Повесть о горячем сердце

– Нет... Нет... Не смотрите на меня так. Не нужно на меня так смотреть. Я вас очень прошу, Анна Генриховна! Не подходите, пожалуйста! Не подходите близко! Я боюсь вас, Анна Генриховна! Не берите в руки журнал. Он тяжёлый и держать его в одной руке очень, очень тяжело. Журнал старый и истрёпанный и когда вы берете его в руку, почему-то в левую, всегда в левую, я начинаю его жалеть. Ему, должно быть, очень больно и страшно. Папа сказал, что если кого-то бьёшь, то больно должно быть тебе тоже. Видимо, поэтому вы бьёте не рукой, а журналом. Журналом проще: это вроде бы и не ты. Папа сказал, что главное в ударе – это точность и сила. У вас есть и точность и сила. Ну да, трудно промахнуться и не попасть в голову. Хотя вы, иногда, в голову не попадаете. И тогда я жалею журнал ещё больше. Нет, Генриховна, вы не можете меня слышать. Не смотрите на меня. Папа сказал, что читать чужие мысли неприлично. Вы не можете меня слышать, потому что мои мысли от вас прячутся далеко-далеко. Я даже улыбаюсь. Папа сказал: «Девочка моя! Когда тебе станет страшно – улыбайся! Чем тебе страшнее, тем больше улыбайся. Вот я и улыбаюсь.  

Да, Анна Генриховна. Нет, мне не весело. Почему я улыбаюсь, если мне не весело? Я не знаю... Мне папа велел. Нет, папа не велел мне улыбаться дебильной улыбкой – это как-то само собой происходит. Да, я позову папу в школу. Сейчас он работает, простите. Простите, пожалуйста, Анна Генриховна! Нет, не нужно! Только не за косу....  

Коридор был моим спасением. Во время урока в коридоре как-то особенно тихо. Когда Анна Генриховна выгоняла меня из класса, я несколько минут стояла и не могла сдвинуться с места. Мне казалось, что сейчас она одумается, откроет дверь, выйдет из класса, посмотрит на меня своими серыми водянистыми холодными глазами и скажет:  

– Берман, войди в класс и сядь за парту. И сиди, как человек.  

Как человек… Мне десять лет. Я – человеческий детёныш. Именно так называет меня мой папа. Каждый вечер, когда я ложусь спать, папа укладывает меня, ложится рядом и читает мне книгу. Эту первую книгу, которую папа мне прочитал, я запомнила почти дословно и на всю жизнь... «Маугли – человеческий детёныш». Когда папа закончил читать книгу, я заплакала.  

– Почему ты плачешь, Тыковка?  

– Потому что Маугли жил без мамы.  

– Но у Маугли была мама, Тыковка! Волчица стала мамой маленького мальчика. У него были братья и сёстры, у него был отец, Балу, Багира, Каа...  

– Но ведь волчица не могла лечь с Маугли и почитать ему книжку!  

– Не могла... Но она могла подарить Маугли тепло своего волчьего тела и любовь своего волчьего сердца. Не плачь, дорогой мой человеческий детёныш...  

Это было очень давно... Почему папа, а не мама укладывала меня спать? Потому что мамы у меня не было. Папа сказал, что мама умерла, когда я появилась на свет. Но бабушка говорила, что мама просто ушла. Далеко-далеко. И я ждала. Сколько я себя помню, я всегда ждала маму. Я, человеческий детёныш, жаждала тепла её человечьего тела и любви её человечьего сердца. Нет, не подумайте, что мне не хватало папиной любви. Его любви хватило бы на тысячу тыковок. Я была у него, а он был у меня. Ещё у меня была бабушка Варя. Это мамина мама и она всегда жила с нами. В другом городе жила моя другая бабушка, бабушка Сара, но её я видела редко. А ещё у меня были двоюродные сёстры, дяди, тёти – но их я совсем почти никогда не видела. Я очень люблю бабушку и папу, но когда за детьми в детский сад приходили мамы, я тоже ждала, что вот сейчас откроется дверь, войдёт самая красивая в мире женщина и скажет: «Собирайся, Тыковка. Я за тобой. Я – твоя мама…»  

Книгу уже можно купить:  

https://www. litres. ru/asya-kotlyar/povest-o-goryachem-serdce/