Ночь

Межзвездный кабальеро  

кружит в полночном танце,  

и, искры высекая, стучит его сапог.  

Сквозь молоко, пролитое,  

десант в армейских ранцах  

идет, не разбирая космических дорог.  

С повесткой одинаковой  

стожары собираются:  

мерцать везде до самой  

до утренней зари.  

Беззубая старушка  

перед иконой кается  

за что-то очень давнее  

и глубоко внутри.  

Лежит, раскинув руки,  

любовник загулявший,  

то ли с кинжалом в сердце,  

то ли счастливый спит.  

Солдат, уже записанный  

как без вести пропавший,  

на дом своих родителей  

через забор глядит.  

На берег ялик маленький  

с волной запрыгнул резвою.  

Сидят контрабандисты и ждут условный знак.  

Лихие они люди —  

всю жизнь бегут по лезвию.  

Но где-то еще прячется кровавый вурдалак.  

Чукотка и Камчатка  

Аляске шлют приветы.  

А в теплой Танганьике  

огромный крокодил  

не понимает разницы  

между зимой и летом,  

и мертвым притворяется,  

улегшись брюхом в ил.  

Лягушки ошалели  

от жгучего желания —  

кричат, кругами плавают  

в надежде на союз.  

Необъяснимо радостно  

от светлячков мелькания.  

В Чикаго, в баре шумном  

играет старый блюз.  

И всё одновременно,  

и все в одном движении —  

контрабандисты с бабушкой,  

лягушки и солдат.  

И даже экзотичные  

чилийские растения.  

И дети — они видят всё,  

хотя и крепко спят.