Репутация для битья

Если бы я мог вписать в таблицу вкусов бетон, то непременно указал бы на его сухость и холодность по отношению ко мне. Он неприветлив, молчалив, лишь все вокруг смеются только, пока я смотрю в его глаза, которые вырисовываются в бреду ехидной улыбкой. Странно даже представить, сколько раз мы виделись за этот год, но только я проявил хоть каплю родства к нему.  

Меня зовут Олег, но все вокруг никогда не используют это имя, зачастую лишь оскорбительные слова исходят в мой адрес. Я тот, кого можно увидеть в каждом учебном заведении: мальчик с деревянной походкой, потрепанным рюкзаком, протертых штанах и лицом ящерицы, на котором сидят очки. С каждого первого школьного дня, я стал мальчиком для битья, амплуа которого прижилось ко мне, как паразит, к которому со временем я привык и стал видеть даже что-то положительное. Сегодняшний день был не исключением.  

Смех разразился над моим ухом: небольшая толпа из сверстников зажала меня в кольцо, отбрасывая едкие смешки и шутки. Сегодня били чуть меньше. Может, я становлюсь для них другом и вскоре все поменяется? Отчасти, можно понять их, ведь в нашем подростковом мире репутация это все, дай только слабину и смело можешь оказаться на моем месте. Что до меня? Я немного уже привык, кажется это начинает походить на обычный день, только в моем всегда что-то новое, кажется это и есть секрет успеха в жизни – когда твой день запоминается чем-то, кроме серой посредственности.  

Сегодня они заставляли меня петь. Мне не очень хотелось, но пару ударов в пах изменили положение. Ребята думали, что мне приятно, когда туда бьют, но я просто слишком смущен и напуган, чтобы открыть им правду, тем более, что секретами делятся только с друзьями, а они пока еще не достигли этого уровня. Мне хотелось порадовать их своей песней, поэтому спел что-то из популярного, что было на слуху. Толпа смеялась и хлопала в ладоши, пока я вставал, опираясь на стену туалета, которая была измазана в чем-то. Это их только раззадорило, поэтому мальчики стали хлопать друг друга по плечу, а девочки переглядывались некой улыбкой, что читается лишь в глазах – так хорошо я их знал.  

Потом они ушли, оставив меня наедине с собой. Я посмотрел в зеркало и удивился, как хорошо ребята работают над лицом – ни одного синяка. По телу проходила пестрая рябь от ударов, будто пульс вторил этой самой боли, превращая все это в одну большую симфонию. Я чувствовал нарастание, волнение, она так и близилась к кульминации, а после успокаивалась, будто руки матери стелились ко мне с невидимой стороны, говоря о том, как я прекрасно справился.  

– Что ты здесь делаешь? – послышался голос со стороны двери. Я повернулся и увидел Петрова – старшеклассника, что был довольно популярным в школе. У меня было некое уважение к нему, ведь ему не требовалась жестокость, чтобы быть известным. Он обладал сочувствием и справедливостью, что сейчас сидела в его глазах, которые смягчились, смотря на мой потрепанный костюм. Он понял, что произошло.  

– О, я просто умываюсь, – единственное, что пришло мне в голову.  

– Брось, тебя опять били Олег, я же вижу.  

– Если только немного, они просто хотели послушать, как я пою, но я немного стеснялся.  

– Тупые выродки! – выругался Петров. Вена пульсировала у его виска, он был действительно зол.  

– Хочешь, я тебе тоже могу спеть?  

Глаза Петрова налились сожалением, в них проступила влажная мягкость. Он взял меня за плечо и заглянул молча в глаза. Такое ощущение, что он искал что-то в них, но безуспешно.  

– Послушай, – продолжал он, – тебе нужно дать отпор, иначе тебя не перестанут изводить. Это только десятый класс, а впереди еще год. Дай отпор. Может, ты конечно получишь в ответ, но уже дашь понять, что не слюнтяй.  

– Но так я останусь тогда совсем один.  

– Разве это хуже, чем получать удары?  

– Это своего рода тоже удар, только в другое место, которое гораздо больнее и труднее лечится.  

– Давай я буду тогда твоим другом?  

– Ты серьезно? – Я не верил своим ушам.  

– Почему бы и нет. Только пообещай, что перестанешь давать себя бить.  

– Да, конечно. – Восхищение охватывало душу, словно резкий глоток воздуха, который испытываешь, когда съезжаешь с горки на большой скорости.  

Петров улыбнулся, – Давай приведем тебя сначала в порядок и пойдем на уроки.  

Он намочил руку и стал отмывать мой костюм, смотря с неким состраданием на каждое пятно, будто получил его сам. Мне хотелось разреветься, ведь в этот момент я стал понимать собственную глупость и слепую веру в свое унижение, в которой видел какую-то надежду. Я злился и ненавидел себя за молчание, которое только давало повод для истязаний. Стало тошнить, будто ударили в живот, при котором переворачиваются все внутренности. Я помнил это ощущение, ведь однажды получил такой удар. Как и тогда -пришла тоска, при которой хотелось остаться одному, пока разрывающие возгласы издалека разрезали воздух – «Слюнтяй», «Слабак», «Урод».  

Петров покончил с костюмом и смотрел на меня вопросительно, пока я пребывал в своих мыслях. Он щелкнул пальцами перед моим носом, чтобы я пришел в себя.  

– О, прости, я задумался. – Сказал я растеряно.  

– Как себя чувствуешь?  

– Вполне неплохо, вполне.  

– Тогда пошли?  

– Как я выгляжу?  

– Сносно, – с улыбкой ответил Петров с легким дружественным сарказмом, который отпускают закадычные дружки, что знают друг друга уже много лет.  

Мы направились к двери и вышли в коридор, за которым ожидала та же самая толпа, что совсем недавно требовала, чтобы я спел.  

– Кого я опять вижу! – Сказал самый рослый из них, – Готов к следующей песне? Петров, споешь с ним?  

В глазах моего друга стала видна паника, глаза так и бегали с толпы и на меня. Я видел, как внутри него происходит борьба, подобно войне за справедливость, в которой все по итогу станут проигравшими. Он стал дышать чаще, даже под волосами проступили капельки пота. Лишь краем глаза, я увидел молящее выражение глаз, когда Петров поворачивался ко мне. В нем я увидел предательство, которое становится ближе, чем предлагаемая дружба – ведь это целое испытание, которое равно трусости, но для этого нужно тоже некое мужество.  

Я все понимал и с достоинством принял удар Петрова в живот, что разразил внутренности, как накаленный нож. Он ударил так сильно, что в этом чувствовалось все его сожаление и ничтожество по отношению к себе. Я загнулся на полу, думая – «Репутация, это все! Дай только слабину и окажешься на моем месте».