Мишкино солнце

1 ГЛАВА  

Весеннее утро. Из радиотранслятора, висевшего на стене, раздавался военный марш.  

Небольшая комната была заставлена старой, довоенной мебелью. Как в музее. Прямо перед окном стоял огромный дубовый стол, Занимая четверть этой комнаты. В углу такой же, массивный дубовый шкаф. А у стен, два больших, обшитых черной кожей, кресла.  

На открытой двери шкафа висел парадный генеральский мундир, с ярко начищенными пуговицами, и множеством медалей на нагрудной части кителя. По ним было понятно, что хозяин этих наград прошел в своей жизни много тяжелых, военных верст.  

Седой дед, сидевший в кресле, кивал головой в такт музыки, и смотрел в открытое окно, на теплое, весеннее солнце, думая о чем-то о своем. Праздничный день еще только начинался.  

В комнату, без стука, быстро забежала маленькая девочка, лет шести от роду, и подбежав к старику стала теребить его за руку, быстро-быстро говоря ему. — Деда! Ну деда! Переодевайся! Мама с папой уже ждут. Праздник же. Девятое мая! Пойдем быстрей на площадь. — и забравшись к нему на колени, обняла его. — Ну дедушка.  

— Иду София, иду. — и улыбнулся внучке. — Иди к маме. Я сейчас переоденусь и выйду. Хорошо Софа?  

— Хорошо дедушка, хорошо! — девочка чмокнула деда в щеку и выбежала из комнаты.  

Старик встал с кресла и подошел к шкафу, где висел генеральский мундир.  

Посмотрел на награды, и провел по ним рукой. На одной медали, которая висела сразу же за наградой «за воинскую доблесть» его взгляд остановился, и он поднял ее на ладони. Посмотрел, что-то вспомнил, и скупо улыбнулся. Это была первая его боевая награда. И, наверное, самая дорогая. Самая значимая, в его жизни боевого офицера. Награда, которая определила его будущее.  

Потом было много. Корея. Египет. Остров Даманский, и еще… там, где нужны были его знания, его доблесть. Но эта была первая.  

— Ну дедушка! — внучка уже одетая, опять быстро забежала в комнату, и увидев, что старик еще не одетый, насупила брови. — Мы уже идем. — подошла поближе. — Что там написано? — и посмотрела на медаль, которую дед держал в ладони.  

Старик секунду промолчал, и отпустил награду из руки. — Партизану Отечественной войны написано там внучка! — И вновь посмотрев на медаль, повторил задумчиво, выделяя каждое слово — Партизану. Отечественной. Войны.  

***  

Летний июньский день перевалил за середину. Солнце стояло высоко. И нещадно палило, как бы желая сжечь всё вокруг.  

Воздух, как будто плавился от зноя. Но птицы, словно бы радуясь солнышку, громко щебетали, воспевая красоту окружающего мира, не собираясь умолкать, чтобы не спугнуть приход этого волшебного летнего дня…  

Мишка, подросток двенадцати лет, в мокрой одежде, тяжело дыша, лежал на кочке, на краю громадного болота. Он лихорадочно думал, что же делать дальше? Возвращаться назад никак нельзя. Хотя лай преследующих его немецких овчарок становился всё глуше и глуше, пропадая в лесу, окружающем эту трясину. Видимо, ищейки потеряли след. Но кто знает? Вдруг будут ждать, когда он вернётся обратно?  

Два дня назад фашисты согнали всю молодёжь на край посёлка, и местный полицай Антип объявил об их отправке в Германию. На работы. Перед погрузкой в теплушки их закрыли в сарае.  

Ночью старшие ребята выломали ворота, и все убежали в разные стороны.  

Вместе с Мишкой в лесу были ещё двое мальчишек, Славка и Игорь. Но когда они услышали лай овчарок, видимо преследующих ребят, то решили разбежаться, чтобы легче было уйти от погони.  

Так Мишка и оказался на краю болота.  

Идти вперёд было страшно. Болото считалось непроходимым. Это Мишка знал точно. Местные приходили сюда за клюквой, когда ещё не было войны. А вглубь никто не забирался. Не говоря уж о том, чтобы пройти по болоту хотя бы до середины, где был маленький островок с растущими на нём высокими соснами.  

Хотя нет. По разговорам среди местных, дядя Илья, здешний лесник, проходил это болото. Знал якобы он одну тропинку, если её можно так назвать, среди кочек и мочажин, глубоких ям со стоячей водой, скрытых зелёным мхом и травой.  

Ребята говорили, что даже внук его, Филипп, был на этом острове. Правда, сам мальчишка об этом друзьям не рассказывал. Видно, ему запретили или просто не хотел врать. Да и пусть.  

Мишка улёгся на траву, перевернулся на спину и подставил лицо под горячие лучи солнца. «Что делать дальше? » — подумал он и присел. Но вставать в полный рост не стал, опасаясь быть замеченным. Через минуту понял, что поступил правильно. Вдалеке раздалась длинная автоматная очередь. И словно по чьей-то команде там, в глубине леса, началась перестрелка.  

Мишка опять лёг на кочку, но стал внимательно смотреть уже не в сторону болота, а в сторону леса. Страха не было. Он был сосредоточен, что было не удивительно для его возраста. Видно война заставляет их, детей, рано взрослеть, развивая в них те качества, к которым некоторые взрослые, идут всю свою долгую жизнь. Но не всем это дано.  

Автоматные очереди внезапно прекратились. Наступила тишина.  

«Что там могло быть? » — паренёк зябко повёл плечами. «Может быть, партизаны? Наши-то все без оружия.  

Говорят же, что где-то в этих местах отряд партизан есть. Значит, скорее всего этот отряд и столкнулся с карателями. И что тогда? Назад я всё равно не пойду. Это верная гибель. » — Миша подтянулся на локтях и с досадой отметил, что ноги его по самые колени утонули в воде. — «Ладно. Выжду время, обсохну. »  

Вдалеке опять раздался злобный лай собак. И судя по приближающему лаю, бежали они к кромке болота.  

Тогда Мишка принял решение идти вперёд, к острову. Иного пути не было. Если его поймают, на его юный возраст никто смотреть не будет. Это не остановит фашистов. А об их жестокости уже все жители посёлка были наслышаны. Значит, надо уходить в сторону топи, не смотря ни на что. Это ему испытание.  

Самое трудное ‒ сделать первый шаг. В неизвестность. Но когда этот первый шаг сделан, приходит уверенность в правильности выбранного решения, отступают страх и сомнения. Остаётся только осознание того, что ты победишь.  

Мишка никогда не ходил по болоту, ну если не считать походы с дедом или бабулей за клюквой или морошкой, в изобилии росшими в здешних местах. И поэтому первый шаг сделал с некоторой опаской. При этом он вспомнил рассказы взрослых, как можно ходить по болоту, если вдруг придётся это делать.  

Главное не торопиться. Да. Не торопиться? Это уже под вопросом. Собаки лаяли всё ближе и ближе. Значит, не торопиться, но это не для сегодняшнего дня. Сегодня надо быстрей.  

Первый шаг был неудачным. Мальчик провалился в воду по пояс, но почувствовав под ногой относительно твёрдое место, оттолкнулся и ухватился руками за кочку, стоявшую впереди. Подтянулся и лёг на неё животом. Рукой нащупал свою холщовую сумку, которую взял из дома, и подтянул её к себе.  

Снова осмотрелся, встал на ноги и пошёл вперёд, аккуратно, но быстро, внимательно оглядывая топь, обращая внимание на цвет мха и травы. Как учил дедушка, если они сочные и яркие, под ними может быть трясина… Если такие попадались на пути, Мишка их обходил. Поэтому беды пока не случалось.  

Пройдя по болоту метров триста и порядком умаявшись, мальчишка оглянулся назад. В сторону, откуда он начал свой поход. И вовремя.  

На кочку, где недавно лежал Миша, выскочила чёрная громадная овчарка и громко залаяла. Словно сообщая своим сопровождающим. — Я нашла его! Вот он! Бежит по болоту! Почти рядом! Идите сюда! Я его вижу!  

Мишка быстро положил сумку на мох и, держась за кочку, погрузился в воду, оставив на поверхности воды только голову. Даже не голову, а только нос и глаза.  

— Мамочка, — прошептал он, посмотрев на белое горячее солнце. — Отгони эту собаку, — вспомнил и представил свою дорогую мамочку, которая всегда помогала ему. Которая учила его. Которую он любил и которая любила его. И он был уверен, что только она поможет. Хоть и не рядом. Что только она спасёт его. — Мамочка.  

Он не видел, что творилось на кочке перед болотом. Он только понял, что собачий лай замолк и с ужасом стал ждать овчарку, которая, наверное, уже бежала к нему по болоту. Так прошло минут пять. Но вокруг стояла тишина.  

Держась за кочку, он медленно подтянулся и увидел удалявшуюся фигуру в серой шинели, держащую на длинном поводке овчарку.  

Мишка выдохнул, выждал ещё минут десять и, взяв сумку, осторожно, пригибаясь, побрёл дальше по страшному болоту. Время от времени он проваливался по пояс в тёмную торфяную жижу. Глазами искал спасительные кочки, усыпанные клюквой и помогающие идти верным путём, по направлению к острову.  

Наконец, закончилось это тяжёлое испытание на прочность силы и характера юнца, сделавшего то, что, наверное, и некоторым взрослым было не под силу. Мишка добрёл по злой болотине к краю острова и упал без сил на твёрдую землю.  

Солнце уже не светило так ярко и стало скатываться к западу, но было ещё ярким и горячим.  

Мишка перевернулся на спину. Слушая стрёкот кузнечиков, раздававшийся в невысокой траве на острове, грустно улыбнулся своим невесёлым мыслям…  

Когда началась эта проклятая война, ему было одиннадцать лет. Он окончил пятый класс и со своими друзьями из посёлка отдыхал по путёвке в пионерском лагере, недалеко от районного центра на берегу красивейшего озера.  

Пионерский лагерь, был в некотором роде спортивным. Или, скорее всего, спортивный режим старались поддерживать в нём старшие ребята-вожатые, молодые рабочие Ленинградского завода. А юным пионерам, это нравилось, и они старались соблюдать дисциплину, выполняли поставленные перед ними задачи.  

Лагерь был ориентирован и на физическую подготовку, и на военно-спортивную. Пионеры занимались спортом ходили в туристические походы, участвовали в состязаниях, в общем жили интересно и насыщенно.  

Была у них и работа которую они выполняли на пятёрку, ездили в соседний колхоз, на поля.  

Ну а потом, после работы, отдыхали у костра, играли. В общем наслаждались жизнью.  

Но вот наступил этот трагический день, 22 июня. Война. И лагерь стали эвакуировать в город. Местные ребята, Мишка с друзьями, ушли домой, а не уехали с лагерем, не предполагая, какие страшные страницы жизни им придётся перелистать в эти страшные годы войны…  

Внезапно в небе раздался гул приближающегося самолёта, и Мишка, открыв глаза, увидел, что по курсу острова летит самолёт, так низко, что мог заметить лежащего на земле подростка.  

Мальчик быстро вскочил, насколько позволяло натруженное переходом тело, и юркнул в кусты, недалеко от берега. И притаился там, словно слившись с травой. Самолёт, судя по звуку мотора, был не наш. Мишка, за этот год войны уже научился по гулу мотора определять, кому принадлежит воздушное судно. Или родной Красной армии, или фашистам, которые подло, без объявления войны, напали на его родную страну.  

Тем более он уже не раз видел, те армады фашистских бомбардировщиков, которые летели бомбить Ленинград. Слышал надрывный рёв их моторов. Помнил, как всё небо было в крестах. И было от них, от этих крестов, не спрятаться. Никуда.  

Даже бой один раз видел. Нашего И-16 с немецким самолётом. Жестокий бой. Немец не бегал от нашего лётчика. И, наверное, посильнее был. Стрелял напропалую из пулемётов, пока наш самолёт не загорелся. А потом, кружа вокруг, провожал падающую машину до земли. Только ошибся он в характере нашего лётчика. Не в землю сырую он врезался, а в колонну фашистских машин, стоящих на въезде в посёлок. Много врагов похоронил.  

Немцы к этому месту долго никого не подпускали. А ребята ночью договорились туда пробраться. Но дядя Миша, учитель Михаил Евграфович, строго-настрого запретил это делать. Откуда узнал только? Наверное, Василёк, внук его, рассказал, что мальчишки собрались делать.  

Самолёт пролетел очень низко, чуть в стороне от кустов, где лежал Мишка. По звуку мотора он понял, что, видимо тот начал делать разворот, для продолжения поиска кого-то или чего-то. Мишка сильнее вжался в землю, словно она, земля, могла спрятать его, растворить в себе. Конечно же, нет. Но инстинкт самосохранения заставлял делать именно это и ждать.  

Немецкий лётчик ас Ханс фон Нойтфилль, чистокровный аристократ из древнего германского рода, сидел за штурвалом Мессершмитта и зорко оглядывал территорию, проплывающую внизу.  

Получен приказ командования разыскать место падения бомбардировщика из соседней эскадрильи, выведенного из строя тараном советского лётчика. Истребители, что сопровождали «бомберов», отметили, что экипаж «Дорнье-17» выпрыгнул с парашютами. Вот и надо было установить место для дальнейшей их эвакуации. Если живы, конечно, и на земле с ними ничего не случилось. Так как приземлялись они на болото, найти их можно было только при помощи разведки с самолёта.  

Нойтфилль покачал головой и зло подумал: «Что за люди эти русские? Жизнь для них ничего не стоит. Горит самолёт… так прыгай! Каждый немец это бы сделал. А эти нет. Горящую машину …и на таран. Никогда не пойму психологию этих людей. Никогда, » — он посмотрел на приборы. — «Нет! Надо взять правее. Солнце прямо по курсу. В глаза. Не видно ничего. » — И накренив истребитель, пошёл на разворот.  

Боевое судно на небольшой скорости, почти прижимаясь к верхушкам сосен, растущих на острове, сделало пять кругов, изучая местность, и то ли ничего не найдя, то ли наоборот, набрало высоту и, включив форсажный режим, с рёвом полетело в сторону посёлка.  

Мишка встал на ноги и посмотрел на солнце. — «Солнышко! Он не увидел меня! Это ты ослепило его! Спасибо тебе! » — Отряхнув траву с мокрой одежды, внимательно посмотрел по сторонам. — «Надо обсушиться. Скоро вечер. Ночью в мокрой одежде будет студёно. Хоть и лето. Переночую, осмотрю остров и решу, что делать дальше. А впрочем, чего решать. Обратно не пойду, это точно. Значит, надо будет идти вперёд. Опять по болоту. Но, как говорят знающие люди, если прошел полдороги, то вторую половину ты точно осилишь, » — раздумывал вслух мальчишка, чтобы хоть как-то разбавить свое одиночество и отогнать страх перед неизвестностью.  

— «Сначала надо маленько покушать, » — нагнувшись, он поднял свою холщовую сумку, промокшую насквозь. В ней собранные мамой в дорогу лежали завернутые в домотканое полотенце кусок хлеба и ещё две сваренные в кожуре картофелины.  

Пошарив рукой в сумке, Мишка вытащил полотенце и положил его на землю рядом с собой. Следующим, что он хотел достать, был хлеб. Но от воды краюха превратилась в раскисшую хлебную кашу, размазанную по стенкам сумки, и к употреблению была негодна. Только две картофелины сильно от воды не пострадали, и ими можно было утолить голод.  

Мальчишка с сожалением собрал промокший хлеб в ладонь и, отжав воду, положил на траву. Проделав это несколько раз, он набрал вполне приличную кучку. — «И картошка ещё. На сегодня хватит, » — подумал он, и перед тем как поесть, решил обсушится. Тем более солнце ещё хорошо грело.  

Ловко скинув с себя одежду и разложив её на траве, Мишка присел на землю и стал чистить картошку. — «Надо остров обойти, » — подумал он, прислушиваясь. — «Место для ночлега выбрать. Да еловых лап наломать. На земле, хоть и лето, студёно спать. » — И шмыгнув носом, опять поглядел на болото откуда только что пришёл. — «Кого же немцы искали с собаками? Меня? Да. Наверное. Да и не только меня. Всех искали. Здесь они меня вряд ли достанут. Но сидеть вечно на этом острове я не смогу. Еды нет. Тёплых вещей тоже. Огня нечем добыть. Значит надо идти вперёд. Пересечь вторую половину болота. С той стороны до войны, кажется, были торфоразработки. Кого-нибудь найду, » — рассуждал Мишка, двенадцатилетний, но сильно повзрослевший за прошедший год войны пацан.  

Под эти невесёлые мысли опять накатила усталость, и подросток, так ничего и не съевший, провалился в сон. Не детский безмятежный и счастливый, а тревожный и беспокойный от прошедших недавно событий.  

А солнце? Солнце светило ослепительно и свободно, поддерживая эффект жаркого лета. И золотые лучи его, растворяя синеву воздуха, били в янтарные стволы сосен, рвущихся вверх.  

Поспал Мишка недолго, около часа. Поднявшись с земли, подошёл к разложенной на траве одежде, стал одеваться. — «Немного подсохла одежда. Хорошо. Теперь осмотрим остров. Надо убедиться, что на нём больше никого нет. А потом посмотрю, куда дальше идти по болоту. »  

Подросток сделал шаг вперёд, внимательно глядя по сторонам и под ноги. Никаких признаков, что на острове кто-то есть, не было.  

Скоро он вышел на противоположный край острова, и бросив взгляд на топь, стремительно нырнул в кусты.  

Из топи болота, метрах в пятидесяти от берега, над кочками торчал громадный двухкилевой хвост со свастикой. Вокруг валялись большие металлические части, видимо, от самолёта, потерпевшего крушение. И больше никого. Только немое железо, да метрах в десяти, грязный, рваный парашют, который словно одеяло раскинулся по болоту.  

Мишка затаился, не зная, что делать. Встретиться с фашистами на острове совсем не хотелось. Он обернулся назад, услышав какой-то шорох. Но никого не обнаружил. Видно, ветерок вызвал этот шум. И подросток решил не показываться, пока не станет ясно, что опасности нет.  

Пролежав ещё минут двадцать в кустах, мальчик решил подняться. — «Будь что будет. Не век же мне здесь лежать. Если на острове есть ещё кто-то, долго я прятаться не смогу. Найдут всё равно. » — Мишке захотелось бежать, если б смог, прямо по болоту. Но это было невозможно. — «Вот кого самолёт искал, » — догадался он. — «Если фашист на самолёте, облетая остров, увидел разбитый бомбардировщик, значит… А что значит? Ну, увидел. Сюда они не пройдут. Сюда никто не пройдёт. Увидел фашист разбитый самолёт. Увидел, что живых нет. Доложит. А с чего это я взял, что живых нет? — и ещё раз внимательно посмотрев в сторону торчавшего из топи хвоста с намалёванной на нем свастикой, тихо, стараясь не шуметь, пошёл в глубь острова.  

Как Мишка и предполагал, остров был небольшой, что очень удивило его. Как посреди этой дьявольской топи, появился этот удивительный оазис? С твёрдой, местами песчаной почвой и высокими, почти корабельными, красивыми соснами, чьи макушки как будто касались неба.  

А воздух этого острова, пропитанный янтарными смолами, и радостное пение птиц, и солнце, ласково греющее этот воздух, напрочь отогнали страх и тревогу и принесли только положительные эмоции. Которые в данной ситуации были обманчивы.  

Осторожно, зорко оглядывая всё вокруг, мальчик осмотрел остров, но чьих-либо следов присутствия на нём не обнаружил. И даже обрадовался, что он на острове один. А значит, есть время, чтобы и хорошо отдохнуть, и хоть как-то подготовиться к дальнейшему пути.  

Выйдя ещё раз к тому месту, откуда он наблюдал за разбитым самолётом, встал на край болота и определил примерное расстояние до него. — «Метров пятьдесят. Может, попробовать пройти до него? » — задал он сам себе вопрос и сам же ответил. — «Надо идти к самолёту. А вдруг что-то найду? Хотя, что я могу там найти? Нет. Не пойду. Нечего в болоте зря купаться. »  

Он посмотрел налево, куда собирался идти через топь, к тому лесу, который высился над болотиной примерно в километре от острова. По всей вероятности, там была твёрдая земля, и скорее всего какая-нибудь деревенька. А самое главное, там было спасение.  

Но впрочем, какое спасение? И от чего? И там, на той твёрдой земле, и в той неизвестной деревеньке, везде, в каждом метре, была война. Была та ужасная трагедия, которая пришла в каждый дом его Родины. И Мишка это понимал. Шёл второй год войны.  

Покачав головой, словно согласившись со своим мыслями, он вернулся к тому месту где, по выходу из болота, сушил свою одежду, по пути обрывая с молодых ёлок лапник, для устройства постели.  

Солнце медленно опускалось к закату, уступая дорогу белой ленинградской ночи…  

Утром Мишка проснулся, внимательно осмотрелся и подобрал с земли высохший, видимо, ветром сбитый с сосны небольшой прямой сук. Очистил его от веток, смастерил небольшую, но крепкую слегу и пошёл к краю острова, к месту падения фашистского самолёта.  

На краю болота скинул с себя всю одежду, кроме ботинок, чтобы ненароком не поранить ноги, и шагнул в топь. По направлению к хвосту самолёта и грязному, раскиданному парашюту.  

Дорога в эти пятьдесят метров была не очень сложной. И Мишка даже удивился, не подозревая, что его ещё ждёт впереди. — «Интересно, » — подумал он, осторожно ступая по болотным кочкам и обходя мочажины, топкие впадины с застойной водой. — «Здесь не так топко. Вот и остатки самолёта. »  

Подросток остановился и стал осматриваться. Но к хвосту не пошёл, увидев, что тот торчит из заросшей пушицей трясины. Окинув взглядом остатки самолёта, направился к парашюту. Показалось, как будто там что-то скрывается. И не ошибся.  

Рядом с белой тканью парашюта лежал немец, наполовину погрузившийся в воду и, мертвый. На нём был жёлтый комбинезон с множеством карманов на молнии, поверх которого был спасательный жилет. На голове лётный шлем из жёлто-коричневого материала был пробит сбоку и измазан кровью.  

— «Вот и лётчик. Видно, его и искали. » — Мишка не разбирался в марках самолётов и поэтому не знал, что экипаж упавшего «бомбера» состоял из четырёх человек. Но ему было достаточно и этого одного. Прекратившего своё наступление. Бесславно. В болоте.  

Оглядев лётчика, Мишка увидел, что во внутреннем кармане комбинезона что-то лежит.  

Пересилив отвращение, он нагнулся над немцем и, расстегнув молнию, достал пистолет. — «Оружие. » — Он повертел в руках находку и уже собрался кинуть его в болото. Но передумал и сунул пистолет в свою холщовую сумку. — «Ладно. Пусть лежит пока здесь. Посмотрим дальше. Может, что нужное найду, » — и стал расстёгивать в поисках трофеев карманы на жёлтом комбинезоне.  

В одном из них он нашёл многопредметный складной нож, в другом – круглую плоскую жестяную банку и маленькое карманное зеркальце.  

Открыв банку, он с удивлением увидел в ней шоколад. А повертев зеркальце в руке, усмехнулся. — «Чего он его с собой носит? ». Но не выкинул зеркальце, а вместе с ножом и банкой шоколада положил в сумку, к пистолету. Закончив поиски трофеев, Мишка, ещё раз поморщившись, бросил взгляд на лётчика и, нагнувшись к яме с водой, долго полоскал в ней руки. Затем подхватил свою сосновую слегу и пошёл обратно к острову.  

На острове скоро оделся, закинул на плечо сумку и, взяв сосновую палку, на минуту остановился, чтобы продолжить свой путь по болоту. К неизвестной деревне.