В голове не укладывается

В голове не укладывается  

Рассказ  

(из цикла издержки профессии)  

В середине восьмидесятых произошел одиозный случай, фабула и субъект совершенного преступления просто «не укладывались в голове» – как подобное мог совершить такой человек?  

В районе платформы Каланчевская, вблизи от Комсомольской площади, в большом парке отстоя пассажирских вагонов, в жаркий, солнечный день в конце июля, в четыре специально подготовленных вагона производилась посадка детей разного возраста из школ Москвы и Московской области для поездки в пионерский лагерь «Орленок» на берегу Черного моря в Краснодарском крае. По завершению посадки, вагоны с детьми перемещались маневровым локомотивом на Курский вокзал столицы и прицеплялись к скорому поезду Москва-Адлер. Одновременная посадка в пассажирский поезд около двухсот детей непосредственно на вокзале, считалась небезопасной.  

Из окна одного из пустых вагонов другого формирующегося пассажирского состава, стоящего на пути напротив площадки, где находились отправляющиеся в лагерь одетые легко, по – летнему, несовершеннолетние девочки и мальчики и провожающие их родители, за ними, не отрываясь, наблюдал не пытающийся затаиться мужчина лет сорока, открыто занимающийся самоудовлетворением. Через некоторое время многие его заметили, ясно разглядев совершаемую им процедуру мастурбации. Родители закричали, отворачивая лица детей. В этот момент, непосредственно в вагоне» со спущенными до колен брюками и трусами в самом разгаре «процедуры его обнаружила проводница. Услышав ее возмущенный окрик, мужчина, натягивая на себя брюки, грубо оттолкнул ее и ударил кулаком в лицо. Проводница сильно ушиблась головой об открытую металлическую дверь соседнего купе и упала. Человек бросился бежать по составу, за ним, не теряя из виду, ринулся напарник проводницы, молодой парень. Уже на станционных путях к погоне присоединились два сотрудника транспортной милиции, наблюдающие за порядком при посадке детей в вагоны. Втроем они догнали мужчину у станционного забора, отделяющего железную дорогу от городской улицы. Не подчинившись требованию остановиться и предъявить документы, мужчина оказал отчаянное сопротивление, нанеся обоим милиционерам удары в лицо и повредив одежду – у одного сорвал сержантский погон, у другого – практически разорвал всю форменную рубашку. Досталось и проводнику, содействовавшему силовому задержанию неизвестного – ему тот сломал большой палец на правой руке.  

Задержанным оказался Николай Быстров, доктор юридических наук, профессор института государства и права, ведущий ученый страны в области морского права…  

– Иван Дмитриевич, приветствую, Кашина. Не надумал ко мне в отдел, давно зову, а ты все отмалчиваешься. Некрасиво себя ведешь.  

– Ольга Владимировна, о чем Вы? – Тросян насторожился, начальник отдела по надзору за исполнением законов при рассмотрении дел в судах Московской транспортной прокуратуры не случайно позвонила, явно словесно «убаюкивала» перед тем как озадачить, – просто не хочу Вас подвести, какой из меня судебный обвинитель. Вот вскоре перейду на следствие, поработаю года три, поднаберусь опыта и тогда к Вам в «объятия».  

– Ох, силен голову морочить, да и я уже не в том возрасте, чтобы «обнять» тебя, такого мОлодца. Юлишь, как всегда, сказал бы прямо, что отказываешься, нечего «дипломатию» разводить. Раскрою тебе секрет: коллега мой, начальник аналогичного отдела областной прокуратуры Лукашевич, целый год просил меня посодействовать твоему переводу к нему. Ведь десятки раз он привлекал тебя из района на поддержание государственного обвинения по сложным делам в Московском областном суде, а потом «уламывал перейти» к нему в отдел. А ты так же «вертелся» – ни да, ни нет, и перевелся к нам. Так что не играй больше роль неопытного, но почтительного работника. Актер из тебя так себе.  

– Ольга Владимировна, обидели меня, получается зря много раз ходил на выпускные спектакли Гнесинки, неужели не впитал штрихи артистического умения фантазировать и импровизировать?  

– Все, «Остапа понесло», как говорится. На молодых актерок глазеть ты ходил, а не штрихи познавать. Пытаешься увести от темы моего звонка, но не получится. Вникай – персональное поручение тебе от прокурора. Прусов почему-то тебя назначил. Срочно приезжай, передам тебе надзорное производство в отношении Быстрова. Знаешь что-либо об этом деле? Нет? Через два дня слушания начнутся в суде Сокольнического района. Час тебе на сборы, жду у себя в кабинете, – и положила трубку.  

Раздражению Тросяна не было предела: он и так ежедневно задерживался на работе на два-три часа, теперь же, с учетом судебного поручения, оставаться ему теперь и без выходных, ведь освобождать его от накопившихся дел никто и не намеревается.  

На следующий день, потратив около четырех часов на изучение в суде уголовного дела в отношении Быстрова, Тросян призадумался, очень уж непростым оно оказалось. Вначале дело было возбуждено по четырем статьям Уголовного кодекса за совершение Быстровым развратных действий в отношении несовершеннолетних, хулиганства, сопротивления работникам милиции, умышленного нанесения менее тяжкого телесного повреждения. В дальнейшем на ход следствия было оказано беспрецедентное давление, чтобы его «выгородить», «увести» от уголовной ответственности или добиться для него минимального наказания. Поначалу заключенный «по горячим следам» под стражу, Быстров через три дня был освобожден с заменой меры пресечения на подписку о невыезде. Расследование затянулось почти на календарный год, сменилось три следователя. На день передачи дела в суд, оно было практически «развалено»: Быстрову вменялась только часть 1 статьи 191. 1 УК РСФСР, типа, не разобравшись, испугавшись, только слегка сопротивлялся работникам милиции, когда справлял малую нужду у забора, никаких развратных действий, хулиганства, умышленных нанесений телесных повреждений он не совершал…  

– Юрий Константинович, фактические обстоятельства в деле Быстрова искусственно искажены, – Московско-Октябрьский транспортный прокурор Матвеев внимательно слушал Тросяна, – его умышленно выводят от ответственности, а я буду добиваться в суде изменения и ужесточения обвинения. Если от меня потребуют иного, напишу рапорт и откажусь от своего участия в этом деле.  

– Дмитрич, потому тебя и назначили. Прусов звонил мне: кто только не обращался к нему с просьбой выгородить Быстрова, начиная от представителей столичной научной юридической среды и вплоть до отдельных лиц из партийных и советских органов. Но он непоколебим, пусть Тросян, сказал он, действует в суде как ниспровергатель авторитетов, в рамках закона, но жестко, и добьется законного и справедливого приговора. И где это ты засветился перед Прусовым как ниспровергатель авторитетов?  

– Именно такое наставление и хотел услышать, а почему Дмитрий Иванович применил ко мне этот эпитет и сам в недоумении.  

На первом же судебном заседании Тросян заявил ходатайство о направлении уголовного дела на дополнительное расследование, письменно обосновав наличие бесспорных просчетов следствия. Три часа совещался суд, рассматривая ходатайство, что беспрецедентно, но в его удовлетворении отказал. Тогда Тросян добился отложения судебного заседания на недельный срок, необходимый для вызова дополнительных свидетелей и получения отсутствующих в деле медицинских документов.  

В дальнейшем по разным причинам рассмотрение дела в суде по его ходатайствам откладывалось еще трижды и затянулось более чем на месяц.  

На одном из судебных заседаний, в перерыве, с ним попытался переговорить адвокат Быстрова, Борис Лейман, известный и дорогой судебный «защитник». Очень туманно, не конкретно, но понятно, пожелавший уточнить: наличествуют ли у прокурора какие-нибудь материальные интересы, которые, несомненно, будут удовлетворены, но Тросян, ни слова не говоря, просто ушел прямо в середине его словоблудия.  

Все судебные заседания Быстров ненавидяще смотрел на Тросяна, который практически издевался над ним, разоблачая надуманность всех его показаний и возражений, уличая во лжи, высказывая сомнения в наличии у него юридических знаний, хотя он и доктор юридических наук, настолько примитивно и невнятно он строил свою позицию защиты.  

К дню судебных прений ему удалось доказательно полностью восстановить картину совершенных преступлений Быстровым, которому реально грозило лишение свободы лет на пять, во всяком случае, именно такой срок собирался просить у суда Тросян по совокупности.  

В день последнего судебного заседания, назначенного на 14 часов, Тросян утром пришел на работу – от расположенного в районе Комсомольской площади здания прокуратуры до суда можно было дойти пешком минут за пятнадцать. В кабинет к нему сразу же «влетел» заместитель прокурора Володя Телегин, однокашник по Университету,  

– Хорошо, что пришел, Ваня, думал ты сразу в суд. Предупредили ли тебя насчет дела в Сокольническом суде?  

– Нет, о чем должны были предупредить, в связи с чем?  

– Ничего не понимаю, на замену тебе, меня «сажают» в судебное заседание по делу Быстрова. Но ведь я даже дело не читал, сути не знаю.  

Разговор прервал звонок и Тросян снял трубку, -  

– Иван Дмитриевич, это Попов, коротко отвлеку, – первый заместитель Московского транспортного прокурора был необычайно мягок в интонациях,  

– Понимаешь, сегодня заседание коллегии Министерства путей сообщения в 15 часов. Прусов посылает меня поучаствовать, а я хотел бы тебя взять с собой. Важные встречи там будут в кулуарах. Ты отдай Телегину свои материалы по делу Быстрова, пусть он посидит в суде, сегодня же приговор?  

– Да, приговор, – с горечью произнес Тросян, осознавая, к чему клонит Попов, – на ваше начальное слово – «понимаешь», отвечаю, понимаю. То-то внутренне удивлялся, почему никто не пожурил насчет затянувшегося по моей вине судебного процесса и ужесточения обвинения в отношении Быстрова.  

– Ладно, ладно, насчет твоего удивления все тебе разъясню при встрече, – и Попов положил трубку.  

Тросян помрачнел: заменить прокурора в день судебных прений неслыханный, невиданный случай.  

– Володя, не нужно тебе никаких материалов, как и знакомиться с моим выступлением в суде, которое подготовил письменно для приобщения в дело. Чего опасался с самого начала, то и произошло. Тебе, получается, поставлена задача «равнодушно» присутствовать в суде, потеряешь час времени. Адвокат протараторит несколько фраз, сокращенно, в курсе «сливания» дела он, «жучара», минут пять и на приговор. Мне совершенно ясно, приговор уже подготовлен на условный срок. С моим участием такой итог был бы невозможным, – с нескрываемой злостью проронил Тросян.  

– «Бог с ними», Ваня, не «лезь в бутылку», наши возможности рамочные, сам же знаешь, не переживай, – и Телегин вышел.  

Возмущению Тросяна не было предела, нашел, получается, ключик Быстров к его отстранению от дела,  

– Ничтожество убогое, облеченное ученой степенью, – его прямо «передернуло» в этот момент от омерзения к сему индивидууму.  

В этот день Тросян так и не смог настроиться на работу,  

– Вот, получается, как в действительности ниспровергаются авторитеты, – грустно подумалось ему, – до соответствующего распоряжения.  

Вечером ему домой позвонил Телегин,  

– Ты как «в воду глядел», год условно ему дали, действительно, за час управились.  

Через неделю разговор с первым заместителем прокурора Поповым в присутствии Кашиной все-таки состоялся,  

– Иван Дмитриевич, не обижайся, не принимай «близко к сердцу», тебя же заменили не по профнепригодности, а как раз наоборот. В общем, там, – Попов глазами указал на потолок, – на Пушкинской, так решили и приказали. Кстати, из Генеральной нас также уведомили, что в конце года на проверку в Алтайский край тебя в свою бригаду в очередной раз привлекут. Вернешься, рассмотрим твою кандидатуру на начальника отдела вместо Ольги Владимировны, на пенсию она «рвется» и рекомендует только тебя.  

– В судебных «разборках» больше не могу участвовать, никогда и не хотел. Ольга Владимировна знает все подробности. И потом, практически согласован мой переход на следственную работу. Как не вовремя, меня в Алтайский край хотят «заслать». Нельзя ли пересмотреть?  

Старый, мудрый прокурорский «зубр» Попов улыбнулся,  

– Дискутировать больше не будем. Повторяю, не расстраивайся и не обижайся. Какие твои годы! Все иди, работай…