Их было трое...

В это, действительно, слабо верилось, но рассказы старого дуба слушали все. Он выдумывал многое, травы и кустики можжевельника хихикали и лишь кивали согласно ветками.  

– А вот что! А когда я был в ваших летах! – опять начал рассказ старый дуб. – Меня нашла ещё жёлудем одна девочка.  

– Как тебя могли найти, взяли и унесли, что ли?  

– Да, именно так. Она унесла меня в огромном тёмном мешке.  

– …Но ты тут торчишь уже сколько лет! – начала веселиться трава.  

Дерево шикнуло, самый ближайший корень топнул, больно наступив на неё.  

– Ай, что я не так сказала?  

– Не мешайся. На чём я остановился? Ах да… Когда-то меня положили в мешок, а потом наступила тьма. Долго ли она длилась – не знаю. Затем была снова земля. Затем я пророс в небольшой комнате. Да, это были не самые весёлые воспоминания. Там темно без звёзд, взамен неба каменный потолок, и без конца ходят и едят люди.  

– Что за ерунда! Ночью всегда звёзды, и нет никакого каменного потолка!  

– Но ведь бывает туман и тучи…  

– Это не тоже самое.  

Кусты опять начали спор.  

– Вы слушайте, слушайте дальше!  

…Девочка поливала меня и моего брата, каждый день, или каждый вечер; время текло очень странно. Человечки только успевали прийти и опять уходили. Они запомнились суетливыми. Я помню и маленьких, и больших людей.  

– Опять ты свои сказки про этих двуногих!.. Нет людей, кто они такие? Все стоят на одном месте, и только животные бегают, а птицы летают. Ты это выдумал! Скажи ещё, что они… Деревья на двух ногах?  

– Т-с!  

Ворчливая трава теперь начала обиженно спорить с ромашками.  

– А мне интересно послушать. Даже если их сейчас нет. Может, такие люди существовали, тогда, давно…  

И собеседница, нехотя, соглашалась.  

– …Я начал расти в небольшом ведёрке, девочка называла его горшком. Достаточно скоро, на следующий древесный день, подо мной проклюнулся ещё один брат. Втроём мы стали тянуться к солнцу.  

Света оказалось немного, а вот тепла – предостаточно. Горшок поставили на окно, это такой странный камень, идеально ровный, остроугольный. А снизу этот белый камень горячий. Корням, помню, было очень тепло.  

– Выдумщик! Тёплый камень нашёл! А вот я, – начала ещё одна травка, – всю жизнь вокруг этого, своего камушка лежу, а ничего он не греет. Ерунда это!  

– А это камень другой…  

– Какой же?  

У старого дуба не было желания объяснять детям. Только его собственные внуки, давно молодые дубы со своими желудями, слушали внимательно и не перебивали. Верили они истории или нет – не знаю, но слышали её в сотый раз и знали почти дословно.  

А дуб продолжал. Пересказывал диалоги: о бабке, которая лежала на непонятной поляне и не вставала.  

– …Она говорила, что мы, дубы, такие друзья, которые «могут лежать в земле годами». Ха, а на себя бы она посмотрела, тоже давно проросла, но вот от чего-то не плодоносила. Бабка только хихикала время от времени, что девочка та себе на всю жизнь занятие создала. На много лет, ну и ладно.  

В доме царила тяжёлая и грустная атмосфера. Эта самая лежачая бабка и другие человечки бесконечно обсуждали придуманные вещи, говорили гадости друг на друга, жаловались, рыдали, ругались на себя и других. Они жили в ненависти, и никогда-никогда сюда не залетал добрый ветер.  

Девочка иногда водила вокруг нас руками и разговаривала, но она часто задерживалась и возвращалась в комнату с чужой энергетикой на плечах, с улыбкой и белыми крыльями.  

А мы росли… Сначала остановился один брат, затем другой решил, что сегодня осень. Осень! Вы вдумайтесь! На календаре человеков декабрь. Это – наша зима. И у них зима, кажется; совсем не осень.  

Я сказал ему, что ещё сильно рано, а он упёрся в своё – и всё. Если честно, так давно произошёл наш разговор. Не могу вспомнить, что было дальше, не знаю, не помню, где он. И жив ли… Прошло столько лет… Нас посадили вскоре в разных лесах, а общение через птиц прекратилось. Только я один рассылал всем сообщения, а вскоре и птичкам стало лень их нести, никто ведь не отзывался.  

Но это потом, не сразу…  

В те давние-давние времена, когда мы ещё стояли втроём, в горшочке, я, кажется, понял, почему брат заболел – это была именно болезнь; он был слишком мал и много слушал ворчание человеков. Не той девочки-девушки, что посадила нас и дала жизнь нам, а чаще всего старухи и более молодой бабушки. Их мир был настолько ужасен, что у меня не поднимается кора о том рассказать.  

Он наслушался и, кто знает, возможно, умер. Это сила ужасных слов так сильно портила воздух.  

…А потом я оказался на этой поляне. Облака были ещё белыми, а вот тот камень стоял намного левее. И птицы летали другие. Да, и ящерицы ещё бегали. Это знаете, такие маленькие существа…  

Некоторые из слушателей уже спали.  

– И как не стыдно в таком возрасте сказки рассказывать? Что выдумал…  

– Людей нет, – подхватил другой бук, – нет и не было никогда.  

– Они есть… Просто живут за лесом.  

– Людей придумали старые дубы, чтобы считать нас всех юными и неодеревенелыми!  

– Нет конца леса!  

– А сказка быстро прижилась…  

– …Девочка приходила и навещала меня. И появлялась так до тех пор, пока её волосы не сменили цвет своих листьев. Было очень непривычно видеть её в снегу… А затем девочка перестала приходить, временами взамен неё захаживали какие-то другие дети. Мальчишки играли в тени моей кроны, к тому времени уже довольно раскидистой. Птицы вили гнёзда в ветвях.  

– А что было дальше? – неожиданно тихо спросил подснежник. Он уже давно спал, но оказался внезапным слушателем. – Если меня не видно, это не значит, что меня нет…  

– А дальше… – и дуб продолжал помнить.  

Прилетела и села на веточку небольшая зелёная птичка.  

– …А что дальше? – пропела она.  

Дуб встрепенулся.  

– А я вспомнил! А ведь девочка ещё держала у себя дома птиц.  

– То есть как птиц? Как держала, за хвост? Где?  

– Самых-самых пренастоящих. Но я не видел нигде таких, может, заморские… яркие… странное у них оперение. Впрочем, неважно. Они… – дуб задумался на пару минут, точно вспоминая. – Ах, да, их было много, и всех двуногие держали в клетках. Не выпускали летать!  

– Ужас какой!.. – пискнула птичка.  

– А зачем держали?  

– А кто их знает? Забава? Вроде как всегда будут рядом.  

– И летать не давали, изверги! Да за это, за это!.. – птичка едва не рыдала в гневе, – за это казнить надо – ходить не давать!  

– Ты веришь в людей?  

– Да, но только то, что они существуют, – и снова затараторила. – За такое!.. Плохие у вас тут сказки! – она пискнула ещё раз и в ужасе улетела.  

Дуб снова остался один наедине с травами и кустами.  

– А дальше?..  

Из леса вышел олень, небольшой такой, пятнистый, ещё оленёнок.  

– …А я когда жёлудем был, только выглянул – ради интереса, бабка и девочка такие вещи рассказывали, папа их рога купил. Модно очень.  

– Какие рога?  

– Обыкновенные.  

– Оленьи, что ли? – спросил зверёк.  

Дуб рассыпался в описаниях.  

– Ну, конечно!  

– И зачем им?..  

– А людям нравится. Просто так. Дома украшать, например, стены. А ещё они мясо едят! Все животных, иногда каждый день! Они кровожаднее наших волков. Я поражался тому, что целый месяц готовила мама и бабушка…  

– А что же та девочка?  

– И она ела?  

– Ей приходилось есть. Впрочем, мне показалось, что разговаривать со мной и прятаться на балконе нравилось значительно больше…  

– Какой ужас ты говоришь, дуб, какие страшные сказки! – теперь уже подснежник отвернулся от своего собеседника, а кусты с шумом заговорили все о своём.  

Оленёнок с едва пробивающимися рожками, дрожащий, ещё какое-то время стоял на полянке, а после в один миг убежал.  

Стемнело. И вскоре там остался один только дуб. Но он не хотел спать и продолжил рассказывать воспоминания из детства, тихо шепчась с ветерком. А ветер был тёплый, тихий, напоминал батарею, на которую ставила горшок девочка, и кота, который бесконечно пытался перевернуть и попробовать землю… Ностальгию вызывали теперь даже они, а ведь это настолько далёкие воспоминания!  

Прошло три или четыре века, а может, и больше? А может, и не осталось людей? В те времена активно шли войны, слышались угрозы со вех сторон, никто никого не любил – все ненавидели, и вирусы гуляли самые разные. Всё могло быть… кто знает…  

Порой старику казалось, что он это придумал. Травы и кусты правы. Не было ни девочки, ни людей. Действительно, как мог он родиться не там, где его корни? И что ему вспоминать детством – горшок? Нет…  

Да и люди, что это за странные существа? Наверное, также пригрезились. Маленький был – вот и принял чудаковатые цветы за фигуры. Встречаются всякие: и пионы, и орхидеи, которые он мог перепутать. Да и за столько лет? Это могли быть растения того времени. Это точно были растения. Иначе как объяснишь, что кроме девочки никто к дубу не приходил, и после неё прошло так, наверно, триста лет. Ну, вот и где она, а куда она делать, чего не приходит?  

…Утро начало с шума.  

– Просыпайтесь, просыпайтесь!  

– Люди! – послышалось в ужасе со всех сторон.  

На большую полянку, с первыми лучами рассвета, вышли большие фигуры. Куда делить неверующие цветы и птицы? Всех точно ветром сдуло. Даже грибы, как показалось, попрятались. Стрекозы не летали, бабочки сидели под листьями. Даже шмели и пчёлы, переглянувшись, умчались неизвестно когда на соседнее поле.... Люди пришли. Их было трое: один с топором, другой – с ружьём, а третий – с небольшим коробком спичек и окороками в пакете и хищным размашистым взглядом. Точно из сказки они, явились в одно мгновение, такие жуткие, но такие реальные, не вписывающие в окружение и оттого неожиданные.  

Добрались и до этой части непроходимого леса! Несуществующие деревья на двух ногах. Они подошли ближе, охотник и турист переглянулись, дровосек тоже начал прицениваться к соседним стволам. И такая наступила вмиг тишина, нереальная, мёртвая… горели глаза, мечты, будущее…  

Дуб тихо и печально вздохнул. Он понимал только то, что его старая кора вряд ли будет интересовать пришельцев. Но остальным не повезёт так, как ему.  

– А я говорил. Вот и они… мы… дождались.  

И все сразу поняли, но было уже слишком поздно…  

Костёр у огромных чешуйчатых ног начинал пахнуть отборными шашлыками.  

– Я говорил…  

Севастополь, 3 – 11 апреля 2023, 545