Сказание об Отохимэ

Море само по себе тайна. Оно — пространство, где соприкасаются между собой мир живущих и мир мёртвых.  

Кодзи Судзуки, “Темные воды”  

Существует ли осязаемая грань между жизнью и смертью? Что чувствует человек, не скованный бременем смертного тела? Две величайшие тайны, неразгаданные и поныне.  

Магическая история, приключившаяся летней лунной ночью на пустынном морском побережье с японским мальчиком по имени Юки, наделена двойственной природой. Кто-то увидит в ней волшебную сказку, кто-то — аллюзию на мифы о переходе в загробный мир.  

Что же на самом деле произошло той ночью, навсегда останется загадкой. Каждый из вас волен отыскать в истории Юки собственный смысл.  

Юки сидел на пустынном побережье и грустно смотрел на золоченое солнце, тонущее в синем море. Вдали, у затянутого сиреневой дымкой горизонта, виднелся одинокий парус. Припозднившийся рыбак спешил пристать к берегу прежде, чем над морем разольется ночь и вспыхнут звезды.  

Взглянув на реющий парус, Юки печально вздохнул. Прошлой осенью его отец вот так же вышел в море, на парусной рыбацкой лодке, и не вернулся.  

Мать Юки горевала по мужу, но вскоре сняла траур и стала женой другому мужчине, деревенскому плотнику. Отчим не нравился Юки — он пах не так приятно, как отец, и был не прочь выпить кувшин вина, окончив сытную трапезу. Вино горячило ему кровь, опьяняло разум, и если Юки попадался захмелелому отчиму на глаза — тот грозился выпороть его и прогнать из дома. Отношения между ними были хуже некуда.  

Юки часто сбегал из дома — сюда, на тихое морское побережье, подальше от тяжелой руки отчима и слабовольной матери, ни разу не осмелившейся вступиться за сына. “Вот бы построить лодку, подумал он, взглянув на белеющий на безбрежном просторе парус, и уплыть отсюда. В далекую неведомую страну, населенную добрыми людьми, не знающими жестокости. Уплыть, и никогда не возвращаться”.  

Нахлынувшая на берег волна омыла ноги Юки. На песке остались белесые хлопья пены.  

Парус больше не трепетал над морем. Рыбак благополучно добрался до порта и причаливал к пристани. Над дальней окраиной моря виднелся лишь краешек золоченого ободка — все, что осталось от погрузившегося в море солнца.  

Темнело. Над побережьем повеяло прохладным дуновением морского ветра. Юки зябко поежился, обхватил себя за плечи дрожащими холодными руками.  

Пора возвращаться домой, не спать же на пляже, под звездами и луной. А домой идти не хотелось.  

Юки встал, бросил прощальный взгляд на спокойное море. "Доброй ночи" — сказал он, смотря в темную синюю даль. Юки сам не знал, кому предназначено это пожелание — не то его отцу, не то самому морю.  

Море отозвалось на прощание — над ровной гладью поднялась высокая волна с белым пенным гребнем. С грохотом накатив на берег, волна разбилась и отхлынула вглубь моря.  

Волна вынесла на берег дар моря — на мокром песке что-то сверкало и переливалось перламутровым свечением. Юки опасливо подошел ближе. На песке, у самой кромки воды, лежала крупная и красивая жемчужина.  

Юки никогда не видел ничего настолько же прекрасного. Жемчужина переливалась нежнейшим розоватым светом заката, тающим над морем в дни весенних дождей и осенних туманов.  

Воздух наполнился сладкоголосым пением. Радостная трель жаворонка переплетались со звучной мелодией сякухати, звенящей серебряным колокольчиком, журчащей резвым высокогорным ручьем.  

Пение нингё, заключенное в жемчужине, манило Юки к себе. Никто не устоит перед волшебными голосами нингё, и Юки устремился к жемчужине, едва дивное пение коснулось его чуткого слуха.  

Трепетная душа мальчика взволновалась. Сердце дрогнуло, замерло на миг, а затем забилось с новой силой, — прежде Юки не слыхал столь чудесных напевов.  

Зазывающие пение нингё сделалось сильнее и настойчивей — голоса морских дев приманивали мальчика к жемчужине. Юки наклонился, поднял жемчужину. Она была теплая, будто живая. Жемчужина засияла в его руках, ее мерцающий свет согрел мальчика — Юки больше не ощущал холода.  

Пение нингё утихло. Отголоски голосов морских дев еще долго звучали в сознании Юки.  

“Откуда же ты взялась? ”, подумал Юки, восхищенно разглядывая диковинную жемчужину.  

— Она рождена в морской пучине, — произнес звонкий и чистый голос. — Это мой дар тебе, Юки.  

Услышав голос, Юки вздрогнул, поднял глаза, осмотрелся. Перед ним, на мелководье, стояла прекрасная юная девушка — у нее были вьющиеся темно-синие волосы, причудливое фурисодэ, не то синее, не то голубое, обрамляло статное девичье тело, изящное и гибкое. Худощавую талию обтягивал шелковый зеленый пояс — по ткани пробегали бирюзовые переливы, будто пояс был соткан из чистой морской воды. Подол фурисодэ украшал искусный орнамент из бегущих волн. Вышитые на подоле волны были живыми: они величаво вздымались над морем, вознося на белопенные гребни одномачтовые сакэбата, и неслись к неведомым берегам.  

Изумленный Юки разглядывал девушку, и ему пришла на ум мысль: ее диковинное одеяние соткалось из прозрачных синевато-голубых волн, ласково омывающих ноги девушки.  

Девушка разглядывала Юки: мальчик поймал на себе ее любопытный взгляд; она словно присматривалась к невиданной заморской диковинке. Ее зеленые глаза ярко светились — так же светятся глаза кошки, когда направляешь на нее зажженный фонарь.  

— Мой дар тебе по нраву, Юки? — сказала девушка. — Вижу, он согрел твое тело и душу.  

Девушка шагнула вперед. Юки увидел, что ее босые ноги белы как свежий снег, выпавший в первый день зимы. Столь чистейший снег Юки видел лишь однажды — когда выходил с отцом в горы, добывать дерево для починки лодки, кормилицы их семьи.  

— Вижу я и то, что ты таишь в себе холод. Прячешь его в темном тайнике души, куда сам страшишься заглянуть.  

Девушка вышла из моря. Позади нее тянулись следы босых ног — неглубокие ямки, оставшиеся на мокром песке. Прозрачная, светящаяся голубизной вода мгновенно затапливала ямки.  

— Мне нужно домой, — сказал Юки, пятясь подальше от берега и странной девушки, явившейся из моря. — Мама давно меня ждет.  

— Не убегай. Я услышала твой призыв и пришла выручить тебя.  

— Я никого не призывал. — Юки припомнил рассказы взрослых о ямауба, могущественных горных ведьмах. По ночам ямауба покидали свое потайное логово, затерянное среди подземных пещер, и летали над окрестностями, высматривая детей-одиночек. В рассказах ямауба представали безобразными старыми женщинами, но взрослые уверяли — ямауба сведущи в зельях и сумеют сварить такой эликсир, что превратит уродливую старуху в молодую красавицу.  

Ямаубу, изменившую облик, выдавал свиток с заклинаниями, позволявший ведьме летать над землей подобно птице. По легендам ямауба вешала колдовской свиток на шею, если суметь сорвать его и разорвать пополам — ведьму подхватит ветром и унесет в ее логово.  

Юки еще раз посмотрел на девушку. На ее шее висело жемчужное ожерелье — большие красивые жемчужины переливались мягким перламутровым свечением.  

Юки оглянулся на тусклые огни прибрежной деревни, откуда он пришел на побережье. Пусть девушка и не ямауба, но с магией она знакома. Некий потаенный умысел привел ее на пустынное морское побережье под покровом ночи — в зловещий сумеречный час, потворствующий сокрытию ужасных злодейств, творимых колдовством.  

Юки собрался бежать в деревню. Ведьма погонится за ним, но добежав до околицы он спасется — ни одна ведьма не войдет в освещенную фонарями деревню. Огонь и свет отгоняют ведьм от жилищ людей.  

— Я не умышляю против тебя ничего дурного. — Неслышно ступая по песку, девушка отдалялась от накатывающих на побережье волн и приближалась к Юки. Она шла медленно, легко и грациозно, при том расстояние между ней и Юки неуклонно сокращалось.  

— Я ни к кому не взывал и не просил меня выручать. — Юки отступал все дальше от берега, понемногу ускоряя шаг.  

— Ты взывал к морю и молил вернуть того, кого любишь. Я видела тебя на берегу, когда ты проводил его в море в последний раз. Видела как ты плакал, когда он не вернулся. Видела как ты выходил на берег день за днем — ни зной, ни дождь, ни ветер, ни снегопад и метель не удерживали тебя дома. Ты выходил на берег, глядел на морской простор и слал безответные мольбы — просил море сжалиться над твоими бедами и вернуть тебе родного отца. Море услышало твои мольбы и донесло о них мне.  

Девушка остановилась. На песчаный пляж упала ее длинная темная тень, порожденная светящей с небесного свода луной. Позади девушки размеренно шумело море.  

— Я знаю как ты потерял своего отца. В тот далекий день на море разразилась страшная буря. Твой отец был смел и силен, он отважно боролся со штормом, направляя свою лодку к берегу. Но море бывает коварно — волны опрокинули лодку твоего отца. Он запутался в снастях и пошел ко дну. Я видела как он пытался выпутаться из канатов и выплыть на поверхность. Но никому не дано уйти от судьбы. Духи смерти унесли душу твоего отца в Ёми-но Куни, на суд к всевидящему Эмма, а опустелое тело пошло на дно морское.  

— Кто вы? — Юки настороженно взглянул на девушку. — Откуда знаете как умер мой отец?  

— Мое имя Отохимэ. Я дочь Ватацуми-но ками, властителя морей. — Девушка улыбнулась. Зубы у нее были белыми, словно выточенными из изысканного мрамора, а улыбка — завораживающей и очаровывающей. — Мне открыто все, что случается в морях Нихона.  

Не сводя глаз с девушки, Юки торопливо пятился назад. Не заметив торчащий из земли корень старой мертвой ивы, он споткнулся и упал. Сияющая перламутром жемчужина выкатилась из его руки и откатилась к кривому черному стволу ивы.  

Отохимэ нагнулась, подобрала лучащуюся перламутровым свечением жемчужину.  

— Не бойся меня, — сказала она спокойно и ласково. — Я вышла из моря, но я несу жизнь, а не смерть. Смотри.  

Отохимэ подошла к мертвой черной иве, прикоснулась к шершавому стволу точеной белой рукой. Под тонкими изящными пальцами Отохимэ, ласкающими грубый ствол погибшего дерева, замерцало синевато-голубое свечение.  

Ива зашевелила сухими поникшими ветвями — на нее будто налетел порыв ветра, но ветра не было. Ветви поднимались, на них распускались нежные зеленые листья — свежая весенняя поросль. Прошел миг — и ива стояла, усеянная молодой сильной листвой. Мертвое иссохшее дерево возродилось.  

— Вода несет жизнь. — Отохимэ отняла руку от ствола ивы, склонилась над Юки и протянула ему руку. — Я подобна воде — несу дар жизни.  

Юки недоверчиво взглянул на богиню моря.  

— И отнимаете дар жизни у таких, как мой отец?  

— Не я лишила жизни твоего отца. Мое призвание — править морями и оберегать дух жизни, зародившийся в извечном море задолго до сотворения Нихона. Над судьбами смертных властвует мой брат Эбис — он отмеряет, сколько проживет человек. Я не властна над деяниями Эбису и не изменяю судьбы смертных по своей прихоти.  

Печальный взгляд Отохимэ смягчил доброе сердце Юки. Его недоверие к ней ослабло. С ним ослабли боязнь и робость, внушенные величием морской богини.  

Осмелев, Юки вложил свою ладонь в ладонь Отохимэ.  

Отохимэ крепче сжала ладонь Юки, обхватила его запястье своими тонкими цепкими пальцами. Мальчик ощутил сильный рывок. Морская богиня, дочь великого бога Ватацуми-но ками, легко поставила Юки на ноги — в хрупком с виду девичьем теле таилась немалая сила.  

Лучезарно улыбаясь, Отохимэ протянула Юки драгоценную жемчужину.  

— Не теряй мой дар. Он приносит утешение отчаявшейся душе, уносит печаль и горе.  

Зажав жемчужину в кулак, Юки подошел к иве, коснулся гибких ветвей, погладил пальцами мокрые зеленые листья. Проведя рукой по стволу ивы, Юки ощутил едва уловимое биение под шершавой корой — будто кровь бежала по венам дерева.  

В темном ночном небе высыпали серебряные звезды. Над морем поднималась луна — большая и бледная, сияющая синеватым ореолом.  

— Благодарю за вашу милость и щедрый дар, благородная Тоётама-химэ. — Отвернувшись от шелестящей ивы, Юки поклонился морской богине. — Вы позволите мне оставить вас и вернуться в деревню? Ночь близка, а мой дом не близко.  

— Неужто я тебя неволю? Уходи, когда пожелаешь. Возвращайся домой. — Стоя перед мальчиком, Отохимэ пристально вглядывалась ему в глаза — и прозревала душу Юки; все, о чем он думал, чего боялся, и на что втайне надеялся, все то открывалось ей. — Но ты не уйдешь. Ты хочешь остаться. И останешься.  

Юки промолчал. Он крепче сжал в ладонях жемчужину и ощутил как она пульсирует — точь-в-точь живое сердце. Жемчужина испускала приятное тепло, наполняющее его душу небывалым покоем и радостным предвкушением соприкосновения с неведомым, сокровенным и магическим.  

— Присядем? — Отохимэ указала на перевернутую рыбацкую лодку, лежащую неподалеку. От лодки до моря тянулась глубокая песчаная борозда.  

— Мне нужно домой, — тихо сказал Юки. — Уже поздно. Мама волнуется, что меня нет.  

— Я не задержу тебя надолго, и провожу домой. Не бойся. Рядом со мной тебе ничто и никто не грозит.  

Юки подошел к лодке. Сел. Днище лодки было теплым, просмоленные доски сохранили частичку тепла, оставленную уснувшим солнцем.  

Отохимэ запрокинула голову и мечтательно посмотрела на мерцающие в небе звезды.  

— О чем ты думаешь, глядя на звезды? Я вспоминаю первую ночь в вашем мире — безмятежную, полную покоя и звездного света. Еще не были сотворены ни звери, ни птицы, ни рыбы, ни люди. Я стояла на каменистом острове, поднятом из моря Изанами и Изанаги — богами созидания, творцами небесной и земной тверди. Я была одна во всем мире, юном и чистом. Я наслаждалась новизной перворожденного мира: дуновениями ветра, плеском волн, бьющихся о берега острова, бликами лунного света, впервые заигравшими на воде.  

Мягкий голос богини зачаровывал Юки, произносимые ею слова звучали легко и плавно.  

— Ясными ночами я поднимаюсь на крышу моего подводного дворца и любуюсь звездами до зари, пока последняя из них не исчезнет в предрассветной лазури. В вашем мире немало чудес, но ничто на свете не затмит чар звездного неба.  

Вслушиваясь в бархатный говор Отохимэ, Юки представил нежные белые облака, плывущие над цветущим весенним лугом, окаймленным заснеженными горами. Вот что напоминал ему волшебный голос Отохимэ — невесомые как пух облака, гонимые свежим морозным ветром.  

Юки запрокинул голову и тоже взглянул на звезды.  

— Я думаю о моем отце, — сказал мальчик. — Мама говорила мне, что его душа вознеслась к звездам и обрела покой в их вечном сиянии. Вам, Тоётама-химэ, ведомо больше, чем людям. Правда ли, что душа моего отца вознеслась к звездам?  

— Звезды — хранители грез и тайн, всеведающие и немые. За звездным светом скрыта Такамагахара, обитель первородных богов. Но нам, богам Нихона, не дано видеть сквозь сияние звезд и познавать небесный мир.  

Во взгляде Юки угас огонь радости, зажженный надеждой узнать посмертный удел отца. Даже древней богине, видевшей сотворение мира, оказалось не по силам узнать, уходят ли души умерших к звездам.  

— Я всегда думал, что богам известно все о мире среди звезд, — сказал Юки, понуро опустив голову, и вновь засмотрелся на спокойное, дремлющее море.  

— Я больше знаю о море, чем о звездах, — в звонкий голос Отохимэ закралась легкая грусть. — Хотела бы я хоть разок побывать там, познать чудеса иных миров. Повидаться с Цукиёми-но ками, моей небесной сестрой, — она указала на повисшую над ними полную луну. — Увидеть наш мир с высоты звезд. Ты последуешь за мной, Юки? Вперед, к неизведанным звездам, оставляя позади наш старый изведанный мир!  

— Не знаю. — Юки разглядывал холодную бледную луну, застывшую над побережьем. — Если я уйду с вами, моя мать останется одна. Она нуждается во мне.  

Отохимэ отвела сияющий взгляд от звезд и посмотрела на мальчика.  

— Она не одна. У нее есть муж. Не самый достойный, но ее выбор мне ясен — вдовья доля хуже самого дурного мужа. — Отохимэ вновь устремила сияющий взор в звездные небеса. — Ты с ним не ладишь.  

— Мой отчим — жестокий человек.  

— Как и многие из живущих здесь. Они родились, прожили и состарились на вашем маленьком острове. Никто из них не повидал ничего, кроме лодок, сетей и снастей. Они упустили свои жизни, и впустили злобу в свои души.  

— Нам хорошо живется на острове, — сказал Юки, оглянувшись на тускнеющие огни родной деревни. — Рыбаки добывают рыбу, крестьяне возделывают поля. В нашей деревне есть и хорошие люди. Здесь мой дом.  

— И ты хочешь провести на вашем острове всю жизнь? — Отохимэ проницательно взглянула на мальчика. — Станешь рыбаком, как твой отец? Или плотником, как твой отчим? Спокойно проживешь тут до старости и умрешь, так нигде и не побывав? Не повидав мир?  

— Мне нравится печь хлеб. Наш пекарь давно зазывает меня в подмастерья.  

— Печь хлеб — полезное умение, а не твое призвание, Юки. Я наблюдала за тобой с первого дня, как ты пришел на мой берег. Как ты сидел здесь, тосковал по отцу, смотрел на море, и мечтал увидеть побывать на всех землях и переплыть все моря. Я проведу тебя через все моря и земли. Покажу тебе все, чем богат ваш мир. Поведаю тебе все его тайны, отведу в потаенные места, где и поныне свершаются чудеса. И однажды, спустя века, когда на свете не останется чудес, ты и я покинем низший мир и вознесемся в Небесную обитель. — Отохимэ указала на звездное небо. — Улетим к манящим нас звездам. Я знаю, ты хочешь побывать там не меньше, чем я. Не лишай себя приключений. Не подавляй в себе желание странствий и открытий. Иначе твоя душа погибнет и ты станешь таким же потерянным, как твой отчим.  

Богиня морей вскочила с днища рыбацкой лодки. Ее светящиеся зеленые глаза разгорелись ярче самой яркой из небесных звезд. Синие волосы волной взметнулись над головой.  

— Решайся! Пойдешь ли ты со мной, или вернешься домой — к тирану отчиму, что безудержно пристрастен к вину и жесток к тебе. Как ты решишь — так и будет. Твое слово, Юки! Одно твое слово решит все!  

Юки подумал о возвращении домой. Он уже опоздал к ужину. Когда он войдет в дом, охмелевший отчим набросится на него с кулаками. Безвольная мать не вступится за него — она боится перечить воле мужа.  

Вырвавшись из рук отчима, он вбежит в свою комнату, запрет дверь и забьется в угол — маленький затравленный зверек, сбежавший от страшного хищника. Сидя в углу, он будет слышать как внизу буянит отчим, а мать тщетно пытается унять его пьяный гнев. Ужин он не получит, и до утра просидит голодным, слушая бурчание в животе.  

Юки заплакал, и опустил голову, пряча слезы.  

Мягкая рука нежно коснулась его лица. Изящные тонкие пальцы бережно отерли слезы. Прикосновение было бархатным, шелковым. Рука Отохимэ испускала запах весенних цветов и свежести горных ручьев.  

— Ты одинок и несчастен, Юки. — Отохимэ провела пальцем по щеке мальчика, смахнув ползущую к подбородку слезинку. — Тот дом больше не твой. Те люди — не твоя семья.  

Перестав сдерживаться, Юки разревелся и бросился в ее объятия. Он рыдал, размазывая по щекам слезы неизбывной печали, а Отохимэ ласково поглаживала его по голове и шептала слова утешения.  

В темной ночи успокаивающе шелестел прибой. Блеск серебряных россыпей звезд отражался в темной воде. На слабых волнах покачивалась позолоченная лунная дорожка.  

Юки рыдал, пока не выплакал все печали и горе, накопившиеся в страждущей юной душе.  

— Я пойду, — совсем тихо сказал он. Юки крепче сжал в руке живую пульсирующую жемчужину. — Я хочу уйти с тобой в подводный мир. — Голос мальчика стал тверже и громче. — Я хочу уйти с тобой!  

Крик Юки разнесся над сонным безлюдным пляжем, вспугнув ночное безмолвие.  

Отохимэ взяла его за руку. Ее рука была горячей, будто охваченной невидимым пламенем. Зеленые глаза богини сверкали еще ярче, затмевая мириады небесных звезд, рассеявшиеся над земной твердью. Море призывно зашумело, о берег с грохотом ударили волны. Над волнами каскадом разлетелись белоснежные хлопья пены.  

Отохимэ радостно рассмеялась. Ее синие волосы вновь взметнулись, рассыпая вокруг хрустальные брызги воды.  

— Мой мир ждет тебя, Юки! — Она повела его к морю. — Пойдем! Пойдем со мной! Оставим суше твои боли и печали!  

Отохимэ первой вошла в воду, не отпуская руки Юки.  

— Сними гэта, — сказала она. – Почувствуй прикосновения моря.  

Юки послушно разулся, вошел в воду, и вновь взял Отохимэ за руку.  

— Ты веришь мне? — Склонившись, Отохимэ заглянула Юки в глаза — и он утонул в завораживающем зеленом огне ее бездонных глаз — прекрасных как утренний рассвет над морем и глубоких как морская пучина.  

— Верю.  

— Тогда не бойся ничего. Доверься мне.  

Отохимэ положила руки на плечи мальчика. Юки ощутил как уходит под воду, и поспешил вдохнуть побольше воздуха. Закрыв рот, он с силой сцепил зубы и сжал губы. И как раз вовремя — море сомкнулось над его головой.  

Оказавшись под водой, Юки привычно задержал дыхание. Щеки мальчика надулись, лицо побагровело от напряжения.  

Юки выжидал, не понимая, что должно случиться. Перед ним всплывали мелкие пузыри, вырывающиеся из носа. Запас воздуха в легких мальчика стремительно таял.  

В груди Юки разгорелся жгучий огонь. Он испуганно забился, пытаясь вырваться из-под воды, вынырнуть, вдохнуть еще воздуха.  

Отохимэ лишь сильнее надавила ему на плечи, удерживая мальчика под водой. Грудь Юки сдавило. Горло раздирала боль.  

В голове Юки зазвенело. Его взор помутился, перед глазами взорвались вспышки белого света — казалось, он обречен и спасение невозможно.  

Юки трепыхался как пойманная в сети рыба, сжигая остатки сил. Он еще ощущал давление рук Отохимэ — ее пальцы намертво впились в его плечи. Юки вскинул руки, вслепую нащупал запястья Отохимэ, обхватил их, и рванулся кверху, надеясь вырваться из рук богини.  

Отохимэ удержала бьющегося Юки под водой.  

Силы Юки иссякли. Он открыл рот и судорожно глотнул соленой морской воды. "Вот и конец. Вот и смерть". Эта мысль, возникшая в затуманенном сознании, показалась Юки смешной. О чем он думал, соглашаясь уйти в море. Человек не может дышать под водой. Ему не выжить без воздуха. Глупый наивный Юки. Позволил заманить себя в море и утопить.  

Сознание Юки вдруг прояснилось. Зрение вновь обрело четкость. Ощущение сдавленности в груди исчезло. Горло больше не обжигало.  

Юки опустил взгляд и ясно увидел морское дно — совсем такое же, как на суше, только поросшее бурыми водорослями. Сильные руки Отохимэ больше не давили ему на плечи. Юки стоял на морском дне, и дышал. Он дышал! Дышал под водой.  

Юки приложил руки к своей груди. Под кожей уверенно билось сердце. Он был жив. "Я жив! — радостно крикнул Юки. — Я жив! ".  

От радости ему захотелось пуститься в пляс.  

Рядом с Юки раздался громкий всплеск. На дно опустилась Отохимэ. Она показалась Юки еще красивее, чем на суше.  

— Прости, что напугала, — сказала она. — Прежде чем войти в мое царство, ты должен был переродиться. Стать одним из нас.  

— Я подумал, что тону, — смущенно сказал Юки.  

Отохимэ звонко засмеялась.  

— Вода дарует жизнь, а не отнимает ее. Сейчас ты живее, чем когда-либо прежде.  

Юки огляделся. Вокруг них высились подводные скалы, поросшие колышущимися водорослями. Среди водорослей порхали мелкие пестрые рыбки. Над скалами колыхалась темная толща воды. Сквозь воду не было видно ни звезд, ни луны.  

— Куда нам идти? — сказал Юки.  

— В мой дворец. По Тропе Света.  

— Я не вижу здесь никакой тропы. — Юки вновь огляделся.  

— Путь в мой замок увидит лишь тот, кто поверит. — Улыбающаяся Отохимэ подмигнула мальчику. — Поверь, Юки. Поверь всем сердцем. Поверь в чудеса.  

Юки зажмурился. Он вспоминал старинные рыбацкие легенды, услышанные от отца. По вечерам отец входил к нему в комнату, зажигал красный бумажный фонарик, и рассказывал предание о рыбаке Урасиме Таро. Отважный Урасима Таро первым из людей побывал в дивном подводном замке Отохимэ — ему кланялись все обитатели моря, его взор услаждали красивые танцовщицы. Сама Отохимэ подарила ему танец, а равной ей танцовщицы не сыщешь на всем свете. Он пировал и веселился, а когда покинул подводный мир и возвратился на сушу, то узнал, что провел во владениях Отохимэ три сотни лет. Все, кого он знал, давно умерли, а мир, что он оставил, изменился. Урасима Таро стал чужаком на родной земле. В отчаянии он открыл богато украшенную шкатулку, дарованную ему Отохимэ в подводном царстве. Даруя шкатулку, богиня моря предостерегла Урасиму Таро: “Никогда не поднимай крышку шкатулки и не смотри, что я вложила внутрь”. В порыве отчаяния Урасима Таро позабыл о предостережении. Шкатулка оказалась пустой, когда он откинул расписную лакированную крышку, оттуда вырвался лишь белый дым, и молодой Урасима Таро превратится в седого старца. В той шкатулке Отохимэ заключила годы, непрожитые им на суше.  

Отец всегда говорил, что это просто легенда. Сказка. Но сказка оказалась правдивой. Юки находился во владениях Отохимэ. Он не поступит так, как Урасима Таро. Он верит.  

"Здесь мой новый дом, — подумал Юки. — Я верю".  

Юки открыл глаза. Подводный мир изменился. Темная вода окрасилась небесной голубизной и лучилась лазурным сиянием. Стаи разноцветных рыбок сновали тут и там. По каменистому дну, укрытому водорослями, неспешно ползли крабы-отшельники, несущие на себе большие красочные раковины. Прилипшие к камням актинии лениво покачивали короткими щупальцами.  

Юки поднял голову, увидел звезды и луну. Они мерцали ему сквозь прозрачную и чистую голубую воду. Над головой Юки золотилась лунная дорожка. Лучи лунного света пронизывали воду серебристыми копьями.  

— Как красиво! — восхищенно сказал Юки, разглядывая дивный подводный мир.  

— Ты поверил. — Отохимэ одарила мальчика чарующей улыбкой. — Пора в путь, Юки.  

Вокруг головы богини морей, путаясь в синих волосах, кружилась стайка желтых рыбок с пышными сиреневыми хвостами — подобие живой диадемы.  

Отохимэ вскинула руки, прикоснулась к золотящейся на волнах лунной дорожке. Лунный свет оседал на ее пальцах тончайшими золотыми нитями. Отохимэ поглотила свечение луны, и сама засияла золотым светом. Юки восхищенно смотрел на нее. У него на глазах творились небывалые чудеса. Чудеса, что под силу совершать лишь древним богам.  

Золотая лунная дорожка исчезла с глади моря. Искусные пальцы Отохимэ опутала тончайшая пряжа, сотканная из лунного света. Отохимэ встряхнула руками, нити золотого света соскользнули с кончиков ее пальцев и упали на дно моря. Среди высоких подводных скал и глубоких впадин расстелилась золотая дорога – Тропа Света. Тропа сияла, манила пуститься в странствие.  

Отохимэ первой ступила на Тропу света — и погрузилась в пламенеющее золотое свечение, путеводным огнем пронизывающее морские глубины.  

— Пойдем, Юки. — Она протянула руку мальчику. — Тропа Света приведет нас в мой дворец.  

Взявшись за ее руку, Юки смело ступил на Тропу Света — прежние страхи оставили его.  

— Я больше не боюсь, — сказал Юки, взойдя на Тропу Света. — Море — мой дом.  

На душе Юки ощущал небывалое спокойствие и умиротворение, каких не знал на суше.  

Отохимэ звонко рассмеялась, взяла Юки за руку, и повела его по Тропе Света — сквозь море, к ее подводному замку, обители чудес, музыки и танцев.  

Пояснения  

Сякухата — бамбуковая флейта, национальный музыкальный инструмент Японии.  

Нингё — японская русалка. Как и сирены в древнегреческих греческих мифах, нингё садятся на скалы и заманивают мореходов на рифы очаровывающим пением.  

Сакэбата – парусная рыбацкая лодка.  

Ёми-но Куни (“страна мертвых”, япон. ) — загробный мир в японском фольклоре.  

Эмма — судья мертвых, обитающий в Ёми-но Куни и вершащий справедливый суд над душами умерших. Он видит все поступки, совершенные умершими при жизни, и решает, куда заслужила отправиться судимая душа — в ад (Дзигоку) или рай (Тэнгоку).  

Ватацуми-но ками — бог морей в японском фольклоре.  

Нихон — мифологическое название Японии.  

Эбис — бог судьбы в японском фольклоре.  

Тоётама-химэ — одно из имен Отохимэ, означающее “Жемчужная дева” или “Дева божественного духа”.  

Цукиёми-но ками – женское божество в синтоизме, олицетворение Луны.  

Гэта — деревянные сандалии на платформе, традиционная японская обувь.