми, тебе надо. И спрячь, спрячь. От неё спрячь, – она кивнула в сторону мастерской и поспешно засеменила прочь.  

Роман разжал руку, разглядывая небольшой гладкий камешек, похожий на леденец. Он был приятен на ощупь и будто источал лёгкое тепло. В дверях появилась Лейла и, поспешно спрятав в карман подарок он пошёл ей навстречу.  

– Ну как? – обнажив шею, спросила она. На серебренной цепочке в виде кулона красовалась полная луна. Она была выполнена очень искусно, повторяя все шероховатости и неровности, затемнённые кратеры, разломы и складки настоящей луны.  

– Красиво! Но я думал, что вы предпочитаете золото.  

Её лицо скривилось и приблизившись к нему она шепнула:  

– Нет, только серебро высшей пробы!  

Его обдало запахом духов и тут с удивлением он почувствовал как к нему примешивается сладковатый запах разложения. Будто не поверив себе, он опять осторожно втянул в себя воздух и невольно поморщился, явственно ощутив дух тления.  

Лейла отступила назад с подозрением вглядываясь в лицо Романа. Потом, пробормотав ругательства, быстро сунула руку в сумку, вытащила оттуда флакончик с духами и обильно полила себя, распространяя удушливый сладкий аромат. Роман закашлялся, а растерянная женщина молча влезла в машину, даже не обратив внимание на бардак, устроенный юношей в поисках пакета.  

Опять кашлянув, он попросил оставить окно приоткрытым.  

– Извините, у меня, наверное, аллергия на духи.  

Она молча кивнула и всю дорогу, забившись в угол смотрела на дорогу затравленным зверьком.  

А Романа будто отпустило. Морок, накатывающий при звуках её голоса, больше не беспокоил и он всё явственнее стал ощущать тлетворный запах, исходивший от Лейлы, который не смогли бы замаскировать и литры духов.  

После работы он долго рассматривал подаренный старухой амулет и даже забрёл в антикварную лавку.  

– Селенит, – оценщик снисходительно улыбнулся, – дешёвый камень.  

– А вы не могли бы рассказать про его свойства?  

– Назван в честь Селены, богини Белой Луны. Говорят, нейтрализует злые чары. Но, вы, не верьте, молодой человек, камень слабый, – антиквар задумался, – вот только если... А где вы его взяли?  

– Мне подарили. Случайно. Так что же "если"?  

– Если он не специально заряжен для этого. Случайности в этом мире вряд ли бывают. Я бы вам советовал носить его в виде талисмана. Проделайте отверстие, камень довольно мягкий и носите на шее,  только так, чтобы никто не видел.  

Роман задумчиво вертел камушек в руках.  

– Не верите мне?  

– Не знаю...  

– А не происходило ли с вами последнее время что-то странное?  

– Происходило, да и сейчас происходит.  

– Ну вот, а вы говорите, случайно. Послушайте моего совета, молодой человек.  

Глава 10  

На какое-то время Роман остался без работы. Лейла не появлялась, поговаривали: болеет. Он привычно приходил в клуб, слонялся без дела, не зная куда себя деть. Леденцовый камешек был всегда при нём, и возможно, благодаря ему, а может просто,  поддавшись самовнушению, ему стало намного спокойнее. Но как-то раз, приняв душ, он забыл свой амулет на полочке в ванной и той же ночью он очутился в плену нового сна.  

Он много лет не был в этих горах.  С тех пор как обзавёлся семьёй. У него уже подрастали дети: справедливая и честная Прима и наследник, надежда отца,  Авилий. Имена он выбрал не случайно: дочери по праву первенства, а сыну в честь объединения граждан. Город тоже считал своим детищем. Он был полновластным царём его,  всегда стремился к справедливости, не разделяя народ на богатых и бедных,  ко всем относился одинаково. Но постепенно знать стала проявлять недовольство. Они не считали себя ровней плебеям и он устал с этим бороться. Хорошо, что Герсилия умела мудро лавировать между ними и постепенно он отдал всю власть в её руки, являясь номинальным правителем.  

Герсилия. Они всё больше отдалялись друг от друга. Рожденная в богатстве, она любила роскошь и комфорт, а он в душе так и остался сыном пастуха, хоть и приёмным.  

Он вошёл в каменоломню. Отсюда возили камень для постройки города. Своды её почти обрушились после недавнего землетрясения. Вглубь заходить было опасно, но он не думал об этом. Вспомнил, как собственноручно отбил первый камень, глубоко вздохнул и вышел наружу. По выступающим уступам стал подниматься наверх, чтобы с высоты ещё раз посмотреть на город, который так любил и ненавидел. Любил за те надежды, что возлагал на него и ненавидел за то, что он похоронил их.  

Стоя на самом верху залюбовался раскинувшимся перед ним видом. Красивый город, названный в честь него, он будет Вечным для его потомков. В сердце защемило, показалось: он будто прощается с ним. Отогнав суеверные мысли стал спускаться, но вдруг захотелось оглянуться и снова посмотреть на город. Заглядевшись, нечаянно наступил на шаткий камень и не удержавшись, ноги его заскользили вниз. Он попытался задержаться, схватиться за выступающие края скалы, но вслед за ним, камни градом покатились вниз, сметая всё на своём пути...  

Он лежал несколько часов, придавленный камнепадом, уже не чувствуя боли в растерзанном теле. Никто не знает, куда он пошёл и никто не будет искать его здесь. Значит так ему суждено умереть. Где-то недалеко в этих горах лежит его брат. Он велел похоронить его здесь после той проклятой ночи. Жалел ли он, что поразил его в приступе гнева? Он не думал об этом, но никогда не забывал о смерти той, которую так страстно желал. Сколько раз в ночных кошмарах он убивал её снова и снова, а потом в тоске целовал мёртвые губы, пытаясь оживить их. И это была настоящая боль, а не та, которую сейчас испытывало искорёженное тело.  

Темнело. Он знал, что если сейчас уснёт, то уже не проснётся, и тогда смерть будет лёгкой. Он смотрел в тёмное небо, пока на нём не взошла полная луна. Она была огромной, освещая всё вокруг молочным серебристым светом.  

– Как хорошо, что последние свои часы я проведу не во тьме, спасибо тебе, – прошептал он глядя на печальный седой диск. И вдруг на его фоне он явственно увидел очертания девушки. Видение приближалось и он мог уже разглядеть её лицо и синие, синее этой ночи, сверкающие глаза.  

– Лайил... любимая, – прошептал он, с жадностью вглядываясь в желанные черты, – призрак ты или сон, я отдаю тебе последнее своё дыхание.  

– Нет, я не призрак, – её мелодичный голос бальзамом пролился ему в душу.  

– Этого не может быть, я убил тебя...  

– Глупец! Меня нельзя убить! Как и забыть!  

– Я брежу. Ты была мертва. Я целовал твоё холодное тело.  

Девушка наклонилась над ним, сдула с лица густую пыль и яростно впилась ртом в его губы. Потом хищно усмехнулась, слизнув кровь с запачканных губ.  

– Мой поцелуй так же холоден как тогда?  

– Кто ты такая? – прошептал он, вбирая в себя знакомую влагу от поцелуя.  

– Я, та, что приходит из тьмы. Я – Лилит, Чёрная Луна. Я – первая женщина. Я та, что разжигает желание, дарит наслаждение и сладострастие. Бог создал меня равной мужчине. Но муж мой предал меня, изгнал из рая, взяв в жёны другую.  Послушную и покладистую. И ты тоже предал меня. Как и он, как и весь мужской род, – в её последних словах звучала горечь.  

– Разве не ты предала меня? – ему трудно было говорить, слова с хрипом вылетали из раздавленной груди, – Почему Лайил? Разве я мало любил тебя?  

– Тебя не было так долго, а твой брат был так похож на тебя! Могла ли я устоять?  

– Ты могла бы стать моей царицей, моей возлюбленной женой...  

Она опять наклонилась к его лицу и тихим завораживающим шёпотом прошелестели её слова:  

– Разве не повенчаны мы с тобой кровью? Я выбрала тебя, потому что ты сын Бога. Ты сын Марса. И только с тобой я обрету полную власть над этим миром! Готов ли ты следовать за мной сквозь века и жизни, чтобы обрести вечное бессмертие?  

– Да,  Лайил, только с тобой... С тобой навсегда, – последние слова он выдохнул, чувствуя, как из него уходит жизнь, – любимая,  прос....  

Роман проснулся в холодном поту. Тело болело, из трещинок на пересохших губах сочилась кровь. Он слизнул её и тут же мысленно произнёс, неизвестно откуда, взявшуюся в голове фразу:  

– Анахну нсуим бдам.  

Он повторил её вслух и будто чей-то вздох облегчения разнёсся по комнате. С гулко бьющимся сердцем стал осматриваться по сторонам, но вокруг было тихо. Так тихо, что стало страшно. И когда зазвонил  его телефон он подскочил от неожиданности.  

Звонила Лейла.  

– Я жду тебя сегодня, – коротко сообщила она и отключилась.  

Ещё не растаявший после сна ужас снова наполнил сердце. И снова захотелось куда-то убежать, скрыться, спрятаться. Он заскочил в ванную, плеснул в лицо холодной воды и подняв голову, увидел, лежащий на полке оранжевый прозрачный камешек. Поспешно надел его на шею и сразу успокоился. И даже громко рассмеялся своим недавним страхам.  

Он не сразу узнал Лейлу. Длинное черное платье с накинутой на плечи короткой шубкой, оттеняло бледность кожи. Поверх копны волос повязан темный платок, из под него выбилась упрямая прядь, которую она поспешно убрала внутрь. Романа поразило, что прядь была не красного, как обычно, а иссиня-черного цвета. На лице - ни грамма косметики. Он невольно залюбовался тому, как хороша она была сейчас. Лейла заметила его восхищенный взгляд и усмехнулась. Вместо привычной надменности в её красивых глазах читалось спокойствие и торжественность.  

Молча кивнув в знак приветствия головой, она царственной походкой прошествовала к машине. Но исходивший от неё всё тот же душный запах духов будто отрезвил Романа,  вновь ему на миг стало страшно.  

– В клуб? – спросил он, разглядывая её в зеркале заднего вида.  

Она только опустила длинные густые ресницы в знак согласия.  

Через некоторое время добавила своим низким чарующим голосом:  

– Сегодня будь со мной до утра.  

Его охватила дрожь от этой двусмысленной фразы и Лейла опять слегка усмехнулась.  

Весь день и весь вечер он крутился рядом, выполняя её мелкие поручения и всё больше и больше попадая под её гипнотическое очарование. К ночи он был совершенно раздавлен и почти задыхался от охватившего его вожделения. И когда ближе к полночи Лейла приказала подать машину, Роман затрепетал от предвкушения вероятной близости.  

Но каково же было его удивление, когда она велела ему ехать к Воробьевым горам, а потом карабкаться по обледенелым склонам,  цепляясь за кусты и спотыкаясь о коряги. Сама она пробиралась удивительно легко, будто паря над землёй, и даже длинный подол платья ни разу не зацепился ни за одну из веток. Хорошо ещё, что на небе взошла полная луна, освещая местность почти как днём.  

Роман, чертыхаясь, пробирался вслед за хозяйкой, в десятый раз спрашивая, что они могли здесь забыть. Она не отвечала, лишь вела его вперёд, пока они не добрались до самого верха возвышенности. Он раньше часто гулял с Федором по Воробьевым горам, но мог поклясться, что ничего подобного здесь не видел.  

Это была довольно просторная ровная площадка, очищенная от корней и растений. С неё открывался восхитительный вид на ночной город. У Романа на миг захватило дух:  

– Ради этого стоило сюда карабкаться!  

– Мы здесь не за этим! – Лейла остановилась в центре площадки, откинув прочь шубейку,   подняла обнаженные руки к луне и что-то быстро-быстро забормотала на непонятном ему языке. Её платье будто истончилось под светом луны и больше не скрывало идеальной красоты её нагого тела.  

– Замёрзнет же, – подумал Роман, пытаясь спуститься за повисшей внизу на ветвях шубкой.  

– Стой! – она повернулась к нему, и от резкого рывка платок с её головы упал и на лицо каскадом посыпались густые длинные кудри. Огромные глаза яростно сверкнули синевой и он тот час же узнал её, это была она, незнакомка из его снов.  

Его опять охватил страх. Он опустился на широкое поваленное дерево на краю площадки.  

– Я вижу, наконец-то ты узнал меня!  

– Вы... вы мне снились... – пробормотал Роман.  

– Нелегко было пробудить тебя и вытащить первородную жизнь! Через сколько веков, через сколько жизней я провела тебя, чтобы встретить наконец здесь! Всё началось в городе на Семи холмах и всё закончится в городе на Семи холмах. Наша кровь с первой и до последней жизни смешивалась между собой, делая нас с каждым перерождением сильнее и ближе! И вот этот час настал! Сегодня Черная Луна должна победить свет. И соединившись, мы станем править миром! Мы избавимся от детей Адама и Евы и наполним мир своими. Этой ночью последний раз сольется воедино наша кровь и мы станем непобедимы!  

Роману показалось на мгновение, что это снова сон. И тут в руках у Лейлы сверкнул длинный серебряный кинжал.  

– Анахну нсуим бдам! Мы повенчаны с тобой кровью! – её голос был подобен раскату грома.  

Роман в испуге скатился с дерева и бросился вниз.  

– Ирду! Помоги мне! – в её голосе зазвенела злость.  

И тут же перед Романом появился Иван.  

– Вань, ты? Откуда? Не представляешь какая тут хрень творится, боюсь, что меня сейчас зарежут!  

– Не бойся! И вернись назад! – Роман едва узнал голос Ивана.  

– Ирду! – сверху послышался повелительный крик Лейлы.  

– Вань, почему Ирду? Ты что, заодно с ней?  

– А ты разве не понял?  Ирду - мой инкуб. Он приглядывал за тобой пока шло моё возрождение.  

– Вань, это правда? Кто такой инкуб?  

Иван, улыбаясь, тронул Романа за плечо. Он сильно изменился за время своего отсутствия, в глазах появился дьявольский блеск, на губах играла сытая довольная улыбка.  

– Идём, скоро ты узнаешь это и тебе понравится. Станешь таким же как и я. Ты не представляешь как приятно пить у людей силу, обретая могущество, – он улыбнулся и даже зажмурился от своих приятных воспоминаний.  

– Как же я не заметил, что с тобой что-то не то, – в отчаянии прошептал Роман.  

– А ты и не мог заметить, я ведь и сам это осознал недавно.  Бабка-та, видишь, сразу всё поняла, грехи сбежала в церковь замаливать, да не помогло, – он рассмеялся и грубо толкнув бывшего друга в бок, прошипел:  

– Сам пойдешь, или помочь? Не стоит заставлять госпожу ждать, ей нужна твоя кровь!  

В это время Лейла в свете луны читала заклятья на непонятном языке и только жест рукой в сторону парней, говорил о том, как нетерпеливо она ждёт свою жертву.  

Ирду-Иван схватил за ногу Романа и легко поволок его наверх. Тот пытался цепляться за кусты и торчащие ветки, но всё было тщетно: он был бессилен перед неимоверной силой инкуба. Он вспомнил вдруг о своем карамельном камешке и с ужасом, ощупав шею, не нашёл его. Вероятнее всего он зацепился за какую-то ветку и был потерян.  

Романа уложили в центре светящейся пентаграммы, лучи которой оканчивались лунными окружностями. Он уже знал, что каждый круг обозначает:  

новая луна, первая четверть, полнолуние, третья четверть, старая луна.  

Всё это она проговаривала, когда чертила звезду, а Роман, придавленный ногой демона, не мог пошевельнуться.  

Когда Лейла закончила свой рисунок, она вновь обратила своё лицо к лунному диску:  

– О, Владычица моя, меня изгнали из Эдема, меня хотели утопить, заколоть копьём за мою гордость ,  но я нашла прибежище под твоим светом! И вскоре весь этот мир станет подлунным, и он подчинится мне и моим демонам ночи! Вот лежит передо мной тот, чья кровь должна напоить меня и наполнить огромной силой. Я долго искала его и нашла: он сын бога войны и земной женщины.  Я взращивала его от жизни к жизни, отдавала свою кровь и забирала его, сегодня мы станем едины, я выпью его до дна, я превращу его в своего инкуба, чтобы он так же, как и я преумножал нашу армию.  

Она оглянулась на лежащего Романа и торжественно спросила:  

– Ирду, всё готово?  

– Да, госпожа Лилит! Ваш суженый готов поделиться с вами своей жизнью и кровью! – его зубы хищно блеснули в свете луны, а в глазах мелькнул голодный огонёк.  

– Ромул! Готов ли ты соединиться со мной?  

Роман с трудом разлепил онемевший рот:  

– Нет... Вы ошиблись... Я не он... Мне снились сны... Но я не он...  

– Милый, я не могу ошибиться, я чувствую свою кровь в тебе. И сегодня этот круг замкнется здесь, на седьмом холме. Не бойся, ты познаешь со мной такое блаженство, о котором мечтает любой смертный. Ты умрешь для света, но возродишься для тьмы.  Ты станешь почти равным мне, ведь мы теперь одной крови, ты и я, – ее кровавые губы приближались к его лицу, он чувствовал одновременно и страстное желание и острое отвращение. Ему казалось, что воздух наполняется шедшим от неё запахом смрада. Она сорвала с себя платье и вздох восхищения одновременно вырвался как с губ Романа, так и Ирду. Последний, дрожа бросился перед ней на колени и сладострастно прошептал:  

– Возьми меня, госпожа. Он не достоин тебя!  

Нагая красавица довольно рассмеялась:  

– Дойдет очередь и до тебя,  Ирду. Но я слышу шум. Сюда кто-то пробирается, займись ими, уйми свой голод!  

И правда, Роману послышался звук раздираемых кустов. Он хотел позвать на помощь, но из горла вырвался лишь сиплый хрип.  

– А вот и грек с твоей жёнушкой пожаловали. Ну куда же без них! Везде тебя находят, в любой жизни,  защитнички.  

Роман повернул голову на бок и увидел как к самому верху поднимается странная пара. Можно было подумать, что они собрались на маскарад, так причудлив был их наряд. Мужчина был облачен в короткую тунику, поверх которой на груди в свете луны сверкала чешуйчатая кольчуга. Голые ноги обуты в кожаные лёгкие сандалии, голову украшал шлем, украшенный какой-то щетиной в виде боевого ирокеза. Роману не понадобилось много времени, чтобы разглядеть снаряжение древнего воина, он знал его до мельчайших подробностей, так как часто в своих снах был облачен так же. Не удивил его и короткий зазубренный меч в руках пришедшего,  такой же, как держала в своих руках Лейла, или Лилит, как она себя назвала.  

Вслед за мужчиной поднялась и женщина, облаченная в длинную тунику и закутанная в толстый шерстяной плащ. И когда свет луны упал на лица пришедших, Роман с изумлением узнал в них Федора и Кони.  

– Поди прочь, Феофан, и уводи отсюда свою спутницу, – повелительно выкрикнула Лилит.  Ирду с довольной улыбкой медленно приближался к колоритной паре.  

Фёдор открыл рот для ответа, но на какое-то мгновение замер, очарованный нагим обликом дьяволицы.  

– Ты ведь всегда хотел меня, Феофан! Хочешь, я займусь тобой, только дай мне закончить начатое, – рассмеялась она, встав на лунную дорожку и выставляя на показ свое тело.  

Мужчина замер, не в силах отвести взгляда от прекрасной соблазнительницы. У Романа так же перехватило дыхание. В нём будто боролись две стихии, одна велела покориться, поддаться искушению, другая наполняла душу тёмными страхам.  

Но тут вперёд выступила Кони. Он узнал в ней Герсилию.  

– Отпусти его,  Лайил. У тебя ничего не получится. Это не тот Ромул, которого мы знали. Он перерожден. У него чистая душа и тебе не удастся увести его за собой в мрак, – её голос был спокоен, но в нём явственно проскальзывали нотки грусти.  

– Мне не нужна его душа, мне нужна его кровь, – расхохоталась Лилит, – хватит терять время!  Ирду, они твои!  

Инкуб, оскалившись, прыгнул вперёд, намереваясь повалить Феофана. Тот отмахивался мечом, от которого Ирду ловко уворачивался, воспринимая эту борьбу, как игру.  

Лилит снова обратилась к луне, выкрикивая ритуальные заклинания. С каждым новым словом Роман всё больше успокаивался, впадая в забытье. Его больше не томила красота дьяволицы, перестал так же испытывать страх перед ней. Ещё совсем недавно он чувствовал холод оледенелой земли на которой лежал и отчаянно мёрз, теперь же члены его расслабились, голова затуманилась и полное равнодушие к происходящему наполнило его сознание. Он ещё слышал, как отчаянно сопротивлялся Феофан от нападок Ирду. Он видел, как трансформировался инкуб в хвостатое чешуйчатое чудовище,  как оно повалило соперника и впилось в его горло, а потом подняло окровавленную морду и остановило свой взор на Герсилии. Он слышал её отчаянный крик и последний взмах рукой, когда ему на грудь упал маленький оранжевый камешек. Лилит уже занесла над ним свой серебряный меч, когда свет от камня вдруг ослепил её.  

– Неет! – закричала она и в отчаянии стала кромсать, выпитые инкубом тела.  

– Я столько времени ждала этого! Я взращивала эту кровь века и тысячелетия. Я ждала этой ночи так долго! Будьте вы прокляты! Из жизни к жизни вы таскались за ним, по капле вынимая из его сердца тьму. Вы не оставили мне ничего! А ведь я почти любила его.  

– Госпожа, неужели Вас остановил какой-то маленький камешек? - Ирду снова принял свой прежний облик.  В отличие от хозяйки он нисколько не расстроился, потому что насытился сполна древней кровью.  

– Что ты понимаешь, глупец! Это камень Селены, Белой луны. Это она очищает от тьмы души людей, она воин Света и мне не совладать с этим! Видно не только я готовилась к Посвящению много веков. Они сплотились для того, чтобы помешать мне! В этом маленьком камешке столько света, что одолеть его не хватит всей моей силы.  

Она сникла, присела на поваленное дерево и опустила голову. Почувствовав вдруг холод, стала искать глазами одежду. Инкуб нашёл в кустах её шубку и накинул на обнаженное тело. Глаза его при этом плотоядно засверкали:  

– Госпожа! Ты можешь всецело располагать мною! – жарко зашептал он ей в ухо.  

Она подняла голову и грустно рассмеялась:  

– Мне всё придётся начинать сначала. Эта ночь закончилась. Сколько тысячелетий мне придётся ждать ещё, чтобы звёзды сошлись так же. Где мне найти новую жертву?  

– Я помогу тебе, госпожа, – дыхание Ирду становилось всё чаще, он всё ближе продвигался ,  не спуская с неё похотливого взгляда.  

– Ах, да, – промурлыкала Лилит, – пойдём, тебе наверное стоит меня утешить.  

Последние её слова Роман уже не слышал. Сознание окончательно покинуло его.  

Глава 11  

– Просыпается, -услышал Роман и открыл глаза. Над ним склонились врачи, отстёгивая датчики. В шаге от них маячила радостная физиономия Фёдора.  

– Ты жив? – прошептал Роман, – а Кони? Что с ней?  

– Кони? Понятия не имею! Она давно в свою Америку умотала!  

– Как вам удалось спастись?  

– Ты чего, Ром? От чего спастись? Я же здесь был всё время. Твой эксперимент закончился, я на очереди.  

– Разве грек Феофан, не ты?  

Фёдор покрутил пальцем у виска.  

– Тебе что, во сне что-то привиделось! Ты, это, расскажи мне. А то я следующий!  

– Покиньте помещение, – строго приказал врач, – он придёт в себя и вам всё расскажет.  

– А с ним всё в порядке? Я имею в виду с головой? – уходя, забеспокоился Федя, -а то имейте в виду, я на такое не подписывался!  

– Дежавю, – пробормотал Роман, но Федор его уже не слышал, он громко возмущался в коридоре.  

Романа выписали через три дня. Сначала он никак не мог поверить в то, что происходящее с ним в последнее время, это всего лишь сон.  

– Что за эксперимент такой? Что вы изучали? – был его первый вопрос, когда он осознал, что всё это время он находился в этой палате.  

– Ничего необычного, исследуем состояние мозга во время сна, — молодой интерн пожал плечами.  

– А сновидения? В них можно что-то узнать о прошлых жизнях?  

– А ты веришь в реинкарнацию?   Наукой это не доказано, а православие такие вещи отвергает. Так что скорее всего сон – это всего лишь сон. Что-то интересное снилось?  

– Очень, – пробормотал Роман, заканчивая разговор, ему совершенно не хотелось ни с кем делиться. Но всё казалось настолько явью, что он не переставал проверять увиденные во сне факты. Прежде всего залез в интернет и прочитал всё, что было известно про Ромула. Очень много описанного совпадало.  

– Ну, предположим, я всё это когда-то слышал или читал, оно просто всплыло в памяти, но генерал Слащёв, я точно не мог ничего о нём знать!  

Он нашёл его фотографии. Бравый усатый военный был хорош собой, но никакого сходства с собой Роман не нашел. Поездил по адресам: Ванин дом был давно выселен, затянут зелёной сеткой, из-за которой зияли пустотами выбитые окна под дырявой крышей. На месте дачи в Подмосковье во всю шла стройка новенького жилого комплекса, в ночном клубе находился салон красоты, а памятная площадка на Воробьевых горах вся заросла конскими каштанами и молодыми клёнами. Всё говорило о том, что случившееся было всего лишь сном, но отчего-то ночью при взгляде на луну, отчаянно щемило сердце, и будто мелкой рябью по воздуху ветерком проносился призывный шёпотом, от которого пьяно кружилась голова:  

– Анахну нсуим бдам...  

И он ясно понимал, что ещё предстоит новая встреча с той, чья кровь вскипает в его жилах при упоминании её таинственного заклинания.