Я. Опустошение.

       В тёмном коридоре виднелся силуэт, наворачивающий круги вокруг кухонного стола. Любимое занятие. Предавшись фантазиями, дав волю воображению и забыв о настоящем месте нахождения, она снова и снова описывала круг, периодически устремляя взгляд в пол, обращая внимание на стыки меж плиток. В своих фантазиях, сюжетах, придуманных, в прямом смысле, на ходу, она не обращала своего внимания на само существование плитки. Это незначительно. Не интересно.  

    Раннее утро. Завтрак. Аппетита нет. Тем не менее, она направляется к холодильнику, открывает его, желая оценить вкусность содержимого. Но так и стоит напротив него, одной рукой держась за его ручку, точно, как калека опирается на костыль. Еда её уже нисколько не интересует и теперь выступает лишь в качестве помощи для взгляда, которому непременно надо за что-нибудь зацепиться, чтобы вновь позволить ей уйти в себя.  

     День. Вот уже битый час она лежит на излюбленном диване, не изменяя принятой позе, смотрит сквозь телевизор, прокручивая в голове мысль о необходимости наконец встать и взять в руки книгу. Прошёл час. Два часа. Три. Мысль всё сидела в голове, не давая покоя, но всё также оставшись не приведённой в действие. Она легла на неё неподъемным грузом, не позволяя сдвинуться с места также, как и выбросить её из головы. Поверх неё легла мысль о бессмысленно проведённом дне за просмотром телепередач, рассчитанных на таких же бездельников, как она. И наконец, вдавливая в диван и перекрывая кислород,  возлегает дума, напоминающая, что и минувшие дни ничем не отличались. Отчаяние.  

    Ночь. На потрепанном диване, стоявшем в отдалённом углу комнаты, погрязшем во тьме, виднелся силуэт подобный ему. Неподвижные мутные глаза сверлят пустую стену. Внутри вакуум. Нет места движению. Всё вокруг будто застыло и поблёкло. Она стала единым целым с окружающим пространством, растворяясь в тишине, теряя себя. Статуя.  

    Мутный взор стеклянных глаз устремлён в пустоту. Шершавые губы приоткрыты, непрестанно выпуская тяжёлый вздох. Спина подобна могучей горе, восседающей на ней неподъёмным грузом. Облик пробуждал горесть и омерзение. Взгляд потухший, обречённый, но вместе с тем и смиренный. Внутри гнетущая, всепоглощающая пропасть.  

     День. Пасмурно. На небе растянулись бесконечные серые облака. Прохладный ветер дует в лицо. Очередная волна споткнулась о каменный берег. Острые, мрачные скалы пронзались верхушкой в тучи. Нет зелени, нет ничего живого. Казалось, что даже там, далеко за унылым горизонтом, глазам предстанет во всей своей омерзительности, точно такой же «пейзаж». Серо. Мертво.  

Окаменевшее тело не нарушало общую застывшую картинку. В голове пульсировало, точно её пронзило кинжалом. Сердце не бьётся, лишь тоскливо молчит. Перед глазами пелена. Пусто.