Московская книжная ярмарка 2 июня 2023 года

Вот, вот она, Красная площадь! Москва! Жаркий июньский день плыл над скромными весёло-красными кирпичами кремлёвской стены. На этот раз площадь ревниво оглядываемая пристальными взглядами гражданина Минина и князя Пожарского пестрела шатрами с книжными развалами. Книжная ярмарка. Художественная литература … нон-фикшн … республики … детские книги …  

Городам нужны праздники, нужны скоморохи, парады, концерты, проститутки, … В городах человеку хочется радоваться, а не работать.  

Человек в тёмной куртке был неопределённых лет. То есть, конечно, это был явно не юноша и даже не «молодой человек». Просто какой-то. Не очень приметный. Левый внутренний карман куртки на груди его несколько топорщился. Впрочем, не сильно, только если приглядеться.  

Человек в тёмной куртке прошёл на великую площадь сквозь рамки с полицией. Прошёл, продемонстрировав содержимое своих карманов, – кажется ключи и довольно старый смартфон. Прошёл, никто не обратил внимания на его слегка топоршащийся карман.  

Человек в тёмной куртке лениво прошёлся под несколькими навесами. Да, книжки. Хорошие книжки. Многие книжки стоили сущие копейки, но человек в тёмной куртке ничего не купил. Только взял в руки и пролистал краивую цветную книжку о городке Осташкове. Там у него, этого человек в тёмной куртке когда-то тяжело был ранен дед. В тяжёлых боях под Осташковым. Артиллерист. Выжил.  

Было жарко. В самом центре Красной площади под очередным шатром лился микрофонный голос и стояли стульчики – подходи, садись, послушай, что говорят медиа-персоны.  

Человек сел на стульчик, прислушался. Слева от него возвышалась Спасская башня. Был первый час. Прямо виднелась надпись «ЛЕНИН» – мавзолей, значит.  

За столиком перед стульчиками, заполненными несколько более половины, сидело трое. Посередине – начальник. Это было ясно по тому, что двое сидевшие по обе стороны от него по очереди усиленно нахваливали его, этого нестарого толстяка с лысиной, роман. Баба по левую руку от толстяка была ничего на личико, но фигура была полной, очень развитой. Девушка явно не отказывала себе в пончиках. По правую руку сидевший подхалим был резв и худощав – литературный критик то есть.  

Рассеянно слушавший эту троицу человек в тёмной куртке, наконец, сообразил, что они представляют газету. Литературную.  

Что такое эта самая художественная литература, думал человек в тёмной куртке, слушая этих литераторов, что это такое? Кто бы разъяснил. Неизвестно.  

Начальник газеты чего-то сказал о тех самых террористах. Ну да, мысленно согласился с ним человек в тёмной куртке, террористы – это уже литература. Именно!  

Мы гордимся, сказал толстый, лысый начальник газеты, гордимся, что мы дали слово в нашей газете врагам народа, врагам России – петрушевской, алексиевич и улицкой. Гордимся этим! И, если надо! Литератор обвёл глазами аудиторию. Если надо, то мы, государственная российская газета, снова и снова обкакаем Россию, дадим слово укрофашистам и западным фашисткам! И ничего нам за это не будет! Вот мы сейчас сидим с вами прямо на Красной площади, сейчас, когда укрофашисты убивают наших солдат, наше мирное население, пытают наших пленных, и в глаза оскорбляем Россию, хвастаемся, что у нас, на страницах газеты, выступают современные геббельсихи, гиммлерихи, гитлеровки в общем! И дальше мы продолжим плевать в глаза проклятой России, получая от России на это деньги и командуя государственной российской газетой!  

Человек в тёмной куртке, наконец, окончательно отвёл глаза от Спасской башни и переключился на слова литератора. Он, конечно, понял, что толстяк сказал всё это мягче, чем это понял человек в тёмной куртке. Но сказал.  

Человек в тёмной куртке мягко поднялся со стульчика. Сияло жаркое солнце. Кругом были люди. Они сидели, ходили, нажимали кнопки своих смартфонов и камер. Человек в тёмной куртке мягко, но громко и отчётливо сказал среди наступившей тишины:  

– Вы дали слово врагам России и хвастаете этим. То есть вы – враги России.  

Он сказал и замолчал.  

В ответ литератор начал несколько раздражённо называть его, человека в тёмной куртке, мракобесом. Толстый, лысый подонок из Самары, ставший почему-то начальником какой-то литературной газеты, стал говорить о терпимости.  

Человек в тёмной куртке неторопливо вытащил из нагрудного внутреннего кармана своей тёмной куртки тяжёлый пистолет матово чёрного, великолепного цвета, и не торопясь, потому что все вокруг от зрелища этого пистолета в руках этого человека вдруг застыли в немом оцепенении, не торопясь, повторяю я, пристрелил этого толстого, мерзкого романиста, врага России тремя выстрелами.  

Пистолет был очень красив. Человеку в тёмной куртке очень шло стрелять из таого очень красивого пистолета по такой русофобской гадине! Оружие вообще очень идёт мужчине.  

Стрелял человек в тёмной куртке с очень близкого расстояния, кажется с шагов шести, как у Лермонтова. Промахнуться было невозможно. Пули попали в грудь и живот. Выжить у подонка не было никаких шансов. Но человек в тёмной куртке знал по фильмам и новостям, что необходим контрольный.  

Человек в тёмной куртке не торопясь подошёл к столику и аккуратно выстрелил в лицо лежащему, умирающему лысому и толстому врагу России. Контрольный выстрел обезобразил и без того уже безобразное от природы, от употребления алкоголя и от трёх пуль в животе и в груди лицо лысого из Самары. На свете стало одним врагом России меньше.  

Наши успешно уничтожают врагов России на фронте, а мне посчастливилось помочь им в их благородном деле здесь, на Красной площади, в центре столицы России, в центре мира, мелькнула у него в голове приятная мысль.  

В какой-то момент ему казалось, что надо покарать и обоих подхалимов литературного начальника. Потом он понял, то этот поджарый критик и раздобревшая на пирожках красотка – обычные подхалимы, вряд ли стоял пуль. Не стал в ни стрелять.  

Человек в тёмной куртке опустил пистолет. Красивый воронёный пистолет приятно грел ему руку.  

– Враг России получил то, что он заслужил. Если у Путина до него руки не дошли, то я, честный человек, помог нашему государству в его справедливой войне с укронацистами! – спокойно и громко сказал.  

Хотя выстрелы казались очень громкими, казалось, охранников-спецназовцев, не было очень долго. Наконец, кто-то в бронежилете заломил человеку в тёмной куртке руку с пистолетом. Всё как положено.  

Когда его везли в воронке, потом помещали в камеру, человек в тёмной куртке мало обращал внимание на реальность вокруг него. Чувство хорошо выполненного долга переполняло его. Ему хотелось хвастаться перед окружающими, но он всё же сдержался.  

На допросе говорил всё, говорил очень ясно, рассказал, что это была казнь врага народа, врага России, что он, убийца врага ничем не отличается от солдата на фронте, также очищает мир от нечисти.  

Ничего особенного в жизни следственного изолятора не было. Камера, кормёжка, допросы. Всё как и должно быть.  

Позвали на свидание. Наверное, моя юная целочка, радостно подумал он. Он вдруг в который раз в своей жизни понял, как он любит её!  

Это была она. Перед ним сидела необычайно красивая женщина с изумительно юным прекрасным лицом и потрясающей фигурой. Ум, не только красота, необычайный её ум, светился в её глазах. Только не спрашивай меня, зачем я это сделал, со смешком сказал он ей.  

Как тебя здесь содержат, поинтересовалась она, может принести чего-нибудь. Что ты, лисичка, мне ничего не надо, я всем доволен. Как ты думаешь, сколько ты отсидишь, спросила она. Думаю, моя юная целочка, лет шесть, радостно сообщил ей он. Она рассмеялась, не называй меня так, я конечно, недурна собой, но … Она окончательно засмеялась, не окончив.  

Не обижайся, весело шутил он, я всех женщин называю либо юными целочками, либо старыми давалками. Ты ведь не старая давалка! Значит, ты – юная целочка …  

… Человек в тёмной куртке ещё раз мельком взглянул на вдохновенно вещавшего о своём новом романе толстого, лысого литературного начальника, встал со стульчика и пошёл через всю Красную площадь есть в забегаловке жареную картошку и мороженое. Дома его ждала юная женщина необычайной красоты и ума.  

Ну что, моя юная целочка, целуя её в алые губки, проговорил, сегодня я на Красной площади чуть не убил одного гада. Только вот жаль, лисичка, что нет у меня красивого чёрного пистолета, и что с красивыми чёрными пистолетами на Красную площадь, увы, не пускают.  

Не называй меня юной целочкой, страстно прижимаясь к нему, ворковала она. Ну не называть же тебя старой давалкой, рассмеялся он.