исчв

Скоморохова этика  

Мужественность всё-таки не есть терпимость, как если бы всяческому было бы дано пылающим сердцем пронести через тернистый лес, это всегда, лишь атрибуты бесполезной самопожертвенности и едкого самобичевания ради того, что есть прекрасная идея, которая тем не менее зачастую не соотносит с самим фактом того, что было потеряно.  

Заблуждение ещё есть воззрение возникающее для страха иных, хотя повсеместно носитель лжи и забывается.  

Середины и крайности очень часто забываются в преддверии зловещего рока.  

Смерть в избавлении от чего-то, как если бы это были страдания или же невыносимые тяги жизни является проявлением отступничества от природного меж тем иные сочтут это за трусость в том смысле, что борьба с ней, как мужественность относится к срединному отношению себя в мире. Иные очень часто забываются и ведают, лишь тем что зовётся смелостью или храбростью определению того, что не нужно было бы делать гражданину.  

Всякая ярость уже относится к категории произвольного и относится к мужеству, лишь косвенно затрагивая его крайнюю ступень меж тем, показывая как это ведёт раненого зверя к отчаянию.  

Принуждение основывается на отделение частички себя в частном времени.  

И конечно же мы не будем говорить ту меру употребление удовольствия, чтобы она определялась, как излишество в мире полном всяческого довольствование, как процесс вдыхания воздуха всяк человек будет распутен в своём действии, но тут имеется именно дело с осязаемым и ярким проявлением действа.  

Распущенный в той же мере может страдать от избытка чего-либо, как трус наслаждаться избыточностью времени дарованного из-за его злодеяния.