Развал Схождения (1 часть)

Развал Схождение  

Посвящается моим родителям.  

Часть 1.  

Куда бежит голодная собака?  

Акела  

Интерлюдия  

В конце лета приходит чувство потерянного, что не успел. В Москве такое чувство лучше сразу заглушить. Этот город закатает тебя в калач если только дашь паузу, потому нужно все время быть в деле. Движение, движение, вот лекарство в наше время. В противном случае бери попутный до той дыры откуда приехал, где тебе и пришла идея поставить все на кон.  

Этим летом мы потеряли многое, да что скрывать, мы потеряли все, просрали весь труд. И теперь он все же позвонил и как отрезал что сегодня встреча, и это мой второй шанс, а значит пахнет большим долгом.  

Я торчал в Москве без дела месяц, с уверенностью ныне не в ладах, надо собраться. Походка потеряла былую твердость, шаркаю по асфальту, исписанному трещинами, в небе серые блоки облаков. Я приехал раньше, собрать мозги в кучу, от ожидания мутит как первоклассника. Подъехал на новой тачке – серый вольво.  

– Садись.  

С минуту молчали, он не спрашивает всю эту хрень для посева почвы «что делал, как жизнь», он умнее, и так в курсе.  

– Я нашел спонсоров. Сказали сделать команду за две недели и вклиниться в сезон.  

– Они обкурились? Это невозможно, год – минимум.  

– Через год ты помахаешь им с другого края. Я обзвонил всех ребят, завтра сбор.  

– С позициями порядок?  

– Шутишь? За сборную играет мексиканцы и америкос, откуда у нас порядок, будем искать.  

Вот и движение, охуительное движение, Броуну и не снилось, не знаю какие условие он качал, но мы в жопе. Предвкушая что нас ждет сердце надулось как насосом. Он протягивает сверток.  

– Погляди, ты первый кто видит эмблему и название, прежде чем вскипишь, знай, они настояли.  

Ебаный в рот. Что.  

За.  

хуйня.  

Меня хватило только на тихое. Я собирался хоть как-то это озаглавить, но на повороте на наш капот рухнул какой-то упырь с тюками. Парень с бешеными глазами уставился в лобовое после чего прижал два пальца к горлу и медленно направил на нас, по руке от локтя до кисти сползала татуировка – надпись на старославянском. Он поглазел секунды три и побежал дальше.  

– И что он имел ввиду?  

– Без понятия. У него в сумке моя бита.  

1. Малевич  

Утро  

Сраное утро в холодном амбаре. Ничего другого вселенная мне пока не послала. И с такими мыслями начинаешь новый день. Бойся своих желаний, особенно когда ты загнанный зверь. С первого этажа звук циркулярки и штомповки– парни на месте, приехали выпиливать деревяшки. Столярка для мольбертов и холстов. Я подрубаю телек и чайник, смыть сон с рожи и дать затихнуть боли в спине от ночи на стертом диване иначе работа свернет меня в рог уже к обеду. Вокруг мусор, одноразовые стаканы и ложки. Помойка, но лучше ничего не было, хотя вру, было…давно.  

В пизду воспоминания, папаша наложал и на этом все.  

Все.  

Сука.  

Чайник выпустил пар на фон телека, там опять орут сытые жвала. Краем уха ловлю шуршание на ступенях – Максон.  

– Как ночка?  

– Холодно.  

– Дровишки не подкидывал?  

– А спать когда?  

– В гробу отоспишься.  

– Ну похоже я к нему уже готов.  

У парня жопа как три мои и вечно открытая копилка.  

Завернув в себя кофе пора понять фронт работы. Мозги тормошатся в черепушке, теряюсь. Цимус моей работы привезти холст в его конечный вид. Загрунтовать. На холсте ни должно быть разводов и точек. Холст грунтуется в два слоя, если повылазили точки идешь на третий круг. В последнее время рука подводит, на холстах выползают целые улья. Честно говоря, я в хуевой форме, крутит всего. Надо проветриться.  

Утро душное. Здешние виды никак ни для картин. Пятак усеян гаражами из голого кирпича, у въезда стоит шиномонтаж с бетономешалкой в желтый цвет, ни разу не видел ее в деле, нахуя она здесь так и не понял. Возле тусуют стаи дворняг, по ночам их лай доносится отовсюду, ссышь на ржавый вагончик пока ветер гнет железо и страшно повернутся, мерцает дохлый прожектор и кажется песенка твоя вот-вот спета. По утрам возле амбара снует щенок, ждет от меня подкорма, но сегодня его не видно. Из живности над головой только вороны, недавно на закате заплутал селезень в местный водоем, плавал по пузырю солнца в отражении, но дал посъебам с паническим кряком. Выкуриваю уже вторую сигарету, а прихода нет, денек будет долгий. По мозгам расплывается гром рельсов от поезда, когда он затихает еще легче расслышать как над твоим теменем в проводах скрипит ток, мне от этого всегда становится еще холоднее, даже когда на улице баня. Когда я остаюсь один и на заходе солнце ток начинает резонировать в череп, вот тогда одиночество скоблится как голодный пес. Кожа на губах разошлась в рваные обои, откусываю и сплевываю, с ногтей еще вчерашний грунт не сошел, а сегодня уже будет новый маникюр.  

Нужно развести желатин. Прежде чем холст грунтуется его в два слоя покрывают этой хуйней, липнет как смола.  

Максу опять надо съебаться в военкомат отчего Андрюха кипит не на шутку.  

– Ты заебал, сходи уже в армию тогда, мозг ебешь.  

– А ты чего не сходил?  

– Не надо было, никого не заебывал.  

Макс напрямую завязан со мной, он отвечает за натяжку холстов, и если он считает мух, мне остается кинуть кости на диван, поэтому Андрюха пошел ва-банк.  

– Если я натяну пятидесятый круг за минуту, ты натягиваешь холсты до талого.  

– А если проебешь?  

– Свободен на весь день.  

– Прошу.  

Макс уже победно зубоскалит отсчитывая секунды, знает же, что если рука не набита ловить нечего. Андрюха начал за здравие, но круги со своими углами ебут мозги страшнее любой девки.  

– Сука.  

– Проебал –расплылся в улыбке Макс.  

– Надо же, проебал Максиму.  

Макс флегматно повалил собирать вещи. В колонках затрещал звонок – я всегда работаю с музыкой.  

Комар. Давненько не объявлялся.  

– Эй, работяга, как жизнь?  

– Пойдет.  

– Все копейки свои отбиваешь? Есть дело, словиться не хочешь?  

– Комар, каждый раз…  

– Ой ну не каждый, не ной.  

– Почти каждый раз, когда ты так начинаешь, я с кушетки на нары переезжаю на сутки.  

– Вот и хорошо, ты из своего склепа не вылезаешь, Дракула, блять, пора бы уже явить себя миру.  

Тяжело признать правду за другом, особенно когда он круглый дебил, но точно подметил, пора бы в свет.  

– Что за дело?  

– Узнаешь. Как обычно возле стадиона, через час.  

Как обычно? Вот же гондон, месяц пропадал.  

– Макс, ты в центр докинешь?  

– Ты то куда?  

– Ненадолго, Андрюх, по делу надо.  

– Да не парься, Малевич, Андрюша и натянет, и загрунтует, он у нас мета-человек.  

– Пошел ты нахуй, Макс.  

Солнце в обед нагрело корыто, в котором Макс не брезгует рассекать. Все хочет выкупить Славин Чайзер. За машиной в разнобой бегут собаки, я отдираю желатин с кожи вместе с волосами и шкурю ногти от грунта попутно пытаясь разглядеть щенка в стае, Макс крутит тумблер радио, но остановился, чтобы маякнуть ребятам на шинке, там суета у мешалки. На выезде по наше левое крыло проезжает ментовский патриот с мигающей помпой.  

Без нас сегодня не убудет. В амбаре мы работаем в шестером и все эти пацаны друзья по школе, я же пришлый.  

Школа.  

Школа быстро закончилась, а дальше было тяжело. Я работаю на парней уже год, но до сих пор чувствую себя чужим здесь.  

Да я везде чужой.  

2. Комар  

Кости.  

Человеку нужны проблемы, даже если приходится зарабатывать их самому, вот чего Малевич все никак не выкупает. Парень зарылся в себе и перемалывает былое. Да ну его нахуй. Нам же и двадцати нет, зачем месить прошедшее дерьмо, для этого придумана старость. Я знаю его и хорошо помню, то, что мы прошли. Он всегда впишется. И знаю, что за монстр в нем сидит, он конечно доходяга и мне часто приходилась устраивать мясо из-за него, потому что он не вывозил, но по уму парню мало равных. Многие толкуют про дружбу, но по мне хуйня, связи рвутся, а ведь были друганы в доску. Нам с ним не нужно чувство локтя, каждый сам выгребет, мы уже повязаны этой жизнью.  

Вчера была дикая ночка. Засыпал с чувством страха. Казалось ночь не кончится, и будет так кошмарить пока нервы не отключатся. Перед сном тянуло блевать, но сдержался. От спортивных матов несет холодом, будто спал в могиле, да и подсопка не прогревается, по утру кожа ледяная и тело как кусок мяса, поспишь так и весь дух вышел. Я проснулся от шороха в дверях, вскочил и притулился за поломанные спортивные снаряды. Двое складировали мешки с инвентарем. Один был с рыжей репой, аж в темноте светился.  

– Так у нас все по новой, с чистого листа?  

– Да не спрашивай меня, тренер сказал завтра сбор, все что знаю. Я с ним не трахаюсь.  

– Ну я думаю ты в его вкусе.  

– Смелости набрался погляжу.  

– Да ладно, Мух, так, прикалываюсь.  

Второй не зря сдал на тормоза, сутулый хлыщ какой-то, рыжий его размажет.  

В мешках оказалось куча добра: биты, мячи, перчатки, форма. Тут то меня и торкнуло, пора намутить деньжат, нужны колеса и руки, мешков дохуя. Малевич. Надо позвонить, наверняка в пещере своей руки марает.  

Опять кличит Комаром, раньше я носил другую кликуху, которую сам себе заработал, но после одной истории прилип этот КОМАР, разбил камаро местному воротиле, темная тема. Теперь кручусь у него в уплату долга, рабство короче. Сейчас мой заработок – это уборка этого стадиона днем, который и дает мне крышу над головой, и смена в ночь сторожем на стройке, но я не заплачу в случае расставания, если от этого количество бумажных в моем кармане прибавится. Досрочное увольнение. Бон Вояж, раздевалочки и сортиры.  

Пропущенный от Крама.  

Вспомнилось вчерашнее. Нездоровый пиздец.  

Вышел в ночную смену, сменял старпера, который никак не запомнит мое имя. Крам набрал меня около десяти, сказал приедет за подарками. Дед не спешил уходить, решил чаи погонять.  

– Саш, чай будешь.  

– Нет.  

– Саш, я уже тебе налил.  

Он постоянно проворачивает одну сцену, от которой меня нездорово пропирает на ржач. С ним всегда сахарница из под банки витаминов – деда ломает на сладком, от того бздит больше, чем дышит. Внутри банки сахар слипается в цельный кусок, и когда он трясет его над стаканом, сахар вылетает одним шматком в чай, а старикан трясет дальше и не понимает куда подевался весь запас.  

– Опять сахар забыл положить.  

Чай уже превратился в кисель, но рецепторы деда давно отсырели, и тогда он подгоняется конфетами, которых надо сказать здесь дохуище, выглядит дед как Вилли Вонка с раком простаты.  

– Саш, держи конфету, подсласти юность.  

– Я Савва, и нет, спасибо.  

– Саш, держи говорю.  

Больше всего меня держит на стреме, что он диабетик, и когда его тянет на боковую, меня посещает одна мрачноватая мысль: не далек тот момент, когда в будке метр на метр я составлю компанию подгнивающему жмуру.  

Крам заехал около полуночи со своими шестерками. Порох и Винт. Винт щербатая гиена, давно просит кулака. Порох молчаливый сыкун, вечно в кепке и с сорняком «чувак» в своем говоре.  

– Как оно, Комар – ему нравилась моя кликуха больше всех, ведь он меня ей и наградил.  

Ему давно хотелось видеть меня быком в его банде, парень я мощный, спасибо гирям и хоккею, но мне было это холодно, и не хотелось связываться с таким отморозком, но случилась история с тачкой. Уверен, это сука сама подрезала тормоза. Крам опасная птица, не боится запачкаться. Я не осуждаю, мне похую. Я сам уже давно на обратной стороне медали. Человек – мешок пороков, ему остается только выбор, бороться с ними или ловить кайф, ожидая расплаты, которая может и не придет. Победит тот волк, которого кормишь, но Крам вскормил чудовище, такие сожрут и не подавятся.  

Стройка без камер. Дед уже пропал в сон. Набиваем газель, как пиньяту сплошной халявой: стекловата, пеноплекс и река раствора, одна такая вылозка выходила в пятьдесят кусков, мне нужно было только открыть ворота и молчать, как портье при виде люксовых гостей, не хватало только неоновых стрелок.  

– С нами двинешь.  

– Крам, у меня смена.  

– Не ебет, скажи деду в одного сегодня.  

Я не боялся Крама, но его взгляду завидовал. Бля, я бы пальцы на ноге отдал за такой. Тяжелый, холодный и стальной. Давит, как штанга.  

Старик как из комы вышел, когда открыл глаза, отходил еще с минуту, не въезжая в смысл моих слов, пришлось чуть ли не гипнотизировать его полумертвые глазницы.  

Ехали на отшиб. Вел Порох. Крам молчал, а Винт не затыкался насчет дела. Он колотит понты, на деле смотрит Краму в рот. Порох мажористое подпевало, влип, как и я.  

Мы съехали вниз в густую темень без фонарей, деревья склонились к земле, образуя тоннель. Фары сжигали темноту как зажигалка паутину. За машиной с углов выбежал шлейф собак, лай у них жертвенный, раскатывался по всей округе как сирена. Машина встала у шиномонтажки, рядом красуется желтая бетономешалка. Стая не рискнула подойти, держалась поодаль. Я подозвал одного, тот не сдрейфил и подбежал. Породистый, не вшивая дворняга, молодой, с искрой в характере. Тут подошел Крам и огрел щенка пинком в живот.  

– Хорош лобзаться.  

Щенок ошпаренный рванул скуля за ворота, я спокойно вскинул взгляд на него, ничего не дрогнуло, не рожа, а циркулярная пила. Если собака хочет оторвать от тебя шмат мяса, она не тратит дыхалку на лай, а берет разгон и только перед тем как размять челюсть издает булькающий рык, это гонг перед замесом. Щенок оказался не из робких, и вцепился Краму в лодыжку, но он даже не попятился, а только еще больше напряг глаза. У каждого человека есть зерно, в котором он на мгновение забудет себя, в такие минуты мы живы, отрываемся от земли, но крепче камня. Напомнить свою силу, вот кайф этого выблядка, его наркота. Его зерно.  

– Боец значит, ну проверим тебя, сука.  

Крам скомандывал Винту насесть на пса, сам он перевернул его на бок и достал нож. Порох вылез вперед меня.  

– Чуваки, не надо, помните бока и будет с него.  

– Закрой ебло, Порох.  

И Порох сожрал. А я нет. Как говорила мне няня, людям будет со мной тяжело, я не гибкий. Я никогда не посовал. С ноги въебал Винту и попер на Крама, но он с размаха насадил меня на колено, что кишки свело. Пока я зачерпывал воздух, что-то начало гудеть. Сначала я принял это на себя, звон в ушах или еще что, но звук шел со стороны в двух метрах, я был не в силах даже поднять глаза, передо мной был сырой асфальт, который леденил и царапал мне ладони. Когда я вскинул голову пса не было. Крам уже вскрыл потроха и отправил Винта закончить. В голове крутился хуевый расклад. Я в три погибели поднялся и увидел худший исход всей вечеринки, пса катали в бетон.  

– Ну будет тебе, в героя пошел – прошептал мне Винт, слух у меня обострился, я слышал, как воздух шлифует по краям его зубы среди расщелин.  

Черти ебаные. Устроили мясо на ровном месте за гранью добра и зла. Порох торчал у ворот, пытался съебаться куда подальше в своей голове, Винт суетился с оскалом от уха до уха, но на казнь даже не глядел, кишка тонка у сучонка, а вот Крам даже не моргал. Тут то я и понял.  

Такие глаза получаешь если кормишь их мертвечиной.  

Я стянулся к гаражу с отвращением к себе. Быть беспомощным как лишится скелета, вялое мясо и говно, все что от тебя остается. Тогда я понял, где проходит черта: либо я его, либо он меня и выход один – вольнуть Крама. Когда-нибудь. Это неизбежно, он меня не отпустит. Это билет в один конец.  

– Открывай гараж – Крам дышал мне за пазухой.  

Ворота дались с трудом, по вискам шла пульсация и тошнило с судорогой. Пошел дождь и под мерный звук поворотов барабана от мешалки проскрипели двери ржавого барака, а внутри был мой вечерний геммор, который сулил мне.  

– Поедем вместе, ты за рулем. Нас высодишь у метро, сам поскачешь на ВДХУ по этому адресу, там человечек ждет.  

Ворованный Лексус без номеров. Пиздец. Ехать на таком все равно что писать граффити на Кремле. Крам поднимал большие деньги на угоне. Схема такая: перебитую тачку грузят в самолет и отправляют в среднюю Азию, Бишкек начинен железом из России, но самая ходовая карта – это Камри, с чего вдруг Лексус.  

–Ты же знаешь, я без прав. А если гаеры?  

– Не мнись, езжай темными дорожками, все знаешь, не целка уже.  

– Крам, что с мумией делать? – врывается Винт.  

– Оставь, это подарок для здешних, а ты, Комар, не забудь передать это моему другу при встрече.  

Машину вел как пьяный, таял прямо за рулем. На заднем скалился Винт, но с лица не смоешь – обосрался гондон. Порох вжался в себя и закрыл глаза. Крам на пассажирском сверлил меня так, что щека горела.  

– Комар, еще один такой номер и будешь права на коляску получать.  

Я бы отключился, если бы дворники не скулили по стеклу, от этого мозг припечатал перед глазами стоп-кадр собаки, хочешь или нет, а глаза не сомкнешь. Столько звуков мешались в сатанинский балаган, движок пыхтел, рыча с выхлопом на капли дождя, а тот в свою очередь со злобой барабанил нашу крышу, заглушая музыку. Но на концовке дождь притих, суммируя нас в одну эпитафию.  

Торговать ебалом пока кто-то не вольнет,  

Говорят, даже палка стреляет раз в год.  

Малевич.  

3. Неплохо бы подбить бабки.  

Я как всегда приехал раньше, это тот финт, который со мной каждый раз проворачивает моя ответственность. Пунктуальность – черта королей… и черта одиноких. Комар из тех, кто не любит тратить время, появляется в назначенное время. Его позиция: лучше припозднится, чем размениваться на ожидание. Я думаю он просто боится тишины и создает шум, чтобы чувствовать пульс жизни. Трудно его винить, одиночество тот еще подарочек, быть с самим с собой это и так ебаная константа каждого человека, а когда ты этому еще и способствуешь начинает ехать крыша. Но мне ни с кем так не комфортно, как наедине с собой, люди не любят слушать, если не смотрят в рот, а говорить отнюдь и в этом их главная проблема, все главное просирают мимо ушей.  

Не представляю, что за веселуху затеял Комар раз прискакал на вмятой газеле на этот отшиб. Походу рулить как всегда мне.  

– Здравие желаю, рядовой Смертин. Нале-е-е-во, в машину ша-а-а-агом марш.  

– Заебал своей армией мозга, товарищ Ефрейтор.  

– Разговоры, рядовой Куча, за баранку, ведем и не пиздим.  

– Есть, генерал-долбаеб.  

Странная мы компашка, тут не попишешь. Я не знаю такого слово, которым можно описать наш союз. Месяцами не весточки, но при встрече знаем все чего нужно. Пусть будет – компадре.  

– Пора права получить, дядя, сколько мне тебе водителем быть.  

– Мне руки твои нужны, тетя, а права дело сам знаешь, накаленное, моя последняя встреча с этими мудилами не сладко закончилась.  

Комар чуть не прибил инструктора. Девять из десяти этих ребят с пробитой башкой и большими легкими. Сдать город, как пройти учебку «Цельнометаллической оболочки».  

Позади в пустом отвесе несет химией и резиной.  

– В салоне воняет, в курсе?  

– Еще бы тебе не воняло, в говне возишься, кроме своих пердежей и не нюхаешь уже ничего.  

– Мудила, тут химкой пропитано все.  

– Малевич, не заебывай.  

Странный он, обычно фразочки наготове, а тут тему заминает. Лица на нем нет, моргает вяло, у парня зима внутри.  

– Ты в норме?  

– Порядок со мной, не доставай.  

Люди полны сюрпризов, похоже даже самых близких мы толком не знаем. Понять нутро человека – это все равно что царапать заиндевевшее стекло в автобусе в минус сорок, забудешься и через четверть часа та же льдина во все окно.  

– Так что за срочности?  

– Денежки едем колотить.  

– Карман не жмет, брат, уже как акула на все плывешь.  

– Глебас, деньги нужно мутить пока в жилах силы не стухли, иначе всрешь всю душонку в говно.  

– Мы так проебемся, тот ментяра уже только сидит и слюни пускает как нас накрыть, и догадываюсь твой движняк вряд ли чистый.  

– Деньги не пахнут, как говорил один великий чувак.  

– Твой великий чувак за золотой дождь бабки брал.  

– Да хоть за блевонтин, поебать, не тяни нервы, еще дело делать.  

Вот хуй конечно, хули он как пмсница. Ладно.  

– Так куда забуримся?  

– В наш сезам, старичок.  

Мы влипли в пробку на мосту. Москва на закате злое животное с одышкой астматика. По обе руки под нами протекает Москва-река. Я уткнулся в мутные воды под нами. Настигла мысль- сколько людей, разных времен ушли в нее от самых разных проблем своего времени, а нынче рядышком делят один век на всех. Такие мысли упали на меня не с проста, сегодня дело пойдет одним местом, я всегда верил интуиции.  

– Ты чо залип, потерянный, мы ехать будем?  

– Не ори, эти два метра впереди никуда не убегут.  

Выбравшись из пробки перед нами предстал спортивный стадион, нервы давили так, что мне он виделся злым голиафом.  

– Погоди, ты не здесь унитазы драишь?  

– Закройся. Смотри что будем делать: сейчас сигналку еще не врубили, Я по тихому вынесу мешки с барахлом, загрузим в багажник и до свидания, все просто.  

– Ограбление века, Гудини. И дальше что? Толкать хочешь?  

– Бинго, головастик. Каждый мешок такого добра по пятнадцать выходит.  

– А толкать то кому?  

– Маме твоей, сейчас век интернета. Из воздуха двести кусков.  

– И век камер, а нахуя такие главные роли.  

– Сломали их, потом вообще убрали. Сюда курить выбегают, хотя начальство против курение на спортбазе, политика такая.  

– Ладно, хуй с тобой, все равно уже здесь.  

– Правильно. Подбить бабки никогда неплохо.  

Комар нырнул промеж забора во двор, оттуда зашел в дверь и пропал на минуты три. Меня начало потихоньку крыть на измену, что то не так, наверняка все пойдет по говну, другого не дано. В ожидании я по дюжине раз оглядел все стороны, пытаясь понять не появится ли кто лишний глазеть на наш навар. Скрип двери меня взбодрил, Комар мерно выполз и тихонько шагал с двумя плотно набитыми сумками. С сумок во все стороны торчали деревянные рукоятки, казалось Комар крадет дикобразов. В открытые задние двери полетели мешки по два кило. Таких ходок предстояло около десяти. В одну из них его не было дольше обычного по заданному курсу, я уже привык ждать минуты две. Я бурил взглядом часы на панеле, которые в свою очередь твердо показывали зеленым светом интервал больше четырех минут, тут я уже смекнул – вот и лажа началась – закрыл задние двери и завел аппарат.  

Из дверей Комар вылетел с сумкой на плече, вторую в руках он отправил в рожу какому-то быку с рыжей башней и заорал во всю глотку на меня.  

– Вали, быстро.  

Красный флаг. Нога влетела в гашетку и меня след простыл. Гнал я без задней мысли, дорога начала пропадать под колесами как спаггети, на такой скорости я и забыл, что под жопой у меня газель, а не спорткар. Из спидометра этой малышки я давил все до последней капли. На том я и выехал с развилки на улицу одного паршивого писаки, написавшего любовного говна про цыган, а где паршивое название, там вполне вероятно встретят говенные люди, и мой табор зацепили парочка «цыган» с красно-синей симфонией на машине. Когда день начался с этих оборотней, ими он и закончится. Что за блядство.  

Комар.  

4. Мутные воды.  

Опять всю работу делаю Я. Ебанные права, каждый раз спасают этого засранца от грязи. За каждую вылазку стараюсь вытащить как можно больше. Мешки тяжелые, суки. Из каждого как шипы торчат биты, и кто додумался заниматься этой хуйней на полном серьезе. Кто бы ты ни был, я избавлю тебя от этой тяжкой ноши, может за голову возьмешься ха-ха. Малевич всю дорогу как говна поел, сколько его знаю мнит себя хладнокровным, как удав, когда у него все на лице. Какой смешной ебик. На мосту еще затуп словил, явно мрачноту свою нагнал, что дело не выгорит, что-то там гнал про мутные воды чудила. А осталось несколько заходов и дело в шляпе, деньги в кармане.  

На складе было темно, свет я не включал, чтобы наверняка, но разглядел на одной бите красную изоленту вдоль рукоятки, накинул этот мешок и потянулся за вторым не глядя. Мешок застыл на месте, как впаянный, хотя я уже тянул всей своей дурью. Через правое плечо, поперек моего глаза горела рукоятка и почти сквозь ее красноту я увидел рыжую башку, которая таращилась двумя бельмами из тьмы прямо на меня, будто я попал в сон с Крюгером.  

– Куда спешим, Мэри Сью – Издала башка, от чего стало еще стремнее.  

Отвечать не вариант, хоть и хотелось, еще голос запомнит. Пошел ты на хуй. Я отцепил мешок и вылетел в щель на выход откуда сочился свет. Только я готов был орать Малевичу, как мне в спину кошкой вцепился рыжик и взял на удушающий. Глотку сковало. Крепко держит, сучара. Но не таких видали. Я откинулся в прыжке назад, и вся наша конструкция полетела точно вниз, я слышал, как Крюгер издал тошный мат сквозь зубы, его затылок хорошо встретил асфальт. После этого тиски на глотке разжались, я огрел его сумкой и уже дал сигнал Малевичу.  

Пыли он поднял, что надо. В этой пыли скрылся и я, с сумкой через спину пробегая сквозь дворы. На адреналине я не понял, почему все окна и деревья горят оранжевым, пока не смекнул – время на закате. Пока я пялился на рыжее огнево, как башка того говноеда, меня припечатала на капот тачка. Ебаный в рот, серое вольво, что за душный хуй мог купить себе такое. Мне стало так интересно, я решил не упускать возможность лицезреть и запомнить человека без вкуса. За стеклом сидели два жвала – на пассажирском широкий шкаф с ежом на башке и лицом акулы, а за рулем этого позорища модельной внешности хер одетый в пальто и укладкой волос, ублюдок одним словом. Презрение во мне было на пике, надо было оставить свою печать им на память, и я кинул свой фирменный понт, чтобы уйти в закат красиво. Пока, ушлепки.  

Я почти добежал до спуска в метро, мелочовка есть, а через кишки города слинять куда проще. Дыхалка уже давала знать о себе, в плечах давило железом от усталости. Я решил сбавить обороты и отдышаться на светофоре, обычно я не жду, но тут случай подходящий, тем более кто меня тут уже настигнет, рыжий в нокауте. Запомни меня, дружище. Виднелись заветные ступеньки, спокойным шагом на кайфовом волнении и с сиренами фанфар в мою честь я праздновал свою неуловимость, жаль конечно, блять, что навар не полный, но это поправимо, придумаем, люди не глупые.  

Надо сделать дозвон Малевичу, условимся о месте, а то он уже наверняка обосрался, и не глядя на дорогу так в Питер умотает. Пока я ковырялся в телефоне, ощутил легкость движения, словно ноги оторвались от земли, и я вышел на орбиту, я лечу, кайф, блиин… но стоп, я реально лечу, и лечу самоваром вниз.  

Блять, какая боль. Только боль и мутные воды в глазах, это слова Малевича же, мутные воды, только про какие он говорил, хуй знает. Мои были темные, холодные и даже приятные, в них было сладко таять. В них поселились голоса, я их слышу. Злое трехголосие, которое сулит мне расправу, в этих голосах нет любви ко мне. Мутные воды не дают увидеть их лиц, я вижу только как горит огонь на голове одного из моих палачей. Все ярче и ярче перед глазами, а потом все застилает тьма.  

Кажется, я отрубился.  

Акела  

5. Слайдер.  

Денек выдался что надо. Сначала весть о полном ребрединге, который сулит нам головняк, и снова сборы, и снова показывать результат, мы же любим сражаться за место под солнцем, которое даруют нам жирные кошельки. А вечером мы ловим пару дебилов, которые чуть ли с порога не пустили наш новый шанс в свободное плавание. За столом сидит мент и записывает показания Мухи с кровавым пятном на затылке, подарок одного из этих умников. Интересно за такое мы подарим еще по звезде на плечо. Сквозь трещины на окне уже льет во всю луна. На столе краденый инвентарь – перчатки, мячи, которые ищут родства со старшей сестрой за окном, и биты, в частности моя с красной рукояткой. За толстыми прутьями на скамье сидят эти двое в полном спокойствии, видно им не особо важна их судьба. Тот, что упал нам на капот очухался недавно, Муха хорошо прокинул его прогибом у метро, хотя и тот его неплохо огрел, а это еще та работенка, Муха кмс по самбо, при мне ни один его не ронял. А этот смог, на вид крепкий пацан, среднего роста, с черными волосами, но для меня смарчок конечно. Второго привезли с поста гаи на их слишком приметной газели. Худой, бритый, весь в партаках, в глаза бросается больше всего одна – то ли голубь, то ли ворон на правом запястье, больно хуевые татухи, тут не разберешь. С такими произведениями искусства только и грабить, недоумки. Тренер внимательно наблюдает впереди меня, даже пальто не снял. После записи, мент заговорил с нами.  

– Ну, собственно, господа, всем здравствуйте, я местный станционный смотритель или же участковый проще говоря, по существу рыбак. А улов который вы мне сегодня предоставили как потерпевшие мне не нов, хорошо знакомые карасики мои. Регулярно у меня отдыхают, отпускаю только из жалости, что порядком надоело. Собственно, вот этот здоровяк с потеками крови на голове зовется Савва Аллелуев, фамилия что ни на есть ирония в чистом виде. А второй с чернилами на коже и пернатым на запястье Глеб Смертин, оба экземпляра выходцы красноярского детдома, которые привезли свои таланты демонстрировать в наш Третий Рим. Остается понять, что вы от них хотите за причиненный вред.  

– Разбираться здесь особо не в чем, краденное все наше, с нашего стадиона, Андрей вам все детально описал, где он сам еще и получил.  

– Да что я там получил, так, ранка – встрял Муха.  

– Конечно, то то, за башку свою держишься через минуту, нормально я тебя удивил – за решеткой со смешком заговорил темноволосый.  

– Кого ты там …  

– Так, Аллелуев, закройся там, хватит себе могилу рыть, микроцефал.  

– Мы в любом случае ни как за их поступки послабление делать не собираемся, все по законодательству, оформляйте их, нам без разницы, мы забираем свое и уходим, а их бы взгреть по хорошему.  

– Как скажите. Ну все, доплавались, карасики.  

Удивительно, никак я не ожидал, что мы занесем мечь на пару жизней, но тут уже не наша война, парочка плавно и так шла к этому.  

Мы все собрали и уже собирались на выход. Ко мне подошел Муха.  

– Акела, подкинь денег на метро, а то я в этой беготне кошель на базе оставил.  

Я отстигнул сколько надо.  

– Раз уж так, займешь двушку до воскресенья.  

– Я без бабла на время, недавно хорошенько просел в одном баре.  

– Ты насколько набухал?  

– Настолько, сколько из меня выкачала одна девка.  

– Ты что на консуматоршу повелся – хохотал Муха.  

– А ты прогуляться под луной захотел?  

– Все, отстал.  

Тренер закончил с ментом по документам, и мы направились к выходу. Нам в след донесся голос одного из казненных.  

– Эй, банда, а вы точно все забрали?  

Говорил второй с татухами, с лыбой во весь рот, покидывая через прутья камеры один из наших мячей, который плавно падал ему в руку с вороном.  

– Умирать так с песней, да? – уже заговорил я.  

– Мы бессмертные, и уж точно не вы нас убьете.  

– А кишка не тонка? – влез Муха  

– Про кишки ты со своим парнем говори – сказал уже второй заключенный.  

– Охуевшие рыла конечно – продолжал Муха.  

– Ладно, хочешь оставь себе, как память за что вы проебали жизнь, пошли Муха – подытожил я  

– Вы что обиделись, девочки, так уж и быть, верну вам мячик, ламбрадоры хуевы, эй рыжий, лови.  

И лысый закинул сквозь решетку идеальный слайдер, такого наебистого крученного я давно не видел. Муха был наш лучший кэтчер, и не смог взять его. Он и не понял, что произошло, только взбесился на смех кретинов за камерой. А мяч катился по мрачному полу все медленнее, пока не потерял силу у ног тренера. Я смотрел в его глаза, и мы оба понимали, к чему идет дело. Тренер ушел говорить с ментом. Муха не понимал, что вообще происходит. А я понимал. Уже в закрытии дня, эта парочка дебилов спаслась при луне.  

Конец первой части.