Просто быть

Утро началось со звука, который невозможно было спутать ни с чем. Будто в животе у стены проснулся железный зверь и решил умереть громко. Холодильник, верой и правдой служивший мне с третьего курса университета, затрясся, издал последний вздох — и замолк.  

Я стоял посреди кухни в шортах и старой футболке с логотипом давно почившей музыкальной группы, молча смотрел на белую махину. Потом щёлкнул пальцем по дверце. Потом ещё раз. В ответ — тишина. Такая, в которой слышно, как у соседей сверху кто-то грубо расстаётся через стенку.  

–Ну и ты туда же, — сказал я, и это было не про холодильник.  

Я не злился. Я был уставшим. Усталость — это когда тебе всё равно, сломался ли холодильник или геополитика. Это, как если бы кто-то пытался навязать тебе разговор посреди пожара: ты смотришь на огонь и думаешь, что чайник всё равно кипятить не на чем. Молоко в дверце уже успело скиснуть. Йогурт, который я оставил «на потом», приобрёл структуру маленькой планеты. В морозилке плавал пакет с варениками, по ощущениям — времён Холодной войны. Когда я его тронул, вареники хрустнули, будто внутри был мелкий гравий. Я достал их, уронил один на пол, наклонился, долго смотрел — и не поднял. Просто ушёл. Сидеть за столом и смотреть, как солнце лениво рисует полоски света на столешнице, казалось менее утомительным делом. На столе лежал блокнот. Старый, в кожзаме, с пятнами кофе и углами, которые давно потеряли форму. Я пролистал его. Списки задач, старые идеи для статей, обрывки снов. Страница с заголовком «что я чувствую» была пуста. Я залил чай в термос. Термос был советским, тяжёлым, с отполированной пробкой и запахом металла. Им можно было, в случае чего, отбиваться от зомби. Или от себя. Я сел у окна и уставился наружу. Соседняя девятиэтажка, облезлая как пес в апреле, смотрела на меня в ответ. Где-то вдалеке орал двигатель мопеда, кто-то ругался с диспетчером по телефону. Жизнь шла.  

Но не у меня.  

На часах было 08:43. Через 17 минут нужно было начать писать текст для клиента: «10 причин выбрать наш массажный салон». Из этих десяти причин хотя бы семь были оральной мастурбацией реальности. Я знал это. Клиент знал. Но деньги не пахнут, а особенно не пахнут, если ты их никогда не нюхаешь вживую — только видишь цифрами на экране.  

Я открыл ноутбук, написал заголовок, перечитал его, удалил. Потянулся. Подошёл к холодильнику и снова открыл его дверцу, будто за это время что-то могло измениться.  

Ничего не изменилось. Кроме того, что запах стал хуже.  

–Прекрасно, — сказал я, и в этот раз это было про всё сразу.  

Я наугад набрал в поисковике: «что делать если сломался холодильник». Потом: «жизнь без холодильника». Потом, не осознавая, почему, ввёл: «жизнь без смысла». Первые ссылки были религиозные. Вторые — философские. Третьи — рекламные.  

В этот момент зазвонил телефон. На экране: «Мама».  

–Привет, сынок! — бодро сказала мама. — Ты ел?  

–Нет. Холодильник сдох.  

–Господи. Ты в порядке?  

–Мы оба в каком-то смысле уже не работаем.  

–Илюш, ты же знаешь, техника тоже устаёт. Я могу тебе супа привезти.  

–Мама, у меня нет холодильника. Где я буду хранить суп?  

–Ну ты его съешь.  

–Съесть весь суп сразу — это звучит как неудачная метафора жизни.  

Мама замолчала. В её паузе был опыт — не философский, а житейский. Она умела варить борщ, справляться с учениками и не верить депрессии, пока не увидит диагноз на бумаге.  

–Хорошо, не хочешь — не ешь. Но не голодай назло холодильнику.  

Я усмехнулся. У мамы были свои формы мудрости.  

Когда разговор закончился, я почувствовал себя не лучше, но ближе к чему-то. К чему — неясно. Я достал мусорный пакет, засунул туда молоко, йогурт, половину мандарина, который, кажется, был свидетелем моего последнего Нового года. Вышел на лестничную площадку и почти столкнулся с соседом.  

Тот был, как всегда, в берете, в куртке с пуговицами цвета старого янтаря и с книжным пакетом в руке. Соседа звали Пётр Ильич, он был бывшим театральным критиком и иногда читал стихи прямо на лестнице. Всегда с интонацией будто это завещание, даже если это был Маяковский.  

–День добрый, — сказал Пётр Ильич, чуть наклонив голову. – Сегодня хороший день, чтобы потерять что-то ненужное.  

–У меня холодильник умер.  

–Ну вот, уже начали, — кивнул тот и пошёл дальше, как будто это был ритуал. Он даже посвистывал. Не мотив, а просто воздух сквозь зубы, как будто душа пробовала на вкус утро.  

Вернувшись домой, я сел у окна. Пил чай из термоса. Прошёл целый день. Смотрел, как за окном медленно гаснет город, как окна зажигаются, как будто кто-то щёлкает тумблерами внутри огромного организма.  

Я записал в блокнот: «Сегодня я ничего не сделал. И это было прекрасно. »  

А потом — как бы вскользь — добавил под этим: «Но завтра бы хотелось сделать хоть что-то. »  

И это было не планом, не обещанием. Просто пульсом.