Икебана

— Кто ты? — простой вопрос от психолога, на который нет однозначного ответа.  

— Я? Ну, Человек…? — неуверенно, скрестив ноги, впиваюсь в кресло, – А нет стой! Я знаю, кто я! Я — организатор! Я точно должна совершить что-то великое. Ну еще я любимый человек, дочь, сестра, подруга….  

— Я тебя спросила не это. Суть в том, что ты это просто ты, а не многообразие твоих личностей. Ты — это не твои социальные роли. Это не должно быть чем-то основательным в мире, влияющим на массы, двигающим планету, несущим миссию. Этому не нужно давать оценку. Тебе никто ее не может дать. Даже ты сама.  

Ты просто есть. Быть самим собой — это очень сложно, без всех этих масок. Быть не тем, кем ты думаешь или кем тебя считают другие, а тем, кто ты уже есть. Это не набор качеств, это не твои достижения, это просто ТЫ.  

— Но, мне сложно не думать о том, кто я на самом деле. Это ведь как-то неправильно, инфантильно?  

—А кто дает эту оценку? Что правильно, а что нет? Почему ты надела на этого оценочного «человека» костюм собственной важности?  

— Может я просто бегу от ответа на этот вопрос, потому что той «меня», которая у меня в голове, на самом деле не существует? Мне кажется, что меня могут осудить за это..  

Тайный незнакомец с биноклем всегда приходил тогда, когда его совсем не ждёшь. Он следил за мной в моменты, где моя эмоциональность достигала какой-либо границы. И так было во всём: когда мне было очень весело, он осуждал меня за радость, ведь кому-то сейчас плохо и я не имею права улыбаться. Когда грустно – он насмехался с особенной злобой, ведь я получала по заслугам. Будешь знать как проявлятся! Каждый раз я оправдывала его ожидания больше, чем он изначально задумывал. Видимо я для него была ну очень интересный персонаж, если он появлялся в моей голове из ниоткуда и уютно устроился там. Позже я пойму, что это был всего лишь собирательный образ — символ глобально-оценочного суждения.  

— А кто ты сама в своей голове?  

— Явно не неудачник! — Установка сама дала о себе знать. Мне хотелось быть, хотя-бы кем-то! Раз мой ответ не подходит под формат данного вопроса.  

— В какой момент ты первый раз почувствовала, что ты неудачник?  

Это было в лагере Артек в 2012 году. Я неспеша направляюсь со столовой обратно в свой отряд, в комнату обсуждений. Мы часто собирались здесь по вечерам и обсуждали насущные проблемы, как и в любом коллективе. Выходила я оттуда как всегда самая последняя: тёплый морской воздух убаюкивал и идти хотелось всё медленнее. Друзей у меня было не много, но внутренняя опора и сила заменяла мне теплоту общения в группе. Вот это сейчас будет вечер! Ведь сегодня мы будем тянуть жребий и решать, кому какой кружок по интересам достанется. Мне предстоит посещать данный курс на протяжении всей смены и по итогу выступить с результатом на отчётном концерте. От этой мысли на лице проявилась предвкушающая улыбка: интересно, под какую песню я буду выступать? А какие у нас будут костюмы? Кто будет снимать видео, чтобы потом переслать маме? Приятное волнение щекотало внутри, жонглировало моими чувствами и заставило остановится на мгновенье. Глубокий вдох с прекрасным видом на побережье: грядут огромные перемены! Эх, если бы я знала в тот момент, насколько они будут огромны.  

С полной уверенностью того, что в финале я буду блистать на сцене под овации зрителей, мой путь со столовой подходит к своему логическому завершению, а я подхожу к входной двери. В коридоре как всегда жарко: то ли проблема с кондиционером, то ли меня так пригрело солнышко. Шум из комнаты тут же врезался в уши – наши уже усердно что-то обсуждают. Бросаю взгляд на стол со шляпой, где были все жребии: всего один листочек. Один.  

— Пока ты там гуляешь, тут уже все разобрали! — моя соседка по комнате явно не пыталась меня успокоить.  

Моя последняя возможность и одно движение руки, отделяющее от приговора. Выхватываю лист у одногруппника, который уже навострил свои лапы на нашу шляпу, словно коршун. Жадно читаю глазами и не верю тому, что вижу. Набор букв, совершенно не похожий на слово Танцы или Пение. Приглядываюсь получше: Икебана. Блин! Икебана. Серьезно? В моей картине мира мы стояли с ней так далеко друг от друга, что казалось не встретимся даже тогда, когда в мире не останется больше никаких кружков, а я не останусь последним человеком на планете. Минута молчания у меня в голове, где умирают мои амбиции и замерло недоумение людей вокруг. В тот момент меня даже не задел детский смех. Он был настолько типично-злым и понятным, что совершенно не отвлекал меня от своей битвы в душе.  

Я из тех людей, кто не умеет скрывать свои эмоции и по мне тут же видно, что со мной что-то не так. И конечно же, в тот момент не могло быть по-другому. Мне казалось, что я буду совершенно не на своем месте, что эти занятия принесут мне только пытку, желание зарыться в землю и тотальное заточение, пока кто-то будет творить мою мечту на сцене и отнимать мой успех. Как это? Я останусь без порции внимания? И какая-то подделка станет единственным воспоминанием об этом провале. Это было горько и непонятно, несправедливо и больно. И эта боль пронзала меня всем свои икебанским нутром. Ничто не было важным в тот момент: только я и это чужое слово на последнем листочке. Один на один. Скука смертная настигнет меня уже завтра. А драма достигла своего апогея, уже сегодня, когда слёзы сами непроизвольно покатились по горящим щекам.  

Особенность Артека как лагеря раскрывалась во многих его аспектах. Такое буйство красок из детей-подростков и их увлечений не было в тот момент нигде. Их было столько, что казалось они даже ни разу не повторились. Наверно во многом, это зависело от стран, из которых они приехали сюда. И это было первое мое знакомство с другими культурами. Да, амбиции тут тоже у многих зашкаливали до небес: кто-то успешно с ними справлялся, а кого-то они затягивали в капкан «популярности», заставляя самыми ужасными способами самоутверждаться за счет других. Они накатывали волнами одна за одной, задевая других. Кто-то был занят амурными делами. Было сложно не от того, что градус конкуренции резко возрос, а от того что в нем было физически тяжело находиться. Он захлестывал тебя в тот момент, когда ты этого не ожидаешь: в столовой велись тайные заговоры, кто с кем будет сидеть, а перед сном в открытое окно дымились первые сигареты и обсуждались поцелуи. Я не росла в вакууме и прекрасно понимала, что такое существует, но что его настолько много – повергло меня просто в шок. И с этим шоком мне пришлось подружиться и принять его, иначе мне тут не выжить. Мы с ним, честно сказать, прекрасно уживались, хоть и иногда он дергал меня за плечо, чтобы вновь открыть на что-то глаза.  

День X. Каждому из нас выдали карту маршрута, по которой нужно дойти до пункта назначения, где и проводятся твои занятия. В моем случае это была зловещая, на тот момент, икебана. Казалось, что даже само слово заставляло меня закатывать глаза уже в 1000-й раз. Конечно же, по иронии судьбы, моя точка B оказалась в самом неудобном географически месте. Нужно было подняться на холм, преодолев крымские заросли, оттуда повернуть по узкой тропинке налево и вот через метров 100 мне виднеется старенький домик, как из деревушки. Я опоздала. И честно говоря, не потому что долго шла. Я просто не хотела туда идти.  

Стучусь в деревянную дверцу, в надежде, что никто не откроет. Здесь пахнет сыростью, хвоей и краской. От резкого запаха начинает кружиться голова. Пробую ещё раз постучать. Дверь все таки открылась. На пороге стояла приятная женщина средних лет, ее волосы были смешно завернуты в клубок, который пронзал острый карандаш:  

— Ты уже здесь! Наконец-то! Мы тебя уже заждались.  

Я вежливо киваю и захожу во внутрь. Несмотря на назойливые ароматы, которые игрались друг с другом, меня окутала атмосфера чего-то таинственного. Может комната пыток выглядит именно так? Но здесь было слишком располагающе, как для нее. Усыпляете мою бдительность? Мне захотелось тут же выпить горячего чая, укутаться в плед и собирать пазлы. Кататься в кресле-качалке, но не для того, что-бы уснуть, а просто по-приколу. Стоп! Хотели меня обмануть? У вас не удастся отвести меня от главной мысли, что здесь будет происходить и на самом деле.  

Восемь детей, как ни странно, ни разу на меня не взглянувших. Таких же как и я. И все мы — сборище потенциальных изгоев. На секунду я подумала, что единственное, что объединяет нас в этой комнате – это то, что мы все тут неудачники. Ведь есть кто-то круче нас и лучше, хотя бы в данную секунду, пока мы проходим этот курс. Наша преподаватель Марина Владимировна прищурилась, чтобы отметить всех присутствующих, а затем приступила к краткому объяснению того, что будет происходить последующие восемь недель. За весь период смены мы должны будем с нуля создать собственную композицию из того, что у нас есть на рабочем месте и в том числе за его пределами. Нам разрешено выходить в лес в поисках подручных средств, спускаться к морю, чтобы выбрать для себя лучшие ракушки и использовать баллончик с любой краской. Из меня вырвался лёгкий нервный смех – видимо защитная реакция. Но никто даже не обратил на это внимание. И тогда это было первое, что меня удивило.  

Мы никогда не общались между собой в группе, не были объединены одной идеей, как команда, а некоторые имена просто выпали из моей памяти. Ведь каждый раз, когда мы приходили туда — каждый оставался наедине с самим собой.  

Следующие 3-6 недель стали для меня чем-то совершенно нетипичным. Я находила в лесу всё новые элементы для декора, рассматривала баллончики с краской, цвета которых мне раньше были не знакомы. Мне было интересно, как ими работать, их сочетания между собой, а какие ну совсем мимо. Мы учились работать с горячим клеем и не гнущимися листами. Растения на глазах окрашивались в выбранные цвета и приобретали свои собственные. Иногда мы помогали друг другу там, где было тяжело физически удержать одну фигуру на месте и требовались вторые руки. Но никто ни разу не оценил работу другого.  

Я выучила дорогу к мастерской и шла туда уже без карты. Перед сном я продумывала алгоритм того, что буду делать на следующем занятии для своей икебаны. Что-то новое во мне заставляло идти туда с особой мотивацией. Я больше не думала о результате и о том, что кто-то сейчас репетирует танец для выступления и стоит в 1-й линии, в моей линии. Я была полностью поглощена в процесс создания своего с нуля. Я и не заметила, как искренне растворилась в нем.  

Последние штрихи на финальной неделе. Совсем скоро нам предстоит презентовать свои икебаны перед всем лагерем.  

Около пятисот человек (а это половина всего Артека) будет наблюдать за нашими работами и конечно же смотреть отчётный концерт. Тот самый, который ещё недавно не выходил у меня из головы, ведь я должна была быть его главной звездой. Места для экспозиций уже готовы, организаторы шумно обсуждают между собой детали, нервно сбрасывают звонки и следят за таймингом: отмечают прибывших участников. Зрители заполняют зал с немыслимой скоростью.  

Места для нашей группы находились прямо возле сцены. Мы должны были рассказывать о концепции своего произведения и параллельно также как и все смотреть концерт. Наша Марина Владимировна не суетилась. Она пристально наблюдала за каждым из нас. В её глазах сияли понимание и доброта. Она любила свое дело. Чего только стоят её руки, которые даже вне рабочее время оставляли на себе следы лака для декора. Она прятала их, перебирала между собой и стеснялась. Иногда это было неловко и странно, будто она сама была ребенком, как мы. Но это придавало ей особенного шарма и делало ее не похожей на других кураторов и это было так заметно.  

Результаты вот-вот объявят. Где-то внутри меня ёрзает тот самый борец за лидерство, но я пытаюсь не спорить с ним. Я знаю его слишком хорошо: если я попытаюсь его успокоить, он может быть грубым и резким. Я лишь попросила его проявить уважение и сдержанность, а об остальном мы поговорим позже. Эти мысли заставили меня уткнуться взглядом в свою икебану: вот она сейчас передо мной. Это то, чего я так боялась ещё каких-то восемь недель назад. Открыть в себе другую себя, изучить что-то новое и совершенно противоположное мне и моему характеру и стать в этом неудачником.  

Ты переживала, что будешь лузером в глазах других? Вот, ты стоишь среди людей, которым на тебя искренне все равно. Они заняты и вдохновлены своим делом, своей икебаной. Они поправляют ее листочки, чтобы она имела презентабельный вид, сдувают летящий пух.  

Боялась, что кто-то займёт твоё место? И вот объявляют тот самый танец, где ты могла бы блистать. Но ты его пропустила. Ты не увидела даже тех, кто был в его основном составе. Его последняя восьмёрка улетучилась вместе с твоими мыслями.  

— Настя, ты слышишь? Поднимайся! — от неожиданной тактильности я вздрогнула. Меня окликнула девочка, с которой мы от силы два раза пересеклись взглядами за всё это время. Откуда она помнит мое имя? — ТВОЙ ВЫХОД СЕЙЧАС!  

Мои глаза расширились от непонимания: быстро кидаю взгляд на зрителей и сцену. Там уже стоит Марина Владимировна и машет в нашу сторону. И скорее всего, конкретно в мою.  

— Поднимайся на сцену, это твоя заслуженная победа! — её голос в микрофоне эхом раздался по всей территории. Они не шутят? Это действительно для меня? Немного подташнивает, но вида не подаю. Сердцебиение участилось казалось в тысячу раз и я прямиком движусь к ней. В её руках блестит золотой кубок с моими инициалами. Её объятия стянули меня в тугой жгут и на секунду перехватили дыхание:  

— Я знала что у тебя все получится!  

От неожиданности я замолкаю. Рой аплодисментов пытается заглушить волнение, в котором уже разбушевался в лаврах победителя мой внутренний лидер. Он наверное бы уже расплылся в улыбке и делал реверансы в разные стороны. Но только не сегодня. Вместо того, чтобы разглядеть поближе кубок, о котором я даже и не думала, я посмотрела на людей со своего курса, которых я, как из себя конечно, считала неудачниками. Они стояли сверкали улыбками, что-то кричали, чтобы перебить остальных зрителей и их ладони на глазах краснели от аплодисментов. Все восемь человек, разделяющие мою победу, устремили свои взгляды на сцену. Преподаватель держала меня за плечо и ободряюще кивнула:  

— И всё-таки ты на своем месте.  

Мой мир навсегда перевернулся в тот момент. Это были уже не просто дети, с которыми я делила мастерскую. Они стали для меня настоящими, истинными кумирами. Это были счастливые люди, знающие кто они есть. Им не нужно было доказывать это кому-либо. А мне посчастливилось оказаться среди них.  

Вкус победы приобрел совершенно новые оттенки. Он не был похож на то представление об успехе, стереотипно звенящее в подсознании. Это была победа над собой. Которая понесла в будущем огромные изменения.  

А в середине зрительного зала я снова заметила тайного незнакомца с биноклем. Он пристально пытался рассмотреть сначала мой кубок, а затем и мою компанию. В его стёклах отражалась моя улыбка. А я смотрела прямо на него. Я демонстративно кивнула в сторону своей икебаны и поставила кубок обратно на стол. Кусок трофея больше не играл для меня никакой роли.  

Он медленно опустил бинокль и заплакал. Впервые в жизни я увидела его глаза. Они были полны печали и грусти. Ведь его жизнь — это одна сплошная слежка за чужими достижениями, в которой он так и не нашел времени для того чтобы узнать себя настоящего.