Пак Чи Ён

Глава 1: Зарождение мечты  

Пыль висела над городом, как занавес, пропитанный запахом жареной кукурузы и дымом от печей. Узкие улочки, вымощенные треснувшим бетоном, вели к полю за школой — месту, где земля, выжженная солнцем, превращалась в арену. Здесь мальчишки гоняли мяч, сшитый из обрезков кожи, а их крики сливались с гулом ветра, рвущегося через щели в дощатых заборах. Среди них была Чжи Ён.  

Её ноги, исцарапанные колючками, впивались в грунт, когда она бросалась в подкат. Мальчишки не щадили — били по щиколоткам, толкали локтями, — но она вставала. Каждый раз. Её чёрные волосы, стянутые в конский хвост, слипались от пота, а глаза, узкие и острые, как клинки, не отрывались от мяча. «Вратарь! » — кричали ей, и она занимала позицию у двух камней, обозначавших ворота. Руки, обмотанные тряпьем, дрожали не от страха, а от азарта.  

Дед говорил, что она похожа на мать — та же квадратная челюсть, тот же взгляд, будто прожигающий сталь. Но мать исчезла пять лет назад, когда грузовик с мукой сорвался в ущелье по дороге из Хверёна. Отец, солдат, не вернулся с учений. Теперь дед, инженер с руками, исчерченными шрамами от станков, чинил водопроводные трубы и молчал. Молчал, пока Чжи Ён мыла полы в школе за то, чтоб позволяли тренироваться в школьном спортзале, молчал, когда она приносила домой синяки.  

Но вечерами, когда солнце тонуло за горами, он доставал тетрадь с расчетами и говорил: «Учи цифры. Мир держится на них, а не на мячах». Чжи Ён кивала, но под кроватью прятала вырезки из газет — фотографии корейских футболисток в сияющих бутсах. Она знала: чтобы дотянуться до неба, ей нужны не цифры, а ветер под ногами.  

— Ты снова играла с ними? — спросил дед в тот вечер, когда запах грозы смешался с дымом из печи.  

Она молчала, разминая опухшую щиколотку.  

— Ты же девочка.  

— А они — будущие солдаты? — выдохнула она, глядя на его согнутую спину. — Их заберут в армию через несколько лет. А я…  

— Ты останешься здесь.  

Он повернулся, и она увидела в его глазах не злость, а усталость. Ту самую, что копилась годами, как ржавчина на трубах.  

— В Пхеньяне есть школа, — прорвалось у неё. — Для таких, как я. Там учат…  

— Учат быть винтиками, — перебил он, но голос дрогнул.  

— Я не хочу быть винтиком! — Она вскочила, и тень от её фигуры легла на стену, став вдруг огромной. — Я хочу летать.  

Дед замер. Где-то за окном завыла собака, и дождь начал стучать по крыше.  

— Ты знаешь, что будет, если они скажут «нет»? — спросил он тихо. Тебя отправят обратно с позором. И меня — тоже.  

— Тогда пусть отправляют. — Она сжала кулаки, чувствуя, как под ногтями впивается старая заноза. — Но если я даже не попробую, то…  

Тишина растянулась, прерываемая только шёпотом дождя. Дед подошёл к полке, снял фотографию в деревянной рамке — мать Чжи Ён в юности, смеющуюся на фоне стройки.  

— Завтра пойдем на вокзал, — сказал он, не оборачиваясь. — Но если упадёшь — вставать будешь сама.  

Чжи Ён не ответила. Она уже бежала в будущее — сквозь дождь, сквозь страх, туда, где ворота были не из камней, а из сетки и стали.  

А за окном город спал, обнявшись с холодом и надеждой. Как всегда.  

Глава 2: Дорога в Пхеньян  

Поезд в столицу шел медленно, словно боясь раздавить время. Вагоны, проржавевшие от лет и соли, скрипели на стыках рельсов, а за окнами проплывали кукурузные квадраты, похожие на лоскутное одеяло. Чжи Ён прижалась лбом к стеклу, следя, как капли дождя смывают пыль с её отражения. Дед сидел напротив, сжимая в руках потёртый чемодан с её вещами: двумя футболками, двумя шортами, парой носков и фотографией матери. Он не спал всю ночь — это видно было по впадинам под глазами, глубоким, как траншеи.  

— Там будут спрашивать документы, — сказал он внезапно, не отрывая взгляда от пола. — Если что — молчи.  

Она кивнула, сглотнув ком надежды. Надежда здесь была привычна, как запах угля. Но сегодня она пахла иначе — острее, гуще.  

***  

Станция в Пхеньяне встретила их гулким эхом. Мраморные колонны, отполированные до блеска, резали глаза после провинциальной выцветшей земли. Люди в одинаковых серых пиджаках спешили, не поднимая голов, а с плакатов над перронами улыбались герои труда, застывшие в вечном триумфе. Дед взял её за руку — впервые за годы. Его пальцы, грубые от работы, дрожали.  

Тренер Ким Мин Хо ждал их в спорткомплексе «Сонгун». Здание, облицованное белым камнем, напоминало крепость. Внутри пахло хлоркой и потом. Чжи Ён услышала топот ног, свистки, хлопки мяча о бетон — звуки, от которых заныло под рёбрами.  

Мин Хо сидел за столом, заваленным бумагами. Его лицо, узкое и жёсткое, как топор, не выразило ничего, когда дед заговорил.  

— Она сильная, — закончил дед, вытирая ладонью пот со лба. — Как её мать.  

— Матери тут не играют, — отрезал Мин Хо. Он встал, и Чжи Ён поняла: он выше её на три головы. — Покажи, на что способна.  

***  

Поле было покрыто искусственной травой — первой, которую она видела в жизни. Она ступила на жёсткий пластик, почувствовав, как он колется сквозь тонкую подошву кед. Мальчики в красных майках перестали бить по воротам, уставившись на неё.  

— Вратарь, — бросил Мин Хо, кивая на сетку. — Десять ударов. Пропустишь больше трех — домой.  

Первый мяч прилетел в нижний угол. Она бросилась вниз, ударившись коленом о землю, но отбила. Второй — в верхнюю «девятку». Прыжок. Руки, вытянутые впустую. Сетка задрожала.  

— Один, — сказал Мин Хо.  

Она встала, стирая кровь с ладони о штаны. Третий удар. Четвёртый. Пятый. Мячи били в неё, как пули, но она ловила ритм: мальчишки замахивались чуть влево, прежде чем ударить вправо. Шестой мяч она поймала в живот, выдохнув весь воздух.  

— Два, — произнёс тренер.  

Седьмой. Восьмой. Девятый. Она падала, скользила, вставала. Десятый удар — ураган в верхний угол. Она прыгнула, зависнув в воздухе на долю секунды. Удар в ладонь. Мяч отскочил, покатился к центру поля.  

Тишина.  

Мин Хо медленно подошёл. Его глаза, чёрные и плоские, как галька, изучали её.  

— Завтра начинаем, — сказал он.  

Дед замер. Потом резко обнял её, так сильно, что хрустнули рёбра. Его запах — машинное масло и старость — остался на её футболке.  

— Лети, — прошептал он.  

Но когда она обернулась, он уже шёл к выходу, сутулясь, будто под невидимым грузом.  

А Мин Хо бросил ей форму — красную, как флаг.  

— Спать будешь в четвёртом корпусе. Подъём в пять. Опоздаешь — вернёшься к деду.  

Она кивнула, сжимая ткань в кулаке. Форма пахла стиральным порошком и чужой славой.  

Вечером, лёжа на койке в пустой комнате, она слушала, как за стеной смеются девушки из сборной. Их голоса звенели, как стекло. Она закрыла глаза, представив деда — он сидел на кухне, считая звёзды через разбитое окно.  

Завтра начнётся война. Но сегодня она позволила себе уснуть.  

Глава 3: Железная дисциплина  

Интернат напоминал улей — стерильный, жужжащий дисциплиной. Коридоры пахли свежей краской и аммиаком, а в столовой, за столами из нержавейки, девушки ели молча, словно боялись проглотить лишний звук. Чжи Ён получила комнату с окном во двор: узкая койка, шкаф для формы, раковина с горячей водой — роскошь, о которой она раньше молила богов. Но роскошь здесь была ширмой.  

Подъём в пять. Звонок резал сон, как нож. Десять минут на туалет, двадцать на завтрак — овсянка без сахара, чай из шиповника. В шесть уже стояла на поле, руки в перчатках, которые натирали кожу до крови. Мин Хо не кричал. Он говорил тихо, и от этого становилось холодно:  

— Если мяч в сетке по твоей вине — ты в углу. До обеда.  

Первые недели она была тенью: третья вратарь, «девочка с севера». Старшие девушки, с плечами боксёров, смеялись, когда она роняла мяч. «Игрушка для мальчишек», — шептала одна, плюя на асфальт. Чжи Ён молчала. Молчание стало её доспехами.  

По ночам, когда лампы в корпусе гасли, она пробиралась в подсобку. Там, при свете фонарика, украденного у дворника, она разбирала записи матчей. Страницы, испещрённые стрелками и цифрами, сливались в танцующие тени на стене. Иногда она выходила на задний двор — пустырь с ржавыми воротами, где ветер свистел, как сумасшедший. Босиком, в пижаме, она бросала мяч в стену, ловя отскоки, пока пальцы не немели от холода. Однажды Мин Хо застал её там.  

— Ты сломаешь шею в темноте, — сказал он, но в голосе не было гнева.  

— Тогда я не смогу играть в воротах, — ответила она, не останавливаясь.  

Он наблюдал, как она падает, царапая колени о щебень, и встаёт снова. Наутро в её шкафу лежали новые перчатки — чёрные, с защитой на запястьях. Никакой записки. Только жёсткий кивок через стол в столовой.  

К зиме она стала вторым вратарём. Первая, Ли Намджун, сломала ключицу после жёсткого столкновения с нападающим. «Не место слабым», — бросил Мин Хо, глядя, как санитары уносят Ли на носилках. Чжи Ён заняла её место в воротах, но три дня не могла уснуть: каждую ночь ей снилось, как кости трескаются, как хрустят под чужими бутсами.  

Единственным утешением стали письма деда. Короткие, как телеграммы:  

«Трубы лопнули. Чинил весь день. Ты держись».  

Она писала ему о победах, но не о том, как после тренировок её рвало в туалете от усталости. Не о том, как капитан команды, Чой Ми Ран, ставила ей подножки в душе. Не о том, как однажды нашла свою форму разрезанной ножницами.  

К весне Мин Хо начал оставлять её после тренировок.  

— Девять ударов подряд, — говорил он, ставя мяч на пенальти. — Или бежишь десять кругов.  

Она выбирала удары.  

Он бил не как сверстники — без предупреждения, без шага назад. Мяч летел в «слепые зоны», туда, куда тело не хочет бросаться. После седьмого удара она уже не чувствовала плеч, после девятого — видела звёзды. Но вставала. И снова прыгала.  

— Почему не плачешь? — спросил он однажды, когда она, с рассеченной бровью, прижимала к лицу лед.  

— Вы же сказали: слёзы — это вода в воротах, — ответила она.  

Он хмыкнул. Впервые.  

К лету её кожа покрылась шрамами, как карта сражений, а глаза научились видеть не игроков, а пустоту — те места, куда полетит мяч, ещё не ударенный. Когда Мин Хо представил её прессе как «новое лицо „Сонгуна“», журналисты спросили:  

— Что для вас футбол?  

Она посмотрела в камеру, вспомнив дедовы слова:  

— Цифры. Те, что остаются после нуля.  

В ту ночь она снова вышла на пустырь. Мяч стучал о стену, как сердце, а где-то за спиной, в тени деревьев, Мин Хо курил, наблюдая, как её тень сливается с тьмой.  

Глава 4: Первая победа и первая жертва  

Дождь заливал Пхеньян, превращая стадион «Первого мая» в болото. Трибуны, заполненные до отказа, гудели как раскалённый котёл. Красно-синие флаги КНДР хлестали по воздуху, сливаясь в морскую пену с кровавыми вкраплениями. Чжи Ён сидела на скамейке запасных, втиснутая между массажисткой и резервным защитником. Её перчатки, новые, жёсткие, лежали на коленях — сухие.  

«Ты запасная. Сиди и смотри», — напомнила себе она, глотая комок самоунижения.  

На поле шла бойня. Южнокорейские девушки в белых майках атаковали волнами, их бутсы вырывали куски грязи. Основной вратарь, Пак Су Ён, орала на защитников, но голос тонул в рёве толпы. Счёт 0-0, но северокорейки дышали ртом — устали.  

Перед перерывом всё случилось. Удар с угла — мяч, скользкий от дождя, вклеился в верхний угол. Су Ён прыгнула, рука вытянута как клинок. Щёлк. Хруст. Её крик прорезал гул трибун.  

Чжи Ён увидела, как рука Су Ён повисла плетью.  

— Врач! — заорал Мин Хо, но было поздно.  

Он обернулся к скамейке. Его взгляд, холодный и тяжёлый, упёрся в Чжи Ён.  

— Выходи.  

***  

Перчатки прилипли к ладоням. Ветер нёс в лицо дождь с запахом железа и жвачки. Она стояла на линии ворот, а мяч уже катился к южнокорейской нападающей — высокой, с косой, заплетённой в тугой жгут. Та девушка улыбалась.  

«Она бьёт влево», — мелькнуло в голове Чжи Ён.  

Удар. Мяч полетел в правый угол.  

Она бросилась, не думая, телом вперёд. Ладонь ударила по мокрой коже — отскок! Защитники вынесли за боковую.  

— Слепая сука! — крикнула капитан южанок, плюнув в её сторону.  

К концу второго тайма ноги Чжи Ён дрожали, но она ловила всё: дальние удары, прострелы, навесы. Когда южнокорейка прорвалась один на один, Чжи Ён упала в ноги, обхватив мяч грудью. Бутса врезалась в ребро — боль пронзила, как ток.  

— Вставай, — прошипел Мин Хо, не глядя.  

Она встала.  

На 89-й минуте северокорейская нападающая, словно сверхсоростной дрон ворвалась в штрафную. Удар, отскок, шмяк в сетку. 1-0. Трибуны взорвались рёвом. Чжи Ён, стоя на коленях в грязи, смотрела, как товарищи бегут к ней празднуя гол.  

***  

Наутро её лицо было на первой полосе «Нодон синмун»: «Дочь революции спасла честь нации». В интернате же пахло тишиной.  

— Выскочка, — бросила капитан Чой Ми Ран, сталкиваясь с ней в душевой. — Су Ён теперь инвалид, а ты радуешься?  

Чжи Ён молчала. Она видела, как Су Ён увозили в больницу — та смотрела в потолок, не моргая.  

Письмо от деда пришло через неделю. Конверт пах табаком:  

«На заводе прорвало трубу. Затопило цех. Но я починил. Ты тоже чинишь. Не останавливайся».  

Она спрятала письмо под матрас, но ночью, когда девушки в бараке шептались за её спиной, достала и прижала к груди.  

Слава оказалась лезвием без рукояти. На тренировках мячи летели в неё с удвоенной силой. Однажды в раздевалке она нашла свои бутсы — шипы были сломаны. Мин Хо, увидев это, лишь бросил новые:  

— Сопротивление — это кислород. Дыши глубже.  

Она дышала. Даже когда после отраженного пенальти в следующем матче кто-то подложил стекло в её суп. Даже когда письма от деда стали приходить реже, пахнущие лекарствами.  

Однажды ночью, пробираясь на пустырь, она услышала за спиной шаги. Обернулась — никого. Только луна, висящая над Пхеньяном, как синяк.  

«Ты должна лететь», — напомнила она себе, бросая мяч в стену.  

Но ветер дул в лицо.  

Глава 5: Испытание доверием  

Лагерь сборной напоминал тюрьму строгого режима. Заборы с колючей проволокой, вышки с прожекторами, казармы, где койки стояли впритык, как гробы. Чжи Ён получила место у окна — сквозь треснувшее стекло видела горы, синие и безмолвные, как призраки. Капитан команды, Ким Хе Вон, заняла соседнюю койку. Дочь секретаря спортивного комитета носила власть, как духи — невидимо, но густо.  

— Вратарь из провинции, — бросила Хе Вон на первой тренировке, разглядывая Чжи Ён. — Интересно, сколько минут продержишься?  

Мячи летели в тот день как снаряды. Хе Вон била последней — всегда в «девятку», всегда с улыбкой. Чжи Ён ловила, стирая кровь с губ. После десятого гола Мин Хо остановил игру:  

— Хватит. Выживших нет.  

Душ в казарме был ледяным. Чжи Ён стояла под струёй, пока кожа не синела. Хе Вон вошла, завернувшись в полотенце с гербом КНДР.  

— Знаешь, почему тебя взяли? — спросила она, намыливая волосы. — Чтобы мы не забывали: даже дворняга может укусить.  

— Спасибо за мотивацию, — пробормотала Чжи Ён, надевая футболку.  

— Мотивация? — Хе Вон засмеялась, резко, как треск ветки. — Ты — гвоздь. А нас учат забивать гвозди молотком.  

***  

Ночью Чжи Ён прокралась на поле. Лунный свет лизал искусственную траву, превращая её в змеиную кожу. Она расставила конусы, била по мячу, ловила отскоки. Внезапно прожекторы взорвались белизной.  

— Нарушение режима, — сказала Хе Вон, выходя из тени. В руках — мяч. — Десять ударов. Пропустишь — утром будешь в рапорте.  

Первый удар — в живот. Чжи Ён упала, выдохнув стон.  

— Раз, — усмехнулась Хе Вон.  

Второй — в лицо. Чжи Ён отвела голову, мяч врезался в перекладину.  

— Два.  

К третьему удару она научилась читать плечо Хе Вон: чуть дёрнется вправо — бить будет влево. К пятому — ловила на автомате.  

— Восемь, — выдохнула Хе Вон, когда Чжи Ён в четвёртый раз выбила мяч из верхнего угла.  

Десятый удар. Хе Вон разбежалась, лицо исказила гримаса ярости. Мяч полетел в центр — слабо, неряшливо. Чжи Ён поймала его одной рукой.  

Тишина.  

— Ты... специально? — прошипела Хе Вон.  

— Вы устали, — сказала Чжи Ён, бросая мяч к её ногам. — Завтра будете бить лучше.  

Прожекторы погасли. Хе Вон ушла, не обернувшись. Утром в столовой она поставила перед Чжи Ён чашку горячего чая. Без слов.  

***  

Перед отъездом на чемпионат мира Мин Хо собрал их у ворот.  

— Вы — щит, — сказал он, глядя на Чжи Ён. — Но щит не держится сам. Его держат те, кто верит, что за ним есть что спасать.  

Хе Вон вышла вперёд, повязала ей на запястье красную ленту — знак капитана.  

— Лети, гвоздь, — прошептала она. — Но если упадёшь, мы поднимем.  

Самолёт в Мексику взревел, оставляя за собой хвост из пепла. Чжи Ён смотрела в иллюминатор, сжимая ленту. Где-то внизу, под облаками, дед чинил трубы, считая дни до её возвращения.  

А ветер, наконец, дул в спину.  

Глава 6: Кровь и пыль  

Мексика встретила их огнём. Воздух на стадионе в Монтеррее плавился, как стекло, а под ногами искусственный газон пузырился, выделяя ядовитый запах пластика. Чжи Ён щурилась, ловя взглядом мяч сквозь марево. Толпа ревела на испанском — рёв, в котором не было ни любви, ни ненависти, только голод.  

Первая игра — против Бразилии. Нападающая в жёлтой майке, с глазами, как у бойцовской собаки, рванула к воротам. Чжи Ён прочитала её взгляд, бросившись вперёд раньше удара. Мяч врезался в грудь, сбив дыхание. Она упала, вдавившись спиной в землю, и увидела над собой лицо Хе Вон.  

— Вставай, или они сожрут нас живьём, — бросила та, протягивая руку.  

Кровь на губах, песок в глазах, счёт 1-0, после мощного удара Хе Вон со штрафного.  

***  

В раздевалке пахло йодом и рвотой. Мин Хо молча развешивал тактические схемы, обведя красным «США» и «Польша». Чжи Ён сидела под душем, слушая, как Хе Вон кричит на защитника, пропустившего пас:  

— Ты играешь, как бабушка на похоронах!  

Ночь перед матчем с Польшей. Чжи Ён вышла во двор отеля, где кактусы торчали, как штыки. В кармане — письмо от деда, пришедшее через диппочту: «Трубы держатся. Держись и ты».  

Польские нападающие оказались машинами: били с двух ног, без эмоций. Снег с дождём — странно для Мексики, но Мин Хо предупредил: «Погода здесь продажная». К 70-й минуте счёт 0-0. Польша пошла на последний штурм. Угловой. Мяч завис под перекладиной. Чжи Ён прыгнула, цепляясь за воздух, и поймала его зубами.  

— Сука! — заорал кто-то по-польски, а она выплюнула кровавый клочок перчатки.  

Хе Вон забила на 89-й минуте, пробив с 30 метров. После свистка обняла Чжи Ён так, что хрустнули рёбра:  

— Ты — стена. Но даже стены иногда кричат.  

Чжи Ён не кричала.  

***  

Полуфинал. США. Девушки в звёздно-полосатых майках смеялись на разминке, бросая мячи через голову, будто играли в парке. Хе Вон наблюдала, сжав челюсть:  

— Они думают, что это шоу. Сделаем его похоронами.  

Американка с номером 10 — высокая, рыжая, с татуировкой орла на шее — подошла к Чжи Ён перед началом:  

— Слышала, у вас в КНДР любят стрелять. Покажешь, как это?  

Первый тайм. США атаковали волнами. Чжи Ён падала, вставала, ловила. На 35-й минуте рыжая прорвалась один на один. Финт влево, удар вправо. Чжи Ён бросилась в прыжке, поймав мяч кончиками пальцев.  

— Not bad, commie, — ухмыльнулась та, уходя.  

На 76-й минуте защитница Мин Чён получила красную за подкат. Уходила с поля, вытирая кровь с лица:  

— Держи их, гвоздь.  

Десять против одиннадцати. Американки били по воротам как из пулемёта. На последней минуте рыжая рванула в штрафную. Чжи Ён выбежала навстречу, зная: сейчас удар. Но рыжая прошла мимо, оставив мяч подруге. Удар в пустые ворота.  

Чжи Ён развернулась в прыжке, ударив пяткой по мячу. Свисток.  

Дополнительное время. Потом пенальти.  

Она поймала два. Северная Корея выиграла.  

В раздевалке Мин Хо вручил ей бутылку воды:  

— Ты слышала, как они кричали?  

— Нет.  

— Они выли. Как шакалы. Потому что ты — тигр.  

Хе Вон, сидя на полу с пакетом льда на колене, подняла банку с газировкой:  

— За гвоздь, который забил их в гроб.  

Чжи Ён не пила. Она смотрела на дрожащие руки и думала о деде. Завтра финал. А сегодня ветер, наконец, стих.  

Глава 7: Матч жизни  

Стадион в Мехико вздымался рёвом, как древний зверь, проглотивший 90 тысяч глоток. Испанки вышли на разминку в ослепительно-белой форме, щеголяя загорелыми ногами и татуировками, блестящими под солнцем. Их капитан, Лаура Видаль, с розовым хвостом волос и змеёй, обвивающей бицепс, жувала жвачку, разминаясь у северокорейских ворот.  

— Eres la perra que atrapa balones? — спросила она, подмигнув Чжи Ён. — Покажи фокус, а?  

Мяч влетел в сетку ещё до свистка. Тренировочный удар. Лаура засмеялась, разводя руками:  

— Oops!  

***  

Первый тайм стал танцем на лезвиях. Испанки вели 1-0, их пассы липли к ногам, как паутина. Лаура кружила вокруг Чжи Ён, шепча по-английски:  

— Твоя страна — дыра. Ты — мусор из дыры.  

На 33-й минуте Хе Вон сравняла счёт, пробив с угла штрафной. Лаура, получив жёлтую за удар в колено, плюнула в сторону судьи.  

— Vete a la mierda, — процедила она, поправляя повязку капитана.  

***  

Второй тайм. Жара плавила воздух. Чжи Ён, выбивая мяч от ворот, почувствовала, как судорога скрутила икру. Она упала, успев увидеть, как Лаура мчится к свободной зоне. Удар. Сетка вздрогнула. 2-1.  

— Tú no eres nada! — крикнула Лаура, целуя браслет с гравировкой «Reina».  

Чжи Ён поднялась, вытирая лицо грязной перчаткой. В ушах звенело: дед сейчас у радиоприёмника. Он слушает.  

***  

На 88-й минуте Хе Вон, хромая, прорвалась через двоих. Удар в ближний. 2-2. Дополнительное время.  

Лаура, содрав с руки повязку, орала на защитников. Её голос трещал, как рвущаяся ткань. Испанки били наугад — в створ, в перекладину, в грудь Чжи Ён. После второго тайма допов она ловила уже на рефлексах — тело стало чужим, куклой из глины.  

***  

Пенальти.  

Северная Корея: четыре гола. Испания: четыре. Последний удар — Лаура.  

Она положила мяч на точку, поправила розовый хвост. Камеры жужжали, как мухи. Чжи Ён, стоя на линии, вспомнила слова деда: «Страх пахнет, как тухлая рыба. Не дай ей учуять».  

Лаура разбежалась, улыбаясь. Бутса ударила по мячу — удар в левый угол. Чжи Ён рванулась, но ноги не слушались. Промах.  

Мяч ударил в штангу.  

Тишина. Потом вой.  

Лаура застыла, рот приоткрыт. Жвачка упала на газон. Чжи Ён, поднявшись, увидела, как испанка срывает с себя браслет, швыряет его в грязь.  

— No es posible! — её крик потонул в рёве трибун.  

Мин Хо обнял Чжи Ён, но она вырвалась, бежала к своим. Хе Вон лежала на земле, смеясь и плача. Где-то в толпе мелькнул флаг КНДР — алый, как кровь, синий как море.  

***  

В раздевалке Мин Хо протянул ей спутниковый телефон.  

— Дед.  

На том конце — тишина. Потом женский голос:  

— Он умер. Во время пенальти.  

Чжи Ён опустилась на пол, прижав трубку к уху. Где-то за стеной Лаура орала на тренера, разбивая бутылки.  

— Он слушал? — спросила Чжи Ён.  

— До конца.  

Она положила трубку, взяла мяч, подаренный Мин Хо. На нём было написано: «Свобода — это прыжок, а не место».  

Звезды над Мехико мерцали, как осколки битого стекла. Чжи Ён сжала мяч, чувствуя, как ветер — наконец-то — дует сквозь неё.