Середина сентября

Игорь Шестков  

СЕРЕДИНА СЕНТЯБРЯ  

Середина сентября.  

А жара в Берлине и не думает спадать. Каждый день духота смертельная.  

Особенно тяжело по ночам, лежишь на влажной горячей простыне, дышать нечем, ворочаешься, сердце колет, в ушах звенит, в животе тянет, совесть представляет разные картины на внутреннем театре, одна ужаснее другой, тени стонут и заламывают руки… с улицы доносится гнусавая арабская музыка…  

Чем не ад?  

Дождя не было месяц или два… воздух в Марцане воняет жженой резиной, собачьим и птичьим дерьмом и окурками… у людей на лицах – хорошо всем знакомая по Совку гримаса бытовой осатанелости.  

Ездил сегодня в русский магазин LEDO. Ряженку покупал. Помидоры «бычье сердце». И желтые персики.  

А на обратном пути – попал в историю. Со мной всегда так – обязательно что-нибудь привяжется.  

Началось это напротив гипермаркета Линденцентер, на автобусной остановке. Человек сорок ждали автобусов. В основном иностранцы. Вьетнамцы, арабы, африканцы. Но были и аборигены – мамки с детями. Ошалевшие, замученные, уродливо толстые. С варикозными венами на ногах. Иногда и с слегка одебиленными папашами.  

Скучно описывать людей на остановке. Потому что они томятся в ожидании, как узники в тюрьме. Вздыхают, делают замечания детям, болтают друг с другом, обсуждают какую-нибудь мелочь, порют дичь, валят лобзиками лес… Но это дамы. Мужчины мрачно молчат, переминаются с ноги на ногу, противно хрустят пальцами, хмуро посматривают на дорогу, курят, глубоко затягиваются, кидают окурки на землю. На других мужчин стараются не смотреть, женщин и детей – не замечать. Молодые люди из стран бывшего СССР смачно плюют себе под ноги.  

Естественно ведут себя только дети, играют непонятно во что, веселятся без причины, что-то все время спрашивают задерганных своих матерей… когда устают, начинают ныть и плакать… иногда довольно громко.  

Электронное табло как назло не работало. Автобусы запаздывали, вздохи на остановке стали громче… некоторые люди хрипели и нервно чмокали… хрумкали… раздражение росло как ядерный гриб… солнце яростно обдавало ждущих жаром… рубашки и майки прилипали к телу… воздух был насыщен выхлопными газами от проезжающих мимо автомобилей… вместо неба над нами висело коричневое марево, в котором вертелись невидимые бесы… пролетающие мимо вороны казались птеродактилями, а мухи – голубями. И тут…  

Тут на остановке появился человек. Не пришел… а именно появился, из ничего. Мужчина лет сорока в черных жёваных брюках и белой неглаженной майке с сивыми пятнышками и надписью «Fuck off! ». Небольшого роста. Голова с противной лысинкой. Усики. Курносый. Уши как крылья бабочки. Глазки сверкают как бриллианты.  

Очевидно больной… сумасшедший. Энергичный, горячий, опасный псих…  

Мужчина этот быстро и громко декламировал слова и короткие фразы.  

Не говорил, а кричал… так, что ушам было больно. Так быстро, что трудно было понять, что он собственно хочет сказать, зачем и кому все это предназначено. Я понимал только отдельные фрагменты его речи… не уверен, что смог их правильно воспроизвести ниже.  

Бессвязный бред? Нет, какая-то своеобразная, болезненная логика в его эхолалии все-таки присутствовала. Его речь была посланием. Месседжем жары и безумия.  

– Дьяволы! Все вы – рогатые дьяволы! Свет, свет! Анорексия и колики!  

Но я вас не боюсь. Не боюсь ваших оскаленных пастей. Не боюсь я ваших рогов, слышите! Не боюсь и ваших дронов.  

Тут, как видите, гнилая яма с мокрицами и тритонами.  

Ничего не поделаешь. Тяжелые металлы в почве. Вот все с ума и посходили.  

Кто из вас размазал жир на ягодицах? Проходите, колья рядом.  

Кто колол Дюймовочку ржавым шилом в грудь?  

Операции… Как я ненавижу блеск этих инструментов.  

Свет, свет! Не надувайте слова, ящеры! Надувайте лучше ваши потные щеки! Надувайте, пока не лопните! Губовёрты! Губернаторы собственных подштаников.  

Глядите, глядите в свои смартфоны, кретины. Пока гляделки не выпали.  

Где же тут Юпитер? Тут, на остановке, всегда был Юпитер. Почему нигде не видно Красного Пятна?  

Знаете, что Земля упадет на Солнце из-за таких как вы?  

Всех, всех вас в водяную баню!  

Сразу после газации пернатых и рептилоидов.  

Круши, круши, бульдозер, обезьяний город мехов.  

Буль, буль, буль…  

Сумасшедший то и дело подходил к стоящим и сидящим на остановке людям, садился перед ними на корточки, провозглашал что-то и, не дождавшись реакции, бешено бил крепкими зелеными ладонями по грязному и пыльному асфальту.  

Его сторонились. Никто ему не отвечал. Отводили глаза. Отходили.  

Он никого не преследовал, но его ярость, казалось, все увеличивалась. Крики становились громче и громче. Почему он не сорвал голос?  

Когда кричащий подошел ко мне, я тоже отвел глаза и посторонился.  

Он схватил меня за плечи и проорал мне в лицо: Свет, свет! Традики! Традики и хупрозалы! Задумайся. Промой жабры. Не боюсь твоих истоптанных башмаков, рыжий демон. Оставь страпон проклятой старухе. Вынь наконец Адольфа из больших пальцев. Положи сыр на полку, сушиться. Хороший сыр требует выдержки. Купи кегли и играй. В Навуходоносора. Ешь траву и ромашки. Червяк печёночный.  

Тут что-то заставило кричащего отойти от меня. Как раз тогда, когда я начал было его понимать. Псих нашел новую жертву и накинулся на нее.  

А затем подъехал мой автобус. Я вошел в него через передние двери, положил две тяжелые сумки на сиденье, а сам остался стоять. Потому что из-за жары боялся прилипнуть к сиденью задом. О сумасшедшем тут же забыл.  

Рано. Он тоже вошел в этот автобус. И тут же начал свою кошмарную проповедь.  

Говорил, и кричал, и орал в салоне ничуть не тише, чем на улице. Подошел к чернокожей семье, маме, папе и трем детям в нарядных цветных платьицах и закрутил свою шарманку. Свет, свет! Это ты вонзил в грудь Дюймовочки шило? Отвечай! И прочее. Негр-папа вряд ли его понял. Ответил ему что-то бархатным басом. Не надо было это делать. Сумасшедший тут же – как будто его спихнули со скалы, и он упал на камни и больно ударился – заверещал, завизжал… Схватил чернокожего мужчину за широкие плечи, бешено проорал ему в лицо: Анубис! Анубис! И начал бить ладонями в стеклянное окно.  

Тут в дело вмешался атлетического вида шофер, седеющий мизантроп лет пятидесяти. Сказал – и тоже очень громко: Не трогай пассажиров, мразь, оставь в покое автобус и заткни наконец свою мерзкую пасть! Вызываю полицию.  

Похоже, псих только этого и ждал…  

Мне показалось, что от его лица отлетели в разные стороны розовые и синие молнии-метастазы. Мужчина неожиданно подпрыгнул… легко, как пинг-понговский шарик, и быстро, как одержимые в фильмах ужасов, пополз по потолку автобуса к кабине водителя. Никогда бы не поверил, что это возможно, если бы сам не увидел.  

Водитель достал из-под сидения разводной гаечный ключ.  

Я невольно зажмурил глаза, не хотел стать свидетелем смертоубийства.  

Но кровопролития не произошло.  

Потому что мужчина в жёваных брюках вдруг пропал, растворился в воздухе. Там, где он только что был – у потолка автобуса – кружились два детских надувных шарика, розовый и синий. И в это я бы ни за что не поверил, если бы сам не был свидетелем. Или у меня от жары помутилось в голове?  

Но самое пакостное во всей этой истории случилось после исчезновения сумасшедшего человека из автобуса.  

Водитель зачем-то свернул на обочину и остановил автобус. Открыл двери. Достал откуда-то длинную палку с крючком и притянул к себе шары. Протянул их чернокожей девочке лет четырех. Как букет цветов. Та приняла и обворожительно улыбнулась.  

А водитель… о, боги… не торопясь, разделся. Догола. На глазах у изумленных пассажиров. Одежду аккуратно сложил на сиденье. Сел на свое место и начал онанировать, громко сопя и бормоча что-то в микрофон. Из салона была видна только его качающаяся как маятник метронома мускулистая спина.  

Пассажиры, все, кроме меня, отреагировали на это безобразие так: в панике покинули автобус. Почему я не вышел? Хотя мне было ясно, что псих-крикун или заразил своим безумием водителя… или даже вселился в него, наподобие злого духа. Не вышел, потому что мои сумки были неподъёмны, у меня не было сил куда-то с ними тащиться, ждать двадцать минут на жаре следующего автобуса.  

И, по-хорошему, мне было все равно, голый водитель или одетый. Рукоблудствует он или нет. Может, приспичило чуваку… бывает…  

Лишь бы довез до места назначения.  

Водитель тем временем вел автобус по знакомому маршруту, среди бетонных домов-зиккуратов и архитектонов. По-прежнему сопел, громко стонал и совершал ритмичные движения правой рукой, а левой крутил баранку. А потом менял руки, универсал.  

Остановил машину у станции эс-бана. Открыл двери.  

Обычно тут входит в автобус много народу, но сегодня вошла только одна полная женщина в характерной мусульманской одежде. Увидела и услышала голого водителя, все поняла, покраснела как помидор и тут же, охая и бормоча проклятия, покинула автобус.  

Что-то подобное происходило и на других остановках. Хотя два таких же как я циника вошли и не вышли, и ехали себе преспокойно дальше, несмотря на то, что водитель был голым и занимался сексом с самим собой. С удивлением заметил, что эти пассажиры не были людьми. Это были крупные еноты. Или барсуки. Никогда не знал, чем они друг от друга отличаются. Или это были гигантские кроты? Пожалуй, кроты. Они все время рычали и фыркали. И напевали знакомую мелодию Гершвина.  

Вышел у магазина REWE.  

Перед тем как покинуть автобус, спросил у водителя: Обязательно это делать тут, в салоне? Вы всех пассажиров растеряли.  

Водитель невесело усмехнулся.  

– Не совсем всех… Понимаете, онанизм для меня единственная защита от мыслей.  

– Каких мыслей?  

– О смерти.  

Поплелся к себе домой, борясь с режущей болью в суставах и проклиная ряженку и персики. Думал, на этом история и кончится. Ошибался.  

Подошел к входу в подъезд. И тут же понял, что пропавший в автобусе человек в черных жёваных брюках, тот самый говорящий бессмыслицу псих, стоит у двери в мой подъезд. Мочится, подлец. И явно ждет меня. И конечно, продолжает свою нескончаемую беседу с самим собой или непонятно с кем. И говорит он также громко, как раньше. И также агрессивно.  

Решил никак не реагировать, сделать вид, что все хорошо, обойти лужу, открыть дверь своим ключом, пройти в подъезд… и сделать все возможное для того, чтобы он не вошел со мной. Отпихнуть его, если будет нужно. Не дай бог приклеится навсегда…  

Маневр мой удался. Пихаться не понадобилось. Дверь за мной закрылась с неприятным клацаньем.  

Не стал оборачиваться, поднялся на лифте на седьмой этаж…  

А чертов псих уже стоял у двери в мою квартиру. И царапал ее зелеными когтищами. Хуже того – он приспустил свои жёваные брюки и трусы и нагло показывал мне свой, заросший темными волосами зад. Что за цирк с конями?  

Сердце ёкнуло и упало. Мозг закричал беззвучно: Все это невозможно! Ты действительно сдурел от жары. Тронулся. Может быть даже умер. Там на остановке. И не заметил этого. Теперь тобой занялись черти. Этот псих – твой черный монах. Или один из твоих героев. Ты отлично знаешь, какой. Вырвался из текста и притащился к тебе. К автору. Или все это твои глюки, как говорят нынче в России? Или галлики, как выражались раньше?  

Не обращая внимания на человека в черных брюках, открыл дверь в квартиру… и успешно захлопнул ее за собой. Так, что стены пошли ходуном.  

Снял обувь и одежду, зашел в ванную комнату, принял горячий душ, вытерся… уселся в кресло. Зажмурил глаза. А когда их открыл…  

Человек в черных штанах уже стоял передо мной. Держал меня за плечи и сверлил бриллиантовыми глазами. Приблизил свое страшное лицо к моему. Потрогал длинным лиловым языком кончик моего носа. Раскрыл огромную пасть. Показал мне ужасные десны и гланды, напоминающие крылья орла. Я догадался… его горло было входом в преисподнюю. Приготовился к худшему.  

А он, вместо того, чтобы сожрать меня, заорал: Ну что, рыжый, попался! Свербит селезенка? Пора, пора тебе на цугундер. Криши, криши! Рекар, рекар! Дат!  

Авторский комментарий  

И этот рассказ ни в каких комментариях не нуждается, конечно.  

Написал я его лет семь назад в чудовищную сентябрьскую жару, перекочевавшую в текст и олицетворяющую с одной стороны – бессмысленную злобу жизни, с другой – безумие самоубийственной человеческой цивилизации. Мой кричащий демон – воспоминание о встрече с одним одержимым, бывшим врачом-психиатром, занимающимся разработкой «ассоциативных практик», выявляющих у его пациентов их «затвердевшие в подсознании» иррациональные страхи и комплексы. Он говорил, что они «похожи на созвездия», только вместо звезд там горящие надписи.  

Онанирующий водитель автобуса – тоже, увы, не выдумка сексопата, а воспоминание о реальном человеке.  

Написал я тогда этот коротенький рассказ… и отложил, потому что он показался мне слишком колючим…  

Решил дать время тексту отлежаться и обрасти патиной времени. И забыл о нем.  

Я часто поступаю так с новыми текстами. Так делал Мунк – со своими картинами. Оставлял их иногда на годы – лежать во дворе. Под дождем, снегом, градом, на жаре и морозе… Называл это «лошадиным лечением».  

Мунк не любил свежие кричащие краски. Иногда он явно перебарщивал – многие его картины стали блеклыми и невыразительными. Он прекрасно это видел, но все равно упрямо подвергал живопись «лошадиному лечению».  

Текст в электронном виде конечно не линяет. Но смыслы и аллюзии – линяют и еще как. И – или прибавляют в экспрессии, набирают вес и значение… или наоборот, теряют. Потому что время – это увеличительное стекло, бинокль, особый, живой фильтр, могильщик и ускоритель одновременно…  

Вчера, когда наконец кончилась изнуряющая жара сентября 2024 года, я вспомнил об этом рассказе, прочитал его и решил, что, учитывая то, что мои вещи все равно читают полтора человека, можно предать его гласности.