Надежда

Когда ты сильно устал, ничего больше не хочется, кроме как лечь в кровать, включить телевизор и отдыхать, смотря любимое телешоу. Или фильм. Или даже можно почитать книгу, но это только в случае, если вы устали не так сильно. Все таки чтение отнимает определенную энергию, да и концентрация нужна. Но мне то что сейчас об этом рассуждать? Отдых? Ха! Не в этой жизни. Идти еще километров семь, а солнце, освещая тусклыми лучами голые деревья, клонилось к закату. Нужно было дойти до поселка раньше сумерек. Ведь никто не любит ходить по ночам. Когда то ровная и широкая асфальтовая дорога была разбита и покрыта трещинами, кое-где встречались ямы, в которых, если попасть колесом на приличной скорости, можно было оставить подвеску машины или само колесо, оторвавшееся от креплений. Интересно, когда здесь проезжала последняя машина? Я помнил, как ездил по этой дороге к Селине, своей девушке. Это всегда было так волнительно – ждать момента встречи, представлять, как мы поедем на озеро и будем там целоваться. А может, дело зайдет и дальше. В те времена о близком контакте особо мечтать не приходилось, слишком уж мы были молоды. Мне было шестнадцать, ей – 14 и ее семья была очень религиозна, что и передалось Селине. Именно поэтому на секс я никогда не рассчитывал, но, как говорится, надежда умирает последней, да?  

Ха!  

Надежда. Видимо, она еще теплилась где то внутри меня, раз уж я продолжал брести по этой пустынной дороге.  

Надежда...  

Когда все это случилось, я надеялся, что моя семья и Селина, к тому моменту уже моя жена, были живы, потому что жили далеко от эпицентра, в деревенском летнем доме, в то время как я работал в офисе и жил в нашей квартире, а на выходные приезжал к ним в гости. Многие ругают офисных клерков из за их безволия и принадлежность к системе, но знаете что? Я выжил именно благодаря тому, что был менеджером среднего звена и работал в центре: как только все началось, нас срочно эвакуировали в бомбоубежища в подвалах, которые, как оказалось, были целым подземным городом! Я слышал истории, что под любым большим поселением есть такая сеть укрытий, но верилось в это с трудом. А тут – километры туннелей, с жилыми помещениями, установками по очистке воздуха, запасами провизии, не подверженной порче. Я чувствовал себя героем пост апокалиптического романа, когда мы всем офисом дружно спускались в открытые люки, крича, вопя и ругаясь. Помню, как сжимал телефон в руке, надеясь, что он поймает сеть и я смогу дозвониться до Селины. Но он не ловил. А затем кто то в толпе с силой воткнулся в меня и я выронил аппарат прямо на ступени, где он пропал из виду от количества ног, затоптавших его. В тот момент я просто выдохнул и позволил течению толпы нести меня вглубь темных коридоров. Дальше все как в тумане. А потом я помню помещение, покрашенное в зеленую, поблекшую от времени краску, кучу людей, лежащих на полу на грязных матрасах и постоянный грохот, раздававшийся откуда то сверху. Помню жидкую массу, которую люди в форме разносили нам на обед и ужин, помню, как работал вместе с еще парой молодых парней в котельной, засыпая уголь в огромную печь. Помню речи все тех же людей в форме. Они говорили, что все будет хорошо, что вскоре мы вернемся на поверхность, что мир не рухнул и у государства все под контролем. Мы верили им. А что нам оставалось? Я думал о семье и Селине каждый день. Каждый день, все те полтора года, что я провел в бомбоубежище с другими людьми. "Они живы, – уверял я себя – ракеты запускали только по большим городам, если верить военным, кому нужная меленькая деревенька в ста двадцати километрах от ближайшего крупного города? ".  

Полтора года.  

Этого много? Думаю, да. Однажды утром к нам в барак явились люди в форме и радостно объявили, что мы можем покинуть бомбоубежище, поскольку радиационной угрозы нет. "Государства, развязавшие войну, – говорили они – понимали, что ядерные удары не оставят планете и людям шансов, поэтому использовали обычные бомбы – просто чтобы разрушить города и все центры связи, обескровить друг друга".  

Почему они сделали именно так? Возможно, лидеры стран понимали, что ядерные удары – это конец всему. Своеобразный ва-банк, к которому страны были не готовы. "Давайте уничтожим друг друга, только не до конца". Странно и глупо, но такова реальность. Наша страна, впрочем, как и другие, была разрушена, кругом одни руины, но все это можно было восстановить. Знаете, когда нажимаешь на кнопку "перезагрузка" на компьютере, если он завис. Мне кажется, эта ситуация была очень похожа. Люди в бомбоубежище говорили, что некоторые все таки использовали ядерные снаряды, пытаясь показать свою военную мощь, но это были небольшие страны и ущерб от их действий был невелик, так как по ним самим был нанесен сокрушительный удар.  

Итак, спустя полтора года я, вместе с другими людьми, щурясь от яркого и непривычного солнца, вышли из открытых гермодверей на поверхность. Что мы увидели? Камни, сталь, стекло, покореженные машины, воронки от бомб, полуразрушенные высотки и обвалившиеся здания, кругом пыль, разрушение и пустота. А еще – было очень тихо. Ни привычных звуков машин, ни громкой музыки из ресторанов, ничего. Мы выбрались, и я сразу же побрел, как зомби, в сторону шоссе, по которому мы добирались до нашего деревенского домика. Вокруг повсюду были военные – они разгребали завалы, ставили кордоны. А я просто шел мимо них. Пешком, даже не пытаясь остановить проезжающие мимо сохранившиеся машины. Их было очень, очень мало и внутри в основном видели люди в форме. На третий час пути, когда я подбирался к выезду из города, я осознал, что не взял с собой ни рюкзака с провизией, ни фляги с водой. Идти мне было, по мои прикидкам, день, а то и полтора, и провизия была необходима. Я нашел все нужное в придорожной заправке – она была покинута, но еще не разворована мародерами – далековато от города. Перекусив, побрел дальше. Дорога и окрестности были испещрены воронками от бомб – очень большими воронками. Враги словно высыпали на нас с неба бесконечный град из бомб. Несколько раз я видел гниющие человеческие тела тех, кому не повезло выжить, как мне. Мимо меня продолжали ездить машины. Я не обращал на них внимания, чувствовал, что увижу жену и семью живыми только если доберусь до деревни пешком.  

Наверное, я сошел с ума.  

Переночевал в каком-то мотеле, которому посчастливилось уцелеть. Никого из людей там, естественно, не было. Спал в номере с водяной кроватью. Классная штука! Мне снились бомбы, точнее ливень из бомб, который без остановок сыпал снаряды на наши города и земли. Это был долгий, очень долгий дождь, сопровождавшийся бесконечным грохотом. Я проснулся на рассвете, снова съел что то из взятого на заправке и продолжил путь. Машин стало меньше, трупов вокруг – больше.  

Надежда...  

Она горела во мне огнем, гнала вперед, к цели. И вот я на этой знакомой мне с раннего возраста дороге, иду к деревенскому домику, в котором жила моя семья. Жила? Может, они еще живы? Зачем я иду туда, если в глубине души знаю, что живых там нет. Им неоткуда взять бомбоубежище, а судя по тому, что я видел вокруг себя – я ошибся, когда говорил о том, что ударяли только по городам.  

О нет.  

Воронки были везде. Абсолютно везде. Я даже не знал, как вообще можно было скидывать бомбы в таком количестве? Какие то новые технологии или самолеты? Не знаю. Пока я придавался воспоминаниям, мой путь почти завершился. Я увидел рощу, поворот к нашему домику – дорога шла через лес. Осталось совсем чуть чуть, всего полтора километра. Эти полтора километра я бежал, сбросив все вещи, что взял на заправке – рюкзак с остатками еды и фонарик, что прихватил там же. Ветер дул в лицо, но не останавливал, а, наоборот, придавал все больше сил. Вот он, наш дом, цел, невредим! Хотя, постойте ка... Это дом Джонсонов. А наш...  

Я остановился и упал на колени. От нашего красивого дома не осталось ничего – похоже, бомба ударила точно в него, взорвавшись внутри и разметав щепки по округе. Стоя на коленях, я заплакал, схватив голову руками. Какая к черту надежда, на что? О чем я думал, Господи, зачем пришел сюда? Нет, Нет, нужно убедиться, вдруг они спасли, вдруг им удалось... Эти мысли были ужасно глупы с моей стороны, но я, тем не менее, побежал к развалинам дома.  

Я проходил там с час времени, находя какие то вещи из прошлого, рамки фотографий, украшения Селины. Я подбирал их, плакал над ними и шел дальше, как будто пытаясь оросить своими слезами все, что найду. Но тут я увидел листок бумаги. Он лежал под большой доской, был весь в разводах от влаги. Поднял его. Красивый ровный почерк Селины (едва читаемый на затертой и пожелтевшей бумаге) сообщал мне:  

"Дорогой Йен, я продолжаю надеяться, что ты выживешь. В новостях говорят, что началась бомбардировка крупных городов. Я пыталась связаться с тобой, но твой телефон был выключен. Дорогой... Если ты жив, я знаю, ты придешь сюда. Я оставлю эту записку на холодильнике, надеюсь, бомба не ударит в наш дом...  

Джонсоны оказались теми еще хитрецами, Йен. Корг Джонсон, этот чертов вояка, оказывается, сделал у них в подвале бомбоубежище! Представляешь, Йен! Настоящее, с ресурсом использования целых три года; Корг говорит, что после этого можно будет попробовать показаться на поверхность! Он прибежал к нам вскоре после новостей и мы, похватав все ценное, бежим к нему. Все, мама зовет меня, мы уходим. Я знаю, Йен, знаю, что ты придешь сюда, если выживешь. Я надеюсь, ты выживешь".  

Письмо я дочитывал на бегу к дому Джонсонов. Я ворвался в незапертую дверь, спустился в подвал и увидел огромный бетонно-металлический люк в полу. Обливаясь слезами, я стал стучать в него, сначала кулаками, а затем какой то деревяшкой подвернувшейся под руку. Не знаю, как долго я долбил в люк, но через какое то время снизу послышался шум – словно кто то поднимается по лестнице. Я слез с люка и замер. Крышка с грохотом открылась. Я увидел Корга Джонсона с ружьем на перевес. Он смотрел на меня, широко раскрыв глаза и приоткрыв рот.  

– Селина! – бросил он кому то вниз, куда вела лестница. – Кажется, это Йен! И... Он жив, черт меня дери!  

– Селина... – Прошептал я.  

Кажется, мои надежды были не напрасны.