Когда волнуются боги

Испорченный завтрак  

Даже такие продукты, как нектар и амброзия – гаранты вечной молодости и бессмертия, могут наскучить, если питаться ими каждый день. С недавних пор, точнее, последние триста лет, завтрак достойнейших обитателей Олимпа не обходится без чашечки кофе, рецепт приготовления которого, боги позаимствовали у людей.  

Мимо проплывают белые облака, лёгкие, как сахарная вата, а далеко внизу среди невысоких холмов и небоскрёбов застряли тучи, переполненные токсичным смрадом городов.  

На горе воздух свеж и прозрачен. Скрипит под Главным Олимпийцем трон, отделанный золотом и драгоценными камнями. Зевс погружает в облако опустевшую волшебную чашечку. Он надеется, что после ночи наслаждений, напиток взбодрит его. Гере не скрыть румянца обиды, проступающего сквозь персиковую кожу, муж вернулся домой под утро. С богиней он провёл ночь или со смертной женщиной, в быка, в золотой дождь или в лебедя превращался на этот раз, остаётся догадываться, фантазия у супруга хоть куда. Не одну тысячу лет она страдает от ревности.  

Близнецы Аполлон и Артемида обмениваются новостями у ног Громовержца. Любимая умная дочь Афина ждёт от отца совета, стоя перед ним. Златокудрая Афродита стотысячный раз изображает, что всего минуту назад вышла из пены морской в благоухании свежести.  

Ловкий Гермес, размахивая золотым жезлом-кадуцеем, готов исполнять поручения повелителя.  

Лёгкая богиня Ника, вспарив над троном, вещает о победе, недоумённо хлопая крыльями. Над кем? Все уже побеждены.  

Покончив с прошлыми обидами из-за «шалостей» с Афродитой, ведут задушевную беседу искусный мастер Гефест и воинственный Арес, к ним присоединились любитель застолий Дионис и шаловливый мальчик Эрот с опасной игрушкой в руках – луком и стрелами любви.  

В прошлом остались битва с титанами, приключения Одиссея, подвиги Геракла, Троянская война.  

Для греческих божеств наступило время расслабиться.  

«Более не существует силы, способной противостоять нам», – уверены они.  

И напрасно.  

Неожиданно, особое достоинство их лиц, многократно воплощённое в картинах и скульптурах, сменяется удивлением: второй Гелиос восстаёт над землёй! Откуда он появился?! Давно уже погиб сын бога Солнца, Фаэтон, неосторожный лихач на огненной колеснице....  

Новое светило превращается в облако, по форме напоминающее гриб, а пепел, принесённый поднявшимся ветром, оседает на плечах Зевса и других Олимпийцев. В кольца сизого дыма превращаются кудри Афродиты, серый оттенок приобретает платье, она чихает и выглядит, чумазая, как героиня сказки Перо.  

Дата: шестое августа 1945-го года. Атомная бомба с издевательским названием «Малыш», выскользнув из «брюха» американского бомбардировщика, вспыхнула огненным шаром над японским городом.  

Простые смертные произвели оружие, способное уничтожить на планете всё, а, значит, и самих богов! Если исчезнет паства, зачем небожителям пища бессмертия?  

Победитель Титанов первым пришёл в себя после шока. Поднявшись с скрипучего трона, грозно сдвинув брови, он обратился к пророкам различных конфессий:  

– Неужели, не волею Высших сил, а по глупости человека будет нарушен порядок на земле? Какое наказание назначим создателям бомбы невиданной силы?  

Сверкнула стрела-молния в руке гиганта.  

– Ты опоздал, повелитель молний, этих субъектов не испугаешь грозой, – грустный ответ седовласого Моисея, – нужно было принимать меры, когда предчувствие войны тяготило землю, когда люди умерщвляли себе подобных в газовых камерах. Мы позволяли им всё изощреннее убивать друг друга, и ситуация вышла из-под контроля.  

– Среди моих приверженцев ядерщиков нет, – мрачно отметил Мухаммед, чётко определивший законы жизни для своих последователей.  

Согласно правилам ислама лицо его выглядело размытым, но в нём угадывался недоброжелательный взгляд в сторону иудейского пророка, именно, от его народа он предчувствовал неприятности в будущем.  

Просветленный Будда, не изменив привычной позы лотоса, признал серьёзность ситуации, но счёл, что её можно исправить, если учить людей медитации и самосовершенствованию.  

С ним согласился Конфуций, облачённый в тёмно-зелёный бархатный длиннополый халат с широкими рукавами. Мудрец задумчиво поглаживал бороду, прищурив, и без того, узкие глаза.  

Многочисленные боги индейских племен растерялись и не знали кого поддержать.  

Молчание воцарилось на небесах, и, вдруг, всемогущие лики повернулись в сторону одинокой фигуры на камне.  

В знаменитой картине «Христос в пустыне» Крамской угадал позу Сына Божьего в часы, когда тревога о судьбе человечества не допускает сна. Ночь близится к концу, занимается заря. Положив руки на колени, сцепив пальцы, сидит он босой на неудобном валуне. Ядерные программы ведутся в странах, где доминирует христианство, грешники – среди его паствы.  

– Чтобы не допустить катастрофы, должен появиться человек, который сделает применение нового оружия невозможным, – произносит он еле слышно.  

– Человек?! Не этот ли эксперимент уже проводился около двух тысяч лет назад?! Не ты ли на себе испытал его результаты? Давай обойдёмся без потомков Адама, – загремел хозяин Олимпа.  

– Не существует волшебства, способного повлиять на ядерную реакцию, только, учёному по силам спасти землю.  

– В какой стране появится новый пророк? – растерянно пожимают плечами боги, – Штатам нет доверия, Европа и Япония деморализованы войной, во многих странах Азии и Африки не поймут, даже, о чём идёт речь, остаётся страна-победитель... ».  

Было ли порочным зачатие?  

– Если бы боги существовали, то не допустили бы такой войны, – сердито произнесла особа в коммунальной кухне, пробуя суп из старой кастрюли на примусе. Волосы над лбом она уложила кольцами, как актриса в трофейном фильме про любовь, но вместо букета цветов держала в руке алюминиевую ложку, а от любви осталась лишь фотография на стене.  

Сорок пятый год. Ноябрь – промозглый, серый месяц в Ленинграде. Низкие тучи сеют мокрый колючий снег, здания, не отапливаемые в годы блокады, отсырели, потеряли цвет, в стенах выщерблины от снарядов.  

Вторая соседка, не старая, но зажатая и сморщенная от страха, поджав губы, засеменила в свою комнатку, шаркая тапочками по паркету. После ареста сестры в тридцать седьмом году она не участвовала ни в каких обсуждениях.  

Третья женщина в алой кофте с ярко накрашенными губами – два красных пятна на фоне серой сырости, с папиросой в углу рта, бесстрашная после боёв под Смоленском, заметила хриплым голосом, что от знакомых лётчиков не слышала, чтобы они встречали в небе кого-нибудь, похожего на богов.  

Худенькая, почти, прозрачная старушка, дворянка польских кровей, в блузе с высоким воротничком, державшая спину «в обществе» прямо, а голову высоко, мыла посуду. Розоватая кожа просвечивала сквозь седой пушок на голове. Она тоже высказалась:  

– Маркс и Энгельс вскрыли социальную сущность религии….  

Голос оказался удивительно громким для такого тщедушного создания, фразы составлялись безупречно, чётко выговаривалась каждая буква. В манере доносить до слушателей «материал», угадывался преподавательский стаж. Совсем недавно она вела уроки математики в школе, жила тихо, далеко от этой квартиры, скрывая непролетарское происхождение. Вторая женитьба сына нарушила спокойное бытие. Не вступая в «разборки» с «ребёнком», по желанию невестки мать уехала в другой район, оставив работу и учеников.  

Беседа замерла, в кухне появился мужчина лет сорока пяти, худой, смуглый, с припухшими глазами и коротким ежиком волос. Одет он был в халат неопределённого цвета на тёплой подкладке с шалевым воротником, оставшийся от отца и того далёкого времени, когда вся квартира принадлежала его семье.  

Молодые женщины заволновались, одна предложила соседу тарелку супа, вторая – послушать пластинку с записью песен Шульженко.  

Мужчина поблагодарил, отказался, налил в чашку мейсенского фарфора кипячёную воду из чайника и исчез в своей комнате, бывшей гостиной, оставленной ему Советской властью после «уплотнения» в двадцатых годах, последовавшего за смертью деда и эмиграции родителей. Он спрятался в пространстве, параллельном кухонной реальности, ибо смутно догадывался для кого завиты локоны над лбом одной соседки, накрашены губы другой и почему дрожит и виновато смотрит та, что всего боится.  

Человеку не до интрижек с дамами, он очень устал.  

Война оставила выжившим много работы, особенно это касается врачей.  

Нейрохирургическое отделение больницы, которое возглавляет мужчина, переполнено. Неустроенный быт не позволяет отдохнуть и расслабиться дома. В комнате зябко, портьеры пропитаны влагой. Нет времени протопить печь, он устал думать, как достать продукты и что из них приготовить.  

По вечерам или ночью врач продолжает трудиться: переносит на бумагу размышления о возможностях мозга человека в связи с потрясшей мир бомбардировкой японских городов. Закончив записывать, прячет тетрадь в книжный шкаф среди рукописей отца и деда, известных учёных, потому что мнение партии о таких работах пока не доведено до трудящихся.  

Восемь дней назад от жены, педиатра, эвакуированной вместе с детскими яслями на Алтай, наконец-то, пришла телеграмма: «Возвращаемся домой».  

Два коротких звонка в квартиру – долгожданный сигнал о том, что разлука закончилась. Едва не задохнувшись, с выпрыгивающим пульсом, мужчина спешит к входным дверям, поворачивает защёлку замка. Перед ним – домработница Маня, верный спутник его супруги, в мокром пальто со слезами на глазах, в руках багажная сумка. При виде ввалившихся щёк и выпятившихся скул мужчины, она произносит: «Ой», собирается с духом и начинает говорить:  

– Хозяйка заразилась от больного ребёнка, подобранного на вокзале, поезд тащился вне расписания, подолгу стоял на перегонах, нужных лекарств не достали, они погибли оба. В деревне Красные Пески я схоронила их и добиралась на перекладных, потому что эшелон ушёл.  

Маня достала из кармана куцего пальтишки бумагу с печатью – справку о том, что «барыни» больше нет.  

Мужчина побледнел, помертвел, взял вещи. Как зомби, направился назад по коридору, в своё жилище, Маня – за ним. Сел на диван, щёлкнул замочком, зачем-то открыл саквояж. Знакомый аромат довоенных духов вернул на секунду ту, которая никогда уже не войдёт в эту комнату. Маня зарыдала.  

Он обнял её, прижал к себе, что-то переклинило в голове. Очнулся, когда увидел вытаращенные глаза прислуги, не привыкшей ни в чём перечить хозяину.  

– Что случилось? Ничего не помню. Прости, ради бога, прости. Не ожидал от себя помешательства, думал, что блокада самое страшное испытание, а оказалось – нет.  

Для Мани кончина хозяйки тоже стала потрясением, она сделала вид, что ничего не произошло, хотя до этого случая «девушка» тридцати семи лет не подпускала к себе мужчин.  

Крепкого телосложения, круглолицая, на носу веснушки, волосы желтоватые, похожая на солнышко, Маня ни одного представителя противоположного пола не собиралась согревать, потому что с детства наблюдала, как старшие братья обижали жён, замученных домашним хозяйством и родами.  

Когда подросла, мать отправила её на поезде к сестре обменять корзинку яиц на платье, дала с собой немного денег. На маленьком полустанке у старухи, похожей на цыганку, девочка купила крупные, почти, чёрные вишни в размокшем бумажном пакете, свёрнутом из листов журнала «Огонёк», съела ягоды немытыми и очнулась в лазарете. Доктор, молодая нежная женщина с добрыми голубыми глазами и пепельными пышными волосами, прикасающаяся к больным осторожно, как фея, принесла ей в день выписки нижнее бельё, платье и кофту, потому что запачканную нищенскую одежду девочки выбросили. Маня настояла на том, чтобы «отработать» подарки. Прослужив домработницей около месяца, увидев, что есть на свете супруги, которые умеют общаться между собой без спиртного, криков и мордобоя, осталась у них помогать по хозяйству, растрогав хозяев непосредственностью, надёжностью, деревенской хваткой и расторопностью.  

Маня натопила изразцовую печь, выстирала бельё и занавески, отдраила пол, покрыла его мастикой, добыла в очередях продукты, подавала «барину» еду горячей на свежей скатерти.  

Через два месяца иллюзию относительного комфорта и горестного покоя мужчины нарушила тихая просьба прислуги избавить её от недоразумения внутри.  

Врач растерялся: его жена не беременела ни разу, а тут единственный несчастный случай... Вот и не верь после этого утверждению, что вопросы зачатия и смерти находятся в ведении Небесной канцелярии.  

– Я врач, но, понимаешь ли, другой специализации, – пробормотал он жертве собственного затмения, – убивать дитя грех, пусть родится и, поверь, сделаю для вас всё, что смогу.  

Мужчина оформил брак, коллеги не поняли, соседки удивились. Погибшей красавице-жене они были не ровня, но при чём тут Маня?  

Хозяин прописал прислугу на свою жилплощадь, заставив выехать из комнатки в подвальном помещении, отгородил для неё старинной ширмой пространство около одного из окон. В остальном всё осталось по-прежнему.  

Подошёл срок, располневшая Маня, почувствовала, что малыш просится наружу и вечером, не дожидаясь хозяина, отправилась в больницу.  

Врач возвращался домой после операции с намерением «рухнуть» в постель, но его остановили люди в форме. Последовал чёрный сюр того времени: мужчина очутился в мрачном кабинете, где свет от настольной лампы на гибкой ножке, направлен на «подозреваемого». Палача он не рассмотрел, но что означает его изнурительный кашель, прерывающий допрос, догадался, как, вероятно, был в курсе и сам больной. От арестованного требовалось подписать документ против коллеги, вернувшегося из финского плена. Мужчина потерял счет времени, которое они с экзекутором провели наедине. У мучителя пошла горлом кровь, прибежали товарищи по пыткам, констатировали:  

«Сгорел на работе».  

Поднялась суета с вывозом тела из закрытого учреждения.  

Пасквиль на столе лежал неподписанный, арестанта отпустили.  

Снова на улице ночь. Неуверенно ступая по булыжным мостовым, доктор поплёлся домой, с трудом поднялся в квартиру, почувствовал сильное давление в груди, нехватку воздуха, попытался расстегнуть пуговицы рубашки, принять таблетку, но не успел, упал в прихожей. «Скорая» не помогла.  

«Молодую» мать тридцати восьми лет встречала у дверей роддома Станислава Адамовна, старенькая соседка-учительница в тёмно-синем беретике, прикрывающим белый пушок на голове. Она принесла Мане соболезнования и посочувствовала младенцу, потерявшему отца в первые часы жизни.  

Дома, огорошенная известием, мать положила свёрток с крохой на обеденный стол, оглядела опустевшую комнату-зал, книжные шкафы, рояль, письменный стол, ширму с вышитыми драконами, за которой спала в последние месяцы, и подумалось ей, что завёрнутый в старое ватное одеяло человечек – сын хозяев, и теперь она должна служить ему.  

Мальчика назвала Матвеем в честь приходского священника деревенской церкви – лучшем воспоминании детства.  

Имя это образовано от евангельского Матфей и означает «дар божий».  

Боги  

– Выбор матери для младенца мне кажется удачным. Мало женщин сохранили здоровье и неиспорченность в годы войны. Я не отказался бы зачать с ней второго Геракла, если бы в нашем случае требовался Геракл. Но зачем ты убил мужчину, учёного в третьем поколении, носителя информации? – недоумевал хозяин золочёного трона, неутомимый «ходок» в представлении современных людей.  

– Не убил, а продлил жизнь, – отвечал сидевший на камне, – при первых двух инфарктах я не позволил смерти забрать его.  

– Почему допустил изнурительный допрос?  

– Разве ты не понял, Громовержец? Они – безбожники и решение принимали без меня.  

– Хочешь сказать: атеисты?  

– Атеисты имеют собственное мировоззрение. Среди них можно встретить философов, учёных, писателей. Для этих же людей не существует ни убеждений, ни науки, ни искусства. Они поклоняются, только, двум ликам на стенах своих кабинетов: один – с усами, второй – в пенсне.  

– Что ж, – вздохнул Зевс, – посмотрим, как дальше будут развиваться события.  

У тех, кто питается не суррогатами из магазинов, а пищей бессмертия, жизнь не имеет конца. «Команда» на Олимпе согласилась подождать, не отказывая себе в привычных удовольствиях.  

Маня с младенцем  

1946-ой год, в магазинах напряжённо даже с суррогатами. Тотальный дефицит. Маргарин вместо масла, ячменный напиток вместо кофе, яичный порошок, сахарин…  

Продукты в коммерческих магазинах и на рынках простым людям «не по карману».  

– Пенсии по потери кормильца вам будет недостаточно, – патронажная сестра сочувственно посмотрела на Маню в чистеньком халатике, аккуратно повязанном платочке и на её упитанного младенца, – у вас много молока, а молоденькой мамаше из соседнего дома, не восстановившейся после голода, кормить сыночка нечем. Я передам ваш адрес, договоритесь об оплате.  

– Конечно, пусть приходит, но денег с блокадницы не возьму.  

Не предполагала Маня, что вместо несчастной измождённой женщины, к ней явится изысканно одетая, тоненькая, похожая на киноактрису, Екатерина с мужем Аркадием, неказистым мужичонкой ниже её, лысым, в очках с толстыми линзами, не молодым. Он неловко держал на руках пищащее существо в дорогом одеяле и кружевном пододеяльнике, жена нервничала.  

От груди кормилицы искусственник отказался и устроил истерику. Привычная возиться с детьми в яслях, где по протекции барыни работала санитаркой, Маня подогрела воду, добавила в тазик успокоительный настой трав, искупала младенца, он затих. Зайдя за ширму, нацедила молока, разлила в бутылочки.  

Молодые родители, потрясённые ловкостью, с какой женщина управилась с их чадом, выложили из сумки на стол баночку с творогом, стакан со сметаной, кусок сыра, пачку чая, немного чёрной икры и, даже, лимон, экзотику тех лет.  

Екатерина шёпотом поделилась секретом: Аркадий, занимает пост, который позволяет ему «доставать» продукты.  

«Видно, здорово наголодалась красавица, если вышла за лысого пожилого господина», – подумала Маня.  

Мужчина, тем временем, остановился у книжных шкафов, вплотную приблизив к ним лицо, как делают близорукие люди, осмотрел картины, коллекции бабочек и насекомых в рамках на стене, китайские вазы на миниатюрных столиках, трюмо из красного дерева, потом ещё раз взглянул на Маню, и похожая мысль пришла ему в голову:  

«Как случилось, что хозяин квартиры женился на ней? »  

Через несколько дней сытой жизни и Мане Аркадий показался красавцем. Супружеская чета приносила кормилице лучшие продукты, отказывая в них, иной раз, даже себе. Женщины сделались подругами на всю жизнь.  

Патронажная сестра, переходя от одной матери, не преодолевшей дистрофию, к другой, ворчавшая себе под нос, что сначала надо вылечиться, а потом рожать, отметила, что за этих младенцев может не беспокоиться.  

А Маня тревожилась: рос счёт за коммунальные услуги, заканчивались дрова для печи и керосин для примуса, требовалось купить хозяйственные принадлежности, распашонки для ребёнка, теплые вещи.  

Имущество хозяев могло освободить от проблем с деньгами, но торговать Маня не умела, к тому же признала наследство собственностью сына, которому оно пригодится в будущем.  

Устроилась в ЖЭК мыть лестницы, не отказывая в домашней уборке пожилым или нездоровым жильцам, которые могли заплатить.  

Следующая проблема: с кем оставлять ребёнка.  

Устроить его в ясли не получилось, малыш отказался принимать пищу в казённом учреждении, не захотел менять режим дня, с которым родился: половину ночи бодрствовал, разговаривая с собой, рассматривая свои пальцы и резинового зайца, подаренного соседками, до полудня спал.  

Раздумья Мани нарушил стук костлявого пальчика в дверь, «воздушная» соседка Станислава Адамовна или просто Стася, предложила опекать малыша.  

Маня прослезилась и сотворила крестное знамение перед иконой Христа, которую хозяева, служители естественных наук, со стены не сняли.  

Стася сделалась мальчику няней и учительницей, покончив с собственной тоской и одиночеством.  

Маня делилась со спасительницей продуктами, стояла в очередях, мыла окно в её комнатке, убирала квартиру.  

Учительница чётко и доходчиво объясняла ребёнку название игрушек, домашних вещей, смысл детских картинок. Голос резонировал под высоким потолком, как в школьном классе.  

Месяцев с шести, когда мальчик начал садиться, Стася заметила, что он прислушивается к их с Маней разговорам, переводя глаза на предметы, которые они упоминали. Чтение и счёт ребёнок освоил в три года.  

Всматриваясь в необычного питомца, учительница возвращалась к своему опыту:  

«Правы ли мы, педагоги, впихивая в детей знания, как манную кашу, пока не затошнит? Способ потомка известных ученых улавливать информацию из окружающего мира, будучи выспавшимся, сытым, и когда это удобно ему, оказался более эффективным. Или он особенный человечек, которого поцеловал Бог? ».  

Особенный ребёнок в школе, первое предупреждение  

Не так интересны Матвею были детские игры, как устройство заводных игрушек, радиоприёмника или часов. Если прибор попадал в руки, он, сосредоточенно сопя, разбирал его, редко ломал, но не всегда оставался доволен конструкцией.  

Занятия в первом классе «отбросили» любознательность мальчика года на четыре назад, когда они со Стасей постигали алфавит и числа. На уроках он занимал себя тем, что потихоньку читал книги из домашней библиотеки. Одна из них об устройстве Вселенной показалась особенно интересной, поэтому он отправился в дом пионеров, чтобы записаться в кружок астрономии. Сначала взрослые ребята посмеялись, а потом удивились, услышав, какие вопросы в этой науке волнуют девятилетнего человека.  

Уравновешенный от рождения, Матвей с окружающим миром поддерживал ровные отношения. Если одноклассники спрашивали, отвечал доброжелательно, они обступали его и слушали, открыв рты. Руку на уроках не поднимал, не показывал, что знает больше других.  

Единственным человеком, относящимся к отличнику с подозрением, была его учительница Клавдия Петровна. Про «поцелованных» богом, она не хотела слышать, потому что бога нет.  

Своей задачей, как педагога, женщина считала воспитание «нормальных» людей. Под этот стандарт подходила, прежде других, она сама: внешне невзрачная, скромно одетая, скучная, с набором стандартных мыслей, выраженных заезженными фразами. Муж отмахивался от супруги и «переступал» через вопросы и возражения матери сын.  

Самоутверждалась учительница в школе. Так продолжалось до тех пор, пока в её классе не появился мальчик, которого одноклассники слушали с большим интересом, чем её.  

Кроме того, однажды, она, попросила «бабушку» Матвея помочь сопровождать детей в цирк. В трамвае ребята активно, звонкими голосами рассказывали что-то старушке, которую видели в первый раз, а их преподавательницы, будто, не существовало рядом.  

«У семидесятилетней женщины на лице пудра, на губах помада, а держится с таким достоинством, будто аристократка», – случайно угадала Клавдия Петровна происхождение Стаси и окончательно прояснилось для нее, что с семьёй этой не всё в порядке.  

В школе вёл плановый приём титулованный психотерапевт, профессор, немолодой полноватый мужчина в белом колпаке и молоточком в руке, ему надлежало обследовать учеников с проблемами в психике.  

Сосед Матвея по парте, мальчик с наследственной фамилией Рюмкин, мочился во время уроков, убегал из дома, не имел терпения просидеть сорок пять минут, а толстая девочка с говорящей фамилией Гиря не понимала и не запоминала ничего из того, что ей рассказывали. По мнению Клавдии Петровны в «норму» эти дети укладывались. Матвей оказался в медицинском кабинете школы.  

После стандартного осмотра доктор приступил к беседе.  

Мальчик отвечал вежливо и спокойно, как учила Стася.  

Они обсудили, как живёт Матвей, чем занимается, даже, проблемы с астрономией. Наконец, врач высказал мнение, что интересов у третьеклассника столько, что одной жизни на них не хватит.  

– Парень ты толковый, но, видишь ли, у меня больница полна тех, кто хотел успеть всё и сразу. Постарайся выбрать одно занятие на всю жизнь.  

Мальчик задал только один вопрос, но поставил профессора в затруднительное положение.  

– Как же я выберу, если сначала не попробую всё?  

– Почему, ты думаешь, – глаза врача смеялись, – учительница направила тебя ко мне?  

Матвей пожал плечами.  

– Ты говорил с ней об астрономии?  

Мальчик покачал головой.  

– И не нужно, предупреждаю.  

Молчание.  

–Ты всегда согласен с тем, что она рассказывает в классе?  

– Нет.  

Маленький пациент не имел жизненного опыта, достаточного, чтобы объяснить свои чувства, поэтому повторил слова Стаси, сказанные маме в такой момент, когда взрослые думают, что ребёнок их не слышит.  

– Иногда мне за неё бывает стыдно.  

Между детством и взрослой жизнью  

Дом, в котором мальчик прожил пятнадцать лет, подлежал капитальному ремонту. Эту новость принесла мамина подруга Екатерина, а та получила от супруга, «крепкого хозяйственника». Он и посоветовал Мане фиктивно зарегистрировать брата, инвалида войны, жившего в деревне. Манёвр давал возможность получить квартиру большого размера.  

Эта махинация обошлась Мане потерей китайской вазы эпохи Мин, она «ушла» председателю райисполкома, и столового набора из серебра на 12 персон, вырученными за него деньгами пришлось расплатиться с братом, который после ранения зарабатывал, играя на гармошке в колхозном клубе. Всё это было проделано с помощью Аркадия и Екатерины.  

Когда на очередном уроке обществоведения педагог долбил головы учеников преимуществами социалистического строя, Матвею уже было известно: приобретатели «бесплатных» благ при социализме, всё равно, платят, но парадокс заключается в том, что рассчитываются они не с тем, кто производит или торгует, а с тем, кто распределяет.  

Соображения мальчик оставил при себе, памятуя уроки Стаси и психотерапевта.  

Готовясь к переезду, Матвей укладывал книги в большие картонные коробки и среди рукописей предков обнаружил тетрадь отца.  

Размышляя о будущем планеты, нейрохирург называл ядерную войну главной угрозой человечеству, как биологическому виду.  

В тетради были фразы:  

«Народам земли следует побороть страх и недоверие, сплотиться, избегать конфронтации, искать компромисс и пути сближения…  

Стремление некоего индивидуума применить сверхмощное оружие, носящее в себе опасность существованию земли и, как следствие, самому инициатору трагедии, приравнивается к попытке самоубийства и свидетельствует о нарушении психики агрессора. Такую личность следует выявлять, отстранять от работы, изолировать, воздействовать на мозг, заменяя его убеждения, взгляды и желания, или же лечить химическими препаратами.  

Вовремя распознать психопатов типа диктатора нацистской Германии и воздействовать на них – главная задача».  

Матвей предположил, что достижения естественных наук позволят ему сконструировать прибор, который сможет, как локатор, улавливать мысли человека, вмешиваться в деятельность мозга и передавать команды на расстоянии. Получалось, что отец завещал ему продолжить интереснейшую и очень важную работу.  

Стася, единственный человек, с которым он мог поделиться новостью, попала в больницу с инсультом. Необходимость очередной перемены места жительства и грядущее одиночество напугали старую женщину. Последний её переезд на кладбище оплатил сын. На краю могилы Матвей увидел солидного преподавателя ВУЗа с носовым платком около глаз. Аккуратно составляя фразы, как мать, останавливаясь, чтобы вытереть слёзы, сын говорил о том, что хотел бы вернуться на шестнадцать лет назад.  

«Машину времени пока не изобрели, – грустно думал Матвей, – а взрослому мужчине, готовому поменять взгляды из-за каприза жены, лучше всего обратиться к психотерапевту».  

Второе предупреждение  

Переезд в новую квартиру означал перемену школы, Матвею это не понравилось. Он позанимался и сдал экстерном экзамены за последний класс.  

В шестнадцать лет невысокий, широкоплечий мальчик с сократовским лбом сделался студентом умного ВУЗа, предоставив учителям и постаревшей маме гордиться тем, что воспитали и обучили вундеркинда, особенно любила вспоминать о нём на уроках Клавдия Петровна.  

Мать продолжала обслуживать сына, ожидая, когда он начнёт зарабатывать и прервёт её тяжёлую жизнь уборщицы. Поскольку она никогда не жаловалась, Матвей о деньгах не думал вообще, как и о еде, он не был гурманом, и об одежде, хотя аккуратность была у него в крови.  

На четвертом курсе между студентами и аспирантами зашёл спор об оружии. В этой же компании оказался сын Екатерины и Аркадия, со вкусом одетый молодой человек, завсегдатай тусовок молодых учёных, унаследовавший от матери худобу, а от отца невысокий рост. Индивидуальностью его была слегка подскакивающая походка, за что и получил прозвище: «Кузнечик».  

Маня и Екатерина поддерживали дружеские отношения, но сыновья их только слышали друг о друге.  

Кузнечик тоже сделал жизненный выбор, поставил перед собой цель попасть в группу, не «производящих», как многие знакомые, не «достающих», как отец, а «распределяющих». Для этого, кроме учёбы в ВУЗе, посредственный студент служил в другом учреждении осведомителем.  

Матвей поделился с друзьями мыслью о приборе, способном предотвратить ядерную войну.  

Ничего личного против заумного чудака Кузнечик не имел, просто выполнял свою работу.  

Часа через два у Матвея закружилась голова, в глазах появились глюки.  

Очнулся он раздетым до трусов, привязанным за руки и за ноги к металлической кровати в комнате с решёткой на окне. По чистоте, белизне и капельнице около койки догадался, что это больница, а не тюрьма.  

Закрыл глаза, чтобы подумать.  

«Что случилось? Мне подсунули что-то выпить. Почему? Я рассказал над чем работаю. В компании оказался «стукач»».  

Затошнило то ли от вчерашней дури, то ли от голода. В палате появился человек в белом халате на широких плечах, принёс его костюм и рубашку, велел одеться, вывел во двор, посадил в «Волгу» и повёз за город в лес, к зданию среди сосен. По отсутствию занавесок на окнах и лампам дневного света под потолком Матвей догадался, что это – учреждение.  

Комната, в которую его привели, была похожа на кабинет начальника. Два стола образовывали букву «Т»: один – громадный письменный, другой приставной, офисный. За большим столом сидел интеллигентный седой человек в гражданском костюме. У него были внимательные, умные глаза.  

– Здравствуйте, уважаемый Матвей Александрович, – сказал он двадцатилетнему парню.  

Церемонное обращение насторожило Матвея.  

Не представляясь, хозяин кабинета предложил сесть. Судя по отметке в календаре на стене, Матвей понял, что провёл в больнице не одну ночь, а две и один день. Захотелось чаю.  

Хозяин кабинета сообщил, что молодой человек находится в военном институте, ему предлагают трудиться по специальности за хороший оклад, но с условием: никто и никогда не узнает, где он работает и чем занимается. Необходимо дать подписку о неразглашении государственной тайны.  

– Военную службу нужно любить, – завершил своё предложение человек, одетый в штатское.  

Матвей, не признававший ни распорядков, ни сроков, ни ограничений ответил, что не готов «служить» и подписать документ о неразглашении, потому что разговаривает во сне. Он не женат и не собирается обзаводиться семьёй, подслушать его может любая женщина, даже шпионка. Именно, во сне к нему приходят интересные идеи. Запрет на обсуждение темы, над которой работает учёный, ему кажется не логичным. Что касается денег, так они его, вообще, не интересуют, деньгами у них в семье занимается мама.  

– Я не подхожу для секретной работы, – уверил он серьёзного человека.  

Его визави закрыл глаза, подумал и согласился, предупредив, что место, где происходил разговор, и темы, которые проговаривались, Матвею следует забыть. Ему выдали справку, якобы, из психлечебницы и отвезли к ближайшей остановке трамвая.  

По вагону проходил контролёр, обозлённый на многочисленных «зайцев», он потребовал предъявить билет.  

Кошелька у Матвея не оказалось.  

Порывшись в карманах, он вытащил справку из психлечебницы.  

Контролёр прочел её, стал приветливым, попросил не беспокоиться и ретировался.  

То же самое произошло в троллейбусе, на который молодой человек пересел, чтобы доехать до дома.  

Матвей понял, что получил «индульгенцию» от оплаты за проезд.  

Об институте среди леса и разговоре в кабинете он никому не рассказал, пообещал себе не болтать об идеях, а мама сочла, что ребёнок перезанимался.  

Второе, предупреждение с окнами в клеточку оказалось серьёзнее, чем беседа в школе с психотерапевтом.  

Невзрачная Клавдия Петровна и носом, и кожей чуяла время, в котором жили она и её нестандартный ученик.  

Третье предупреждение  

По окончании ВУЗа Матвея пригласили в аспирантуру.  

Некоторые сообразительные девушки пытались взять приступом перспективного студента, но убедились, что Матвей и женитьба – вещи несовместимые. К близким отношениям он относился не как к романтическим, чему-то обязывающим, а с позиции изучения процессов.  

От аспирантуры Матвей отказался, считая её пустой тратой времени, выбрал распределение в академический институт, где от него требовалось посещение раз или два в неделю и предоставление материалов по назначенной сверху теме, в остальное время он был свободен.  

Поскольку Матвей с юности имел репутацию мастера, способного починить любое устройство, к нему обращались, когда ломалась какая-нибудь установка для исследований. Он реанимировал её, получал «большое спасибо», никак этот факт, не сопоставляя с деньгами. А зарплата необыкновенного сына полуграмотной Мани была минимальна. Сказать об этом она стеснялась.  

Прошло несколько лет, схема прибора для сканирования мыслей человека была разработана, определена элементная база. Матвей приступил к компоновке.  

Ввиду дефицита – постоянного спутника социализма, комплектующие для прибора купить в магазинах было невозможно, но Матвей указывал их в заявках для ремонта поломавшейся техники.  

Руководство академического института подписывало эти документы, потому что серьёзные проблемы с приборами решал только Матвей.  

К тому же статьи по теоретической физике, написанные им по заданию института, заинтересовали учёных на родине и за рубежом, что добавляло уважения к его персоне.  

Когда в учреждение «сверху» поставили дорогую установку, закупленную в Великобритании, Матвей был единственной кандидатурой для того, чтобы определить, насколько она соответствует тематике института.  

Испытав установку в действии, поразмышляв над сопроводительными документами, Матвей сформулировал замечания и предложения по её усовершенствованию. Эти бумаги, написанные на русском языке, он, в качестве отчёта, положил на стол руководству, а написанные на английском, отправил с куратором, сопровождавшим установку, в фирму-производитель.  

Из Великобритании пришёл ответ с благодарностью, техническим заданием на продолжение работы и чеком на некоторую сумму в фунтах. Попало это послание не в почтовый ящик Матвея, а в секретный отдел института, куда его и вызвали.  

– Как случилось, что вы предложили сотрудничество капиталистической стране, а? – хитрые глазки внешне простоватого мужика, «шныряли» по лицу Матвея.  

Он не ожидал, что его соображения по модификации установки могут рассматриваться в таком ключе, повеяло больницей с окнами в клетку. Оправдания насчёт того, что документы сначала были направлены руководству института, и не вина Матвея, что англичане откликнулись раньше, не имели действия.  

– Вижу, что проблемы с психикой у вас были. Надо держать себя в руках, а то, смотрите…. Напишем, что отказываетесь от работы и оплаты?  

Матвей подписал отказ, честно предупредив, что без соответствующей доработки прибор не решит поставленных задач.  

Наука мужика из особого отдела не волновала, он отвечал за «секреты».  

Вышел Матвей из его кабинета, сожалея о том, что научную политику учреждения, определял не учёный совет, а особый отдел.  

Женщины  

Фамилии авторов книг на столе сына: Бурбаки, Макс Планк, Фрейд ничего не значили для Мани, но название Тибет было знакомо. Эрудиции и жизненного опыта ей хватило, чтобы понять: поездка туда стоит серьёзных денег, она необходима для продолжения работы. Отнесли антиквару вторую вазу эпохи Мин.  

Отправлялся в путешествие Матвей с женщиной. Маня, превратившаяся в мягкую старушку, вытирала полотенцем посуду, когда услышала звук открывающейся двери в прихожей, и вышла встречать сыночка с тарелкой в руках. Рядом с Матвеем стояла дама, выше его ростом, с признаками седины в иссиня-чёрных волосах. Лицо узкое, волевое, подбородок чёткий с сильной прорезью, нос похож на красиво очерченный клюв. Глаза, узкие и длинные, будто выходящие за пределы лица. Они смотрели не на человека, а вглубь его, словно видели насквозь, от этого казалось, что хозяйке глаз больно. Взгляд гостьи остановился на старушке, приказал ей сесть на стул, что она и сделала, и велел выпустить тарелку из рук. Тарелка аккуратно поехала по коленям, потом по вытянутым полным ножкам в стоптанных тапочках.  

– Не бойся, мама, Этери на всех проверяет свои способности, – «успокоил» сын родительницу, и в сторону женщины, – прекрати.  

Было заметно, что он доволен успехами знакомой.  

Они скрылись в его комнате. Напуганная мама пошлёпала в кухню, вид «избранницы» не соответствовал её представлениям о нежной застенчивой невесте и о светловолосых внучатах.  

Когда Этери ушла, Маня осторожно спросила, собирается ли сын жениться на «девушке», так аккуратно она назвала гостью. Матвей не имел привычки знакомить её с женщинами, и никогда не приводил их домой, эта была первая.  

– Для чего? – спросил он с искренним любопытством, как, если бы ставил какой-то физический опыт, и определённое действие коллеги ему требовало разъяснения.  

Отношения их нельзя было назвать романом, но интерес друг к другу оказался неисчерпаемым.  

Например, Матвея занимал несколько удлинённый копчик подруги, напоминающий короткий хвост.  

В шутку называл Этери ведьмой, посланницей тёмных сил. Он не отрицал ни бога, ни чёрта, а физику называл не наукой, а мировоззрением.  

Определенные хитрости и уловки, которые Этери применяла для «проникновения» в прошлое человека, для перемещения лёгких предметов, не касаясь их рукой, он разоблачил, но дар предвидения и власть над сознанием людей, включая тех, с которыми не контактировала напрямую, оставались загадкой, решение которой продвинуло бы его в достижении главной цели: не только улавливать настроение, но и управлять человеком в критическую минуту. Он нуждался в помощнике с сильной энергетикой, мысли которого усиливал бы прибор.  

На Памире они провели год среди буддийских монахов и отшельников, отыскивая личности, разделяющие их убеждения, обладающие талантом Этери, независимые от денег, положения или семьи.  

По возвращению Матвею отказали в приёме на старое место работы. То ли пребывание в психбольнице, то ли посещение военного учреждения в лесу, то ли техническое задание из Великобритании оставили «след» в его биографии.  

Кто-то из знакомых порекомендовал его, как физика, в медицинский институт к амбициозной даме-урологу, готовившей докторскую диссертацию. Там вводился новый, для того времени, метод диагностики изотопами. Требовался технический специалист, сопровождающий работы на два-три часа в день, этот факт привлёк Матвея.  

Он добросовестно принялся за работу, рассчитал, что дозы, которые получают больные, выше положенных и сообщил об этом врачу.  

– Вас это не касается, – получил ответ.  

Женщина торопилась с результатами, здоровье пациентов было на втором месте.  

Контейнеры с радиоактивными изотопами держали в кладовке, за картонной стенкой располагался пищеблок.  

– Радиация представляет опасность для продуктов, – предупредил Матвей.  

– Да вы, трус! – воскликнула воинственно настроенная дама, имеющая звания и регалии, и всё понятнее становилось, что она их не заработала, а завоевала.  

– Я физик, и понимаю последствия, – вздохнув, ответил её строптивый помощник и уволился.  

Чтобы избежать привлечения к ответственности за тунеядство, (в уголовном кодексе тех лет была такая статья), особенный человек отправился сдаваться в психоневрологический диспансер, захватив справку, выданную ему в «серьёзном» учреждении, расположенном в лесу.  

Психиатр, интересная женщина со звучным именем Лия, тонкими чертами лица, тревожным взглядом, (её уравновешенному пациенту показалось, что врачу самой требуется помощь), нервно спросила:  

– Вопросы переустройства мира с точки зрения политической системы вас волнуют?  

Матвей ожидал чего-то подобного, ибо тогда считалось, что, только, сумасшедший мог быть недоволен «линией партии», поэтому ответил пространно:  

– Наш мир предстаёт перед обычными людьми в трёхмерном пространстве, четвёртое измерение – время. На самом деле он имеет двенадцать измерений, я вижу их все. Переустроить этот двенадцатигранник нельзя, но проекций у него множество, например, национализм или антисемитизм, их можно видоизменять.  

– Жаль, что я не в ладах с математикой, – растерянно сказала дама, заинтригованная проекцией «антисемитизм», ибо по рождению относилась к семитам.  

Лия предложила пройти освидетельствование в диспансере, чего и добивался Матвей.  

Этери принесла ему книги и научные журналы, он читал и писал статьи, не сильно отвлекаясь на процедуры и исследования.  

Лия, уставшая от общения с больными или преступниками, «косившими» под ненормальных, ежедневно приглашала Матвея в свой кабинет. Покой, рассудительность и благожелательность, исходящие от пациента, восстанавливали хрупкую психику психиатра. Кто кого лечил или тестировал, она уже не понимала, прописанные ею таблетки Матвей не принимал.  

По окончании освидетельствования Матвея Лии приснилось, что громадный седой старик, про которого она думает, что он – Моисей, ведёт её за руку в белую комнату, там она изменяет своему мужу с Матвеем.  

Под впечатлением ли сна или же не желая сопротивляться собственному чувству, она организовала в кабинете интимную обстановку и между ними случился секс.  

«Что-то от него должно остаться мне на память», – думала Лия, передавая Матвею вожделенные справки.  

«Зачем Лии понадобилась моя сперма? », – недоумевал, лишённый романтики, пациент.  

Подобный вопрос задала себе и Этери, когда забирала друга из больницы и, как на экране, ей открылось произошедшее.  

Через девять месяцев тридцативосьмилетняя Лия родила круглолицую девочку с жёсткими волосами, цвета соломки, как у Мани.  

Муж «убедил» себя в том, что дочь похожа на его тётю, та была рыжей.  

В пять лет девочка обыграла отца в шахматы, а в семь попросила родителей устроить её в школу, где могла бы услышать от учителей что-нибудь новое, потому что к старшему брату, приходили репетиторы, она находилась в той же комнате, и программу обучения первых четырёх классов выучила наизусть.  

Время денег  

Матвей и Этери провели полтора года в путешествиях. Вернулись и обнаружили «перестройку» в стране.  

Маня умерла. Отравилась беляшом в привокзальном буфете недалеко от родной деревни. Ездила туда положить цветы на могилу матери.  

В большой стране удобно вести бизнес возле железной дороги: те, кто съел испорченный продукт, уехали болеть или умирать в дальние края.  

Потерю матери Матвей пережил тяжело. А, когда обнаружил, что еду нужно покупать, а коммунальные услуги оплачивать, и нет возможности обновить элементную базу для разрабатываемого устройства, осознал, что созданию прибора во имя спасения человечества он посвятил не только собственную, но и Манину жизнь.  

Отнёс в антикварный магазин два старинных подсвечника, акварель художника девятнадцатого века и ломберный столик. Полученные деньги закончились, наследство тоже, пришлось обратиться к Этери.  

К подруге стояла очередь из желающих «почистить карму», организовать приворот, отворот или быть заговорёнными в непонятное время. Деньги она дала, но в виде шутки проскользнуло предупреждение о том, что не хотела бы содержать друга вечно.  

Намёк он понял и задумался о том, как раздобыть «бумажки».  

Неожиданно, позвонили из академического института, прежнего места работы. У них сломалась сложная установка, одна часть её собрана нашими специалистами, вторая – японскими. Фирмы по ремонту оказались бессильны, ситуация сложилась патовая и кто-то вспомнил о Матвее. Позвонили, пообещали достойную оплату, только, поэтому он оказался в лаборатории.  

Осмотрел прибор, почитал инструкцию к нему и ушёл домой думать, как бы сам сделал такой же. Достал старые учебники по физике, ознакомился с принципами работы, а остальное счёл дополнительными «примочками».  

Получалось так: японская электроника, вряд ли, могла дать сбой, а всё, что сделано нашими, они уже проверили. Проблема должна быть в том, что связывает две части, и завтра он попробует это отыскать.  

На следующий день изумлённые учёные и оператор установки увидели, как он вытащил неисправную деталь. Её нужно было заменить. Позвонили в фирму, которая обслуживала прибор.  

Часа полтора Матвей пил чай с печеньем около установки, причмокивая, как в детстве, и слушая рассказы бывших сослуживцев о том, как живут и чем занимаются.  

Человек лет сорока, с недоверчивым лицом и неприятным прищуром влетел в комнату, разрушив мирную беседу неторопливых людей. В руках у него был большой саквояж или чемодан с инструментами и деталями. Глаза забегали, останавливаясь то на одном человеке, то на другом.  

– Здравствуйте, где? – спросил он.  

Учёные подняли вопросительно глаза.  

Человек этот, за темп жизни назовём его «Снаряд», считал себя специалистом по ремонту приборов. Из технического ВУЗа его выгнали за валютные операции, которые были под запретом несколько лет назад. Пришлось устроился лаборантом в НИИ и тихо налаживать аппаратуру.  

Когда в стране началась «перестройка», в голову Снаряда «ударила» мысль, не такая уж оригинальная для тех лет, но ещё несколько минут он «переваривал» её, взвешивая «за» и «против». На следующий день излагал планы начальнику. Снаряд планировал уволиться и открыть фирму по ремонту приборов, предварительно испортив один из тех, что были в лаборатории. Начальник должен был, заключить с его фирмой договор на починку, в котором НИИ выступал заказчиком, сумма за ремонт исчислялась в процентах к стоимости прибора, т. е. к сотням тысяч долларов. «Отремонтировав» прибор, получив и обналичив деньги, Снаряд честно поделился с бывшим шефом. Следующим этапом их совместной деятельности стало списание двух старых аппаратов с дефектами, из них Снаряд должен был собрать один, продать его, как новый, на свое бывшее предприятие, и снова щедро «отстегнуть» начальнику.  

Такой метод работы Снаряд распространил на крупные предприятия города, имеющие подобную технику и на их руководителей, жаждущих стороннего заработка. Пришлось взять на работу помощника по проведению профилактики и мелкого ремонта.  

Каждый день, объезжая на своем фольксвагене по нескольку фирм, он в полной мере ощущал: время – деньги, и говорил так коротко, что его не понимали, это вызывало у него раздражение. Сейчас его трясло.  

– Где? Где человек, который утверждает, что может починить прибор?  

Ему представили Матвея, Снаряд, усмехаясь, распахнул перед «самозванцем» чемодан. Матвей неторопливо выбрал деталь, поставил её, включил установку, она заработала.  

Потом ему отсчитали немалую сумму, которую, должен был получить Снаряд.  

– Вас подвезти к метро? – спросил он у Матвея, рассовывающего деньги по карманам.  

– Спасибо, буду вам признателен.  

– Какую фирму представляете?  

– Никакую.  

– В таком случае хочу пригласить Вас на работу, оклад высокий, не пожалеете.  

Размер оклада Снаряд не назвал, придётся поторговаться. В его голове калькулятор давил кнопки:  

«Вместо недоделанного инженера, «тормоза» от рождения, придется платить гению ремонта, это, конечно, минус, но на него можно повесить работы не только по починке, но и по компоновке новых приборов из списанных, а сам займусь исключительно махинациями с аппаратурой, это будет большой плюс».  

Его затрясло ещё сильнее. Машина остановилась у входа в метро.  

– Я не ищу работу, спасибо друг, – ответил Матвей, благодарно пожав запястье любезного человека, и почувствовал, как рука на руле сотрясается.  

«Сколько больных людей в этом городе, – сочувственно подумал Матвей, выходя из машины, – нужно порекомендовать ему обратиться к Этери».  

Он погасил долги по квартплате, рассчитался с подругой, купил недостающие комплектующие для конструируемого устройства, оставалось его настроить, но устаревший компьютер не справился с обработкой информации, вновь встала проблема денег.  

Раздался телефонный звонок. Извиняющийся голос сказал, что слышал о нём от знакомых, готов хорошо «отблагодарить», если починит немецкий прибор-анализатор, без показаний которого, невозможно продавать продукцию.  

Матвей приехал на предприятие звонившего и нашёл неисправность. Хозяин заказал запчасти, появился Снаряд. Неприятно рассмеявшись, он спросил не решил ли Матвей устроиться к нему работать, снова получил отказ и вежливую благодарность.  

Хозяин анализатора, между тем, удивился, что на ремонт ушло мало времени, а, значит, поломка оказалась незначительной, и дал денег меньше, чем обещал. Матвей понял:  

«Чтобы жить безбедно, необходимо починить ещё один аппарат, потянув время, чтобы у заказчиков создалось впечатление, что работа большая и сложная».  

Звонок поступил. Руководители крупных предприятий, эксплуатирующих сверхдорогую технику, были знакомы друг с другом. Исполнитель назвал цену, заказчик согласился.  

Определив неисправность, Матвей сказал, что подумает, и придёт послезавтра, а, на самом деле, он хотел самостоятельно отыскать испорченную деталь, чтобы не нервировать сотрясающегося хозяина обслуживающей фирмы.  

Он обзванивал магазины до тех пор, пока один продвинутый продавец не объяснил, что подобные компоненты не относятся к приборам бытового назначения, а, значит, искать их нужно на предприятиях, где используются специализированные установки. Сборочные единицы к ним заказываются в Германии или Японии, такой прибор имеется на большом судостроительном заводе.  

На улице было лето. Привыкший к учёной среде, Матвей надел светлый летний костюм и рубашку с отложным воротом, предполагая, что пройдёт на завод, как в академический институт, где достаточно сказать вахтёру: «Здравствуйте».  

В широкой, многолюдной проходной его не пропустили, и удивились тому, как может человек нести бред про то, что хочет купить деталь, как будто пришел на рынок, а не на закрытое предприятие.  

Тогда Матвей пошёл вдоль высокого кирпичного забора, окружавшего завод. Он понимал, что должен выйти к месту, где строят корабли, там он надеялся найти ещё один вход, и оказался прав. Забор с колючей проволокой уходил в реку, а на берегу перед водой, располагалась маленькая проходная. Из двух положенных охранников в ней оставался один, второй отпросился перекусить минут на тридцать.  

Матвей постучал в дверь из органического стекла, здоровый толстомордый мужик, не отрываясь от экрана маленького телевизора, помотал головой из стороны в сторону, что означало: «Нет». Матвей постучал громче, настойчивее. Мужику пришлось прервать просмотр и подняться со стула.  

– Шо те надо?! – зло крикнул он через запертую дверь.  

Матвей вытащил из внутреннего кармана пиджака денежную купюру, охранник повернул ключ в замке.  

– Ну?  

– Мне бы пройти туда, – Матвей показал в сторону территории предприятия.  

– Для чёго?  

– Нужна деталь, мне сказали, что я могу достать её только здесь.  

Охранник, вытащил из кармана руку и, оглянувшись по сторонам, показал три пальца.  

Матвей достал ещё две купюры и очутился на территории завода.  

– Поспешай, – сказал охранник, уверенный, что незнакомец знает, куда идти, – скоро воротится напарник, я не смогу тебя выпустить.  

На самом деле ему не хотелось делить доход.  

Территория завода – город в городе: рельсы, подъёмные краны, вагонетки, рабочие в комбинезонах, специальных куртках или жилетах, каски на голове. Матвей обратился к четверым, никто из них не понял вопроса, двое послали на ….  

Так бродил он в растерянности, пока не увидел приличного, по его мнению, человека, высокого, седого, тоже в светлом костюме, с интеллигентным лицом, в каске. Вокруг него подпрыгивал худенький, одетый элегантно, невысокий человечек, он что-то доказывал первому, показываясь с одной стороны или с другой.  

Матвей направился к ним.  

Это директор завода шёл к главному стапелю проверить этап строительства, за ним увязался заместитель по режиму, бывший обкомовский работник и молочный брат Матвея, Кузнечик, в полной мере «вкусивший» перемены в стране, когда время «распределяющих» закончилось. «Оторвать» себе кусок для безбедной жизни без совета отца у него не получилось, Аркадий умер к этому времени. Кузнечик попытался устроиться на работу, и тут выяснилось, что он не умеет ничего, только распределять или контролировать. С трудом «выбил» должность зама по режиму на крупном предприятии.  

Чтобы придать значимость своей работе, Кузнечик предлагал шефу организовать дополнительное место вахтёра перед раздевалкой бригады, работающей на стапеле. Для этого требовалось убрать мужской туалет и перенести писсуары в дамский, женщин в бригаде не было.  

Он не понимал, что страшно надоел директору, занятому вопросами производства.  

– Друг, – дружелюбно обратился Матвей к «приличному» мужику, не поможешь мне найти деталь? – Он достал из кармана, написанное на бумаге сложное обозначение из латинских букв и цифр.  

– А, вы, собственно, кто такой, из какого цеха? – спросил директор, уязвлённый тем, что не все сотрудники знают его в лицо, отвлёкшись от надоевшего зама и проблемы с писсуарами.  

– Я здесь не работаю, зашёл купить.  

– И, как вы зашли? – спросил директор, посмотрев многозначительно в сторону позеленевшего Кузнечика.  

– За три тысячи, не знаю, дорого это или дёшево? Понимаешь, очень деталь нужна.  

– Через какую проходную? – внешне без эмоций, но с клокотанием внутри, продолжил директор.  

Матвей почувствовал, что отвечать на этот вопрос не следует и спрашивать про деталь тоже:  

– Понимаешь, друг, я час хожу, запутался, не могу вспомнить, где проходные.  

– Будем вызывать комиссию и составлять акт, или вы сами выведете человека, а потом в отделе кадров положите заявление об увольнении по собственному желанию? – спросил высокий мужчина у мелкого.  

– Пройдёмте, – пробормотал, изменивший цвет с зелёного на красный, зам по режиму, теперь уже бывший.  

Вскоре молочные братья, не подозревавшие о родстве, стояли по другую сторону проходной.  

На Кузнечика накатила депрессия:  

«В каком положении оказался я, человек, которому когда-то всё плыло в руки? Что и от кого защищал на заводе, если представители бывших вражеских государств посещали цеха, конструкторский и технологический отделы, видели производство и документацию? Какая сволочь из охранников пропустила придурка, пришедшего что-то купить и обратившегося с этой просьбой к директору? »  

Эти тяжёлые мысли привели Кузнечика в «бюджетный» ресторанчик. Водка не расслабила его, с каждой рюмкой жизнь казалась всё отвратительней. Пьяный он вышел из заведения, спустился в метро и упал под поезд. Случайно или специально, предстояло разобраться милиции.  

Матвей же спешил закрыть вопросы заработка и завершить создание прибора.  

На следующий день он явился на предприятие, назвал наименование испорченной детали, снова позвонили в фирму с трясущимся директором.  

Увидев, как Матвею передают деньги, Снаряд помрачнел, на этот раз его, даже, не «побеспокоили», сразу пригласили «самозванца».  

Вечером по телефону Матвей услышал голос Этери. Волосы его подруги стали белыми, она собирала их пониже затылка и закалывала большой шпилькой. Чёрные глаза оживляли бледное лицо, на котором, будто карандашными штрихами, были обозначены морщины рано состарившейся кавказской женщины, избравшей для себя непростое предназначение.  

Матвей поделился новостью: долго можно не думать о купюрах.  

– Нэ… нравится мнэ…, что к тебе так легко… приходят деньги. Сегодня … было предчувствие…, нэ пускай к себе никого… и из дома по вечерам нэ выходи.  

Между словами экстрасенс делала паузы, слушающие понимали, как важно то, что она говорит.  

– Хорошо, спасибо, буду осторожен. Полагаешь, меня собираются обокрасть?  

– Нэ… знаю, – нерешительный ответ.  

На самом деле об «украсть» она даже не думала. Если бы речь шла о такой малости, как наличные, она не беспокоилась бы за друга.  

Время безбожников  

Снаряд не стал больше предлагать Матвею работу, заподозрил, что мужик с убийственным талантом чинить все подряд, задумал отобрать у него дело. За бизнес он ляжет костями. Вернее, придется положить мужика.  

Снаряд сделал звонок знакомому, который помогал ему «решать вопросы».  

Времена поменялись, люди забыли о милосердии. Убийство человека, личности с его желаниями, страстями, знаниями, опытом, духовным миром понималось не как страшное преступление, а, как устранение препятствия для бизнеса.  

На следующий день в офисе со стеллажами, доверху заполненными деталями и фрагментами приборов, у письменного стола перед Снарядом сидел Мордоворот, тот, что впустил Матвея на территорию предприятия. Именно, его доверенное лицо Снаряда выбрало исполнителем.  

За, почти, тридцатилетнюю жизнь этого представителя животного мира выяснилось, что он не переносит работу, а создан для нескольких вещей: секс, обильная еда, диван, телевизор и наличные в любой валюте.  

В охранники здоровяка приняли, учитывая службу в армии и фактуру.  

Его семья и больная мать требовали денег.  

По системе «сутки через трое» Мордоворот спал или смотрел телевизор на двух предприятиях, домой идти не хотелось, там орут дети.  

Животная смекалка подсказала ему, что пора искать хозяина для выполнения поручений за «настоящие бабки» для себя, любимого.  

Так он начал зарабатывать втайне от всех. Полученную наличку складывал в ячейку банка, вздрагивая при известиях о банкротстве или ограблении этих, ненадёжных в ту пору, учреждений. До дня, о котором идет рассказ, стоящего поручения не было. Однажды, проколол колеса машины, потом, почти, до смерти напугал женщину в лифте, дважды вывозил в Финляндию подозрительные пакеты.  

На этот раз «светила» рискованная, хорошо оплачиваемая, работа. Когда жил в деревне, он легко мог забить свинью, зарезать барана, отрубить петуху голову. Людей любил не больше, главное, не попасться.  

Начинающий киллер получил адрес прописки и фотографию с паспорта Матвея, (Снаряд скопировал их на одном из предприятий, где они чинили аппаратуру), обговорил с заказчиком сумму денег и оружие. Посмотрев на фото, Мордоворот напрягся, вроде бы лицо знакомо, но не вспомнил вчерашнего просителя пройти на завод, и, неизвестно куда, пропавшего, решил, что видел похожего человека по телевизору.  

В следующие дни Мордоворот сделал несколько подходов к дому в отдалённом районе и вычислил окна. Заметил, что по ночам в комнате горит свет до утра, потом часов в 5 или в 6, раздвигаются шторы, открываются настежь обе створки окна, гасится свет, видимо, «объект» ложится спать.  

Матвей, как в детстве, спал до полудня, а трудился ночью: плотно задвигал шторы, зажигал в углах кабинета ароматические свечи, включал тихую музыку.  

Он отправил по e-mail шесть закодированных писем: два из них на английском языке в США и Великобританию, одно на немецком языке в ФРГ, ещё одно на русском в Москву и два на санскрите переслал в виде сканированной картинки мудрецам из Индии и Памира.  

Эту группу единомышленников они с Этери собрали, руководствуясь интуицией и способностью женщины заглядывать в тайные намерения людей.  

Аппарат готов, он сканирует на расстоянии мысли, среди них выбирает агрессивные, определяет местоположение объекта, настраивает индивидуума на миролюбивое настроение, а, если это невозможно, внушает ему самоуничтожиться.  

Для расширения поля действия прибора к нему подключены по беспроводной связи устройства, которые находятся у Этери и у шести соратников в разных точках земли, им он и отправлял письма.  

Работы ведутся в строгой секретности. Жестокая власть, жажда денег, злоба или амбиции не должны стать поводом для использования прибора в своих целях.  

Под утро, выпуская из комнаты аромат благовоний, в домашнем оранжево-жёлтом халате, подобном тому, какие носят ламы в Тибете, Матвей раздвинул шторы, открыл окно, вдохнул запах цветущего куста сирени под окном и получил пулю в лоб от человека, просидевшего всю ночь в кустах, под утро в них же и помочившегося. Получил пулю в лоб человек, в школьные годы названый вундеркиндом, напечатавший интереснейшие статьи в области математической физики, владеющий несколькими языками, в том числе и древними, работающий много лет над проблемой спасения человечества от ядерной войны.  

Его убило существо, изъяснявшееся простыми предложениями на южном диалекте вперемешку с матом, и имеющее представление о науке, географии и божествах из низкопробных художественных фильмов.  

Отмщение  

Этери проснулась от страха, сжимавшего сердце. Она взглянула на часы, пять утра. Не дозвонившись, поспешила к Матвею, во дворе увидела распахнутое окно, развивающиеся от ветра шторы и, некстати в сезон белых ночей, светящиеся лампы в люстре. Этери открыла дверь, у нее был свой ключ, и не удивилась, ибо знала, что увидит. Вызвала милицию и скорую помощь.  

Пока специалисты из правоохранительных органов очерчивали мелом на полу силуэт, ходили на лестницу дома напротив, разыскивая «лёжку» снайпера, Этери спустилась со второго этажа на первый, вышла в зелёный двор, увидела куст сирени под окном, почувствовала, как на скамейке всю ночь сидел широкий человек, всплыло его массивное лицо с закрывающим шею подбородком, и большие губы в жиру.  

Заболел затылок, экстрасенс знала, что в этом случае нужно обратиться к традиционной медицине, отправиться домой, принять таблетку от давления и лечь в постель, но вместо этого поехала в свой офис.  

«Почему я просто не дала ему деньги, без всяких условий? – спрашивала себя женщина, – наверное, заразилась от пациентов жаждой бумажек. Мне никогда не истратить того, что заработала. У меня нет, и не было никого, кроме него, это я виновна в его гибели».  

Она включила устройство, связанное с прибором Матвея, напряглась, лицо приобрело свирепое выражение, перед глазами возникла толстая морда, сальные губы, тупые ленивые глаза.  

Мордоворота, отсыпавшегося после «рабочей» ночи, что-то подтолкнуло изнутри, он проснулся и ощутил жажду, с ним это случалось в последнее время. Пошел в кухню, достал из холодильника двухлитровую бутыль Колы, вылил в себя и направился в туалет. Там упал в диабетической коме, получив смертельный удар в висок об унитаз.  

Потом перед глазами Этери возник человек со злым прищуром, он собирался на своем фольксвагене проскочить перед трамваем, как делал обычно, ибо никому не уступал дорогу, вагоновожатая не сбросила скорость, автомобиль откинуло вагоном под фуру, которая размазала машину вместе с содержимым по асфальту.  

Далее в пункте меню «Контакты» Этери оповестила о случившемся ламу из Тибета, мудреца из Индии, учёных из Великобритании, Германии, США и москвича.  

У каждого из них была кнопка для уничтожения прибора, если его попытаются захватить и использовать не по назначению.  

Женщина первая нарушила договорённость применять прибор только для защиты от агрессии.  

Поквитавшись с убийцами, она закрыла глаза и увидела, что в квартире Матвея всё ещё работают два опера, у обоих были серые, будто смазанные, без характерных признаков, лица.  

– Странный агрегат, вроде, заработал, – сказал младший.  

– Ты включил его, – ответил тот, что постарше, из другой комнаты.  

– Да, нет же!  

Этери нажала «destruction» на своём устройстве. Раздался громкий щелчок, аппарат вспыхнул и оплавился.  

– Я не дотрагивался до него! – Воскликнул молодой опер.  

– Хочешь сказать, что прибор сам себя сжёг? – раздражённо откликнулся второй, – не принимай меня за дурака.  

Последнее, что сделала Этери, это некоторую сумму отправила москвичу с просьбой организовать похороны, остальные, находящиеся на счету сбережения, переслала на банковскую карту Лии с пометкой: «на образование дочери» и ссылку на облачное хранилище, где хранились записи Матвея об аппарате. Понять содержание файла может только эта пятнадцатилетняя девочка.  

Виски пульсировали, готовые взорваться вместе с головой. Она не стала принимать лекарство, жизнь не имела больше смысла.  

Боги  

Гермес опоздал с новостью, при современных видах связи все были оповещены, кофе остыл, о завтраке забыли.  

Трон дрожал после того, как древнегреческий гигант вскочил с него.  

Конфуций ладонью закрыл глаза, словно не хотел ничего видеть.  

Лицо Просветлённого оставалось спокойным, только позу он изменил. Устроившись в облаке, как в мягком кресле, ноги Будда свесил вниз, возможно они затекли от длительного пребывания в одном положении, а, может быть, счёл, что учение его, уже никому не понадобится.  

Старик Моисей растерянно смотрел в сторону своей паствы, он бы снова вывел её, но куда? На земле не останется пригодного для жизни места.  

– Люди убили твоего избранника и уничтожили прибор, – прогремел Зевс, в сторону сидящего на камне, – про то, что рукописи нетленны, мы слышали, а что скажешь об информации в цифровом облаке? Неужели труды человека, рождённого, чтобы спасти землю, оказались напрасны? Кто расшифрует его послание?  

– Дочь. Благодаря мудрости Моисея у нашего героя осталось потомство. Девочка победила в международных олимпиадах по математике, физике и биологии, сдала экстерном экзамены за последний класс, и получила приглашение продолжить обучение от университетов Штатов, Южной Кореи и Израиля.  

– Куда отправишь её?  

– Лия выбрала родину предков. Семья переезжает туда.  

– Напомни мне, не там ли кричали: «Распни! »?  

– Люди убивают себе подобных повсюду и разными способами. Сейчас речь идёт о спасении Главного Дара Всевышнего всем нам – земли, всё ещё прекрасной, несмотря на жестокое обращение с ней.  

– По силам ли девушке справиться с задачей? – усомнился Мохаммед, – ведь, именно, неуравновешенная особа женского пола уничтожила изобретение.  

– Прибор нельзя было оставлять людям. Сконструированный против агрессии, он сам стал оружием при первом же использовании. Следующий вариант не должен иметь этих недостатков, – ответил Спаситель, – что касается девушки, так у нас нет выбора.  

– Успеет ли дочь выполнить задуманное отцом? Станет ли двадцать первый век последним для землян? – встревоженные голоса из разных сторон «небесной благодати».  

Иисус поднял голову, в его глазах пророки увидели страдание.  

– Не знаю.