Советник

Он сразу стал меня раздражать. Правильно говорит, логично  

излагает. Терпеть таких не могу. Но по порядку.  

Получил вызов на сборный пункт. Война против Шматландии идет  

не первый месяц. Мобилизация объявлена. Рамки определены.  

Попадаю.  

Как туда не хочется. На чужую землю. Где каждый захочет убить  

тебя, как врага.  

Государство решило воевать. Власть решила воевать. Только я не  

хочу воевать. Что из этого следует?  

Бежать в цивилизацию? Бегство у нас, во Всеславии, само по себе  

позорно. Как трусость. С детства учат не избегать драки. Быть  

побитым считается лучше, чем сбежавшим. Общественный позор  

на нас сильно действует. Достанут не только тебя, но и всех родственников.  

Моральные мучения будут велики. На лбу неосознанно вылезет метка  

второго сорта.  

А ждут ли меня в цивилизации? Сомневаюсь. Мытье машин. Уборка  

улиц. Подсобная работа. Не могу.  

Бегать по стране, меняя документы? Я не профессиональный  

преступник, знакомый с тайной жизнью. Поймают. Посадят. Опять всем  

позор, за уголовника в роду.  

Публично отказаться? Объявить себя узником совести? Не поверят.  

Скажут, где раньше была твоя совесть, пока вызов не пришел? И посадят,  

как уклониста от защиты государства.  

В таком душевном раздрае я прибыл на предварительную беседу  

в сборный пункт. У нас, сперва, публично беседуют, а на следующий день  

сам решаешь, воевать идти или в тюрьму садиться. Не придешь,  

начнут охоту компетентные органы. Они это, страсть, как любят. За  

поимку уклониста идет учет, как за раскрытие преступления. Весело  

и безопасно. С азартом и огоньком. Родственникам, опять же, все  

нервы измотают.  

Концертный зал сборного пункта заполнен до отказа. Начальник  

представил выступающего, как советника по общественным отношениям.  

Тот поблагодарил за представление, публично поздоровался и начал.  

– Вам предстоит нелегкий день выбора, поэтому не стану тратить  

время понапрасну, объясняя в чем причина и смысл нынешней войны, -  

говорил он уверенно и четко, – В вашей судьбе это ничего не изменит.  

Но о том, какие последствия нас ждут в случае поражения в войне,  

понять стоит. Унижение, нищета, голод…  

И стал расписывать последствия во всей красе. Зубы со злости  

сводило слушать его. Давил логикой неумолимо. Выбора не лишал,  

только, не желающие воевать, выходили по ней сущими негодяями,  

мерзкой падалью.  

Выступление вышло кратким, но значительным. Угрюмые будущие  

воины расходились по домам. Советник не спешил уходить, словно,  

чувствовал эффект от выступления и наслаждался результатом. И я не  

спешил, со злостью ловя его взгляд. Он давно обратил на меня внимание,  

но вида не показывал. Наконец, мы остались одни в зале.  

– Подойдите, – предложил он, на мгновение опередив мое стремление,  

и так это сделать.  

– Спрашивайте, – произнес, когда я подошел.  

– Как быть, если любовь к стране, где родился, вырос и живешь  

не совпадает с уважением к государству, которое тобой управляет? -  

неплохой получился вопрос.  

– Вы сознаете себя гражданином своего государства? – задал он  

встречный.  

– Гражданином страны, – попытался поправить я.  

– Неверно, – отсек он, – Родной стране гражданство безразлично,  

а государству, – нет. Повторяю, сознаете себя гражданином государства?  

– Да, – пришлось согласиться.  

– Политика государства, в том числе война, для Вас неприемлема?  

– Да, – я постарался вложить в ответ всю злость, накопившуюся  

внутри к этому неумолимому логику, отправляющему таких, как я, в  

мясорубку.  

– Вам стыдно за действия государства? – неожиданно сменил он  

направление мысли.  

– Да, – но прежней уверенности не было, почувствовал подвох.  

– Это хорошо, – внезапно отпустил пружину разговора собеседник, -  

Но гражданство кое к чему обязывает, – добавил он.  

– Защищать интересы государства, какими бы они не были, – я  

так и нарывался на драку.  

– Нет, – удивил советник, – Делить с государством все его беды,  

как естественные, так и вызванные ошибками власти.  

– Разделить войну, как беду? – догадался я.  

– Причем там, где укажет государство, что с уважением с Вашей  

стороны, что без уважения, – подвел он итог, – На поле боя.  

– Значит, от каждого из нас требуется разделить, и только, – теперь  

до меня стало доходить.  

– Верно, – вздохнул он, – Все остальное по Вашему усмотрению.  

Я лишь согласно кивнул и вышел. Он дал мне совет. Недаром,  

советник.  

Два года спустя, пришел вызов в общественный комитет по  

расследованию преступлений государства. Многое изменилось за два года.  

Я был на войне. Недолго. Один бой. Вернулся. Помог мне тот совет.  

А год спустя, государство, внезапно, рухнуло. За пять дней.  

Вначале, отказалась воевать армия. Затем, компетентные структуры  

не выполнили приказ о ее разоружении. Улицы и площади наполнились  

людьми, которым никто не мешал протестовать. Органы местной власти  

вспомнили, что они часть народа и призвали лидера уйти. Он бы и  

хотел, но не смог, ближний круг не позволил. Создали комитет спасения  

и арестовали лидера, чтобы передать объединенной комиссии цивилизации.  

Комиссия цивилизации прибыла не одна, а с контингентом миротворцев.  

Она приняла на руки лидера, а затем арестовала весь комитет,  

руководство компетентных органов, командование армии, представителей  

местной власти. Вместе с ней прибыли бывшие противники  

государства, получившие власть под гарантии доверия. Из заключения  

вернулись узники совести, тоже вознесенные вверх. Всем гражданам были  

обещаны мир и процветание.  

Мир наступил. С процветанием оказалось сложнее. Нужно было  

выплачивать старые долги, особенно компенсации шматландцам за  

разрушения. Всем пришлось пройти процесс покаяния и отречения  

от прошлого. Прошли, но жить с каждым месяцем становилось все труднее.  

Система социальных гарантий рухнула. Новая власть сообщила, что  

весь бюджет уходит на компенсации и восстановление Шматландии, и каждый  

пусть выживает, как может. Приходилось крутиться, искать заработок.  

Постоянной работы не было.  

Только охов, вздохов и комментариев не надо. У нас, во Всеславии,  

о подробностях личной жизни говорить не принято. Но, если так интересно,  

скажу кратко. Звать можете Славой, не ошибетесь. Лет мне двадцать пять.  

Родители в добром здравии. Есть сестра, на три года младше. Девушка  

есть. Остальное зависит от того, как в комитет схожу.  

Комитет занял здание бывшего сборного пункта. Армию нашему  

государству, теперь, запрещено иметь. Бывший кабинет начальника пункта.  

А встречает меня там… советник. Тот самый, что убедил на войну идти.  

Узнал меня, головой понимающе кивнул.  

– Догадываетесь, почему здесь? – спросил.  

– Из-за войны, – понял я.  

– Вы оказались с оружием на чужой территории, – терпеливо пояснил,  

огорченно вздыхая, – Это преступление. По формальному признаку. За сам  

факт. Карается шестью годами тюремного заключения.  

– И много таких, как я, – он опять стал раздражать.  

– Таких, как Вы, мало, – успокоил советник, – почти все, уже, на нарах.  

Немногие сумели меня понять.  

– Значит, я понял? – автоматически вылетел глупый вопрос.  

– Да, – одобрительно улыбнулся он, – Здесь подтверждают, что Вы  

мужественно вели себя в единственном бою, а там, что не убили ни одного  

человека. Данные обстоятельства аннулируют Вашу вину. Вы свободны.  

– Один вопрос, – ну, нельзя было удержаться, – Вам, хоть иногда,  

бывает стыдно?  

– Каждый день, – немедленно ответил он, словно, ожидал чего-то подобного, -  

Но иногда, удается спаси чью-то судьбу. Это облегчает мучения.  

– Разделяете боль государства? – злобы больше не было.  

– Как и Вы, – развел он руками на прощание  

Я вышел на свежий воздух. Было непривычно светло для вечера. Солнце,  

наконец, выглянуло из-за туч.  

Если ты гражданин, должен делить все беды своего государства. Он прав.  

Он два раза спасал мою судьбу. Но держаться от такого человека надо  

подальше. Третья встреча, точно, ничего хорошего не принесет.