Орел расправил крылья

" — Война кончилась. Все кончилось. Нет больше никаких полков.  

— Нет. Война не кончилась. Вон сколько нацистов вокруг ходит!  

— Они победили... "  

Wolfenstein: The New Order  

Густой непроглядный туман там и тут разрезали ярко-синие вспышки глухо шипящих электрических генераторов со спин блуждающих в сумраке штурмовиков. Еще чуть-чуть и можно будет разглядеть нанесенный на металлическое плечо крест, который в полночной мгле походил скорее на размытый отсутствием калибровки прицел. Комендантский час навис над городом незримым фосгеновым облаком, отравляющим всех, кто осмелится выйти на улицу, за исключением этих угрюмо сопящих в респиратор махин из смеси металла и оружейной смазки с едва различимым привкусом живой человеческой плоти. Лучше не попадаться им на глаза.  

— Стойте! — прошептал Йозеф, подняв вверх сжатую в кулаке руку.  

Все замерли. Вцепившись холодными пальцами в винтовку, Йозеф прижался к кирпичной стене и аккуратно выглянул из подворотни. Содрогая землю, вдоль тротуара шагал облаченный в каленую сталь солдат. Его пустые глаза с угрозой буравили окутанную туманом улицу сквозь синеватые стекла защитных очков. Массивная лента от модернизированного "костореза" тянулась к висящему у его бедра цинковому ящику. При каждом шаге штурмовика приоткрытая крышка ящика противно позвякивала, и этот жуткий звук гвоздем впивался во встревоженный близостью смерти мозг. Но еще секунда, и позвякивание утопло в гулком рокоте пулеметной очереди.  

Рослый голубоглазый шатен по имени Вебер закрыл своей широкой ладонью дрожащие губы шестнадцати летнего Мартина. Едва заслышав выстрелы, парень изменился в лице, а в глубине его тщедушного тела родился крик, неминуемо ставший бы причиной их бесславной гибели. Пропахшая моторным маслом ладонь Вебера, как ни странно, подействовала на него успокаивающе.  

Тем временем из встревоженного пулями куста в испуге вылетели несколько грачей. Штурмовик оценил обстановку и, не заметив более ничего подозрительного, зашагал дальше.  

— Пронесло, — Йозеф облегченно выдохнул. — Идем, у нас мало времени.  

Вебер отпустил Мартина, и стоящий рядом с ним Франц нервно сглотнул. Диверсанты продолжили свой путь. Выходя из подворотни, Мартин вдруг отшатнулся — со стены на него глядел сам фюрер, торжественно вскинувший правую руку. Стараясь не замечать бешенного биения собственного сердца, Мартин состроил как можно более храброе лицо и плюнул в потрепанный ветром плакат. Однако его юные губы все так же дрожали, и слюна повисла на не видавшем бритвы подбородке.  

— Может, не стоило брать его с нами? — произнес Орлов так тихо, чтобы его слова были слышны одному лишь Йозефу. — Парнишка совсем зеленый.  

— Рано или поздно он должен сделать свой вклад в общее дело, — так же тихо ответил Йозеф и, видимо сам не веря в то, что говорит, добавил: — К тому же у нас почти не осталось людей. Коллера с братьями вздернули, а Фридрих уже, должно быть, сгинул в Аушвице. Вся надежда только на нас.  

Орлов молча взглянул в его тронутые вековой печалью глаза. Они были знакомы вот уже шесть или даже семь лет. Ровно с тех пор, как встретились в карцере небольшого концлагеря в окрестностях Варшавы. Тогда они, с ног до головы покрытые синяками и ожогами от кислоты и сигарет, не имея возможности даже встать без посторонней помощи, пришлись друг другу как нельзя к стати. Оказалось, что Йозеф, или как гласила надпись на его измазанной в крови робе "Z-509", был одним из тех немцев, которым не повезло оказаться на пути нацистского бронепоезда в начале тридцатых. Ему чудом удалось пересечь границу до того, как вся страна погрязла в хаосе. Известие о вторжении в Польшу он встретил сотне километров от Парижа, где среди дремлющих под ласковым солнцем полей трудился на ферме одного француза. В этот день, первого сентября тридцать девятого, вся Европа содрогнулась от топота гудящей гуннской солдатни. Тут Йозефа и подвело его арийское происхождение и ярко выраженный немецкий акцент. Начались его хождения по мукам: голод, страх, постоянные скитания с места на место. А следом за ним двигалась, ревя моторами сотен тысяч танков, беспощадная машина Тысячелетнего Рейха. СС нагнала его на границе с Португалией. Так он и попал в лагеря.  

"К-370" — таким было лагерное имя Николая Орлова — на ломанном немецком поведал новому товарищу историю чудом выжившего во Ржевском котле красноармейца, очень скоро пожалевшего о том, что не пустил себе пулю в висок, когда у него еще была такая возможность. Вместе с тысячами советских солдат он, под прицела ненавистных конвоиров, исшагал, казалось, полмира, чтобы очутиться там, от куда не возвращаются.  

— Ничего, — говорил Йозеф, сплевывая кровь с разбитых губ, — скоро англичане высадятся на материке, и все будет иначе. Гидра получит по заслугам!..  

Но британские полки так и не ступили на материк. Об этом Йозеф с Орловым узнали, когда вспыхнувшее в Варшаве восстание стало отличным прикрытием для их побега. Йозеф, отдавший нацистским лагерям несколько лет своей жизни, не узнал мир вокруг. Распластанный на кроваво-красном полотне орел навис над Европой, и его зловещая тень поглотила все живое. От Франца они узнали, что Лондон вот уже год лежит в руинах. После запуска, как всем казалось, мифической ФАУ-2 генерал Бротенбург ступил на выжженный до основания берег Туманного Альбиона, провозгласив его владением несокрушимой Германии.  

Бедняга Франц не оставлял надежд, что его жена, оставшаяся в Englische Region, все еще жива, и выпавшие на его долю испытания миновали ее. Ему и невдомек было, что Рут, вместе с другими английскими евреями, сожгли на бывшей Трафальгарской площади.  

Пять едва заметных теней скользили сквозь окутанные туманом улицы, продвигаясь к тому месту, где их должен был ждать грузовик со взрывчаткой. Война остается прибыльным делом, даже когда проиграна. За бешенные деньги воротилы с черного рынка способны раздобыть хоть танк, хоть самолет, но повстанцы, гордо именующие себя Европейским народным фронтом, накопили пока только на два центнера тратила. С его помощью заговорщики намеревались подорвать узел снабжения штурмовых дивизий СС по эту сторону Рейна. Дерзкий план разрабатывался много месяцев, и вот теперь время пришло.  

Залитую полночной мглою площадь внезапно озарило яркая вспышка света. Повстанцы вскинули оружие и защелкали предохранители, но кроме них в округе был лишь повисший на двух железных столбах экран. Дрожащая в ночи плоскость света показывала искаженное помехами изображение фюрера. От попавшей за изоляцию влаги, контакты, соединявшие экран с распределителем питания, высекали потоки электрических искр. Звук отсутствовал.  

— А, чтоб тебя! — Вебер сплюнул на тротуар. — У меня чуть сердце не остановилось.  

Повстанцы двинулись дальше. Вдруг дуновение ветра сместило провода на пару сантиметров левее, и следом за электрической вспышкой из закрепленных на столбах динамиков вырвался походящий на лай бешенной овчарки голос:  

— С 3-го июня 1951-го года каждый житель Великого германского рейха будет обязан...  

Вождь арийской нации не успел закончить своего сообщения. Кусок раскаленного свинца врезался в экран, и площадь вновь утонула во мраке.  

— Не могу слышать этого ублюдка, — Вебер передернул затвор.  

— Твою мать, что ты творишь? — прошипел Франц. — А если патрульные услышат?  

— Не услышат, — отмахнулся Вебер, — эта хренотень орет так, что уши закладывает.  

Франц лишь молча отвернулся. У Вебера были причины ненавидеть фюрера, при чем довольно весомые. Будучи убежденным коммунистом, он стал костью в горле режима еще в 34-ом. От печальной участи прочих немецких последователей Энгельса его уберегли прирожденные способности выдающегося механика. В октябре 39-го он был прикреплен к 24-ой дивизии Panzer Waffen, в его обязанности входил ремонт и модернизация танков, часто в условиях реального боя.  

Когда вначале 42-го на фронт впервые поступили тысячетонные "Крысы", неистовый рев которых рождался в глубинах настоящего ядерного реактора, Вебера закрепили за одной из таких машин. Позднее он видел, как расчет из трех "Крыс" сравнял с землей Марсель.  

Шло время, лучшие умы мира день и ночь трудились, запертые в секретных бункерах по всему континенту, чтобы вооружение несокрушимого Рейха становилось все технологичнее и изощреннее. Именно Веберу, который к тому времени был уже старшим техником дивизии, пришлось разбираться с первыми штурмовыми экзоскелетоми, вначале ставшими причиной гибели нескольких неосторожных солдат вермахта.  

Что заставляло Вебера сотрудничать с бичом человечества? Все просто. В западной части Берлина, на нынешней улице генерала Ромелля, в небольшой квартирке под самой крышей покрытого трещинами кирпичного здания жила его сестра Хельга с тремя малолетними детьми. Муж бросил ее, когда Вебер "грязный коммуняка", очернил позором его всецело поддерживающую фюрера семью. Беззащитные родные стали отличным рычагом воздействия на строптивого механика.  

Вскоре единственным очагом борьбы постоянных частей с армией Рейха стал восточный фронт, и дивизию Вебера перебросили на помощь группе "Центр", по колено завязшей в кровавом море на разрушенных улицах Сталинграда. На пути к Волге Вебер узнал от знакомого полевого врача ужаснейшие известия: Благодаря ложному доносу, Хельгу обвинили в измене и казнили. Его племянников последний раз видели при посадке на спец борт, отправляющийся в Японию, дабы доставить новую партию сирот в лабораторию Дахау.  

Более Веберу нечего было терять. На польско белорусской границе он совершил побег. Плечо и по сей день саднит, напоминая о том выстреле необыкновенно меткого конвоира.  

Путь к грузовику со взрывчаткой неминуемо пролегал через улицу Длинных ножей. Так жители города втайне называли Проспект 30-го января. Здесь повстанцев поджидали серьезные проблемы. В центре широкого перекрестка, движение на котором в ночное время было парализовано, стояла автоматическая турель, обнесенная листами каленого металла. Рядом угрожающе шипел автономный датчик движения, являвший собой медный столб, увенчанный раскаленным электродом и запитанный от переносного генератора. Стоит очутиться в радиусе его действия, и крупнокалиберная турель тут же нашпигует тебя пулями с вольфрамовым сердечником. Впрочем, датчик не реагировал на расхаживающих вокруг солдат.  

Среди постовых не было ни одного штурмовика — влажную каменную брусчатку мерили тяжелыми сапогами обыкновенные солдаты в сероватой форме, вооруженные автоматическими "МР-47" с магнитным досылателем и коллиматорным прицелом. Даже не отряд СС. Но и они могли доставить хлопот.  

По периметру укрепрайона стояли небольшие прожекторы на коротких металлических ножках. К счастью, они ярко освещали пространство на десять метров перед собой, но что касается боков и тыла — там они лишь поглощали свет, из-за чего тьма в таких областях казалась вовсе осязаемой.  

— Видишь того, с сигаретой? — спросил Йозеф, обращаясь к Францу. — Сними его по тихому. Нам нужно вырубить генератор.  

Франц кивнул, вынув из-за голенища трофейный кинжал, отнятый в честной схватке у офицера СС. В свое время Франц потратил немало усилий, чтобы оторвать от эфеса намертво прикрученную свастику.  

Перед молодецким лицом худощавого солдата, охранявшего электрический генератор, горел, то раздуваясь, то затухая, огонек добротной и до безобразия ядреной сигареты, из тех, в ходу у немецкой солдатни. Офицеры в большинстве своем предпочитают сигары.  

Франц медленно двинулся к нему, скрываясь за деревьями и в затемненных областях у прожекторов. В руке его сверкало лезвие трофейного кинжала. Когда между ним и нацистом оставалось не более двух шагов, камешек под его ногой предательски хрустнул, и солдат, вынув сигарету изо рта, настороженно повернул голову. Последнее, что он видел, были яростные глаза Франца, в которых слилось все: лютая ненависть к палачу человечества, великая жалость к мальчишке с покрытыми юношеским пушком щеками, страх перед смертью и неистовая жажда жизни.  

Клинок впился в горло юного нациста чуть ниже ремешка, держащего каску. Кровь, липкая темно-алая жидкость, хлынула на руку Франца. Труп обмяк, повстанцу стоило немалых усилий не дать ему рухнуть на землю, звеня металлической сбруей на всю улицу.  

Франц спрятал тело за деревом, забрал автомат, пару магазинов и гранату, после чего легкой поступью зашагал к генератору. Щелчок тумблера, и датчик движения турели, вместе с прожекторами, так же запитанными от генератора, погасли. Проспект погрузился во мрак.  

— Какого черта? — вслед за голосом эхом промчался звук скользящего автоматного затвора. — Гюнтер, пойди проверь, что так с генератором. И где, мать его, Ольгерт?  

Во мгле раздался тревожный стук подошвы о каменную брусчатку.  

— Ольгерт? Ты здесь, дружище? — с настороженностью спросил нацист у звенящей безмолвием темноты. — Что там с элек...  

Внезапно он ощутил, как холодный корпус винтовки уперся ему в горло на манер удавки. Дыхание сдавило, крик захлебнулся, так и не добравшись до дрожащих от ужаса губ. Нацист извивался в медвежьей хватке Орлова, тщетно пытаясь высвободиться. Когда сопротивление начало угасать, Николай потянул его во тьму, и Йозеф прекратил его страдания точным ударом штык-ножа прямо в печень. Кровь хлынула из онемевшего рта и застыла на затворе винтовки Орлова вязким маслянистым пятном.  

— Гюнтер, Ольгерт, чертовы засранцы, где вас нелегкая носит?! — только и успел произнести офицер, прежде чем Вебер с силой опустил ему на голову остроугольный камень.  

— Это последний, — Йозеф вытер кровь со штык-ножа о форму мертвого нациста. — Берем все, что можем унести и валим. Время на исходе.  

С последними словами он передал Орлову осколочную гранату из подсумка заколотого солдата. Вскоре повстанцы продолжили путь. Мартин, не участвовавший в схватке с патрульными, закономерно, шел последним, при чем с небольшим отставанием. Вдруг он услышал, как за его спиной тяжелый солдатский сапог опустился на брусчатку. Парень обернулся.  

В нескольких шагах от него стоял юноша, немногим старше его, облаченный в форменную одежду вермахта, и целил ему в грудь из штурмовой винтовки. Решимость застыла в его холодных глазах, он не медля надавил на спуск.  

И осечка. Затвор автомата дернулся в механической конвульсии и замер. Ошарашенные взгляды юнцов встретились, и этого короткого мгновения хватило, чтобы воздух между ними накалился до предела.  

Бросив автомат, нацист выхватил саперную лопатку и кинулся на Мартина, ведомый первобытной жаждой крови искромсанного врага. Под тяжестью его тела, Мартин рухнул на влажную брусчатку, однако ему все же удалось в порыве самосохранения перехватить руку, сжимавшую рукоятку, и ударить противника рукоятью своего револьвера. Исцарапанный металл с немым остервенением врезался в широкую нижнюю челюсть. От потрясения нацист выпустил лопатку из рук, но, тут же придя в себя, тремя мощными ударами разбил Мартину нос и вцепился в его глотку дрожащими от ярости пальцами. В глазах юного повстанца потемнело, он выронил револьвер и попытался дотянуться до горла противника. Но нацист душил его с таким неистовым упорством, что если бы Мартин и коснулся жилистой шеи солдата, вряд ли у него хватило бы сил причинит ему хоть толику той боли, что испытывал сам.  

Его рука рухнула на землю, и немеющей кожей он ощутил прикосновение заостренного металла. Внезапно Мартин ощутил небывалый прилив сил. Нащупав непослушными пальцами рукоять саперной лопатки, о что было мочи сжал ее, так что кости его захрустели. В следующее мгновение острие лопаты впилось в лицо нациста, затем еще раз, и еще. Мартин не глядя рубил кусок окровавленного мяса, нависший над ним, и не остановился даже когда руки, сжимавшие его шею, соскользнули с его измученной кожи. Слезы градом текли из его глаз, смешиваясь с приторно сладкой кровью, в которой было измазано все его лицо. А он все рубил и рубил.  

— Хватит! Хватит, кому говорю, — Мартин даже не сразу понял, что голос принадлежал Йозефу. — Все, хватит. Он мертв, слышишь, мертв!  

Йозеф с Вебером схватили его за плечи и с большим трудом оттащили от изрубленного тела. Когда пелена в глазах Мартина рассеялась, он с ужасом увидел изуродованное лицо лежащего в кровавой луже нациста. Рваные лоскуты кожи свисали с исполосованного острием лопаты мяса.  

— Не смотри, слышишь, не надо, — Вебер закрыл Мартина своей широкой грудью.  

И тут словно молот опустился на затуманенную голову юноши. Внезапно он вспомнил, как его тогда совсем еще детское сердце разорвалось на части, при виде выжженной воронки, на месте которой еще минуту назад стоял его отец. Мартин так ясно помнил надрывный крик матери, собиравшей в горячем бреду его окровавленные ошметки. В тот день, 31 августа 1941 жизнь шестилетнего Мартина раскололась надвое.  

Грузовик со взрывчаткой стоял в одном из брошенных ангаров бывшего промышленного района. Войдя внутрь, Йозеф надавил на покрытый ржавчиной рубильник у утопшего в пыли электрического щитка. Под самым потолком одна за другой поочередно зажглись бледно-желтые лампы, скупой свет которых озарил застывшую посреди ангара машину.  

— А нас разве не должны были встретить? — забеспокоился Франц.  

— Так и есть, — подтвердил Николай. — Проныра Шварц еще не получил от нас деньги. Вряд ли он решил подарить нам двести кило тратила.  

— Странно все это, — Вебер вскинул винтовку.  

Йозеф вынул из кобуры девяти миллиметровый "Парабеллум" и подошел к кабине грузовика. Вид человеческого силуэта на водительском месте сквозь полу прозрачное стекло слегка успокоил повстанца.  

— Чтоб тебя, Шварц, — сказал Йозеф, открывая дверь кабины. — К чему так пугать?  

Дверца со скрипом поддалась, и безжизненное тело вывалилось из кабины. Вместо живота у проныры Шварца было огромное кровавое месиво.  

— Какого черта? — Йозеф поднял взгляд от лежащего у его ног трупа, и все нервы в его теле во мгновение ока обернулись стальными канатами. Там, где еще секунду назад зияла пустота, теперь сверкал полированным металлом облаченный в экзоскелет солдат из подразделения СС. Йозеф понял это по двум молниевидным отметинам, нанесенным поверх щитка модуля невидимости на бронированной груди.  

— Это ловушка! — прокричал Йозеф, прежде чем сверкающая кроваво-красными глазами машина для убийства не набросилась на него. Девяти миллиметровые пули "Люгера" отскакивали от титановой брони, собранной на заводе старика Порше в Берлине. Выдвижные лезвия с костяшек солдата за доли секунды распороли Йозефа от горла до паха. Изорванные внутренности вырвались наружу, обдав груду смертоносного металла темно-алой кровью.  

В следующее мгновение задняя стена ангара с грохотом рухнула, и внутрь ворвался расчет штурмовиков. Вебер встретился взглядом с одним из них и вскинул винтовку в порыве ненависти к этим жестяным ублюдкам. Пуля отрикошетила от титановой каски с изображением свастики, и три свинцовых потока разорвали Вебера на части. "косторезы" умолкли лишь когда конечности, туловище и голова рухнули в единую кровавую лужу.  

Оставшиеся повстанцы очутились меж двух огней. С ног до головы залитый сверкающей в тусклом свете ламп кровью эсэсовец с модулем невидимости накинулся на Орлова. Приклад винтовки со звоном бился о бронированную голову, пока заточенные алмазом лезвия кромсали Николая на кровавые ломти.  

В это время второй такой же солдат появился прямо из воздуха за спиной Франца. Мгновение — и он разрублен надвое от плеча до бедра.  

Собрав остатки воли в кулак, Мартин надавил на спусковой крючок револьвера, но тщетно — пуля отрикошетила в сторону. Парень пытался бежать, но зашедший со спины штурмовик опрокинул его на холодный ангарный пол. Последнее, что он видел в своей искалеченной роком двадцатого века жизни, была огромная подошва усиленного металлом сапога, который уже через мгновение превратил его череп в костяное крошево.  

Меллерн. 1951 год  

* * *  

Берлин. 2 июня 1951 года.  

13:30 по местному времени.  

Тысячи закованных в первоклассную сталь бойцов застыли в ожидании чего-то великого. Миллионы людей по всему Рейху прильнули к экранам телевизоров, целые семьи толпились в душных гостиных, а прохожие на улицах бескрайней арийской империи внимали каждому слову вывешенных из окон радиоприемников.  

И вот, это свершилось. Легкой поступью победителя он поднялся по высеченным из камня ступеням и, смерив свой несокрушимый легион горделивым взглядом, торжественно вскинул вверх правую руку.  

Как по сигналу горна солдаты сорвались с места, и застеленная гранитом площадь содрогнулась от топота тысяч тяжелых ботинок.  

Парад победы начался...