Манечка и Ванечка

Люблю поздний вечер, очень поздний – наступление ночи, когда прекращается дневной марафон, все дома, все накормлены, подведены итоги трудового дня, обсуждены проблемы, намечен план действий на завтра, и наступает время, когда каждый может заняться собой.  

Я выхожу на прогулку, посмотреть на небо, послушать приглушённый шум ночи, собраться с мыслями, привести их в порядок и... помолиться. Беру в руки розарий и, перебирая бусинки, нашёптывая тихую молитву, гуляю во дворе, иногда иду вдоль улицы, а если не сильно поздно, направляюсь в больничный сквер. Там тихо и уютно, в поздние часы нет людей и можно побродить по красивым ухоженным аллеям или посидеть на удобной скамейке и полюбоваться звёздами...  

В одну из таких прогулок в больничном сквере я издалека заметила человека. Чтобы не встречаться с ним, я хотела свернуть на другую дорожку и вернуться обратно. Но будто кто-то толкнул меня в спину: "Подойди! " И я направилась в сторону незнакомца.  

Это был мужчина, совсем старый, даже навскидку трудно было сказать, сколько ему лет. Он был седой, худой, но какой-то светлый, аккуратный, ухоженный. Старик сидел на краю скамейки, опираясь на трость, которую держал перед собой, и, казалось, дремал.  

– Извините, Вам не плохо? – спросила я и присела рядышком.  

Он встрепенулся, поднял голову и посмотрел на меня грустными, но по-детски добрыми глазами.  

– Вам не плохо? Вы отсюда? – кивнула я на корпус отделения. – Может, позвать дежурного врача?  

– Не надо! – сделал он предупреждающий жест и кивком головы указал в сторону реанимации. – Там моя Манечка...  

– Я виноват перед ней. Понимаете? – слёзы накатились на его глаза. – Я не знаю, что я буду делать, если...  

Он замолчал и в этот момент показался мне маленьким беспомощным ребёнком, которого мама оставила одного на скамейке в незнакомом месте. Я не знала, как его утешить, поэтому тоже молчала. Но вдруг он повернулся ко мне и заговорил:  

– Познакомились мы детьми во время войны... Мы были беженцами. И семья Манечки приютила нас... Моя мама умерла, а я так и остался жить в их семье... Девка она всегда была боевая, защищала меня ото всех, даже лупила мальчишек, когда они пробовали обзываться. А я был хиляк, да к тому же ещё и очкарик. В школе Манечка была лучшей и меня тянула за собой. Говорила: "Тебе учиться надо, Ванечка, иначе пропадёшь. Ты ж интеллигент у нас – к физическому труду не приспособлен! "  

И я учился и выучился на инженера! А они гордились мной, особенно когда я привёз домой красный диплом! А Манечка после школы пошла работать, потому что выучить двоих детей мать не могла, а отец так с войны и не вернулся, как и мой. Вот так-то...  

Когда я приехал с учёбы со своим красным дипломом, весь такой продвинутый, образованный, получил хорошую должность на местном предприятии, ходил щёголем в костюме и галстуке – она избегать меня стала, глупенькая, думала, я её стыдиться буду, что она простая, необразованная. А я уже просто жить без неё не мог, хоть и переехал в общежитие, где мне, как молодому специалисту, комнату дали.  

Помню встретил её на улице и говорю:  

– Пошли, посмотришь, как я устроился.  

Согласилась – любопытно ей было.  

А я её уже и не отпустил – так и осталась со мной на всю жизнь.  

А через девять месяцев после того вечера у нас Сашка родился – богатырь, не в меня пошёл, в деда – отца Манечкиного... Роды тяжёлыми были... В общем, больше родить она не могла. Переживала сначала, а потом смирилась... Слава Богу, Сашка наш толковый вырос, да вот только рано из родительского дома ушёл. Живёт хорошо: жена-красавица, дочки-умницы. Даже внуки уже есть, представляете, правнуки наши, значит. Да уж очень далеко, видимся редко, только по интернету...  

А мы с Манечкой вдвоём. Она командует – я слушаюсь. Так всю жизнь...  

А сегодня ухожу в магазин, а она мне опять сто раз одно и тоже повторяет, ну и вырвалось: "Как ты мне уже надоела! " Иду обратно – от подъезда скорая отъезжает...  

Вдруг тишину пронзила мелодия моего телефона. Мы оба вздрогнули от неожиданности. Этот звук был настолько неуместен, что я автоматически нажала на сброс.  

– Муж беспокоится, – поспешила я оправдаться.  

– Это хорошо, – улыбнулся старик. – Ответьте, пусть не волнуется. И идите уже домой – поздно. Хватит сказки стариковские слушать.  

И с горечью добавил:  

– Только думайте, что говорите, всегда думайте, чтобы потом не жалеть...  

Я предложила отвезти старика домой или вызвать ему такси, но он отмахнулся:  

– Куда я поеду? Как я Манечку одну оставлю? А Вы бегите, бегите домой...  

Он коснулся моей руки и, наткнувшись на бусинки моего розария, вдруг удивлённо посмотрел мне в глаза. Мне показалось, что в его взгляде искоркой вспыхнула надежда.  

– Помолитесь за мою Манечку! Помолитесь...  

Я шла домой и молилась за незнакомую мне женщину Марию, и за её Ивана, чтобы Господь позволил сказать ему слова благодарности и любви своей Манечке. И благодарила Бога, что есть на свете такая любовь.