Жизнь вызывает во мне раздражение и боль

Колдун Ферапонт проснулся рано, и душа его, несомая потоком крылатых духов, скользнула в тело секундой позже, чем открылись его глаза.  

Покряхтывая, встал он с лежанки, умыл лицо и седую бороду, намазал на ржаной хлеб ложку одуванчикового меда и съел.  

Яркое солнце пробивалось через окно, и пылинки играли в его свете, точно миры. Колдун открыл дверь и вышел на крыльцо. Реальность шумела пчелами, а во дворе около колодца его уже дожидалось трое просителей.  

При виде колдуна двое встали. Они были людьми. Третий – зимородок – сидел на колодезной поперечине.  

– Доброе утро, – пропищал он и взмахнул сапфирными крыльями.  

Девушка в леопардовой блузке с надписью Mother стеснительно улыбнулась, а другой проситель – худой костистый мужчина в черном облегающем костюме бдсм-раба рявкнул что-то невнятное, как из тучи.  

– Вижу, горе привело вас сюда, – ласково сказал колдун, приближаясь к людям. – Что же вы хотите от меня? Исцеления?  

– Смерти, – всхлипнула девушка.  

– Небытия, – пробасил бдсм-раб.  

– Покоя, – пискнула птица.  

Колдун лукаво сощурился и хлопнул себя по впалому животу.  

– Наивны вы, чудаки. Но прислушайтесь – мир движется и трепещет. Разве сама природа не говорит вам что смерти нет?  

Зимородок при этих словах выхватил из серебристого воздуха какое-то докучное насекомое.  

– Не найдется ли у вас безболезненно убивающего яда? Спасительного проклятия или крепкого слуги на худой конец, что тот своими руками выдавил из меня жизнь, в которой нет ничего, кроме стыда и боли?  

– Жизнь – болит? Да, это всегда так. Она мучительна и вечна. Только проходим мы ее в разных формах. Когда-то был я морским червем, позже – солнцем, ныне я – колдун Ферапонт. А кем я буду дальше – страшная тайна и тьма божественная.  

– Что же нет никакого средства? – девушка прижала руку ко рту и от отчаяния стала грызть ногти.  

– Пойдемте в тень, – предложил колдун. – Там вы расскажете мне свои истории, а я подумаю что можно сделать.  

Они сели под сенью раскидистого дуба. Сочные травы нежно гладили пушистую землю. Из деревни доносились тракторные шумы. Колдун оседлал колоду для колки дров, а просители устроились у ног учителя. Зимородок плясал вокруг них на воздухе.  

– Что ты, маленькая птичка, – улыбнулся колдун, – носишься, как угорелая ракета. Поведай, в чем твоя беда.  

Зимородок сел на колено старца и негодующе затитинькал.  

– Мой двигатель – тревога за выживание. Желудок стремит меня. Я ни на что не могу отвлечься. Не могу думать. Я должен убивать. Но одновременно душа моя полна любви ко всему живому. Хочется быть другом пескарику и уклеечке, а взамен этого я их уничтожаю. Только увижу, подумаю подружиться и, моргнуть не успеешь, как уже проглотил. Плачу от сострадания, давлюсь, ем.  

– Благородная причина для самоуничтожения, – улыбнулся колдун. – А ты девушка-красавица веселиться должна и краситься в пышной молодости своей.  

Девушка обняла голень колдуна и поцеловала голеностоп.  

– Противоречия-изверги разрывают меня на части. Быть ли паинькой или бунтаркой? мамой или оторвой? И к какой бы роли я не пристала, другие всегда ищут во мне ее противоположность. Если я паинька, парни говорят, что мне не хватает веселости, а когда я оторва – пытаются привить благоразумие. Кем же мне быть, если я не могу быть всем сразу. Лучше я не буду совсем!  

– А чего ты сама хочешь, милая моя?  

– Ничего! Любое мое желание в одну сторону вызывает равный ему по силе эмоции упрек другой стороны. Только вечный сон спасет меня от разорваности.  

– Хм… Круто тебе пришлось. А ты кто, добрый молодец?  

– Я вампир.  

Повисло молчание, как кислое молоко. Слышно было как стебли цветов грызут кузнечики и роется в кроне белка.  

– Не бойтесь меня, друзья. Моя проблема та же, что у вас. Уели сердце одиночество и созидание. Много столетий изучаю я бренный мир, но все мои гениальные теории и блистательные новеллы неизменно оказывались чушью, ведь всегда находится человек, который видит дальше и может лучше. После долгой череды ошибок и тупиков я не верю, что Вселенная познаваема, а душа выразима. Нам остаются только сказки и пустота. Вечная жизнь – обуза. Мне страшно совершить самоубийство, потому я прошу вас о помощи.  

– И тебе пришлось нелегко, – колдун хлопнул вампира по плечу. – Только отчаиваться не надо. Я помогу. Отдай мне самое дорогое, что у тебя есть.  

Вампир смотрел на Ферапонта тупо и вопросительно. Ничто больше в мире не имело значения для него.  

– Ум, – подсказал колдун.  

– От ума мне никогда не было хорошо. Забирай его без условий. За просто так.  

Колдун пробормотал заклинание, пальцы его сплели огненный символ. Ферапонт поднес символ к голове вампира и прожег им латекс костюма в двух местах напротив ушей. Затем он наклонился к страдальцу, прижался губами к уху и стал дуть в него до тех пор, пока из другого уха не показался светящийся, пульсирующий в такт сердцебиению апельсин.  

Ферапонт схватил его и съел.  

– Хорошо, – сказал он с нежной отрыжкой. – А ты, красавица, отдашь мне самое дорогое?  

– Что именно?  

– Завышенную самооценку.  

– Да какая мне разница, если скоро небытие?  

Колдун повторил те же слова и вызвал пылающий символ на подушечке большого пальца. Он поднес символ к глазам девушки, а после прижался губами к ее правому глазу. Ферапонт стал тянуть в себя. Когда он отстранился от молодого личика, в зубах у него сиял зеленый камень, похожий на ягоду крыжовника.  

Колдун проглотил камень и тут на плечо ему сел зимородок. Он – поскольку животное – лучше, чем люди, понимал свое сердце.  

– Я дарю тебе свою любовь, – сказала птица и выплюнула красное гранатовое зернышко.  

Феропонт проглотил и его.  

Некоторое время они молчали, как после боя.  

– А теперь мы умрем? – спросила девушка.  

– Что-то не хочется, – проворчал вампир.  

Зимородок клевал ему обожженные солнцем уши.  

– Умереть-то вы никогда не умрете, – хитро оскалился колдун. – Ждет вас теперь маленькая жизнь вместо огромной смерти. Спокойная, уютная часть пути. Наполненная тихими скорбями и радостями. Лишенная вселенской ответственности.  

– Что же нам дальше делать? – спросил вампир.  

– Живите. Занимайтесь ремеслом. Если снова начнете скатываться в неразрешимый мрак, смотрите советские комедии и читайте «Сад божественных песен». Там все ответы есть. А истоки ваших противоречий я себе взял.  

– Как же? – ужаснулась девушка. – Зачем вам такое?  

– О дитя, мой путь ведет в иные плоскости, полные парадоксов и туманностей, – грустно и солнечно посмотрел на нее колдун. – Я оставлю эти маленькие страдания там, где живут безумные боги без кожи, и на троне травы дремлет человек, каким он будет миллион лет спустя. Даже Страх, вступая в эти чертоги, притворяется слепцом и осторожно ощупывает белой тросточкой себе дорогу, чтобы как можно меньше увидеть из того, что в них похоронено.  

– Расскажи еще, – пискнул зимородок.  

Но Ферапонт не сказал больше ни слова. Легко и спокойно было его молчание, точно держал он на сердце не камень, а какое-то раздольное, титаническое пространство.  

Скоро гости ушли. Колдун смотрел им вслед, варящемся в дне, и тихо напевал сам себе:  

О покой наш небесный! Где ты скрылся с наших глаз?  

Ты нам обще всем любезный, в разный путь разбил ты нас.  

За тобою то ветрила простирают в кораблях,  

Чтоб могли тебе те крила по чужих сыскать странах.  

За тобою маршируют, разоряют города,  

Целый век бомбардируют, но достанут ли когда?