Вечность

– Толян, а ты когда-нибудь думал, что вечность – это вообще, фигня? Ну то есть, вообще ничего интересного?  

– Не, Василий! Это ты зря так. Вечность – это не фигня. Вечность – это вещь!  

– Ну это – да. Конечно, вечность это вещь... Но по сути, всё равно фигня.  

– В каком смысле фигня?  

– Ну вот смотри – там в нижнем измерении мы и сотни лет прожить не могли. Ну лет семьдесят, ну восемьдесят... Это если раньше не убили или от болезни не загнулся. А тут – вечность... Каждый живёт сколько хочет. Надоело – не живи, отдыхай. Надоело отдыхать – живи дальше. Но в целом всё так же. Вот ты под конец жизни помнил, что было лет сорок назад? Какой ты был, что ты делал, к чему стремился?  

– Ты, Васёк, иногда такие вопросы задаёшь – я угораю от тебя! Я тогда и что пять лет назад было не сильно помнил. Особенно, когда бухал много.  

– Ну а я тебе про что? И здесь то же самое! То что пять лет назад было, ещё как то помним. А что двадцать пять тысяч лет назад – ты помнишь?  

– Нифига не помню. Наверное так же бухали как сейчас, ходили на стадион. Куда ещё? Ну, в пивбар, и на футбол.  

– А стадион такой же был?  

– Ну а какой же ещё! Стадион сроду не менялся, сколько я помню. И состав команд такой же как и сто тысяч лет назад. Не веришь – подними архивы. Чего их менять-то? Они же вечные! Полузащитник Гадюкин как играл по левому краю сто тысяч лет назад, так и сейчас играет. Я уже заранее знаю когда он мяч Аткинсону на ногу сдаст.  

– И я тоже знаю. А Аткинсон всегда бьёт в правый верхний угол.  

– Не всегда. Он иногда пасует Маккинли.  

– Да, бывает... А Маккинли лупит прямо по центру ворот, под верхнюю штангу.  

– Точно. Лупит как из пушки. А Лефевр их повадки за сто тысяч лет уже настолько выучил, что он смеха ради стоит на воротах с закрытыми глазами, но за всё время ни одного мяча не пропустил.  

– Ну вот, Толян... А ты говоришь что вечность – фигня. Вечность – это вещь! А боковой судья Ежи Тумановски – настоящий зверь. У него красная карточка с рук не сходит. А народ на трибунах за сто тысяч лет уже места свои выучил назубок. Когда ни придёшь на игру – всегда на тех же местах одни и те же рожи. Уже и их все выучил, и повадки ихние, и кричалки, и голоса...  

– За такой-то срок как не выучить! А ты представляешь, Василий, как тут живут те которые на зоне? У них ведь не пожизненка, а навечно!  

– Не кипишуй, Толян. Примерно как мы они и живут. Распорядок дня только чуток построже, носят конечно робу и башмаки тюремные, и на стадион тоже ходят на свой, тюремный. А в остальном жизнь один в один как у нас. Пайка безлимитная, работать – по желанию. Шизо у них нет, карцера нет. Это ж не зона, а натурально санаторий. Если бы их даже по УДО освобождали, хрен бы кто ушёл.  

– Почему бы не ушёл? Если бы по УДО освободили?  

– Так они привыкли уже в тюрьме, Толян! За сто тысяч лет... Когда вечность – это же самое главное дело, привычка! Я тебе потому и толкую, вечность – это вещь!  

– Нет, Василий, не всё так просто. Вот смотри опять. Я понимаю конечно, что привычка. Понимаю, что здесь не стареешь, не болеешь, смерти ждать не надо. Бояться ничего не надо. Что всё схвачено, всё налажено, всё навечно, всё одно и то же... Но даже при всём однообразии скучно не бывает – здесь и об этом позаботились. Но всё же!  

– Чего «всё же»? Чего тебе, Толян, в вечности не хватает?  

– Ты что, Васёк, сам не видишь? Мы уже здесь не сто тысяч лет, это же не срок, а так, к слову... А в натуре мы уже на третий миллион заходим. Ты помнишь, что было два миллиона лет назад?  

– Ну, помню вроде. Аткинсон тогда по левому краю играл, а Гадюкин по центру. Потом их тренер переставил.  

– А тренер тогда кто был?  

– Макс Градецки. Потом примерно через миллион лет его забрали в Федерацию, а на его место пришёл Сильваннио.  

– И это за два миллиона лет, Василий! Я тебе поэтому и говорю – фигня это всё, вечность! Ну, тренера поменяли... Игроков переставили. Вечность – это же... Ну, могли бы новые миры открыть, новые земли освоить, построить какие-нибудь пирамидоны или агамемноны, так чтобы дух захватывало! Вот тогда была бы вечность интересная, грандиозная! А так...  

– Толян, а ты здесь уже всё посмотрел что уже построено? Везде побывал?  

– Вася, ну ты же сам в курсе, что здесь всё неисчислимое, и за конечное время это всё посмотреть нельзя. Поэтому я так, раз в год куда нибудь наведываюсь, а если честно, то особо и не тянет.  

– Странный ты какой-то, Толян. Если никто не может всё что есть посмотреть, зачем тогда что-то новое строить? Тем более, если и смотреть не особо тянет?  

– Васёк, а я знаю, почему не тянет. Потому что там конечно всё красиво, но оно всё незнакомое, и поэтому не интересное. Когда смотришь – дух захватывает, а перестанешь смотреть – и всё. Ни уму, ни сердцу. А вот смотреть в нижнее измерение никогда не надоедает. Потому что там всё по-разному. Не как у нас.  

– Так там же народ мрёт как мухи. А сам не помрёшь, так тебя убьют. Ты уже забыл как мы сами в нижнем измерении жили?  

– Да помню конечно! Такое разве забудешь? Живёшь, торопишься, пытаешься всех вокруг наебать, тебя тоже пытаются, только успевай уворачиваться. И это при том что жить-то при самом лучше раскладе выходило всяко меньше сотни лет. Всего ничего. Было бы ради чего дёргаться, вроде... А ведь как дёргались!  

– Чудной ты какой, Толян! Потому они так и дёргаются, и мы с тобой точно так же дёргались. Потому что в нижнем измерении жить всего ничего. Поэтому хочется всё успеть, хочется пожить нормально хоть эти несколько годков. Поэтому и бились между собой насмерть за то чтобы пожить эти годы нормально. Ты за нижних как голосуешь?  

– Ну голосую конечно, как положено. Я, Васёк, всегда смотрю, как человек в нижнем жизнь прожил. Внимательно смотрю. Ведь прикинь – когда-то нашей Вечности вообще не было. А нижний уже был. Вечность-то, на минуточку, люди из нижнего построили. А им тогда как голову только не морочили. И про ад, и про рай, и про грехи, и что неверных надо убивать, и что надо деньги платить за вечное спасение... Но ведь всегда были люди, которые во всё это говно не верили, и которые может быть и не понимали, что Вечность надо строить самим, а не на охмурял надеяться, но жили так как будто они хотели её построить.  

– Запутал ты меня, Толян. Построить? Что построить?  

– Вечность, Васёк! Ты же сам знаешь, Вечность построили в нижнем. Она не сама по себе откуда-то взялась. Хотя мы теперь можем взять в вечность из нижнего, кого захотим.  

– Не кого захотим, Толян, а только тех кто квоту наберёт. Голосов, то есть, сколько требуется.  

– Ну я это и имел в виду. Ты спросил, как я голосую. Очень просто. Когда я всю жизнь человека в нижнем изучил и концы с концами свёл, я смотрю, что в его жизни перевешивает. Если его жизнь помогла построить Вечность, значит я кидаю ему белый шар. А если наоборот, он только мешал другим жить так чтобы построить Вечность – ну тогда, без вариантов, чёрный. А как ещё-то, Василий?  

– Да скорее всего, никак. Как ты ещё проголосуешь, если не по справедливости. Все так голосуют. Кто помогал строить Вечность, тот в ней в конце концов и оказывается. Даже если он ничего особого не сделал, но хотя бы жил с Вечностью в мыслях, хотя бы не мешал никому. Не расхищал вечное, не транжирил на свои никчемные короткие года... Я потому тебе с самого начала и талдычил – Вечность это вещь! Если бы ещё люди в нижнем это понимали так же как мы здесь... Они бы тогда совсем по другому там у себя жили. Жили бы с настоящей верой. В себя... В Вечность, которую они построят... В которую мы потом возьмём тех, кто помогал её строить. Или хотя бы не мешал... Ну так же, как на самих сюда взяли...  

– Я, Вась, всё же одну вещь так и не могу понять... Почему Вечность получилась какая-то неинтересная? Ничего толком делать не охота, ничего здесь в основе своей не меняется... Маета какая-то!  

– Толян, ты подумай, нас сюда из нижнего когда взяли? Всего миллиона три лет назад! Мы сколько лет в обезличке проболтались пока нас не заметили и не проголосовали? Миллиард? Сто миллиардов? Мы с тобой просто ещё не привыкли Вечностью пользоваться как надо. Мы ещё мыслями все там, в нижнем. Поэтому нам здесь кроме футбола и заняться особо нечем. Либо самим мяч погонять, либо на стадион... Ничего, миллиард лет пройдёт, и глядишь, разовьёмся духовно, и развлечений станет больше.  

– А как развиваться-то, Васёк? Никто же не подскажет!  

– Кто тебе тут чего подскажет, Толян? Тут – Вечность. Развиваться можешь только сам из себя. Не придумаешь как, так и будешь всю вечность на стадион ходить и гадать, передаст Гадюкин Аткинсону мяч или сам пробьёт по воротам.  

– Это точно, Вась. Ну что, пойдём амброзию пить или песнопения слушать? Или медитировать будем?  

– Не знаю, Толян. Что-то мне ничего не охота. Лучше лягу наверное, посплю. Может, чего-нибудь из нижнего приснится. Ты знаешь, смешно, два миллиона лет прошло, а я всё за нижним скучаю... Не знаю даже, почему.  

– Я тоже скучаю. В нижнем конечно выжить было сложно, но в остальном всё было намного проще чем здесь. И даже временами интереснее... Ну что, встречаемся завтра на стадионе?  

– Встречаемся. Как ты думаешь, Аткинсон завтра забьёт?  

– Не думаю. За два миллиона лет никто ни единого мяча не забил, так почему вдруг завтра забьют? Тем более, Аткинсон. Тем более, Лефевру... Да ещё с подачи Гадюкина.  

– А вдруг!  

– Вот, Василий! Вот оно! Я тебе почему говорил что Вечность – фигня. Потому что помнишь? В нижнем какая была у нас настоящая вера? Вот всего эти два слова: «А вдруг! » И вот теперь, Вечность. Построили... Живём... И всё так же надеемся: «А вдруг! »  

– Философ ты, Толян! Ладно, пошёл я спать. Увидимся завтра, на стадионе.