Выходила на берег Катюша.

Все правильно. Расцветали яблони и груши. Поплыли туманы над рекой. Правильно, но как – то по другому. Яблони цветут. И груши в наличии. Вон одна старушка выглядывает из окна домика, следит за своими грушами – не начали ли падать на землю. А вот Катя какая – то странная. Да и не Катя это вовсе. Это я. Иду по улице Гарвард Стрит, что в Бостоне. Иду и гляжу на деревья, правда, это в основном вишни, которые тоже цветут, но растут посреди тротуаров, что опасно. Можно наткнуться и разбить себе лоб.  

И вот – «ать – два, ать – два! » Погода хорошая, ноги устойчивые, кроссовки еще крепкие, им лет пять, не больше. Куда иду, не знаю. Просто так, ушел из дома – свежий воздух, всякие лица кругом. Ать – два! И вдруг слышу громкий треск. Оглядываюсь – ничего такого, что могло бы трещать. До очередной вишни далеко, встречная женщина – толстая, мягкая, такая при столкновении не затрещит, да и идет она по противоположной стороне улицы. Младенец в коляске? Трещать может, но не так же громко!  

Ощупываю свой лоб – как новый. Храбро делаю шаг вперед. Ай! Ой! Сильная боль в левом колене. Это оно трещало. Черт бы его побрал. Не могу идти. Сломалось что – ли? Снаружи не заметно. Хорошо, не забыл взять телефон, хорошо помню номер – 911. Звоню, стараюсь что – то сказать. Голос, – «Поздно говорить, уже выехали. » Через десять минут, не больше, вот они голубчики – все тут. Полицейский, пожарная машина, скорая. У них соревнование – кто первый приедет, тому премия.  

Меня забирает скорая, везет в ближайший госпиталь – Санкт Элизабет. Там полный порядок. Зарегестрировали, хорошо у меня есть страховка – все оплатит, отвезли в палату, дали стакан яблочного сока, бублик, и вот уже сделали рентген. «У вас порван мениск. Починим, жить будете, танцевать тоже. » – «Я не умею! » – «Научитесь. » Черная сестричка улыбается, подмигивает мне. Приносят ведро с жидким гипсом. Обмазывают мне колено. – « Готов. Отправляйся домой. Вот выписка, вот направление к нашему хирургу. » – «А как же... » – «Все остальное – у хирурга через неделю. Отвезет тебя домой наша скорая. Дарим тебе костыли. » – «А туалет? » – «Прыгай сам на костылях. » Вот гады. Видно я им не понравился. Избавились за три часа.  

И вот я дома. Лежу, хожу, прыгаю на здоровой ноге, осваиваю костыли. Жена делает вид что ей меня жалко. На следующий день приходит медсестра, не та черненькая что подмигивала, а беленькая – она не подмигивала, но улыбалась. Проверила – нога здесь, колено с повязкой здесь, костыли не сломаны. Кофе пить отказалась, но шоколадку съела. Напомнила о хирурге. – «Ну конечно, конечно. Обязательно! » – Ушла. Черта лысого я пойду к их хирургу.  

В этом госпитале хорошо работают только туалеты, да и то если все процедуры выполняешь самостооятельно. Как – то делали они мне рентген грудной клетки. Сначала парень пытался поставить меня перед аппаратом так, чтобы снимок сделать со спины. Почему? Потом оказалось, что он забыл зарядить его пленкой. Позвал второго балбеса и вдвоем они с третьего раза ухитрились сделать снимок. «Узнаешь, это ты? » – «Узнаю», – сказал я глядя с ненавистью на них и на чьи то ребра. Это какую же дозу облучения я получил? Кстати, этот раз мне сначала сделали снимок здорового колена. – «Почему! Зачем!?» – «Ты же сам сказал – колено левое. » – «А это какое?!» – Придурок долго смотрел на мои колени, на свои колени, на колени медсестры и что – то пытался сообразить.  

А все потому, что в демократической, ну очень демократической Америке существует государственная программа – на работу в первую очередь должны брать тех, кто работать не может и не хочет. Вот и знакомый нотариус жаловался мне – ему нужно было получить какой – то документ со своей фотографией. Принес фотографию – потеряли. Принес вторую – снова потеряли. Принес в третий раз, отдал в руки, прямо в руки этой женщине, этой....! Он сказал какой. Пошел к двери, оборачивается – его фотография валяется на полу.  

В общем, пошел я в Баптистский госпиталь, вернее поехал туда сам на своей машине, а почему нет? Чтобы ехать, левая нога не нужна, она только мешает правой жать на педали. И костыли не взял. Я посмотрел, как ходит с негнущейся ногой Михаил Козаков в кинофильме «Здравствуйте, я ваша тетя». Ходит просто и без затей. И руки свободны, чтобы хвататься за окружающие предметы, например, за жену, это я уже о себе, я взял ее с собой – пусть будет, в случае потери равновесия. А почему именно в этот госпиталь? Он считается самым лучшим по хирургии. В нем режут самых именитых спортсменов Америки.  

Вхожу в кабинет хирурга. Мать честная! Сплошная кожаная мебель – диван, кресла, стулья. Стены увешаны саблями, пиками, кинжалами. Все настоящее и опасное. Важный увесистый американец сидит за большим важным письменном столом. Я заранее узнал – его фамилия Шеа. Не Шея, а Шеа. Он сказал мне, что всю эту кожу и сабли оставил ему прежний хозяин кабинета, и что сабли для хирургии он не использует. – «У меня есть более острые и более пригодные для разрезания, укорачивания и отрезания инструменты. » А фамилия его очень древняя, происходит от ирландской О’Ши. Сейчас он седой, а раньше был рыжий – типичный ирландец. – «Хотя рыжим быть не обязательно. Обязательны пиво Гиннес и ирландское виски, ну Джемсон, например. » – Вздохнув он добавил, – «Вот Марк Твен не был ирландцем, а сказал правильно – «Сишком много чего – либо – это плохо, но слишком много хорошего виски едва ли достаточно. »  

За пару дней до операции я снова поехал в госпиталь. Там у меня спросили, помню ли я свое имя. Я помнил. Тогда они меня протестировали вдоль, поперек и в глубь. На экране монитора я впервые увидел как выглядит мое сердце в натуральную величину и как оно пульсирует. Зрелище абсолютно отталкивающее. Какой – то красно – бурый мешок странной неправильной формы непрерывно шевелился и при этом еще и громко булькал. И так всю жизнь! Мне с ним! Ужас.  

Наконец, я снова в госпитале, и мне вручают костыли, подводят к лестнице и велят учиться взбираться вверх и спускаться вниз. Привезли кровать на колесиках, положили, укрыли одеялом. Спи – не хочу. Внутривенное вливание. Ничего особенного, но мне почему – то делается очень холодно, начинают стучать зубы. Говорю сестричке, стоит рядом и жалобно на меня смотрит, что чинить зубы дорого. Прошу обнять меня для согревания – ничего больше! Ну вот же он я, лежу на кровати в полной доступности, но она лишь приносит мне еще одно одеяло.  

И вдруг вбегает женщина, рот широко открыт, глаза выражают ужас. Ну прямо, как на картине Мунка «Крик». Посмотрите. – «Стойте, нельзя, запрещено! » – «У него... » – Далее следует поток медицинских терминов. Мне на нормальном английском объясняют, что эта женщина анестезиолог. Она заметила в тесте моего сердца наличие того, чего не должно быть, и что мне этот тест будут повторять. – «Если найдем снова – перед ремонтом мениска будем менять сердце. Бесплатно, ваша страховка выдержит. » – «Екелемене! » – говорю я интеллигентно на чистом русском. Они не понимают. «Ф... к», повторяю я на доступном для них языке.  

Ну вот уже капельница снята, одеяла унесены, а рядом возникает высокая симпатичная женщина, лицо – сплошное воплощение участия и доброты, руки – сплошное желание обнять и погладить. Это представитель администрации. Она мечтает искупить причиненный нам моральный ущерб. Одна ее рука на моем плече, другая на плече моей жены. Нас ведут в ресторан при госпитале и угощают обильным вкусным обедом. Я кладу на стол свой кошелек, женщина велит мне его спрятать. В таких случаях противоречить я стесняюсь, и кошелек убран.  

На следующий день я снова в госпитале. Повторная проверка работы сердца. Я уже все знаю и на монитор не смотрю – не хочу. Насмотрелся прошлый раз. Процессом руководит очень маститый кардиолог по фамилии Свани, по ирландски Swinney. Свинья что – ли? Так оно и есть. Но ирландская свинья разительно отличается от русской. Там она является священным животным, ее все любят, уважают и с удовольствием кушают. Это вам не индийская корова, которую все любят, уважают, позволяют ей делать все и везде, но не кушают.  

И внешне доктор совсем на свинью не похож – маленький, беленький, лысенький, улыбчивый старичек. Короче говоря, мое сердце успешно прошло тест, а доктору я чем – то так понравился, что он стал уговаривать приходить к нему по любому поводу. Он даже пару раз звонил мне домой – «Привет, как ты там. Не хочешь ли заглянуть. » – Перепутал он меня с кем – то, что ли? Это бывает. Вот, например, президент Байден как – то перепутал свою жену с ее сестрой. А как не перепутаешь, женщины, они же все одинаковые, особенно для президента.  

Итак, я снова в госпитале, и все как прежде – кровать, капельница, мне холодно, два одеяла. Рядом на стуле сидит моя жена. Взгляд у нее какой – то отсутствующий, ничего не соображающий. Или соображающий – а будет ли снова обед? Я дома сказал ей, что сомнительно, поэтому она взяла с собой пару бананов. Не смог я уговорить ее не ехать со мной. Теперь я должен думать не о своем мениске, а о ней – удобно ли ей сидеть на стуле, куда девать шкурки от бананов и, главное, где туалет. С ней может случиться все, что угодно. Один раз пошли в кинотеатр. Вот уже сидим в зале, вот уже сейчас начнут, и вдруг – «Мне надо, я пошла. » Встала с кресла и пошла из зала, но почему в эту дверь? Открыла ее и оказалась на улице, а ручка у двери так устроена, что обратно не войти. Подождал я, подождал, и пошел ее искать.  

Совершенно неожиданно я уснул, а потом также неожиданно проснулся. Кровать все та же, вообще все прежнее, только одеяла исчезли. И капельницы нет. Что за черт? Что за балаган? Сколько можно издеваться над человеком! «Ну наконец то, вы проснулись», – это голос медсестры. «Ты даже храпел», – это моя жена, она сидит как прежде, но только без бананов. – «Ну, хватит валяться, бери костыли, поехали домой. Умираю, есть хочу. »  

Оказывается, я проспал почти два часа и пропустил все самое интересное – мне починили мениск и наложили гипсовую повязку. Обещали, что через два дня придет к нам домой медсестра, удостоверится, что повязка на месте, а через неделю появится снова, и если я буду хорошим мальчиком, снимет ее совсем. – «И научите меня танцевать чечетку, как Фред Астер», – добавил я.  

Когда я посмотрел на свое голое колено, я был возмущен. Обманули, ничего они с ним не делали, никаких следов операции. Где ужасные шрамы, швы, где рубцы, где синяки, наконец. Оказалось, все было сделано через три незаметные дырочки – через одну они наблюдали на экране монитора за всем, что там внутри происходит, через вторую заливали жидкость, вымывая все, что отрезалось и откалывалось, а через третью доктор Шаев проявлял свое искусство. Своими толстыми пальцами! Жалко, я все пропустил.  

С тех пор прошло много лет. Колено служит мне, тьфу – тьфу, безотказно. Если что по временам и трещит, то это не оно. Я часто гуляю, даже выхожу на берег крутой реки – Чарльз – ривер, где иногда проплывают туманы. С женой, без Катюши. Могу завести песню – голос у меня ужасный, все говорят, но пою я хорошо, громко. Если сквозь туман меня не видно, то слышно, и всегда можно обойти стороной.