Чудак у старого залива

Он жил у залива, где чайки кричали,  

В избушке с окошком, забитым стеклом.  

Его звали странным, с усмешкой встречали,  

А он улыбался и пил чай с теплом.  

Он сети латал, не гнался за златом,  

Ловил не рыбу — покой и мечту.  

С утра выходил он под парусом мятным,  

Шептал с горизонтом про вечность, втугую.  

«Чудак! » — говорили. — «Не как все живёт он,  

С небом беседует, с ветром в ладу! »  

А он отвечал, что есть в жизни законы,  

Которые меркнут пред детской бедой.  

Он видел в коряге — погибший кораблик,  

В бутылке разбитой — былое письмо.  

Он знал, где закат прячет тёплую гавань,  

Где треснувший лёд зовёт за веслом.  

Он лодку не красил, но шепчет ей вёсла:  

«Ты, старая, выдержи бурю и штиль! »  

Он верил, что счастье — простое и взрослое,  

Как запах сосновой и плеск у причал.  

И дети к нему прибегали с рассветом,  

Сидели, внимали про китов и звезду.  

Он говорил, как однажды под светом  

Он видел русалку… А может, и лгу?  

Но в каждом рассказе звучала надежда,  

Что что-то есть большее — в небе и в нас.  

Он, как фонарщик, что в темени между  

Тревогой и правдой зажёг свой алмаз.  

А если бывало, сжималось вдруг сердце,  

Он шёл к своей бухте и просто молчал.  

И ветер касался сухой его персти,  

Как будто прощенья у мира он знал.  

Прошли уже годы… и нету рыбака.  

Избушка закрыта, и сеть в бурьяне.  

Но если ты тихо спустишься с утреца,  

Ты вдруг услышишь — весло в тишине.  

Он — в ветре, что ищет дорогу к заливу,  

Он — в солнце, что тает на брови волны.  

Он — чудак, что ушёл не во тьму, а в красиво,  

Чтобы вечность ловить… и не быть в тюрьме снов.