О почтении

Приближение слуги я почувствовала заранее. Он ещё спускался к моим покоям, ноги его ещё касались разноцветного морского песка, а я уже приводила себя в должный вид – дочери Морского Царя негоже появляться перед слугой в растрёпанном или сонном виде. Даром даже то, что дочерей и сыновей у этого самого Царя десятки. Это не то, это не суть – суть в том, что даже он не вечен, а вот его трон простоит до конца земных времён и застанет конец водных.  

Вот в этом дело. Поэтому надо всегда быть царевной. В любое время дня и ночи, в любом настрое настоящих чувств надо прятать лицо, не выказывать раздражения и растерянности, не терять царственности.  

Знали бы это мои сёстры, например, Дория или Кенда – большие любительницы поспать до последней минуты! Быстро они потеряли расположение отца. Впрочем, не будь среди нас таких идиоток и легковерных ленивцев – тяжко мне пришлось бы. А так – кто по своей воле против отца нашего пошёл и сгинул, кто не скрывал своих мыслей о троне, кто сглупил…  

Мало у меня соперников!  

Стук в двери, как и положено – громкий, но без возмущения. Ещё бы! Кто посмеет возмущаться в двери царевны? А у меня уже всё давно готова – и волосы собраны должным образом, и платье оправлено, и в покоях строгий порядок – такой, чтоб видно было, что я делом занята, вон, даже карта всех царств разложена, изучаю я их, Царь, не сомневайся!  

–Войдите! – в голосе никакого изумления, раздражения или тепла. Есть факт – ко мне постучались, и есть другой факт – я разрешила войти.  

–Царевна, – на пороге верный слуга – Хотэм. Славный воин всех морских сражений, ныне отправленный на покой. Пусть стареем мы позже, чем всякие люди, но всё же и наша сила не вечна. Ждёт нас пена морская и более ничего.  

–Хотэм, – киваю, не отрываясь от бумаг, это хороший тон – знать первых слуг. А самый лучший и предусмотрительный – это знать и вторых, и даже третьих. Я всегда стараюсь запоминать имена служанок и поварих, и даже всяких шутовок-навок, что призываются на пиры Морского Царя. Кто знает ещё чем всё обернётся? Кто знает ещё в ком великая сила будет? Кто знает ещё кто и где будет полезен?  

–Царь ждёт вас, – сообщает Хотэм. Но это я и без него знаю – чую волнение воды, она качается над головой, она качается внутри меня. Царь зовёт! Попробуй не явиться.  

Иногда мне даже интересно, как люди знают когда и кто их ждёт, если у них нет такой силы? Это здесь – Царь позвал и не скажешь что не слышал – море выдаст, а у них?  

Впрочем, до них мне такая толща воды и такие скрытые лестницы в этой самой воде, что нет мне дела до людского мира, разве только по службе. А как у них там устроено пусть сами разбираются. Без меня!  

–Иду, Хотэм, спасибо, – киваю, Хотэм исчезает. Верный слуга, если срок моего отцы раньше придёт, чем его, то Хотэм будет служить и мне. Так что ссориться с ним я не буду. Старый воин в ранге служки-гонца всё равно воин. А братья и сёстры мои те ещё гады морские! Не все, конечно, некоторым до трона как до луны сквозь все наши ходы и лестницы, сквозь всю толщу воды нашей, но это некоторые.  

Есть и другие!  

Нельзя заставлять ждать Морского Царя. Да и как к отцу – это то ещё непочтение. Но я умышленно жду. Жду долгих пять минут прежде чем подняться.  

Нельзя заставлять ждать Морского Царя, но и нельзя появляться с другими братьями и сёстрами. Те, как на подбор, лезут перед ним и лебезят. Надо выделяться. Надо показать что у тебя есть свои дела. Это, конечно, без пяти мгновений тянет на мятеж, но вода всегда была мятежной. И нельзя забывать об этом как о части своей сути. Нельзя лебезить если лебезят слишком многие.  

Поэтому я выжидаю и только выждав, поднимаюсь. Иду твёрдо по коридорам – не свернуть, не остановиться. Здесь всё из резного морского камня, всё в жемчугах и морских драгоценностях, подводные лилии приветливо колышутся при движении. Ветра здесь не бывает, мы на самом дне. Ветер начинается на лестницу выше, там даже и корабли можно увидеть.  

–Ты не спешила! – Морской Царь неприветлив. Ясно, значит у смертных будет прекрасная возможность увидеть бурю на воде. Надеюсь, над нами в ближайшие минуты не пройдёт никакой корабль, иначе матросам я только сочувствую.  

Не от души, конечно, нечего им по нашим водам бродить, но сочувствую.  

–Прости, отец, я занята была, задумалась и пропустила…– я склоняю голову. Я нарочно говорю «отец», а не «царь», я выделяю свою близость к нему с самого начала, а склонив голову, успеваю заметить немногочисленное (на удивление! ) общество.  

Всего-то моя старшая сестра Ронель – бледная, с заплаканными воспалёнными глазами; всего-то два моих брата – Сигер и Бардо – оба серьёзные и мрачные, оба такие же амбициозные как и я. Вот только у Бардо прав меньше. Прижил его Морской Царь с земной женщиной, так что его желания и не в счёт, и состарится он быстрее, и почтения ему меньше, и пена морская по истечению всех сроков его не ждёт, а обычная смерть, ибо он наполовину наш.  

А всё туда же! Всё к Царю! Всё к трону мысли его тянутся!  

Но ничего. Я виду не показываю, я умею. Никто не знает насколько я его ненавижу и презираю. Даже сам Бардо – ведь очевидно, покажи я ему своё презрение, так и Царь про то проведает. И все остальные братья и сёстры. А оно мне надо? Ещё неясно где и что выплывет!  

Нет, врагов нельзя заводить открыто. Надо улыбаться всем.  

–Садись уже! – Царь не желает моих извинений, не смягчается.  

Я прохожу, сажусь на свободное место за белым столом. Место советника. И только тут замечаю ещё одну свою сестру – Алану, с недавних пор любимицу моего отца. Ну ещё бы! Самая младшая, самая лёгкая и весёлая, плетёт из жемчугов венки русалкам и навкам, поёт морские баллады, улыбается…  

Убила бы.  

Впрочем, интересно получается! Здесь Сигер, Бардо, я… три самых яростных и потенциально желающих одного. А Ронель и Алана? Интересно!  

–И чем ты была занята? – Морской Царь не спускает с меня взгляда. В мысли мои не пролезть ему, я научилась прятаться и от него.  

А вот это мой шанс! Могу представить себе как прибежали братцы! Наверняка внеслись в этот зал по первому его зову, расталкивали друг друга. А Алана вплыла, наверное, за ними. А тут я…опоздала.  

Но это мой шанс.  

–Думала я о Пелагиосе… – я опускаю глаза, мой голос вздрагивает как бы от смущения в собственном признании. – Я ведь девчонкой ещё там плавала, а теперь?  

Я обрываю речь, вздыхаю. Пелагиос – дурное место. В годы моего детства там был бурный поток, я там резвилась, там славно было плавать наперегонки с рыбами. Но теперь измельчало там. Люди постарались. Рыб уже нет, а людей не согнать – по договору земля там их. Обманул Морского Царя один из земных царей. Выторговал себе право там властвовать и рыбаков туда отправить. Ненадолго, на сотню лет. Но всё там в запустение приходит. И рыбы там нет, и плавать там нельзя, и забрать покуда тоже. Ещё десяток лет подождать, а за десять лет измельчает там совсем…  

–Надумала чего? – Алана подаёт голос и вроде бы не говорит она ничего обидного, но мне очень хочется впечатать её лицо в столешницу.  

Но я хорошая дочь и хорошая царевна, потому не реагирую, только поднимаю глаза на Царя и отца. Виноватые глаза.  

Он смягчается:  

–Не печалься, Эва, срок аренды пройдёт, всё вернём, а впредь умнее станем, людей во владения наши пускать будем лишь на правах гостей, не боле!  

Улыбаюсь. С надеждой, чуть затаённой, не ликующей. Я царевна, дочь Морского Царя, я должна быть выше бурной радости, я должна показать, что я хочу верить в это, но верить мне сложно.  

Зато перед отцом я прощена, более того – глаза его улыбаются мне, ещё бы! Хозяйственная дочь у него, ничего не скажешь, о делах всё думает, о территориях, скорбит о каждом потерянном уголке Царства. Вот и задержалась – как злиться можно?  

–Ну…я не просто так вас собрал, – Морской Царь вспоминает что он царь, оглядывает всех сурово, – вы – доверенные мне советники, дети мои, лучшие из всех.  

Приплыли! И с каких пор этот полукровка или эта весёлая Алана без намека на мозги вдруг лучшими стали? А Ронель?  

Но я хорошая дочь. Я молчу. Я буду ждать момента.  

–Ваша сестра перестала справляться со своими обязанностями, – Царь кивает в сторону Ронель, та смотрит несчастно и горько, та просит взглядом о снисхождении, не смея попросить словами. Но тщетно. Ронель оказалась слабой. Ронель вышла из числа любимиц.  

Я не злорадствую. Я молчу. Я ликую в душе своей, но прячу ликование. Кто знает что там ещё будет впереди?  

–Ронель прежде контролировала по моему приказу Восточный Сход, – продолжает Царь холодно и мрачно. Всё ясно – в его сердце сейчас нет Ронель. Есть оплошавшая, подведшая его дочь. Пройдёт время, прежде чем Ронель может вернуться к его расположению. – Люди собирали для неё дань, возносили ей молитвы, но, как оказалось, это в прошлом…  

Ронель беззвучно зарыдала, закрыла лицо руками. Понятно! Дань не ей, а Морскому Царю и Царству нашему, мольбы просто как почитание. А если нет почитания, то это не власть Ронель слабеет, а власть самого Морского Царя.  

А этого он не стерпит.  

–И вместо того, чтобы мне в этом признаться, – голос Царя крепнет, набирает мощь, ну точно, быть буре! – она ещё три месяца укрывает это от меня.  

Три месяца? Эх, Ронель-Ронель, ну что ж ты такая нелепая-то? Впрочем, будь ты умная, была бы ещё одной моей соперницей. Интересно, сама ты призналась в утрате влияния?  

–И даже когда я дал ей шанс, она не призналась. Призналась только тогда, когда Сигер предоставил доказательства!  

Царь заканчивает, скрещивает руки на груди, отчуждаясь от нас и особенно от неё. Он ждёт нашего осмысления. Меня больше не интересует провал Ронель как управительницы Восточного Схода, меня больше интересует Сигер.  

Он сидит мрачный, вроде бы даже скорбный, но я встречаю его взгляд и без труда читаю в нём злорадство. Мерзавец ты, Сигер! Молодец, конечно, что избавляешь меня от необходимости расправляться и подставлять одну из сестёр, но ты всё ещё мерзавец.  

Он смотрит на меня, я знаю, пытается прочесть во мне такое же злорадство, как и в себе. Но уж нет, я умнее, я скорблю, и весь вид мой говорит об этом.  

Как же…сестра ведь!  

–Обращаюсь я к вам, дети мои, – Царь прерывает молчание, – как полагаете вы разрешить это? Как поступим мы с Ронель?  

–Отец, прошу! – Ронель не выдерживает, сползает со стула, ползёт по белому болу, извиваясь как угорь, к царю, к отцу, к спасению! Хватает его руки, но поздно – разочарован Царь Морской и отбрасывает он руки дочери как нечто грязное, недостойное его внимания, переступает через распластанное её тело, чтобы не касалась и даже не смотрит.  

–Ваше решение? – предлагает Морской Царь. Именно царь. Не отец.  

Алана лезет первой.  

–Ронель надо отлучить от Восточного Схода! – весело говорит она.  

В глазах отца я вижу лёгкую тень досады. Оно и без того ж понятно! Зачем о том говорить?  

–А людям надо напомнить о том, кто их Царь и Владыка! – заканчивает Алана и встряхивает волосами, в которых вплетено много жемчужинок. Жемчужинки сталкиваются, звенят, я с трудом сдерживаю улыбку – ну что, Царь Морской, пир и совет это разные вещи, да? Нельзя угождать и там и тут, где-то придётся мириться! Любишь веселье и лёгкость дочери? Терпи и безрассудство её.  

–Ронель надо простить, – Бардо отвлекает Царя от размышлений. Я вздрагиваю как и отец. Чего-чего? Во-первых, ты чего вылез без очереди, полукровка? Во-вторых, что ты сказал? Простить?  

Это что, чтоб она потом в сердце отца вернулась? Да ещё силу набрала и меня могла подвинуть?  

–Простить? – Царь повторяет моё удивление. – Она лгала мне.  

–Из страха, Царь, а не из непочтения, – Бардо смотрит на него, он спокоен и ясен.  

Ну понятно с этими людьми! Все они не в себе.  

–А с людьми, что непочтение проявили? – интересуется Царь и мне не нравится тон его. Я знаю, что он не согласится со словами Бардо, но и от совещаний его он не отстранит. Потому что вода мятеж любит. Вода и изгибаться может, и налететь вдруг бурей. И в Бардо это есть, как бы я ядом не исходила в своих мыслях.  

–Ничего, – отвечает Бардо и Алана заливается смехом, но смех её резко обрывается. Не та ситуация. Не то время и место.  

–Ничего? – повторяет Царь. Желая убедиться что расслышал правильно.  

–Ничего, – подтверждает безумный полукровка. – Они всего лишь люди. Сегодня они молятся на стихию, а завтра забросят её в угоду другой. Как время придёт, так сами снарядят корабли красавицами, шелками и вином, да затопят их во славу твою, Царь. И слёзы лить будут.  

–И когда же придёт это время? – Сигер не удерживается и влезает. Царь этого не любит, но он удивлён и потому не одёргивает сынка.  

–Когда захочешь, Царь, – отвечает Бардо. – Пошли им засуху, и измельчает их урожай, и совсем пропадёт. Отзови рыбу от берегов их и они вернутся к тебе. А кровь лить, напоминать о переговорах – это всё по-людски. А ты выше их, Царь, выше людей и всего что ни есть людского.  

Гладко стелет! Точно илом выкладывает себе дорожку. Но да я его сейчас тоже порублю. Не нравится мне самонадеянность его!  

–А ты что скажешь? – Царь не даёт понять ничего о своих мыслях. Он обращается к Сигеру, но я вижу тень задумчивости на его лице. Всё-таки, от полукровки-то избавляться надо вперёд!  

Ладно, Эва, не тушуйся не боись, ты его сметёшь. Кто он против тебя? Ты законная дочь Морского Царя и сестры Океана. Ты из воды пришла – со всех сторон вода тебя поддержит. А он? Морской Царь и земная женщина…  

Пф! Да были времена когда таких топить полагалось. Я лично не против эти времена вернуть.  

–Дипломатией надо, – отзывается Сигер, он смотрит на брата насмешливо, а потом касается взглядом и меня. В его глазах триумф. Ну-ну, радуйся, я тебя на солнце-то подсушу, дай только срок. Помнишь, может, как в немилость впали Рока, Сахиил, Аквата и Дезире? Ещё два года назад каждый из них мог также претендовать на трон, и где они теперь? Рока казнён – я руку к тому приложила, в сговор его с людьми свела. Сахиил лишён речи на ближайшие полсотни лет. Аквата изгнана на сушу, может и ссохлась, кто её знает? А Дезире в тюрьме.  

И всё я, братец. А они дружно держались и каждый всяк умнее тебя был. Думаешь, тебя не сведу?  

Но я молчу. Я не даю ему этого прочесть в себе. Я жду его ответа.  

–Дипломатия – это верный меч всех королей. Войной и бойней всегда пойти можно, а уговорить, потребовать своё, да ещё с избытком за непочтение…  

Сигер мечтательно улыбается, показывая какая это приятная участь – получить должное почтение от тех, кто ещё недавно был непочтителен и нарушил договоренности.  

–А с Ронель что? – Царь мрачен. Идея Сигера трезва и справедлива. И понятнее, чем идея Бардо, привычнее.  

–С ней? Да лишить её всех сил, и пусть живёт себе пленницей! – Сигер отмахивается, его этот вопрос не интересует.  

Я подбираюсь, сейчас спросят и меня.  

–Эва? – Царь оборачивается ко мне. Он уже мыслями на неприятном, но логичном пути дипломатии, но мне это не нравится.  

Мой вариант мне тоже не нравится и я бы предложила дипломатию, но эту мысль перехватил Сигер, поэтому я подчинюсь не тому как будет лучше для Царства, а тому, чего хочет, на самом деле давно уже хочет Морской Царь.  

А я знаю его мысли, я знаю его жажду. Вода не только даёт жизнь, вода с огромным удовольствием её же и отнимает. А это значит, что в угоду своему отцу-Царю я могу предложить только одно – нелогичное, неправильное, но оно даст мне больше шансов и ещё приблизит меня к цели:  

–Покарать их надо, Царь, – отвечаю я как можно более яростно, и где-то внутри меня закипает древняя стихия. Жестокость воды есть и во мне. И буду я также творить бури, и поддаваться гневу, если умнее стихии не стану.  

–Покарать? – Царь даже хрипит. Он удивлён, но сердце его уже стучит от радостного болезненного предвкушения бойни.  

Покарать! Показать свою силу. Истинную силу древнего величия. Показать, чем карается и чем заканчивается непочтение. Поднять бури, швырнуть их на берег, затопить, а потом прийти засухой, как и нужно, утопить и правых, и виноватых, в слезах, в крови, в несчастье волн.  

–Разумно ли? – Бардо вклинивается. Он напуган. Ещё бы, он тут о прощении чего-то плёл, а тут Эва со своим «покарать! ».  

–Они не почитают тебя, Царь. Они должны увидеть, что бывает за это. Их никто не неволил договор с тобой заключать, а ежели заключили, пусть соблюдают условия, пусть увидят, пусть все в мире увидят, что бывает с теми, кто договор с Морским Царём нарушает! – я почти кричу, я возмущена, он должен прочувствовать это возмущение. Он должен почувствовать мой гнев.  

Ведь в нём такой же. Только его настоящий, а мой напускной ради того, чтобы стать ближе, чтобы показать: я такая же как и ты! Я того же желаю, что и ты.  

Не смотри на прочих детей своих – я единственное твое отражение, я единственная, кто на тебя настолько похож!  

–Многие умрут…– Сигер в ужасе. Он трус. Хитрый, жестокий, но трус. Он и подумать не может о том, что я предлагаю. Без дрожи подумать, по-настоящему, чтобы учуять как пахнут утопленники.  

А они будут!  

–Ну и что? – я встаю, я показываю, что сидеть я уже не в силах, что во мне аж клокочет всё от ненависти. – Пусть! Умрут сотни, но зато тысячи испугаются и поймут, что шутить с нами нельзя и нельзя забывать о почитании…  

С губ чуть не срывается «нас», но я успеваю перехватить:  

–Не забывать о почитании нашего Царя.  

Не отец уже, а Царь. Ибо отец не может творить бойню, а вот Царь легко.  

Алана притихает вслед за остальными, даже Ронель уже не всхлипывает. Её пробило ужасом, прижало к полу. Ведь если я так говорю о людях, что я скажу о ней?  

–А она? – Царь хрипит, в нём уже пылает стихийный гнев. он царь, но он стихия. Он должен выходить из берегов своей власти, он должен обрушиваться на этот мир и никакая мудрость веков не затмит в нём этой жажды.  

–Она не дочь твоя, Царь, она предательница, – мой голос хрипит также. Кажется, я даже плачу, совсем заигравшись. Но это уже неважно.  

Моё решение принято. Царь уже отдаёт приказы. Я чувствую, как поднимается вода. Ох, несдобровать сегодня городу, что наплевал на договор с Царем. Это прежде, когда я была не в себе, когда себе место выгрызала, и побеждали другие голоса, а мой не звучал ещё, была дипломатия. Такая скучная, такая правильная!  

Дипломатия для Царей. Но бойня – это желанно для Морского Царя. Единственного в своём роде.  

И я знаю это. Я угадываю это и говорю, я отзываюсь на его желание как и подобает покорной дочери, я отзываюсь, чтобы сказать о том, чего он сказать не посмеет, побоится. А так – предложил не он, предложила я…  

Закипает, закипает море. Я чувствую, как волнуется толща воды над нами. Я чувствую это, покидая совет. Я чувствую волнение и скорбь одной из сестёр своих – Ронель сегодня казнят. Потому что она предательница.  

И потому что вода беспощадна. С водой надо дружить!  

–Эва! – я уже направляюсь к себе, когда меня окликают. И кто!  

–Бардо! – я делаю вид, что не удивлена и что его общество мне также приятно как и всё вокруг. – Чем могу помочь?  

–Не прикидывайся, – он стоит передо мной. Растерянный, жалкий, наполовину человек. Даже смешно, что он пытается мне что-то сказать. Да я его снести могу только от того что у меня настроение плохое.  

А оно плохое. Ронель была не худшей сестрой. Именно была. Что ей там жить осталось-то? часа два?  

–Ты нарочно направила гнев Царя на людей!  

Вот это приплыли! Меня что, укоряют?  

–Как? – я возмущаюсь, даже искренне, – ты что, брат мой, хочешь сказать, что наш отец – Царь Морской, способен попасть под влияние чужое? Или ты хочешь сказать, что я отцу и Царю нашему зла желаю?  

Самое важное правило – всегда подавать все так, как тебе нужно. Выворачивать, лгать, ибо вода всегда лжёт, прикидываясь одной бесконечной жизнь и покоем, а на деле…  

На деле вода забирает больше чем алчность и болезнь, чем пламя и холод.  

–Тише! – Бардо оглядывается. Ещё бы, я так ору, я так возмущаюсь, что ему страшно. Правильно, бойся меня, полукровка! То ли ещё будет.  

–Как смеешь… как ты смеешь, – я захожусь в рыданиях, прячу лицо в ладонях, плечи и впрямь сотрясаются, правда, от смеха, но это я от него скрою. А он и растерян, проверять не будет. Я отталкиваю его руку, потянувшуюся ко мне с утешением, я спешу вниз, в свои покои, там не будет так сильно чувствовать волнение толщи воды над нами.  

Толщи, поднятой Морским Царем в гневе.  

Только в покоях я отнимаю руки от лица. Фух. С полукровкой надо заканчивать. Чем скорее, тем лучше. Не надо мне таких соперников. Это не Алана, это не Сигер – это что-то, что не похоже на воду. Это всего лишь наполовину вода!  

Чужак!  

–Можно? – если слуг я чую, то вот Сигер научился от меня скрываться.  

–Чего тебе, брат мой? – я ехидно выделяю «брат мой», чтобы напомнить о своём истинном отношении к нему.  

–Зашёл узнать о том, как ты себя чувствуешь, сестра… – он ответно выделяет «сестра». Он меня тоже ненавидит. Я знаю. Я его соперник. Прямой. Причем опаснее Бардо, поскольку я не труслива. – Ты так разволновалась на совещании. А случай-то рядовой.  

Я с удовольствием представляю, как размажу однажды потроха Сигера по морскому дну, и искренне улыбаюсь:  

–Что с меня взять? Я всё-таки не воин. Я царевна, легко впадаю в нервы. Если я тебя напугала, прости меня!  

Самое главное – побольше нежности в голосе и слабости, мол, я вся такая слабая и несчастная и вообще существо крайне тепличное, уж извините!  

Он, конечно, натуру мою знает, но что он мне предъявит? Недоверие? Плевала я на его доверие.  

–Встревожила, – признаётся Сигер, – но и восхитила. В тебе столько почтения к отцу! Ох, ну, пожалуй, тебе надо отдохнуть. До встречи на ужине.  

Он исчезает. Я не снимаю маску нежной улыбки. Мне некому доверять. Единственное, чем я могу прикрываться – это безумным почтением к Царю – это одно, но самое верное оправдание всему, что я делаю и что ещё сделаю. Здесь Сигер прав. Но это ему не поможет – это обещаю ему я – Эва, защитница Морского Царства, дочь Морского Царя, законная наследница водного трона! И я не желаю делиться будущей властью.  

(Примечание: Морское Царство откроет свои врата в середине марта этого года)