Донос

Хорош был Париж в мае тысяча девятьсот срок третьего года.  

Тепло, солнечно, хотелось жить, немотря ни на что.  

Но в отделении гестапо района Монматр царил привычный  

сумрак. Начальник отделения, пожилой, немало повидавший, штурмфюрер  

Шульбе читал поступившие за пролые сутки доносы горожан друг на  

друга.  

Как быстро привилась эта идея в свободном ранее и раскрепощенном  

во нравах обществе. Немцам на устройство этой системы потребовалось пять  

лет, а здесь на второй день, после оккупации стали регулярно «стучать».  

До чего гнилой народ.  

На прошлой неделе потребовались заложники, опять местные фанатики  

сопротивления из засады расстреляли патруль, офицер и два солдата  

ранены, один убит. Зашел в кафе с парой автоматчиков, вежливо изложил  

ситуацию. Предложил самим выбрать одного из двенадцати посетителей.  

Дал час на раздумье и удалился, оставив охрану у входа.  

Спустя сорок минут принял доклад, что злоумышленники обнаружены  

и в перестрелке убиты. Спешить не стал. Выждал двадцать оставшихся  

минут, и в кафе. А там одиннадцать мужчин, приличного вида, выталкивают  

к выходу хрупкую девушку девятнадцати лет. Выбрали в заложники.  

Ну и мерзавцы. Повезло ей, что необходимость такая отпала. А они как  

потом в глаза друг другу смотреть будут? На всю жизнь грязная тайна  

легла.  

Один донос заинтересовал. Написан жещиной о том, что ее сосед  

сверху сильно ругает оккупационную власть. Заинтересовало то, что сосед  

оказался художником со знакомой фамилией.  

Взял двоих, сопровождать, и пошел по указанному адресу. На стук  

в дверь открыли не сразу. Видно, что хозяина оторвали от дела, судя  

по свежей краске, застрвшей даже в волосах.  

– Разрешите войти, – предложил Шульбе.  

Тот, в ответ, лишь развел руками и углубился внутрь квартиры,  

служившей также и мастерской, собираясь продолжить прерванную работу.  

Большую часть помещения занимали картины, наполовину исписанные  

холсты, мольберт и краски, разбросанные гдн попало.  

Хозяин уже работал, не обращая на непрошенных гостей никакого  

внимания, предоставляя полную свободу действий.  

«О воин, не спутай моих чертежей», – мелькнула странная мысль  

в голове начальника районного отдела гестапо. Она мешала сосредоточиться  

и действовать. Ясно, что сопротивляться он не будет и осознает  

реальность лишь в камере, и то не раньше, чем следующим утром.  

Шульбе прошелся по гостинной и увидел, висящую на стене  

знакомую картину о сбытиях одной из прошедших войн. Называлась она  

«Разрушение». Впервые он увидел ее так близко и невольно, отшатнулся  

от боли и ярости, хлещущих с холста.  

– Это Вы сделали!? – произнес начальник районного отделения  

гестапо нарочито громко, чтобы вывести хозяина из творческого транса.  

Тот, словно, очнувшись, прервал работу и приблизился к гостю.  

– Нет! – отчетливо произнес он, – Это сделали вы! – и едва не  

ткнул кисть в серый мундир.  

Шульбе пришел в себя только на лестничной клетке, под удивленными  

взглядами сопровождающих. Почему он так трусливо бежал? Что виной  

тому? Картина? Сумасшедшая ярость в глазах хозяина? Внезапное  

ощущение страшного предчувствия?  

«Ни ногой сюда больше», – то была вторая тайная мысль за день.  

Но как возвращаться с пустыми руками? Нехорошо. Спустились  

этажом ниже и постучали в квартиру доносчицы.  

Двер распахнулась мгновенно. В глазах ожидание чего-то радостного  

сменялось горьким разочарованием.  

– Мадам, – вежливо обратился Шульбе, – Не могли бы Вы уточнить,  

что конкретно говорил сосед о нашей власти.  

– Он говорил: «Мерзавцы, убийцы, судьба вас накажет», -  

отвечала она четко, словно, выученный урок, одергивая от усердия юбку.  

– Не вижу ничего крамольного в этих словах, – удивился Шульбе, -  

Немецкие армия, государство и народ не звучат. А почему Вы подумали,  

что речь шла о нас?  

Глаза хозяйки стали округляться от ужаса, и пропал дар речи.  

– Пойдемте, побеседуем, – не вызывающая возражений просьба  

звучала приговором.  

После капитуляции Германии, страна была разделена армиями  

стран – победителей на зоны оккупации. Зона французской армии  

была небольшой, англичане, союзники с первых дней войны, слегка  

поделились. От остальных оккупированных территорий ее отличало то,  

что ни одного немца там не осталось. Сбежали все, до последнего старика  

и ребенка, бросив нажитое за прошлую жизнь. Знали, никому пощады  

не будет.  

Страшна участь насильника, оказавшегося в руках бывшей  

жертвы.