Кошелёк или жизнь

По вечерней городской улице быстрым шагом идёт долговязый, бледный парень. Его тяжелые кожаные ботинки отрывисто шаркают по темно-серой от дождя брусчатке, а руки, будто приклеенные, держатся вдоль худощавого тела, одна рука держит черный дипломат, а другая, уже потухший окурок. Несмотря на непогоду его светло-коричневое пальто расстегнуто, и из-под него небрежно торчит яркий клетчатый шарф, выбивающийся из мрачного образа. Его губы лишь слегка отдают розовым цветом, а светлые глаза и темные брови выражают как глубочайшее безразличие, так и невероятную вдумчивость. Пройдя ещё несколько десятков метров, бычок выпал из расслабившейся руки, что привело молодого человека в чувства. Он остановился и после нескольких столкновений с людьми из движущегося потока отошёл в сторону и оперся на стену ближайшего дома. Достав из внутреннего кармана пальто засаленный бежевый портсигар и дешёвую пластмассовую зажигалку, он сделал глубокий вдох табака, быстро заполнившего рот едким, вязким дымом. На секунду показалось, что он расслабился и даже будто губы его приобрели былой цвет, а глаза блеск. Он осмотрелся и глаза его опять приобрели оттенок безразличия. На улице на него давило всё: серое от туч небо и ещё более серая дорога, люди, идущие по ней и ничего не замечающие на своем пути, выкрашенные в яркие цвета дома, изрезанные трещинами и разводами, из окон, которых шёл будто издевающийся теплый, уютный свет, резко перекликающийся с блевотно-желтым светом фонарей, тускло освещающих улицу и множество других мерзких для него деталей. Переведя дух молодой человек продолжил свой путь и через десяток минут дойдя до метро выкурил последнюю в портсигаре сигарету. А после вошёл в здание метро и купив билет, начал спускаться по эскалатору, который ехал невыносимо медленно, будто специально растягивая путь. Парень, не отводя глаз, смотрел на ступени, а в это время рядом мелькали тусклые лампы и потрепанные рекламные плакаты со счастливыми людьми, предлагающими что-то, что должно было сделать покупателя таким же счастливым. Наконец он доехал до конца и пошёл к своему вагону, под пристальным надзором массивных мраморных колонн, пожелтевших от времени. В темном тоннеле в целом всё отдавало желтизной: колонны, растрескавшиеся стены, пыльные лампы и стекла информационных стендов. Молодой человек прошмыгнул мимо проходящих людей и встав около края платформы уставился на бездомного, сидящего на лавке и вяло играющего на грязной, старой гитаре без одной струны. Парню было не важно, что он играл, но этот человек был единственным, что привлекало его внимание в этом месте. Он быстрым шагом подошёл к музыканту и бросив ему в лежащую на полу шапку свой кошелёк также быстро удалился. Вернувшись к краю платформы, он начал вглядываться в темноту туннеля, в ожидании поезда. И вот издали начал доходить желтый, тусклый свет фар, а на лбу у парня выступил пот. Его сердцебиение участилось, руки задрожали, а нога непроизвольно сделала шаг вперёд. Расширенные зрачки безотрывно наблюдали за приближающимся светом, ноги начали подкашиваться, а руки больше были не в силах удерживать дипломат, который с грохотом упал, потянув за собой клетчатый шарф. Ещё шаг. В метро в момент стало невыносимо душно, а дыхание стало судорожным и резким, вот уже стал виден и сам поезд, как вдруг кто-то схватил парня за руку. Он обернулся и перед ним стоял уже знакомый бездомный, с дипломатом и шарфом в руках.  

– Вы кажется обронили, а ещё вы уверены, что не потеряли свой кошелёк?  

Парень остолбенел и ещё какое-то время молча разглядывал бездомного. Он был одет в грязную черную зимнюю куртку, усеянную дырками и потертостями разных форм и размеров и такого же состояния темно зеленые спортивные штаны. На ногах у него были белые и на удивление чистые кроссовки, хоть и с дыркой у правого большого пальца. На голове располагалась разноцветная растаманская шапка, из-под которой торчали длинные, но редкие седые волосы, а над широкой улыбкой раскинулись пышные усы. Старик, как и всё в метро, отдавал желтизной, что делало его будто частью этого места, но желтизна эта была другого толка, теплее и приятнее, как свет из окон домов, но смотрящий не с издевкой, а с добротой своими большими, выцветшими от времени карие глазами.  

– Да… Да и правда видимо обронил, хотя я скорее забыл их, как и того, кто подарил мне этот шарф. Но, благодаря вам, я всё ещё могу к ней вернуться. Спасибо.  

Дрожащим голосом сказал парень и взяв вещи вошёл в ближайший вагон. Под крики бездомного:  

–Стойте, а кошелёк?  

Но ему ничего не ответили. Все-таки это была слишком ничтожная плата за жизнь.