Дневники из тихой бухты

"Проявлением наибольшего милосердия в нашем мире является, на мой взгляд, неспособность человеческого разума связать воедино все, что этот мир в себя включает. Мы живем на тихом островке невежества посреди темного моря бесконечности, и нам вовсе не следует плавать на далекие расстояния. "  

Говард Филлипс Лавкрафт  

***  

Тишина. Тишина прерывалась лишь хлюпаньем наших ботинок по грязному снегу, каплями падающими с тающих ледяных наслоений и редкой сиреной где то вдали, с серого океана с места куда мы никогда не доберемся. Конечно, говорить что в когда то человеческом поселении совсем не было посторонних шумов – опрометчиво, но до моего уха, а тем более до ушей хромого старика, идущего рядом со мной, никакие звуки кроме этих не долетали. Крысы копошащиеся в пустых мусорных баках, скрип железных петель, мелкие пузыри воздуха поднимающиеся с затонувшего старого танкера. Все это проходило мимо нас и жило своей жизнью, а мы жили своей. А в настоящий момент наша жизнь проходила в дороге от погреба до колонии крыс, жарке харчей, сна и повторения всего этого снова.  

–Клятые животины.  

Старик отругался задыхающимся голосом, держа в руках все еще живую крысу. Предыдущую пришлось съесть, дед поскользнулся и рубанул себе ногу каким то железным обломком, идти в колонию мы не могли. Вероятно дед ожидал от меня какого то ответа, но я предпочел промолчать, мы продолжили путь в тишине, под звуки талого снега под нашими ногами.  

Через время, которое мы отсчитывали про себя, ориентируясь на сирену, старик присел, судя по его кряхтению и скрипу кожаных сапог. Он пытался найти наощупь одной рукой деревнянную доску у стены. Схватившись за нее и недовольно вздохнув, дед вскочил на ноги и отперел засов. Дверь мерзко лязгнула. Нас обдало тяжелым потоком запрелого воздуха, это дало нам отчетливое понимание того что это именно наша хатка. Старик быстро заскочил внутрь, а за ним забежал и я, дверь снова противно скрипнула. Он издал кряхтящий звук, звук этот означал – "Не смей открывать глаза! ". По звукам скрипящих ветхих половиц, я слышал как дед оббегал всю комнатку и тыкал крысу во все малейшие укромные места, открыв ей глаза пальцами. Спустя пару минут этого ежедневного ритуала, старый моряк облегченно выдохнул.  

–Нет этих здесь.  

Его глухой голос скрипел сильнее самой гнилой доски на нашем полу.  

–На, эту закрой.  

Старик не оборачиваясь, протянул мне худую плешивую крысу.  

Спустя 2 часа и 23 минуты, я наконец то открыл глаза. Передо мной была совсем маленькая бытовка, с вырезанным в металле проходом в погреб, который мы забрали еще несколько месяцев назад. Я неохотно взял крысу в руку и запер ее в мелкой клетке, стоявшей на полу рядом с дверцей. Старик достал из грязной тумбочки жевательного табаку, взял горсточку и запихал трясущимися руками между зубов.  

Сквозь заклеенные и заколоченные окошки бытовки пробивалась пара тусклых лучей, обнажавших пыль в воздухе и подчеркивающих сухость будто вырезанного из дерева старика. Челюсть его заметно выдавалась вперед, впрочем, это компенсировалось здоровыми седыми усами. Обрывок холщовой ткани, намотанный на голову, отбрасывал тень на верхнюю часть его лица, на свету остался только его большой кривой нос.  

–Давай-ка это, майна, майна, кхе-хе  

Смешок старика был больше похож на кашель. Дед кивнул в сторону люка погреба и присел на пол, развязывать бинты на ноге. Я взял с пола покрывшийся разводами аллюминиевый котелок, отворил люк и начал спускаться в темноту по кривым высоким ступеням.  

Тесный земляной коридор удерживали от полного обвала пара балок тут и там, удерживали они его только в начале, так как дальше все уже давно было завалено кусками бетона и грязью, а нам досталось три небольших кладовочки. Между тесными помещениями были проложены доски, пачкать ноги о слякоть не очень хотелось. Одну из них оборудовали под кухоньку, в ней же мы обычно обедали, да и спали мы там же, расточительство огня и тепла явно не поспособствовало бы нашему выживанию.  

Спички почти отсырели, несмотря на то что хранили мы их очень бережно, а готовили мы в последнее время на небольшой походной газовой горелке, ей же и разжигали влажные доски и опилки. Я зачерпнул в котелок немного воды и поставил на огонь, а сам отправился в соседнюю комнату за кучкой листьев и трав, мы называли это чаем. Пока я копался на полупустых полках, за моей спиной скрипнул деревянный настил, выйдя из комнаты, я увидел как старик шел ко мне с лестницы. Вода в котелке беспорядочно булькала, я поднял его с огня и поднес к старику, давая ему понять что время подставить кружку. "Север" гласила надпись на алюминиевой кружке которую подставил дедуля. Может это говорило что то о его прошлом, а может подобрал ее в этом же погребе, впрочем, из предметов роскоши, кружка с надписью у нас была единственной. Пара дряхлых стульчиков, подстилки, да металлический столик для посуды и склянок, в большем мы не нуждались. В деревянные миски мы накидали пару помидоров что остались в банке и жесткого мяса, происхождение которого мы предпочитали не вспоминать.  

–Ты бишь тамошний, да?  

Дед отхлебнул чая дабы размочить сухое мясо, его голос слегка смягчился.  

–Хотелось бы. Родился здесь, вырос на том берегу.  

–То ж за катарактом?  

–Да. Захотелось проведать это местечко. Невовремя.  

Я протер глаза.  

–Убежишь?  

–Было бы куда бежать, никто сюда не суется, а самому никак не получится. Даже последний корабль, танкер ваш, вон где. И все кто бежал там же.  

Старик болезненно закашлял.  

–Дык о чем я, что за свобода там?  

–Свободный рынок, перспективы.  

–А сейчас?  

Я затормозил. В голове была одна картина – первый и последний раз когда я видел танкер. Пара разбитых кораблей в бескрайнем сером океане? Смерть от холода, шторма или чего похуже?  

–Никакой.  

В воздухе повисла тишина. По лицу старика было видно что он считал так же, и видел единственную надежду в моем ответе. Он сплюнул табак и уставился на горящую доску. Я решил разбавить нагнетающую тишину, весёлых историй в мыслях не крутилось, но всяко лучше чем тишина.  

–Я помню, лежу у себя дома а на улице тишина, ни сирен, ни животных, ни телег. А я знал что эти были и снаружи и внутри, поэтому и так тихо.  

Я сделал паузу, пытался точнее сформулировать свои ощущения в те моменты. Я помню как сильно, до боли сжимал глаза, мне так хотелось их открыть, узнать что заставляет нас всех прятаться, от чего на улице так тихо, но страх увидеть то что могло там быть, был сильнее. Что могло погрузить в тишину оживленный порт? Заставить сотни людей замолчать. Все мои конечности сковал животный страх, я лежал на матрасе не в силах заставить себя сделать хоть что-то. Что будет если я пошевелюсь? А если я издам звук? Никогда такому взрослому мужчине не хотелось мгновенно исчезнуть. Каждая мышца в моем теле была перенапряжена. Пошевелиться было бы равносильно самоубийству, даже хуже, может меня ждала бы участь и похуже смерти.  

–Я только потом понял что глаза нельзя открывать, а тогда просто пошевелиться не мог. Понятия не имел что это вообще было. Война? Бомба? Да и сейчас не знаю честно сказать.  

–Сигналы эти да? Черт его знает как вообще так вышло что мы с тобой здесь сидим.  

–Сигналы?  

–Сигналы. Радио аль еще какие волны. Не ученый я.  

–Не понял.  

–Я думал ваши там все разнюхали, ты то знать должен был. Я то сам не из осведомленных лично, но рассказать что знаю могу.